Love in the Dairy Aisle (or, Why Batman Doesn't Do Fights)

– Какого чёрта? – Брюс стоял в молочном отделе, таращась на упаковку из шести трубочек порционного йогурта со вкусом голубой малины. – Знаю, это нелепо, правда? Вишнёвый гораздо лучше. Брюс выгнул бровь, Кларк ухмыльнулся: – Когда я был дома на прошлое Рождество, маленькая дочка моей кузины Мэнди Нора ела практически только их. Она и меня заставила попробовать. Ладно тебе, не будь снобом, они не так уж плохи. Это йогурт. Что-то вроде. Брюс изучал список ингредиентов: – Полагаю, К значительно менее вреден для твоего организма. – Разумеется, он не сказал бы «криптонит» даже полушёпотом, который в пустом проходе отживающего свой век маленького продуктового магазина смог бы расслышать только Кларк. Это было унылое сомнительное место с потёртым линолеумом и мигающими флуоресцентными лампами, но оно располагалось на два квартала ближе к его квартире, чем сияющий чистотой сетевой супермаркет, и случались такие ночи, когда тебе просто хочется схватить еду и пойти домой. К тому же ему нравились владельцы, Кайпо и Майли, и их маленькая девочка всегда ему улыбалась, если делала домашние задания за прилавком. – Ладно, идём. Мы набрали достаточно для ужина. Ой, погоди, прихвати для меня галлон молока. Брюс потянулся и выудил с полки галлон относительно свежего молока. Его бровь опять поползла вверх: – Господи, неужели в этом месте делают наценку на все продукты? Это же грабёж среди бела дня! Кларк бесстрастно смотрел на него: – Это актуальная стоимость галлона молока. – Это? – кротко поинтересовался Брюс. Он критически обозревал ароматизированный сыр-соломку. Кларк продолжал рассматривать его. – Что? – Ничего. Давай… давай уже пойдём. Кларк молча расплатился на кассе. Брюс держался позади, и Кларк чувствовал его пристальный взгляд. Кларк не стал оборачиваться, чтобы на него посмотреть. Он отнёс пакет с продуктами в машину и в тишине запустил двигатель и пристегнул ремень безопасности. На время короткой поездки до квартиры он включил Национальное Общественное Радио. Брюс всё ещё наблюдал за ним. Оказавшись в квартире, Кларк нарезал ингредиенты для незатейливого стир-фрай, полный решимости не отвлекаться. Он не был одарённым поваром, каким мог быть Брюс, когда ему того хотелось. Кларк знал простые проверенные рецепты с некоторыми вариациями, но этого хватало для нормальной жизни. Брюс прислонился к столешнице и продолжал наблюдать за ним, изредка отпуская комментарии и потягивая пиво. Кларк кивал, вполуха слушая, когда Брюс объяснял ему суть недавнего обновления системы безопасности Сторожевой Башни. Стир-фрай получился вполне пристойным, и Брюс должным образом выразил благодарность, когда они его съели. Кларк даже выпил немного пива за компанию, хотя и не мог ощутить действие алкоголя. Когда они покончили с ужином, Брюс аккуратно сложил салфетку. – Ты злишься, – заметил он. – Ничего подобного. – Думаю, что никогда ещё не видел тебя настолько рассерженным. Почему? Кларк провёл пальцем по прохладному горлышку бутылки: – Не та причина, которую ты способен понять. – Ясно. Ну, тогда почему бы нам не продолжать сидеть тут: ты будешь пытаться потихоньку побороть свою ярость, направленную на меня, а я буду задаваться вопросом, какого чёрта происходит и где я облажался. Потому что это, понятное дело, меня веселит, я прекрасно провожу время. Кларк сжал и разжал кулак. Брюс использовал слово «ярость» так, словно поразительным образом угадал истинное положение вещей, и в этом слове Кларк смог разобрать привкус чего-то прокисшего, осевший на задней стенке горла, и то, что он, похоже, не мог даже взглянуть на Брюса. – Мы живём в разных мирах, – осторожно произнёс он. Он ждал, пока Брюс молча переварит его слова. – Я не… – в конце концов начал Брюс, и Кларк сдвинул брови: – Стоимость ёбаного галлона молока, Брюс, серьёзно? Ты просто… ты стоишь в моей кухне, рассказываешь мне о миллиардах долларов, потраченных на оборудование для Сторожевой Башни, и вся твоя жизнь исчисляется в числах, которые даже не упоминаются в моей повседневной жизни, и у тебя нет ебучего… даже не могу подобрать слово. Интереса, возможно? Ты не заинтересован в том, чтобы знать, на что может быть похожа жизнь для тех, для кого цена этого галлона молока охуенно важна. Для матерей-одиночек, живущих от зарплаты до зарплаты, которые делают покупки в том магазине, которые идут туда, потому что у них нет надёжного транспорта в… – Он потёр лицо, пытаясь стереть с него гневное выражение. – Прости. Мне правда жаль. Я не собирался этого делать. Это не… не твоя вина, я это понимаю. Брюс изучал свой недоеденный стир-фрай. – Ну тогда ладно, – медленно выговорил он. – Я ненавижу, когда меня заставляют чувствовать себя дерьмом из-за того, в чём я не виноват. – Интерес был неправильным термином. – Кларк пытался замедлить сердцебиение, испугавшись лавины злости, которая его сотрясала. – «Нужда», пожалуй, лучше. Ты не знаешь стоимости молока, потому что тебе нет нужды это знать. Я это понимаю. Но, видишь ли… ты упомянул про наценки, и, возможно, тебя заинтересует, что Кайпо мог бы делать то, что делают многие независимые владельцы продуктовых лавок в округе. Он может накручивать цены на всё, чем торгует, потому что для большинства его покупателей его магазин – единственный доступный, ясно? Он может так с ними поступить. Такое происходит с работающими бедняками всё проклятое время. Но он так не поступает. Его семья экономит и выкручивается, потому что он не хочет поступать непорядочно, хотя сетевые магазины вытесняют его, и у них есть законопроекты, которые… эту историю тебе не нужно знать, и вот почему я не могу… – Он помассировал лоб. Его попытка взять себя в руки потерпела неудачу. – Слушай, пожалуйста, давай забудем. Давай просто забудем об этом. Брюс смотрел на него поверх скрещенных рук: – Конечно. Уверен, что это не составит труда. – Он поднялся и понёс свою посуду в кухню. – Брюс… – позвал Кларк, но звук бьющегося фаянса заглушил то, что он собирался сказать, и он закрыл глаза, когда понял, что Брюс попросту швырнул свою тарелку в раковину. Следом с металлическим лязгом прогрохотала вилка. Прекрасно, вперёд, подумал Кларк с резким всплеском чувства, в котором опознал радость. Это, по крайней мере, было ему знакомо. Со ссорами у них никогда не возникало проблем. Разумеется, так было раньше. До той ночи пять месяцев назад, когда он нашёл в себе смелость, о наличии которой даже не подозревал. Смелость приблизить своё лицо к лицу Брюса, а затем отказаться притворяться, что это была случайность, как и тихий задыхающийся звук чистой потребности, который издал Брюс, когда их губы соприкоснулись, и то, как руки Брюса дрожали, вцепившись в него. Они трахались на полу в пещере, если «трахались» – подходящее определение для того, чтобы тереться друг о друга с такой силой и скоростью, что он боялся не успеть стянуть штаны до того, как кончит. Сперма Брюса запятнала его пальцы, стон Брюса звучал в его ушах, сперма была и на пальцах Брюса, и кое-что попало Кларку в волосы. Брюс уже надевал куртку, готовясь уйти. Кларк поймал его за запястье. Это был не такой захват, из которого Брюс мог высвободиться. Использовать силу таким образом было негласным табу, и Кларк его нарушил. – Руки прочь от меня, – прорычал Брюс. – Нет, – заявил Кларк, но потом всё же отдёрнул руку и поднял вверх. – Прости. Брюс оставался неподвижным. – Пожалуйста, послушай, я сожалею. Меня это напрягает, понятно? Я думал, что нет, но всё-таки напрягает. Я не знаю… как сделать так, чтобы это перестало меня беспокоить. Брюс изучал кухонный пол. Кларк потянулся к нему, чтобы коснуться его щеки, на которой лежала тень щетины, но вместо этого его ладонь легла на грудь Брюса и соскользнула вниз. Они оба молчали. – Я должен идти. – Нет, не должен. Не уходи. Я не хочу этого. – О, серьёзно? Я же какой-то сверхпривилегированный мудак, которому насрать на настоящих людей и их настоящие жизни, не так ли? Какого хрена ты хочешь, чтобы я остался? Давай просто двинемся дальше и покончим с этим. Кларк нахмурился с лёгким недоумением: – Покончим… с чем? – С этим. Избавь меня от драмы. Мы закончили, покончили с той хренью, которой занимались, давай признаем этот факт и пойдём дальше. – Челюсти Брюса никогда ещё не были так плотно сжаты, а его голос никогда ещё не был более невыразительным. – О, – протянул Кларк, а потом его осенило: – О. – Он кивнул. – Отлично, я понял. Брюс, это ссора. – Я в курсе. – Нет, я правда не думаю, что ты в курсе. Это ссора, понимаешь. Я скажу что-нибудь, ты что-нибудь скажешь, и, скорее всего, мы начнём орать, и что-то даже может сломаться, впрочем, как я погляжу… – он покосился на разбитые тарелку и бокал в раковине, – мы уже перешли к этой части. Мы ссоримся. Привыкай. Брюс насупился: – Ссора, – он словно пробовал это слово на вкус. – Я… ничего в этом не понимаю. И Кларк знал, что это правда. Брюс никогда не состоял в отношениях, которые продлились бы достаточно долго, чтобы успеть поссориться, если какие-то из его предыдущих романтических связей вообще можно было назвать отношениями. Для Брюса это всё была терра инкогнита, и об этом так легко было забыть. Брюс сильнее сдвинул брови: – А как быть, если противоречие нельзя разрешить? Кларк пожал плечами: – Это называется несовпадением. Оно никуда не денется. Просто станет чем-то, что ты учишься обходить, с чем ты учишься жить. – Моему отцу, – начал Брюс, и Кларк различил в его голосе звенящие нотки гнева. – Моему отцу не было нужды изучать медицину. У него не было необходимости становиться врачом. Он не должен был проводить в госпитале по двенадцать, четырнадцать, шестнадцать часов в день, работая, чтобы спасать человеческие жизни. Но он учил меня тому, что это то, что ты делаешь, когда тебе повезло и когда ты родился в таком благополучии, которое было у нас. – Я не говорил… – Разве, чёрт побери? Из-за того, что я не знаю стоимости галлона молока, я внезапно стал кем-то другим, поганцем, разбрасывающим монетки из своего Бентли, а не тем, кто я есть – человек, который выстраивает всё своё существование вокруг помощи людям, которые… – Ты прав. – …нуждаются в ком-то, кто будет о них заботиться, которые заслуживают лучшего, чем дала им судьба, и да, в этот список включены матери-одиночки, покупающие молоко в магазине Кайпо, на которых, по твоему мнению, мне насрать, и которые… – Я сказал, что ты прав, хорошо? Ты прав! Брюс умолк, с подозрением глядя на него. – Ты прав, – повторил Кларк. – Всё, что ты говоришь, верно. Я знаю это. Я только… должен это осознать, ладно? Ты можешь понять то, что… смотри. – Выхватив тесак из подставки для ножей возле раковины, Кларк резко опустил руку на столешницу и ткнул ножом в ладонь. Лезвие соскользнуло, не причинив вреда. Брюс наблюдал за ним, сузив глаза. – Вот. – Я не улавливаю, что ты… – Неуязвимость. Тебя это задевает? То, что я не могу почувствовать боль, которую можешь почувствовать ты, неважно, что я делаю, неважно, сколько… эмпатии или чего-то вроде я проявляю, я никогда не смогу по-настоящему понять, что ты ощущаешь, когда нож вонзается в твою плоть? Это тебя беспокоит? – Это… да, – ответил Брюс, его глаза всё ещё были прищурены. – Ну, вот так, – Кларк кинул нож поверх разбитой тарелки. – Это несовпадение, которое никуда не денется. Я ничего не могу сделать, чтобы изменить то, кто я есть, даже если… ага, иногда я хочу. Это то, кто я есть. Я могу припомнить сотни случаев, когда это тебя бесило. – Да. – Это не вынуждает тебя перестать… – Кларк запнулся о следующее слово, потому что почти проговорился и это была бы катастрофа, – хотеть меня или хотеть быть со мной? – Понял, – Брюс скрестил руки на груди. – Прости. Не смог справится с этим получше. – Ладно, – осторожно произнёс Брюс. – А теперь ты. – А теперь я что? – А теперь ты извиняешься за то… что, как ты чувствуешь, сделал неправильно. – Я ничего не делал неправильно. Кларк бросил взгляд в сторону раковины: – Ты позволил своему темпераменту слегка выйти из-под контроля. – Ты первый разозлился. Моя реакция была соразмерна. Кларк снова потёр лоб: – Угу… хорошо, смотри, извинение – важная часть ссоры. – Почему? – Потому что это единственный способ перейти к сексу, которым по традиции заканчиваются ссоры. Брюс опустил руки: – Я очень-очень извиняюсь. Думаю, что я ещё ни разу за всю жизнь не был более извиняющимся. – За? – Подбери что-нибудь. – Ради всего святого, Брюс! – Ты хочешь, чтобы я извинился за то, что богат? Ладно. Я извинюсь за это. Я прошу прощения за все деньги, которые я никогда не зарабатывал, но которые принесли мне просто невыразимое количества счастья и радости. – Брюс… – Что? Что ты хочешь, чтобы я сказал? Я извинился за то, что богат. Я хочу извиниться за то, что я идиот, который понятия не имеет, как это делается. За то, что я каждый день в ужасе из-за того, что могу сделать или сказать что-то, что всё испортит, и тогда ты уйдёшь, а я останусь сидеть тут с кратером, образовавшимся в центре моего существа, что я никогда не смогу узнать, как… что я не смогу… что не… и если я не смогу… Кларк обнял его, уткнувшись носом в шею. Дыхание Брюса было поверхностным и слегка паническим. – Дорогой, дорогой, – пробормотал Кларк. – Ничего не случится, я никуда не денусь. – Он больше не тыкался носом, а целовал, облизывал, слегка прикусывал – творил всё, что давало ему возможность быть ближе к телу Брюса, которое так чертовски замечательно пахло, Кларк обожал запах его шеи, что, вероятно, делало его в некотором роде фетишистом. Кларк вдохнул поглубже и сильнее обвил руками это большое, крепкое, великолепное тело, тело, которое могло справиться, когда он становился грубоват, тело, которое каждый божий день вкладывало для него новый смысл в понятия голод, страсть и секс. – Мы в той части, в которой секс? Кларк улыбнулся, не отрываясь от его шеи: – Да, мы в части с сексом. – Слава яйцам. – Брюс толкал его на кухонный прилавок, Брюс уже снял рубашку и теперь набрасывался на одежду Кларка и на остатки своей. Кларк дотронулся до его ладони: – Спальня всего в нескольких футах. Но Брюс помотал головой: – На полу. Сейчас же. Кларк схватил Брюса за затылок достаточно жёстко, чтобы заставить его задохнуться. Он поцеловал Брюса, покусывая за губу. Брюс зарычал и дёрнул его руки вниз, вжимая его в прилавок. Значит, это будет одна из таких ночей – борьба за доминирование на каждом шагу. Член Кларка уже сочился влагой. Мокрое пятно расплывалось по ткани боксеров. – Вообще-то, – вставил Кларк между поцелуями. – Вообще-то, после ссоры люди… всё нежно, медленно и похоже на… – Неужели, – шепнул Брюс ему на ухо. Он толкал бёдра Кларка своими. Они уже разделись до белья, и Кларк мог чувствовать вставший член Брюса. Голос Брюс опустился где-то на тон ниже рычания. – Ты так чертовски меня заводишь. Всю неделю я был способен думать только об этом. О твоём неебически идеальном теле. О твоём неебически идеальном члене. – Где ты его хочешь? – А ты как думаешь, где я его хочу? Рука Брюса уже была внутри его белья, но он обошёл вниманием его член, устремившись прямиком к яичкам. Брюс знал, что нравится Кларку, знал, что доводит его до безумия. Однажды Брюс сорок минут только вылизывал и посасывал его яйца и в конце всего раз медленно провёл языком по члену – и Кларк кончил на его лицо, его оргазм был таким мощным, что тело не могло перестать содрогаться ещё минут десять после. Брюс потянулся за оливковым маслом, стоящим на столе позади Кларка. Брюс уже был голым, восхитительно голым, и Кларк, не раздумывая, просто опустился на колени и взял в рот его налитой тёмно-розовый член. Он был без ума от вкуса члена Брюса. – Блядь, Кларк, – ахнул Брюс, впиваясь в его плечи, и Кларк принялся сосать усерднее. – Стой… стой или я кончу… чёрт, я так близко… Кларк отстранился, позволив Брюсу отдышаться. – Возьми меня, – выдохнул Брюс, и Кларк легко поднялся, разворачивая его, чтобы он мог ухватиться за плиту. Он набрал масла и провёл скользкими подушечками между ягодиц Брюса. Кларк ввёл палец в анус Брюса и ощутил лёгкую дрожь его желания. – Это то, о чём ты мечтал? – Боже, да. Сделай это. Выеби меня. – Ты не готов. – Плевать. Давай. – Подожди. – Кларк добавил ещё масла, чтобы хоть немного смазать его дырку. Он знал, чего хочет Брюс. Кларк знал, что каждый раз, когда Брюс хотел, чтобы это было достаточно грубо, чтобы причинить ему боль для его же удовольствия, достаточно грубо, чтобы причинить ему вред, он подходил всё ближе к тому, чтобы сказать «да». – Просто продержись секунду. – Я сказал, выеби меня, ты не понял? Ты, блядь, можешь слушаться, когда кто-то говорит тебе, что делать… господи блядь, – прохрипел он, его голос сорвался, когда Кларк жёстко толкнулся внутрь без подготовки всей толщиной и длиной, и Брюс закашлялся, на самом деле подавившись воздухом, его руки, вцепившиеся в плиту, затряслись. Кларк застыл. Боже. – Брюс. Дорогой. Позволь мне выйти. Я буду медленно, всё в порядке… – Не шевелись, – слова Брюса едва можно было расслышать. Кларк просто сохранял неподвижность. Его предательский член, сжимаемый судорожно сокращающейся дыркой Брюса, становился только твёрже. Брюс учащённо дышал, его мышцы всё ещё дрожали. Кларк склонил голову к плечу Брюса. – Прости, – шепнул он. – Нет, это… это хорошо. Всё отлично. Только… медленно. – Хочешь, чтобы я начал двигаться? Брюс в ответ кивнул, коротко качнув головой, и Кларк на волосок скользнул наружу и снова двинулся внутрь. Он был достаточно глубоко, чтобы попасть по простате, но не под нужным углом, и только добавил Брюсу болевых ощущений. Кларк боялся прикоснуться к члену Брюса, боялся почувствовать, что он стал мягким. Возможно, больше боялся почувствовать, что нет. Брюсу нравилось, когда всё вот так, чаще, чем было комфортно для Кларка. В третий раз, когда они «дурачились» – и в первый раз, когда им удалось снять всю одежду, – Брюс притянул к себе голову Кларка и прошептал: – Дай себе волю. – Не могу. – Но ты хочешь. – Я не должен, – протест Кларка казался неубедительным даже ему самому. – Делай. Ты хочешь этого. Я выдержу. Потом они лежали на полу в пещере, слушая звон падающих со сталактитов капель. Кларк взглянул на Брюса, обмякшего и обнажённого, вытянувшегося на его красном плаще. Его лицо выглядело полностью расслабленным, все резкие линии сгладились, голубые глаза смотрели сонно, довольно. Но тело Брюса от макушки до пят расцветало яркой россыпью синяков. Следы от пальцев были видны повсюду – пылающие воспалённые татуировки на шее Брюса, на его бёдрах и голенях. Более крупные и бесформенные кровоподтёки, оставшиеся после столкновения со скалой, налились на его ушибленных рёбрах. Кларк задёргался, осознав, насколько ему будет плохо. – Господь всемогущий, – его голос дрожал, – о господи Иисусе. Брюс только посмотрел на него. – Я хотел этого, – сказал он. – Иногда мне такое нужно. И мне не так просто это получить. Так что спасибо тебе. Кларк сглотнул подступающую волну тошноты и попытался кивнуть: – Хорошо. – О чём, чёрт возьми, ты думал, идиот, ругал он сам себя. Об эмоциональных потребностях Брюса или о чём-то ещё? Брюс знал, что лучше не просить о таком слишком часто, и Кларк знал, что лучше повнимательнее следить за той своей частью, которая радовалась этому: этому сладкому крещендо да блядь да, когда Брюс прогибался и просил его дать себе волю, просто отпустить себя. Здесь, на кухне, пять месяцев спустя, когда затруднённые вдохи и выдохи Брюса были единственными звуками в маленьком помещении, Кларк знал, сколько будет достаточно, чтобы дать Брюсу то, в чём он нуждается. Сейчас он знал, где оставить синяки, и сколько будет слишком много. Но разматывать поводок его контроля было опасной игрой, как бы Брюс ни любил в неё играть. Кларк зажмурился, ощущая плотное скольжение дырки Брюса туда-сюда по его члену. Смазка практически отсутствовала, так что движения выходили скованными, и с каждым сжатием и сокращением мышц Брюса Кларк осознавал, что, вероятно, травмирует его. – Я собираюсь… скоро кончу. Ты можешь… ты… – Ещё нет, – выдавил Брюс сквозь зубы, насаживаясь сильнее. Кларк полагал, что в мире не существует более горячего зрелища, чем руки Брюса на его собственном теле, одна уверенная широкая ладонь обхватила член – боже, вид того, как Брюс дрочит себе, что-то сделал с ним. Долгие годы это была его фантазия для дрочки: то, как мог бы выглядеть Брюс, ласкающий себя, и видеть это теперь… – Жёстче. Мне нужно… Кларк настолько мощно рванулся вперёд, что Брюс распластался на плите, свободная рука удержала его от падения, его лицо оказалось в дюйме от конфорки. Кларк крепче впился пальцами в его великолепные бёдра, и крик удовольствия/боли Брюса отозвался в его члене. – Я не могу остановиться, – простонал Кларк. – Блядь, Брюс, я должен… я должен… – Ебать, – охнул Брюс, и его дырка стиснула член Кларка, когда мускулы его живота начали конвульсивно сокращаться. Густая белая сперма запятнала переднюю поверхность духовки. – Ох чёрт, – сумел выговорить он, когда его член выстрелил ещё одной порцией. – Брюс… ты прекрасный… господи, я кончаю, мне нужно, мне нужно… Его нечленораздельное и несексуальное бормотание перешло в невнятный приглушённый звук, когда он покрывал Брюса спермой внутри, и Кларк знал, знал, что ведёт себя очень невежливо, долбя простату Брюса спустя всего секунду после того, как он кончил, и причиняет ему мучительную боль, и Брюс хватается за него, наверное, умоляя остановиться, но Кларк в тот миг был уже в двух километрах за границей заботливости. С трясущимися конечностями он обрушился вниз. – Кларк, – позвал его слабый голос откуда-то издалека, и это вернуло его обратно в реальность. И голос оказался голосом Брюса, и Брюс был придавлен, и член в его заднице к настоящему моменту должен был стать целиком и полностью непереносимым. Кларк мог чувствовать, как под ним ритмично вздрагивает тело Брюса. – Вот дерьмо, – выдохнул Кларк, – мне так жаль, позволь мне, прости. – И он вышел настолько бережно, насколько мог. Он заметил, как Брюс сдержал тихий стон боли, его голова склонилась к прохладной поверхности плиты. Кларк сдвинулся, и Брюс завалился назад. Кларк подхватил его, опускаясь вместе с ним на пол. Брюс обмяк, свернувшись в его руках. В груди Кларка билась лютая, безумная любовь. Было невыносимо не рассказывать о ней; было невыносимо рассказать и услышать в ответ молчание Брюса. Кларк кончиками пальцев дотронулся до потного, покрытого щетиной лица Брюса. Веки Брюса дрогнули. На его бедре уже пламенели кровоподтёки. Кларк был в миллисекунде от того, чтобы сломать ему бедро, в грёбаной наносекунде. – Мы должны начать использовать презервативы, – прошептал он. Брюс приоткрыл один глаз: – Мне следует о чём-то знать? – Я просто имею в виду, что это может дать мне больше… контроля. Чуть меньше сенсорной перегрузки. Брюс пошевелился и сменил позу. Он позволил Кларку вытянутся на кухонном полу и положил голову ему на колени. – Ммм, – протянул Брюс, его глаза снова были закрыты. – Какую бы чертовщину мы тут ни творили, могу тебе гарантировать, что о контроле и речи не идёт. Кларк погладил его по волосам: – Знаешь, я правда мог бы сказать тебе, что мы тут творим. То есть если ты хочешь знать. Брюс перекатился на спину и, моргая, уставился в потолок. На какое-то время он притих. Кларк на пробу провёл пальцем по его пострадавшему бедру. Любой человек с нормальным болевым порогом вздрогнул бы. Крошечный мускул у левой брови Брюса дёрнулся, это был единственный намёк. – Итак, это была ссора, – сказал Брюс. – В основном. – Мне понравилось, давай повторим. Кларк улыбнулся: – Это так не работает. Мы должны дождаться естественной причины для возникновения ссоры. Ты не можешь просто создать предлог. – Неужели. Твоя мать уродина, и она толстая. – Её вес девяносто фунтов, и то если её намочить, и она два года подряд была вице-мисс Канзас-Сити, и ты обо всём этом знаешь, так что я не куплюсь. – Ммм, – Брюс снова отстранённо прикрыл глаза и скрестил руки на обнажённой груди. Кларк смотрел на пятно спермы на дверце духовки. Возможно, это будет всего лишь маленькое пятнышко, всего лишь микроскопическая капелька в уголке у края, которую он не станет счищать. Это был день, когда я заставил Бэтмена кончить на мою плиту, будет он рассказывать детям. – Ладно, я не парюсь, – спокойно сообщил Брюс. – Я что-нибудь придумаю. Я всегда так делаю. – Однажды, – начал Кларк и заколебался. Не похоже, чтобы это теперь имело значение. Это была тема не из тех, которые он обсуждал с Брюсом. Такое он вообще ни с кем не обсуждал. Веки Брюса всё ещё были сомкнуты. – Однажды, – начал он снова, – моя мама сломала руку. Она стояла на лестнице, пытаясь закрепить одну оконную ставню. Она не должна была этого делать. Поднялся довольно сильный ветер, а она почти ничего не весит, так что то, что случилось, было вполне предсказуемо. – Он остановился. Брюс так и не открыл глаза. – Левое предплечье, – пробормотал Брюс. – Можно разглядеть шишку. Я заметил при встрече. Его никогда не вправляли. Кларк ошеломлённо вытаращился на него. Конечно, ничто не могло ускользнуть от внимания Брюса, когда он решал, что ему необходимо это знать. Кларка удивило, что Брюс ощутил потребность что-то знать о его маме. – Да, никогда, – произнёс он. – Управлять семейной фермой в эру агропромышленности… не так-то просто. Расти в таком сообществе, на ферме – это может выглядеть идиллически, но правда в том, что, пока я рос, мы много лет работали рука об руку. Был отличный пятилетний период, когда у нас не было медицинской страховки. – Как следствие, рука. – Как следствие, рука. – Кларк прислонился к шкафчикам. Брюс продолжал неподвижно лежать на его коленях. – Я вижу это всё время, всякий раз, когда нахожусь рядом с ней. Такая мелочь, но я не могу её не видеть. Напоминание. И меня это злит. Теперь глаза Брюса были открыты. Кларк ничего больше не добавил. Он не сказал: у твоей матери не было в жизни ни одного грёбаного дня, когда бы она не могла получить самое лучшее из чего угодно, и иногда несправедливость этого так меня злит, что я не в состоянии ясно мыслить. Он не должен был этого говорить, потому что знал, что Брюс и так всё понял. И в конце дня он мог взять свой сотовый, позвонить своей маме и услышать её голос, и он знал, что Брюс дал бы отрезать себе правую руку и, наверное, даже больше, чтобы иметь возможность сделать то же самое, так где же тут справедливость. Справедливости не было нигде. Кларк вздрогнул, ощутив пальцы Брюса на загривке у основания шеи. Просто небольшое проявление нежности. Брюс не проявлял нежность. Он терпел её, точно так же, как терпел нелепые ласки Кларка. Но вот же они, его мягко поглаживающие пальцы. Кларк посмотрел на него, и Брюс посмотрел в ответ. – Ты меня чертовски напугал, – сообщил Брюс. – Ага. Станет проще. Брюс более основательно устроил голову на коленях Кларка, снова сложив руки на груди. Он явно располагался поудобнее. – О, я в этом сомневаюсь, – сказал Брюс.