Последняя ложь Ужасного Волка

      Кап-кап-кап. Окрасившиеся в зелёный капли крови собирались в ручейки и стекали на белоснежную черепицу лежащего в руинах эльфийского дворца. Доспехи, ранее служившие надежной защитой как от драконьего огня, так и вражеских копий, теперь лишь мешались: в них было жарко, грубые пряжки до мяса вгрызались в кожу. Лавеллан попыталась ослабить застежки, удерживающие левый наплечник, но пальцы плохо слушались. Когда же усилиями подошедшей Кассандры доспешные тиски были ослаблены, резкий запах горелой плоти ударил в их носы и заставил Лавеллан поморщиться.       От её левой руки валил жар, как от печи, в которой нерасторопный повар забыл поставленного печься поросенка. И вонь, от которой скривилась даже Кассандра, была похожей на подгоревшую свинину: горькой и скребущей горло. Искательница поджала губы, и на её лице читалось неподдельное беспокойство, а может даже и страх.       Неудивительно, ведь от здоровых людей не пахнет испорченным ужином:       - Инквизитор, нам лучше вернуться, - Кассандра была готова подхватить Лавеллан и пронести её через все элувианы прямиком в заботливые руки лучших целителей Орлея, - ты ужасно выглядишь.       - Думаю, уже слишком поздно возвращаться, - Лавеллан заглянула под пластину рукавицы на левой кисти, где металл расплавился и врос в пузырящуюся кожу, - если Солас мне не поможет, то мы не успеем до Зимнего Дворца.       И отвязала ремень с ножнами с пояса. Она все равно не могла больше пользоваться оружием. Растерянная Искательница подхватила брошенный в нее меч, повертела его в руках и посмотрела на Инквизитора, уже сделавшую шаг в ожившую от прикосновения поверхность эльфийского зеркала. Миг – и яркий калейдоскоп красок в позолоченной раме потух, не дав Кассандре устремиться за Лавеллан. Она провела заключенными в грубую кожу пальцами по гладкому и чёрному, как слепота, стеклу элувиана, и оно походило на самое простое, хоть и старомодное, зеркало. *       Отряд кунарийских воинов вырос перед Инквизитором, их окаменевшие копья замерли в рывке к её жилистому горлу. Лавеллан могла поклясться, что ещё секунду назад эти грозные великаны были живы – холодная решимость в их глазах ещё не успела померкнуть, и эльфийка съежилась. На их фоне она была если не ребёнком, то точно подростком – напуганным, тощим и слабым, стремительно истекающим кровью.       Далеко впереди, где на фоне ансамбля чудом уцелевших эльфийских дворцов Инквизитор увидела то ли огромную арку, то ли гигантский элувиан, согнулась от боли знакомая рогатая фигура. Доселе могучая, пышащая жизнью и мощью, она выглядела побитой, измотанной и побежденной. Виддасала хваталась за бок левой рукой, сжимая в другой одно единственное копье и направляя его в кого-то перед ней. Прищурившись, Лавеллан различила мелькнувший в свечении магического зеркала силуэт. Предчувствие обожгло её; она бросилась вперёд, увиливая от застатых в расплох в самых разных позах истуканов.       -… этва ост, - донесся до Инквизитора обрывок фразы. Знакомый голос чётко произносил слова на чуждом её слуху кунлате, - ваши силы разбиты. Отступи и прикажи кунари меня больше не беспокоить.       Лавеллан неслась вперёд, перескакивая через две-три ступеньки развалившейся лестницы, что в лучшие свои годы могла бы посоревноваться с самыми изысканными гранитными произведениями искусства камнеобработки Орлея. Пульсация в её руке усилилась до такой степени, что Лавеллан чувствовала каждый толчок крови в своих венах. Она замерла, остановившись всего в паре метров от Виддасалы. Та точно слышала её приближение, но не сочла присутствие Инквизитора достаточным поводом обернуться.        Её внимание было приковано к стоящему перед ней эльфу. Тот был на полторы головы ниже кунарийки, но излучал такую холодную уверенность в своих силах справиться хоть с Виддасалой, хоть с армией ей подобных, что она медлила, нервно сжимая в могучем кулаке резное копье. Миг, и огромное серое тело все же качнулось вперёд, древко ударило о землю. Боевой клич не успел полностью покинуть глотки Виддасалы и так и оборвался на половине. Успевшие скатиться с широкой серой спины капли пота рассыпались по земле каменной крошкой, а кожа стала лишь на несколько тонов светлее.       Инквизитор, не веря своим глазам, прошагала на негнущихся ногах к беспечно подставившей ей спину фигуре. Не будь это спина Ужасного Волка, эта позиция была бы роковой ошибкой, и предательский кинжал уже вонзился бы ему между лопаток. Не будь это…       - Солас.       Тот обернулся, его лицо – знакомая глиняная маска безразличия и задумчивости. Лавеллан все ещё не могла поверить, что это был он. Несмотря на то, что она услышала, прочла, увидела в видениях, правда была слишком невероятной, чтобы вот так принять её. Она не могла поверить, что эльф, прошедший с ней огонь, воду, что протягивал ей руку и врачевал её раны, мог быть Ужасным Волком из долийских легенд, в которые она, признаться честно, сама слабо верила. Лавеллан не могла заставить себя поверить, что это Фен'Харел трогательно сопел в её застеленной антиванскими простынями широкой постели и варил ей с утра её любимый травяной чай с корицей. Ужасный Волк и Солас, её Солас, виновато опускающий голову и чуть ли не плачущий, когда она бьёт его в грудь и вопит в лицо заслуженно острые, как травяные стебли, слова, не могли быть одним и тем же эльфом. Это все какой-то вздор. Не может этого быть.       Солас виновато изогнул губы и посмотрел Лавеллан куда-то за плечо.       - Полагаю, у тебя есть вопросы, - мягко сказал он, будто не Солас только что обернул Виддасалу в камень.       Он стоял на внушительном расстоянии от Лавеллан и будто не решался подойти. За спиной, как и полагала Инквизитор, высился гигантских размеров элувиан.       - Ты – это правда он? – только и смогла спросить она.       - Боюсь, что так, венан, - как-то вяло и бессильно ответил Солас.       Лавеллан поняла, что он избегает её взгляда, и давно копившаяся в ней злость вдруг разгорелась как лесной пожар.       - Ты лгал мне, - дрожащим голосом произнесла она и сделала шаг вперёд, - я пригрела на груди змею. Как ты мог?       Солас поднял наконец глаза и впился ими в Лавеллан. Разбитая, окровавленная и согнутая от боли, она ранила его и словами, и тем, как жалко и беспомощно выглядела. Тем не менее, слабая и согнутая, она сделала ещё несколько шагов в его сторону, и её лицо было перекошено от ярости:       - Ты лгал мне! – выплюнула Лавеллан, подходя почти вплотную.       - Я был вынужден, - примирительно вымолвил Солас, и выражение какой-то детской вины, сожаления о сломанной игрушке сделало его черты моложе, будто он и правда был попавшимся на горячем ребёнком.       - Ты был вынужден?! Ма харел ласа! Ма ласа бинал'гилана, Солас!       Его лицо вдруг изменилось. Сначала оно распрямилось, будто Лавеллан дала ему пощечину, а потом раздраженно скривилось:       - И что я должен был сказать тебе? Что являюсь главным антагонистом ваших долийских сказок?       - Ты должен был довериться мне! – бессильно и яростно выкрикнула Лавеллан, которая стояла теперь так близко к нему, что почувствовала, как Солас тяжело выдохнул.       Он нависал над ней так, как тень хищной птицы ложится на кроличью спину: грозно и неотвратимо, не зная жалости. Вот только Лавеллан не была кроликом, никогда не была ни робкой, ни способной прогнуться. Она всегда была сильной вопреки всему, и пусть Солас мог теперь обращать людей в камень, Лавеллан все равно успела бы нанести ему размашистый удар прямо в челюсть.       Он ей в битве воли ожидаемо проиграл: смерив Лавеллан ледяным от гнева взглядом, он вдруг согнул плечи и отвернулся, скорбно поджав губы. Все это меньше, чем за пять секунд.       Он обвел лежащие на горных склонах руины широким жестом:       - Это – кости погибшей империи. Нашей империи. Развалины – это все, что осталось от неё.       Солас помедлил, прежде чем продолжить. Было похоже на то, что он тщательно взвешивает каждое слово, которое собирался сказать:       - Ты знаешь, кто я, ты всегда была внимательной, чуткой, пусть ты и не маг, - Солас чуть улыбнулся, - но твоей интуиции всегда хватало, чтобы учуять, что что-то не так. Не могла же ты думать, что ваши долийские сказочки взялись из ничего или хотя бы наполовину верны?       - Я всегда знала, что ты что-то скрываешь, - Лавеллан поддела носком ботинка лежащий у ноги камень и уронила его в бездну под ними. Падать было далеко, - что ты что-то недоговариваешь. Но не думала, что что-то такое.       - И теперь тебе все известно. - Горечи в голосе Соласа было так много, и она казалась такой искренней, что в горле Лавеллан раздулся предательский ком. Её злость начала отступать.       - Да.       - Ты знаешь про эванурисов, знаешь, что они сделали, и чем я им ответил.       - Они были магами и поработили собственный народ, - ирония не ускользнула от Лавеллан, и она болезненно усмехнулась.       - Магами столь могущественными, что сейчас их сочли бы богами, - согласился Солас, - и я восстал против них, когда они убили Митал. Они перешли черту, и я создал Завесу и запер их навечно в Тени. Я изменил само мироустройство и тем самым погубил эльфийский народ. Ещё одна моя ошибка из череды всех предыдущих.       Лавеллан кивнула. Она не могла ничего сказать, не могла ничего противопоставить. Лишь тупо глядела на белоснежные башни вдалеке, на которые указал Солас. Они были похожи на позвонки монструозных размеров скелета.       Всё, что произошло за последние два дня так потрясло её, что оставалось лишь молчать и терпеть новые удары. Сколько всего потеряли и забыли долийцы, все эльфы. Какой чудовищной и невероятной была правда, как самое близкое ей существо скрывало нечто подобное и позволяло себе спокойно спать по ночам в её объятиях. Она не могла осознать все это и просто стояла у обрыва плечом к плечу с Ужасным Волком, «главным антагонистом её долийских сказок». Все происходящее было немыслимо.       - Это была ошибка, - продолжал тем временем Солас, - которой я ужаснулся, проснувшись от тысяч лет сна за год до того, как присоединиться к тебе. И я решил её исправить. Я отдал сферу Корифею в надежде на то, что он откроет ею Завесу, а магия такой силы убьёт его. Я вновь ошибся.       Лавеллан резко повернулась к нему:       - Что ты сказал?       - Вот потому-то я и ничего тебе не рассказал, венан.       - Ты отдал сферу Корифею?       - Это была моя сфера. Один из эльфийских артефактов, я уже говорил тебе.       - Ты отдал ему сферу, чтобы он разрушил Завесу? Хочешь сказать, все произошедшее – твоя вина?       - Именно так, - траурным голосом ответствовал Солас.       Лавеллан беспомощно раскрыла рот, не в силах подобрать слов.       - И я собираюсь сделать это снова, - Солас отошёл от обрыва и направился к элувиану, - чтобы спасти свой народ. Я сделаю это, даже если все народы этого мира будут обречены на смерть.       Гул магического зеркала на долю мгновения заглушил все звуки вокруг.       Всё ещё шокированная, Лавеллан все же сжала решительно кулак. Лужица изумрудной крови под её ногами стала чуть больше.       -Это безумие. Это геноцид. Ты сошёл с ума. Я тебе не позволю.       - Да, венан, я знаю, что ты попытаешься. Вот только твоя метка…, - Солас бросил быстрый взгляд на ее левую руку, - если мы ничего не сделаем, она убьёт тебя в считанные минуты.       - Ну тогда дай ей убить меня. - Лавеллан украдкой осмотрела свою перчатку. Та дымилась как намоченный факел. - Какое тебе дело, если ты все равно хочешь нас всех уничтожить?       Солас наклонил голову в бок. Что-то блеснуло в его глазах.       - Потому что я не чудовище и не хочу, чтобы ты страдала.       При этих словах Солас приблизился, аккуратно взял левую кисть Лавеллан и сжал её в своих ладонях. Его золотистые перчатки тут же покрылись пятнами изумрудной, воняющей серой крови. Он перебирал своими пальцами её, бережно ощупывал мягкий как глина металл.       - Я сумею удалить метку, но рука слишком пострадала.       - Остановись, Солас, - Лавеллан его не слушала, и меньше всего её сейчас беспокоило то, останется ли на месте рука – плевать, что она не сможет больше держать в ней меч, - одумайся, пока не поздно.       - Ты потеряла много крови, но я смогу удалить Якорь. И руку тоже, - Солас игнорировал любые слова Лавеллан и продолжал нежно водить пальцами по похожей на мятую сливу коже и набухшим зелёным венам, - к счастью, - он положил большой палец на выемку в её локтевом суставе, - не все ткани поражены.       - Я не хочу убивать тебя. Но если ты не отступишь – мне придётся.       Он поднял на Лавеллан взгляд холодных как лёд глаз. Сжал её руку, и доспехи затрещали, покрывшись паутиной изумрудных искр. Лавеллан ощутила болезненное покалывание по всему телу.       - Прости, венан, - Солас отпустил её кисть. Лавеллан её больше не чувствовала, как и всю руку до локтя, - я не могу. Все уже решено.       - Тогда ты безнадёжен. И ты чудовище, что бы ты ни говорил. Ничем не лучше Корифея.       Солас смотрел на Лавеллан со все тем же бесконечно скорбным выражением. Она не знала, сомневается ли он в своей правоте, либо уже записал её в список вынужденных жертв во имя высшего блага и оплакивает её заранее, либо же это ещё одна его уловка – очередная ложь Ужасного Волка. Она знала лишь то, что тот, кто год лелеял этот план и врал ей, врал всем, что тот, кто готов пустить под нож миллионы, не должен преуспеть.       - Я тебя остановлю, Солас.       - И приложишь для этого все усилия, ма венан, как и всегда.       Как бы могущественен он ни был, но Ужасный Волк, маг, сумевший создать Завесу и переписать саму материю мира, стоял сейчас перед обескровленной, едва держащейся на ногах калекой и выглядел в стократ слабее ее.       - Не называй меня своим сердцем, Ужасный Волк, - Лавеллан сжала воображаемой левой кистью несуществующий клинок, - у тебя его нет.       Повисла тишина. Двое эльфов молчали – один древнее, чем горные хребты за его спиной, а вторая юная, как молодое дерево, но уже с морщинами на смуглой коже. Между ними пролегала пропасть, с двух краев которой они могли тянуться вечность – и так бы и не достигли друг друга. Была ли эта пропасть там всегда, была ли она все это время такой непреодолимо широкой - Лавеллан не знала. Она ясно понимала лишь то, что у неё больше не было сил или желания и дальше пытаться дотронуться до того, кто стоял по ту сторону этой ужасной бездны.       - Прости меня, венан. И прощай. Проживи оставшиеся дни достойно.       С этими словами Солас развернулся и твердым шагом устремился к элувиану.       Лавеллан будто вросла в землю не в силах поверить, что Солас уходит. Опять. И будь у нее возможность броситься вслед за Ужасным Волком – она бы воспользовалась ею. Но ноги не слушались, а раздуваемый пронзительным ветром по округе пепел уже не мог ни держать меча, ни сдавить предателю горло.        Солас растворился в зеркале, и то почернело. Он опять ускользнул от Лавеллан.       Та постояла с минуту, рассматривая погасший элувиан, что больше напоминал ей огромные тёмные ворота. Потом, опустошенная, как выпитый кувшин, пошла обратно к тому зеркалу, из которого она пришла, оставляя позади Виддасалу, белые ребра эльфийских руин и самого Ужасного Волка – главного злодея, лжеца и предателя легенд её народа.