Возможность

Город казался блеклым, блеклым и пыльным, забивающим рот душным туманным привкусом. Словно воздух не попадал в легкие, сожранный какой-то тварью, сидящей в его груди. Шинджи не знал, что это за тварь - претендентов было достаточно. Им всем тяжело давалось переселение в Генсей. Мир людей манил и вместе с тем он был не тем, слишком грязным, слишком суетливым. Если немного подумать, он не сильно отличался от Руконгая. От тех последних районов, в которых появился Шинджи сотню лет назад. И солнце на небе – столь же беспощадно-палящее, как и там. И жизнь человеческая так же почти ничего не стоит. Из тех же районов Шинджи привел мальчика, который едва мог стоять от голода из-за духовной силы. Мальчика, которого Шинджи сплавил в Академию и забыл, чтобы однажды взять к себе в лейтенанты. Был ли тварью поселившийся внутри пустой? Шинджи думал об этом, когда раздраженно отбрасывал перо, не справившись с ним потерявшими чувствительность пальцами. Когда видел следы слез на щеках Хиери и не мог ничего сказать из-за прерывающегося дыхания и дрожи в собственных руках. Каждая ночь – кошмар, в котором пустой молча смотрит из-за границ его подсознания, щурит за костяной маской дикие зеленовато-желтые глаза, скалит клыки в бесконечной насмешке. Каждое утро – панический страх перед зеркалом, страх увидеть голодные звериные глаза на собственном лице. Каждый визит к Киске – мучение, насилие над самим собой. Пустого надо подавить, взять под контроль, заставить сдаться, но пустые к подчинению не предрасположены. Особенно пустые, что родились почему-то внутри целого капитана. Пустой Шинджи, следуя традициям своей расы, хотел быть королем. Склониться перед шинигами его бы не заставила и угроза навсегда исчезнуть. Сколь бы ни был Шинджи силен… Киске зачем-то начал носить панамку, скрывая за ней добрую половину лица. Шинджи, кажется, догадывался – Киске тоже не нравилось смотреть в зеркало. Его голос был бодр до отвращения, но взгляд, который лишь изредка можно было уловить – тяжелый и лживый. Киске слишком хорошо свыкся со своей ролью, и Шинджи почти было противно. Сколь бы ни был Шинджи слаб, он снова и снова сражался с самим собой, с дикой, агрессивной, безумной частью собственного я. Он бил пустого, но боль отдавалась в собственном нутре, и саму его суть раздирали равнодушные звериные когти. Он кричал, до хрипа, и голос пустого вторил ему металлическим эхом. А Киске был рядом, он не сочувствовал, но молча вытаскивал из беспросветного дерьма. Сочувствие Шинджи не требовалось. Жесткий серьезный взгляд вместе с легкомысленной улыбкой – куда лучше. - Не выпьете чаю, Хирако-сан? – спрашивал Киске обычно после тренировки. И Шинджи соглашался: видеть остальных… вайзардов было тошно. - Если вы продолжите с таким же успехом, вам придется умереть, - шутил Киске дальше. Или не шутил, черт его знает. Шинджи в ответ скалился, словно собственный пустой, и думал, что смерти больше не боится. Его страх умереть остался там, на поляне, возле насмешливо улыбающегося Соскэ. Воспоминания ли о той ночи были тварью? Шинджи не знал. Ему бы хотелось понять. Ему не хотелось даже вспоминать. Киске сдерживал его все то время, пока Шинджи пытался покорить пустого. Интересно, что же его вынудило прийти на помощь? Пойти против Соскэ лишь с небольшой группой? Киске Айзена не напоминал ничуть и вместе с тем таил в себе ровно столько же искренности. Не его ли Хогиоку послужило всему причиной? - Мы с Айзеном-саном пришли к одной идее, но разными путями, - покачал Киске головой отрицательно. - Но ты не преминул изучить плоды его экспериментов, не так ли? – огрызался Шинджи. Киске молчал. - Ты его не остановил, - рычал Шинджи, не помня себя под наползающей на лицо маской. – Ты знал, но ничего не сделал, менос тебя дери, Киске! Киске молчал, и его Бенехиме не дрожала, отбивая удары чужого клинка. - Это твоя вина! – Шинджи не хотелось думать. Шинджи не хотелось чувствовать. Не хотелось существовать. Потому что вина на самом деле была его. Но Киске продолжал молчать. Молчать и сдерживать натиск, пока пустой однажды не покорился. Он отступил неожиданно и легко, отдавая Шинджи свою силу. Дышать стало легче, но лишь совсем немного. Был ли тварью Киске? Нет, ни в коем случае. Шинджи и сам не верил собственным словам, однако он испытывал благодарность. Его пустой оказался самым проблемным. Его надлом оказался самым глубоким. Его ненависть – самой сильной. Ненависть и была тем чувством, поселившимся глубоко в груди, не дающим существовать спокойно. Ненависть была его тварью, куда более опасной, чем пустой. Ненависть была… И был Киске. И в тяжелой непробиваемой беспомощности его присутствия оказалось достаточно. Шинджи учился заново практически всему. Сражаться с новой силой, призывать свою Саканадэ, попросту жить среди шумных и суетливых людей, мечущихся и ищущих что-то недостижимое. Не знающих еще, что после смерти, без оков тела, большинство из них ждут действительно тяжелые дни. Какой мир выстроит Айзен, если добьется своего? Что в нем изменится для обычных душ? Шинджи не заглядывал так далеко. Ему хотелось только уничтожить. Но однажды, в очередной раз задержавшись вечером, он задал этот вопрос Киске. - Какие интересные темы вы поднимаете, - помолчав, заметил ученый. – Мне кажется, что власть Айзена-сана интересует не так сильно, как он старается показать. Скорее всего, добившись своей цели, он отойдет от дел или начнет разрабатывать что-то новое. - Звучит, словно ты восхищаешься этим ублюдком, Киске, - хмыкнул Шинджи. - Ваши слова ранят меня в самую душу, - деланно возмутился Урахара. – Конечно же восхищаюсь, разве это не так очевидно? И вместе с тем надеюсь, что нам удастся его остановить. - Была бы возможность, - пробурчал Шинджи, склонившись над столом. Времени прошло всего ничего, а он уже устал. Они ничем не могли помочь оставшимся в Готэе. Могли бы – не стали: свежи были воспоминания о том, как их хотели уничтожить, словно отживших свое лабораторных крыс. Вот только бы перегрызть горло Соскэ удалось. - Возможности найдутся, - загадочно пообещал Киске. – Верите мне, Хирако-сан? Шинджи несколько секунд потратил на раздумья и решительно ответил: - Нет. - Яре-яре, нельзя же так прямо, - обиделся Урахара. Улыбка его сверкала лукавством. - Чего ты ожидал, Киске? Не полный же я идиот. - Вы отдалились от остальных вайзардов, - серьезно сказал Урахара. – Вы не выстоите в одиночку. - К чему ты ведешь, шляпья твоя душа? – Шинджи настороженно взглянул из-под челки. Волосы он остриг, но с челкой расстаться так и не сумел. Она была ему нужна так же, как и панамка Киске. - Вы найдете свои возможности. И ничего страшного не случится, если в процессе придется принять небольшую помощь. Действовать с кем-то заодно – полезное умение, Хирако-сан. Айзен-сан не похож на злодеев, какими их принято представлять. Он не будет себя вести так, как мы ожидаем. И герой, чтобы справиться с ним, тоже не будет типичным. - Хочешь сказать, герой – это я? Или ты? – лениво поинтересовался Шинджи. - Нет. Но мы поможем герою, - Киске поднял голову, в его лживых серых глазах светилась странная мудрость. – И знаете, что это значит, Хирако-сан? - Что же? - спросил Шинджи против своей воли. - У меня будет магазинчик сладостей! Товары от Урахары – самая большая скидка только для вас, Хирако-сан! – внезапно воскликнул Киске прямо в лицо Хирако. Тот, от неожиданности опрокинув чашку, проорал в ответ: - Иди ты к черту! Чтобы я еще раз поверил, что ты можешь быть серьезным? Да скорее Хиери сожрет собственные тапочки! - Ну вот, так куда лучше, чем унывать, - довольно заключил Урахара. Шинджи сплюнул и покинул помещение, зарекшись в нем появляться в следующее столетие. Конечно же, обещания себе он не сдержал.

***

- Паарни, у меня сын! Сынок! – бешено орал Ишшин, раскрасневшийся от алкоголя. Кенсей задумчиво хмыкнул и наполнил очередную пиалу. Он молчал, но в глазах и его, и остальных вайзардов появился живой блеск. Они не прекратили свое существование и нашли в себе силы идти дальше. Небо для Шинджи все еще серое, любимый джаз звучит надрывным хрипом. Он чувствовал, что от него осталось не так и много. Желание отомстить выжигает изнутри, не дает успокоиться. Каждого из вайзардов унизили и использовали, но предали только его. Ему не хочется находиться на этом празднике, в душной суете ресторана. Поэтому он выходит наружу, думая, что стоит развеяться. Или переключиться. Ему нужен Киске. Тишина его магазинчика и все то же сакэ, но вдвоем. Потому что Киске, он так же носит маску, скрывая под ней что-то действительно страшное, такое, что маска Шинжи просто не имеет значения. Ничто не имеет значения, Киске все равно остается собой, и это его притворство – самое настоящее, что вообще может быть. Когда их стало тянуть друг к другу? Неизвестно, возможно, с момента первой встречи. Быть может, с того дня, когда Киске вытащил вайзардов из сообщества душ. Или же во время совместных попыток подавить пустого Шинджи? Рядом с Киске ненависть отпускала, пусть и ненадолго, но возвращая способность жить. - Вставай, чертов придурок, - пропел Шинджи, вламываясь в магазинчик. Он был немного пьян – не до степени потери самоконтроля, но уже достаточно, чтобы заявиться посреди ночи с неясными целями. Растрепанный сонный Киске протрезвлению не способствовал. - Это вы, Хирако-сан? – зевая, поинтересовался он. - Да, это я, пришел за тобой, - Шинджи нагло ухмыльнулся, чувствуя, как его отпускает. Мудрость в серых глазах – она была сильнее ненависти. Шальной огонек где-то далеко даже за мудростью грел куда лучше сакэ. - Вы могли бы запомнить, что ночью магазины не работают, - пробормотал ученый, облокачиваясь на косяк всем телом. – Конечно, я обещал вам теплые объятья в любое время, но, быть может, сегодня Тессай меня заменит? - Иди к черту, - отозвался Шинджи привычно. Придвинулся поближе, втягивая Киске в поцелуй. Айзен подождет. Возможность быть с Киске здесь и сейчас – важнее.