the end of fucking youth

Пошёл второй год обучения в Лондоне, а у Чжона так и не появились жизненные цели. Чэнлэ сегодня исполняется ровно семнадцать лет, чему он бесконечно рад. Для вида, конечно же, ведь родители попросили фотоотчёт, из-за чего китайцу вновь придётся строить из себя полного амбиций подростка. Для более реалистичных фотографий он даже пригласил Ренджуна, пожалуй, единственного человека, с которым он более-менее общается. Связано ли это с тем, что они соотечественники и посещали одного психотерапевта, Чэнлэ точно сказать не может. Хуан принёс с собой два огромных пакета с едой и пару пачек бисака, уже точно зная, что вскоре проведёт прекрасную ночь в обнимку с унитазом и минералкой. Ну и в гости без ничего приходить как-то стрёмно, тем более на день рождения. Они оба не особо разговорчивые и психически нестабильные, поэтому находиться в обществе друг друга китайцам довольно комфортно. Чэнлэ знает о проблемах Ренджуна, а Ренджун знает о проблемах Чэнлэ. — Ты ходил в больницу? — спросил Чжон, открывая бутылку с дорогим вином. — Ходил, — лениво ответил с дивана Ренджун, не отрываясь от телефона. — Ну и что тебе сказали? — Пора перестать блевать. Патология пищевода, ожидаемо. — Тогда тебе лучше не наливать. — Наливай, я всё равно не перестану, а расслабиться охота. — Тебе не больно? — Больно, очень больно. Как будто внутри проехался шар с иголками. Но я так к этому привык, что даже нравится. — Не знал, что ты мазохист. — Сам недавно узнал, — слегка улыбнулся Хуан. Протянув бокал другу, Чэнлэ включил пятый сезон ходячих, предварительно сделав пару фотографий специально для мамы, тут же пересылая ей в WhatsApp. Оба смотрели сериал молча около трёх часов, пока не начали сверлить ненавистные соседи. Чэнлэ даже не сомневался, что это произойдёт, ведь Донхёк что-нибудь да разъебал по пьяни, а страдает опять он из-за Марка, который даже дрель нормально держать не умеет. — Это уже классика, Лэлэ. — Почему именно в мой день рождения? Неужели они думают, что я толерантный сосед, который совсем не против шума? Если бы я услышал звук этой грёбанной дрели с похмелья, то, без всяких сомнений, убил бы обоих. — Не нервничай, тебе нельзя. Давай, вдох-выдох. — Ненавижу терапию, Ренджун. — Понимаю. Тогда, может быть, пригласишь их? — В другой раз, я сейчас слишком нервный. — А я, кажется, снова переел, — обречённо вздохнул Хуан, опуская глаза на кучку обёрток и вскрытых упаковок с сухариками. — Хотя не всё плачевно, бисак пока приберегу. Подожди немного, я сгоняю в туалет. — Осторожнее, — грустно улыбнулся Чжон. Чэнлэ решил убрать мусор и помыть тарелки, пока его друг избавляется от еды и мучает свой желудочно-кишечный тракт. Он прекрасно слышит, как Ренджуну плохо, как он откашливается, задыхается и, судя по всхлипам, тихо плачет. Светловолосый сам чуть ли не плачет от безысходности и жалости к Хуану. Он ничего не может сделать, только принести бутылку с заранее купленной водой и успокаивающе приобнять, присаживаясь рядом с ним на холодный кафель. Ренджун укладывает голову на колени Чжона, на что тот откидывает со лба его отросшую светло-русую чёлку, на кончиках которой ещё остались следы от рыжего цвета. — Чэнлэ, — хрипловатым голосом зовёт Ренджун, нежно погладив Чжона холодной обветренной ладонью по щеке. — Мм? — С днём рождения…