Зачем создавать механизмы, Если жить дорога, как монеты? Отбрось ты те инструменты Гефеста дитя.
В минус три по Нью-Йоркскому климату в декабре пар вырывается от влажных губ белым облаком. Такое не редкость, в особенности зимой, но всё равно вызывает внутри тебя детское чувство, хоть тебе и четырнадцать, и тебе говорят вести себя по-взрослому. Что по большей части является скучным. Если перед тобой раз помахали паспортом в синем корешке, где, по мнению взрослых жирным написано НЕ ВЕДИ СЕБЯ ПО-ДЕТСКИ, ТЕБЕ УЖЕ 14!, то это ещё ничего не значит. Это не значит, что детство уходит в четырнадцать, это не значит, что надо создавать депрессивных людей. От депрессии люди могут покончить с собой - факт для взрослых. Поэтому Уайатт, сбежав по ступенькам дома на Верхнем Вест-Сайде, не сразу направился туда, куда он может опоздать. Он, запахнувшись в куртку, выдохнул изо рта облако пара, подставив к лицу руки, чуть согнув фаланги пальцев. Он ещё ребёнок, он далеко не взрослый. И его не должно волновать то, что он уже должен идти куда-то. Уайатту уже давно четырнадцать. Корешок своего паспорта он видит только в нескончаемых аэропортах. И больше он его не достаёт, ведь он знает, что ему четырнадцать, что его родной город Чикаго, и что его зовут Уайатт Олефф. Уайатт знает это всё давно, и ему незачем освежать свою память. Достать свой паспорт лишний раз - это то- же самое, что прокричать на весь Манхэттен о том, что ему, чёрт подери, четырнадцать и что он дофига и два кулька рядом, взрослый. Уайатту незачем паспорт, но он всё равно всегда его носит с собой, потому что так надо. Вот надо и всё, точка, тема закрыта ещё тогда, когда это брехню придумали. У парня мёрзнут руки,- он не собирается возвращаться домой за перчатками. В четырнадцать можно, даже если не нужно совершать ошибки. Поэтому Уайатт прячет руки в карманы и идёт дальше по улице.***
Верхний Вест-Сайд с улицами от 59 и до 110 является местом жительством для всех деятелей искусства. Ну и культуры. Но Уайатту всё равно казалось, что он не являются частью этого мира. Он актёр, да…, но чувство, что он здесь белая ворона не покидало его. Существовало что-то такое, что делало его другим в этом реальном мире. И Олефф надеялся, что это не из-за того, что он всю ночь читал книгу по мифологии, которая привлекла его своим корешком в библиотеке, на котором было «Мифы и легенды Древней Греции». В чём различие между мифами и легендами? Увы, Уайатт не знал этого, и считал, что эти два понятия,- одна стороны золотой карточки с фантазией создателя мифологии. Но прочитать парочку разделов в давно интересовавшей книге это не помешало. Мифы, легенды,- какая разница, чём она? Всё равно интересно. Уайатт бежит. Улицы проносятся, словно в калейдоскопе осколки окрашенного стекла. Уайатт, хоть и не должен никуда спешить, непонятно для себя бежит мимо улиц, быстрей приближая время перед камерой. Уайатт старался не пропускать никакие моменты в своей жизни - раз судьба преподносит всё, то остаётся только сфотографировать. И Уайатт пользуется этим, но ему всё равно кажется, что плёнка со временем растворяется в его голове. Он итак не помнит в деталях свой первый выход на камеру, лишь далёкие образы мелькают в памяти. Уайатту кажется, что все моменты жизни, запечатанные полароидом, стираются из его памяти. Стираются без остатка, до основания. Парень не знает из-за чего, и ему порой кажется, что они делают это специально. Словно у них давно существует программа: подвести обладателя. Или это из-за того, что что-то внутри Уайатта пытается предупредить парня, отщёлкивает от себя опасность. Щёлкает внутри непонятными звуками, а Уайатт игнорирует это, или просто не замечает странные ощущения на кончиках пальцев, и когда сердце быстро-быстро скачет в груди. Уайатт привык думать, что быстро трепещущие где-то внутри сердце - волнение, как это бывает в танцах, на самом первом выходе. Руки чуть подрагивают, а на сердце словно давит ткань костюма. Первые движения - напряг, крепко-крепко сжимаешь в своей руке руку партнёра, а дальше…, действия вырываются птицей с твоих рук, где когда-то подрагивали пальцы. Уайатт забегает за дом, когда он ощущает лихие удары собственного сердца, а руки подрагивают далеко не от минусовой температуры улицу. Была бы тут его мама, то обязательно бы вставила слово насчёт благополучных забытых дома перчаток. Краем глаза он улавливает название улицы, и на мятном прямоугольнике на минуту появляется «68 улица». Но Уайатт точно не знает, точно ли это, память, фотографии в голове стираются на раз-два. И ему кажется, что он пересёк 69-ую улицу, что ему делать не следовало, иначе он не попадёт на съёмочную площадку. Ему надо возвращаться, пока не поздно. А то точно опоздает, и ему может несдобровать Уайатту не хотелось поворачивать. Всё пошло наперекосяк ещё с момента, когда он завернул на 69-ую улицу. Ему сюда вообще не нужно было заворачивать, да и ещё - Уайатт тут впервые. Впервые пару минут мозг вообще не хотел соображать, будто тут - зона антимозгов. Слух отчаянно хватался за звон под ногами: Уайатт пинал гайки, гвозди. Они, сталкиваясь с боками, звенели, отлетая в разные стороны, сталкиваясь об стены, которые с каждым шагом сужались. Уайатт не был огромным фанатом механики, но знал основу на теорию. На практике - некогда. Он интересовался ею какое-то время, читал кучу книг. Но на практике не было шанса сделать что-либо. Но даже со стол малыми познаниями в сфере механике, Уайатт смог определить, что здесь либо разбирали кучу техники, либо тут где-то завод и рабочие время от времени устраивали себе «Кто дальше кинет гайку». Но когда Уайатт увидел валяющийся гаечный ключ, весь в саже, и, который оказался сломанным на половину, все теории выпали из его головы. То, что метал горячий, Уайатт понял сразу же, стоило коснуться инструмента. Парень шипел от боли, подушечки пальцев пульсировали, а на ключе остались пару углублений, отдалённо напоминающие пальцы. Понять, что тут что-то не так не составило бы труда даже самому отдалённому. Сердце Уайатта билось и билось, всё никак не хотело останавливаться. Вот он, тот момент, когда парню следовало обратить, наконец, на что-то своё внимание. Пора бы уже перестать, уже можно прекратить прятаться за вымыслов несуществующих строк. В этом переулке что-то происходит. Уайатт это понимает. Ведь не просто так тут валяются все эти инструменты, так ещё и наполовину в жидком состояние. Уайатт проверил ту гайку, на ботинке даже серебристый след остался, и парень не хочет его убирать, а то вдруг что-то да случиться с пальцами вновь. В последующем прибивание в переулке Уайатт понял, что опасность исходит от каждого уголка. Пусть тут и никого и не было, всё равно ощущалась некая сила, от которой хотелось убежать подальше и больше никогда не заходить в этот переулок, соединяющий две улицы, при этом создающий короткий путь. Может, другие люди тут не хотят из-за этого? Из-за чувства опасности? Может, это чувство появилось у парня от того, что тут могут обитать далеко не приличные люди Манхэттена? Какие-нибудь плохиши? Дальше проход поворачивал чуть левее, что говорит о том, что тут либо дома построены не так, как надо, либо тут стоят пару домов, которые создают какую-то картинку сверху. Уайатт был вынужден завернуть и прижаться спиной к стене, потому что перед его лицом пролетел какой-то объект, охваченным пламенем. Что-то опасное, и то, чего Уайатт не знал, делала его прогулку по неизвестному переулку ещё более захватывающей на его смерть. Зачем его вообще потянуло сюда пойти? Притянули гайки, до сих пор валяющиеся под ботинками, которые всполохнули что-то в душе парня? Ностальгия, да? А теперь умри от этой ностальгии, Уайатт Олефф, который заворачивает туда, куда ему не стоило. Уайатт не знал, что ему делать. Бежать отсюда, иначе его зашибёт второй снаряд, который мог быть специально направлен в сторону парня. Либо он останется стоять на месте, потому что летающий снаряд просто выбил его из реальности. Страх сковал тело парня, и он стоял на месте, хватаясь на кирпичную кладку стены. Парень ждал второго залпа непонятного объекта. И ему казалось, что чем больше он ждёт, тем меньше шанса того, что в него что-то прилетит. Не будет делать шаг - пожалуйста, оставайся живым, проблем нет. Сделает шаг в сторону – ну всё, тебе конец, готовься стать моей зубочисткой. Уайатт рефлексно закрывает руками голову, падая на землю в надежде, что если снаряд будет лететь, то он пронесётся у него над головой и врежется в стену заворачивающего переулка. Но снаряда всё не было, и парень уже уставал так сидеть. Ему бы хотелось поднять голову, но боялся неизвестно чего. Непонятный объект, пронёсшийся над головой парня, оказалась расплавленная голова робота. И довольно таки большая. Голова плавилась, шла на землю почти, что водопадами серебристой жидкости, а из области, к которой она крепилась к шее, торчали куча обгорелых проводов, искрящихся время от времени. Уайатт вдруг резко вспомнил одну из своих теорий, относительно этого места. Что тут разбирали роботов, поэтому и куча гаек валяются. Но если тут ТАК разбирают роботов, что аж пуляются горящими головами, то где тогда другие головы? Не могут же тут только одного робота так разломать. Или их тут убирают после завершения миссии? Да и навряд ли голову поджигают, прежде чем отправить в полёт. Скорее тут кто-то отбивался от робота, и снёс ему голову, а она уже в процессе полёта возгорелась. Да и кому отбиваться от роботов, которых частично не существует? А если и существует, то они находятся под наблюдением, ведь их создали исключительно для эксперимента. Уайатт на этот раз не решался прикоснуться к голове робота, боясь покалечить кожу себе. Кстати о коже. Уайатт только что осознал то, что при прикосновение к тому гаечному ключу, который был расплавлен хуже некуда, он ничего не получил себе. Только пульсацию на кончиках пальцев и всё. Даже для полной веры в это парень поднял свою руку. По законам всякой медицины его пальцы должны были получить хороший такой ожог, или же обгорелые подушечки пальцев. Но его кожа была абсолютно чиста и чуть порозовевшая от минусовой температуры. Уайатт не мог понять, почему такого не произошло с его кожей. В конце то концов, он же не может быть человеком антиожогом. К большому счастью Уайатта больше новогодних снарядов в этом переулке не намечалось. Но тот факт, что снаряд вылетел от туда, куда Уайатт как раз таки и собирался, весьма напрягал парня. Это говорило о том, что в конце его может поджидать что-то такое, от чего у его кровь будет стынуть в жилах. Откуда у него такие мысли? Да просто хватило одного пейзажа с летящий перед глазами головой, объятой в огне, так все позитивные мысли сразу же выветриваются из головы ветром. По мере приближения к концу переулка, парень стал улавливать непонятные звуки. Эти звуки напоминали чем-то движение робота, даже если не нескольких и чьи-то попытки что-либо сделать. «Жух, жух» перемешивались с непонятными вздохами и ахами. Так ещё и отчётливо слышалось, что будто бы кто-то долбит кулаком по тяжёлому. Уайатту не вселяло мысль, что там, в конце может быть кто-то в два раза сильней его, так ещё и с целой оравой роботов, особой такой радости. Ему бы повернуть назад, но некое любопытство, заставляющее всё ещё прибывать парня в этом переулке, уверенно не давала ему это сделать. Он потихоньку шёл к звукам, стараясь не создавать лишних звуков. Он пару раз чувствовал, как наступал ногами на горячие гайки. Он прям, чувствовал исходящее от них тепло своей ногой, но он упорно не мог произнести какого-либо звука, насколько ему было неприятно ощущать кожей слишком горячий предмет, который пусть и находится под твоим ботинком. Уайатт боялся, что эти гайки когда-то прожгут его ботинки, и ему не будет в чём ходить этой зимой. А этого ему не нужно было. Если говорить уж честно, то Уайатту всё равно уже на съёмочную площадку, на которую он уже успел опоздать. Да какая там съёмочная площадка, пусть там и снимали вторую часть «Стражей Галактики», когда тут происходит такое, что никогда в жизни не увидишь? Уайатт уже приблизился к самому важному, он это чувствовал. Жара тут стояла такая, что не расстегнуть куртку у него не получилось. Было такое чувство, что тут была котельная. Жарко было до такой степени, что Уайатт еле сдерживался, чтобы не сбросить с себя куртку на землю. Капельки пота выступили у него на лбу и висках, но он упорно продолжал идти дальше. Идти дальше упорно заставляла его мысль о том, что он не хочет бросать уже почти завершённое до конца дело. Он подошёл уже к самому концу и тут – бежать? Нет, спасибо, Уайатт хоть и чувствовал некий страх, всё равно не хотел двигаться назад. Отступать было уже поздно, и пусть там впереди возможно будет его смерть. Вообще Уайатт не знает, из-за чего у него появились мысли о том, что его обязательно в конце ждёт смерть. Он уже забыл напрочь о том, что его пыталась зашибить оторванная голова робота. Стоило упомянуть о том, что уже говорилось о памяти, которая стирается сама по себе? И так понятно, наверное. Картина оказалась не самая лучшая. Самые худшие ожидания парня оправдались, а самые лучшие, кажется, заликовали. Худшее - там больше одного робота, лучшее - они преследуют далеко не Уайатт Олифа. Роботы, которых было больше трёх, окружили небольшое пространство у стены. Уайатт точно не мог понять, что они там делают или что они пытаются там сделать. Но картина прояснилась, стоило парню увидеть движение, скрывающиеся, за корпусами серебряных роботов. Они окружили кого-то! Теперь были понятны вздохи и ахи с этого места. Роботы уж точно не могли издавать такие звуки! Значит теория о том, что здесь пытаются от кого-то отбиться было правдой. Значит, если кто-то пытается отбить от этих роботов, то именно этот же человек и пытался поджечь их всех разом, но удалось только одному. Резкая вспышка ослепила Уайатта, и он, зажмурившись, отшатнулся назад, стукаясь спиной об стену. Его обдало жаром, и сквозь закрытые веки он увидел, как всполохнуло что-то оранжево-красное. Столб этого свечения появился из неоткуда, и он обдал ровно ту часть, где стояли роботы. Уайатт поздно осознал, что это мог быть залп огня. Стена огня, возникшее, наверное, из каких-либо приспособлений. Потому что людей, управляющих огнём, не существует Роботы продолжали напирать на кого-то. Но они отшатывались, будто их кто-то отталкивал, стукал по корпусу, из-за чего они чуть выходили из равновесия. Залпов огня пока не было, и, если честно, не хотелось бы снова иметь с ними дело. Но зато Уайатт смог понять, хоть и не в точности, кого окружили роботы. Это был механик. Уайатт понял это от того, с какой точность он наносил удары по корпусу, чтобы ненадолго обезвредить хоть кого-то робота. А ещё это кто-то очень молодой. Потому что, по мнению Уайатта, взрослый механик мог бы справиться с роботами, с боков которых стекает подплавленное от огня железо. Да и за молодость неизвестного персонажа в довольно-таки необычной истории ещё говорят руки, которые временя о времени да и мелькают, когда роботы отшатываются: загорелые, с порванными рукавами грязно-белой рубашки. Уайатт был уверен, что рубашка была вся в масле и, конечно же, плавленом железе. Наверное, вздохи, которые издаёт парень, шли от того, что плавленые метал, наверное, соприкасался с его оголённой кожей. Но хочется отдать пареньку должное, он не кричит на весь переулок о своей боли, а просто скулит в закусанные губы. Снова создалась стена огня. «Жух, жух» роботов не переставал. У Уайатта уже стали сдавать нервы. Потому что эти чёртовы роботы никак не могут расплавиться! Парень вдруг сообразил, что он просто стоит на месте. Если бы он помог, то роботы, может, наконец, сбавили бы свои обороты? Уайатт поддевает носком от ботинка гайку. На ботинке сразу же остаётся бело-серый след, и он, не думая, подхватывает гайку в воздухе, сразу же начиная кидать её и рук в руке. Потом он кидает её в сторону роботов. - Что, на одно нападать, так целой толпой?- кричит Уайатт, и ему кажется, что он сдирает себе горло. Под конец он начинает хрипеть, а ноги чуть подкашиваются. Боже, что он творит? Гайка врезается в спину робота, плавя при этом небольшое отверстие и почти попадая полностью внутрь - А на двоих слабо? Уайатт подхватывает и ещё одну гайку, и ещё. Руки нещадно жжёт, но он полностью наплевал на это. Гайки летят в роботов, и с каждой минутой их становится всё больше. Уайатт удивляется: при двух рук, он умудряется пускать так много? Роботы, наконец, обратили на него своё внимание. Конечно же, как тут не обратить внимание, когда в тебя сжигаются гайки и болты, проходя сквозь одну из твоих сторон и исчезая где-то внутри тебя. Новый столб пламени поразил отвлекшихся роботов, и парень смог зарядить одному из них. Отпечаток его ботинка остался на груди робота, и, парень, ловко схватившись за выпирающую над ним балку, оттолкнул от себя первого робота, врезаясь ногами в его корпус. Робот отшатнулся, подался назад и упал. Уайатт выдыхает. Он теперь видит причину столпотворения роботов: высокий паренёк, в белой рубашке и в штанах, на поясе которого находился светлый пояс. Курчавые, издалека казавшиеся чёрные волосы, прилипли к его лицу, и даже издалека было заметно, что парень дрожит. Его руки подрагивают. И, что самое необычное. На парне не было ни одного ожога. Уайатт оглядел переулок, чтобы можно было схватиться за что-нибудь, или найти то, чем можно будет обороняться от этих роботов. Роботы не были вооружены ничем, как понял парень. Единственная опасность от них - их горячая натура. Прикоснёшься к металлу, то точно можешь получить ожог самой большой степени. Даже выше, чем существует. Роботы надвигаются на него, сразу трое. Уайатт вдруг понял, что он не будет успевать подбирать с земли гайки и кидать их дальше в роботов, надо тут придумать что-то другое. Что-то такое, что поможет их вывести из строя. В рукопашный бой точно идти нельзя. Нет, конечно, можно подправить лицо роботам, но перспектива остаться без рук не особо радует, хоть и вариант отличный. Пока Уайатт соображал и делал задний ход вместе с роботами, паренёк, воспользовавшийся тем, что внимание переключилось на более лёгкую жертву, стал орудовать что-то. Я видел, как его усеянные царапинами руки лихо достают из пояса у себя на бёдрах гайки, инструменты. Он лихо перебирал пальцами по карманам и, стоя спиной ко мне, изобретал что-то. Уайатт наконец-то понял, откуда все эти гайки, валяющиеся на земле. Они все из пояса того мальчишки, которые, видимо успели рассыпаться при нападение роботов. Значит, гаек у парнишки много, раз он достаёт уже бесконечное количество их из пояса. Уайатт двигается назад, чуть согнув ноги в коленях. Он пятиться, старается не упасть, и у него надежда – нащупать стену, чтобы можно было опереться на неё. Но если она окажется позади него, то ему несдобровать, ведь ничто не отменяет того, что роботы смогут его окружить и забить. Олефф видит, как позади роботов паренёк с курчавыми волосами сбивает с плеч голову у робота, у которого на груди до сих пор виднеется отпечаток ботинка механика. Тот откидывает мокрые волосы со лба, и Уайатт прям, видит, как голова робота, cлетает с плеч, как в неё остаётся продавленное ботинком углубление. Паренёк поднимает ногу и за неё тянутся серебряные линии, на манер плавленого сыра на пицце. Только они сейчас далеко не едят пиццу, а расплавленный металл роботов не похож на жёлтый сыр. Скорее на серебристые линии жизни, которые вот-вот, да и убьют тебя. Уайатт скидывает с себя куртку – потому что в этом месте слишком жарко - и встаёт в боевую стойку. Он знает, что одними кулаками не одолеет роботов, хотя при таком их состояние такое возможно. Но пытаться же всё равно стоит. Уайатт пытается ободрить себя тем, что тот парень придумает что-нибудь, чтобы помочь ему, а не просто сбежит с места событий. Но парень не собирается сбегать. Уайатт делает неправильный для его жизни выпад вперёд, соприкасается ногой об ногу робота и пытается повалить его, пытаясь не закричать от жёсткой боли в ноге. Он жмурит глаза, кусает губу до крови. Температура этого робота явно выше привычной нормы, и Уайатт даже пожалел, что делает всё это. Следующий удар парня приходится в голову робота. Руку нещадно обжигает, и парень уже вскрикивает. На лице робота остаётся отпечаток, а Уайатт, поняв, что его затея была далеко не самой лучшей, отступал назад, схватившись за свою чуть покрасневшую руку. Следующий залп огня приходит прямо на парня, и Уайатт приготовился умереть. Ведь от такой стены огня он вряд ли останется жив. Хотя, если вспомнить всё предыдущее, то есть шанс, то Уайатт сможет выжить. Но он всё равно не сможет объяснить это, как и то, что после соприкосновения с горячим железом у него не появились сильнейшие ожоги. Но Уайатт всё равно думает, что людей, управляющие огнём, не существует. Поэтому парень прикрывает лицо руками, в надежде, что это ему поможет.***
Уайатт всё равно слышит, как паренёк кричит «Фестус» с таким отчаянием в голосе. Уайатт точно не знает, но ему почему-то кажется. Что парень приближает к нему, попутно снося головы другим роботам. А Уайатт ничего не понимает. Почему именно фестус? Причём тут «Счастливчик»? Это что, шутка такая? То есть, тот парень поздравляет его со скорой смертью в огне или как? Уайатт ничего не понимает. Он чувствует, как его кожу и одежду опаляет огонь, слышит, как кричит от дикой боли, но.… Всё ему кажется таким ненастоящим. Будто всё то. Что он чувствует на самом деле не то, как должно быть на самом деле. Ему казалось, что получение ущерба от огня в сто раз больней, чем сейчас. Почему-то ему хотелось сравнить своё состояние с тем, что на него вылили больше двух тазов горячей воды, но потом всё оборвалось, будто кто-то его загородил. Последнее что он видит в своей жизни – непонятное золотое пятно на крыши, которое размахивает другими своими золотыми пятнами. Потом из одного этого пятна вырвался столб огня, направленный куда-то вверх. Уайатт не пытается понять что это, перед глазами все плывёт, а его тело вообще отказывается его слушать. Он вот-вот отключиться, но он хватается за всё, чтобы его глаза не закрылись, а то может, он не откроет их больше никогда. Уайатт слышит что-то похожее на взмах крыльев. Он чувствует, как его волосы шевелятся по ветру, и как жара спадает. Все вокруг на мину другую стало сильно холодным, а потом и это тоже спало. Веки Уайатта закрылись, и он последний раз выдохнул, прежде чем задышать ровно. Умиротворённо.Время заканчивается Я, правда думал, что ты на моей стороне, Но теперь со мной нет никого.