THE RADIANCE/СИЯНИЕ

      Багги отпрыгивает назад и приводит меч в прямое положение. Он разделяет ее лицо на две одинаково хмурых части. Она не останавливается ни на секунду, постоянно кружит, подпрыгивает, путает внимание; если атакует то чаще всего в ноги, заставляя постоянно подпрыгивать и своего противника. Этим она отличается от всех фехтовальщиков на корабле: пользуется тем, что девчонка, и ноги у нее сильные, и прыгать ей намного легче. Выпады в ноги сложно блокировать, а приходить после уворота в равновесие и контратаковать — еще сложнее, особенно если тебя годами обучали атакам и защите головы и торса.       Она подпрыгивает вперед, целясь в пояс, слышится звон скрещенных мечей — и я не успеваю развернуть лезвие, чтобы атаковать в ответ, как она резко уходит под моей вытянутой рукой за спину, занося меч для следующего выпада — прямого, и я еле уворачиваюсь от него, но лезвие все же разрезает край рубашки.       Она кружит, кружит, кружит, выжидая момент для нападения, и черты ее тела расплываются, что сфокусироваться — невозможно, резко подлетает вперед, и я автоматически ставлю блок — в голову ударяет адреналин и морской воздух — и понимаю, что ее атака в корпус была ложной. Её лезвие слегка, будто незаинтересованно, чиркает по моему, а в следующий момент проделывает дыру в моей лодыжке, пришпиливая ее к деревянному полу корабля.       Будь это настоящий бой, она бы уже выдернула свой меч и направила его повторно куда повыше — в брюхо там, а может, не пожалела бы и прямо в башку воткнула.       Толпа ревет, Роджер, как всегда, ободряюще хлопает в ладоши. Бой закончен, и Багги тянется вытащить свой клинок, но ее останавливают:       — Стой, так нельзя, — бортовой врач спешит ко мне, и я с нетерпением жду, чтобы Крокус поскорее закрыл меня собой от Багги, потому что боевой пыл быстро угас и я чувствую, что сейчас расплачусь от боли. Крокус — классный мужик, и он все понимает, и он говорит: — Багги, иди. Твое оружие я тебе принесу.       Она уходит в сопровождении нескольких ребят, матросов уже, и они громко переговариваются и смеются. Хлопают ее по спине и плечам и поздравляют с победой. Идиоты. Сами с ней не дрались никогда.       Она уходит с триумфом, а я сижу на жопе с ее мечом в ноге и чувствую, что мое лицо сейчас лопнет от едва сдерживаемых слез. Крокус возится с моей лодыжкой, обрабатывая ее прозрачной пузырящейся водой.       — Что ж ты, Шанкс, — говорит он, — в сотый раз дерешься и как в первый подставляешься. Устал уже тебе ноги зашивать…       — Я…       — Вот кончится кетгут, буду команду с пяльцами штопать, да, — не слушает меня он.       — Но…       — Куплю схемы для вышивки и буду вас так латать.       С главной палубы потихоньку расходится и остальная команда. Остаются только капитан и мастер Рейли.       — Не реви, малой, — говорит Роджер, улыбаясь до ушей. Его глаз не видно под полами шляпы. — Хороший противник тебе попался. Полезным вещам учит.       В носу и глазах щипает, и я смотрю вверх, чтобы не разрыдаться перед офицерами. Перед Роджером. Особенно перед Роджером.       — Вас так не унижали, — говорю я дрожащим голосом.       — И не так унижали, — с усмешкой говорит Рейли. — Через пару лет будешь у нее выигрывать без шансов.       Ногу прожигает раскаленным прутом, в глазах на секунду чернеет — это Крокус вытащил лезвие, и я не могу остановить крик, и прикусываю ладонь так, что выступает кровь, а от крика остается только мычание. Роджер не перестает улыбаться.       — Был бы у меня такой оппонент в молодости, может я и не был таким бесполезным мешком дерьма сейчас, — говорит он.       Рейли укоризненно смотрит на капитана, Крокус улыбается уголком рта.       — Правда буду выигрывать? — шмыгаю носом.       — Если перестанешь ноги подставлять, — строго говорит Крокус и выдает мне подзатыльник. Он закончил бинтовать ногу.       Рейли молчит и недобро смотрит на Баггин меч. Он сияет в лучах солнца.       Роджер улыбается.       На юте — только я и она. Мы тяжело дышим, мое лицо — мокрое от пота, и я ловлю прохладные вечерние потоки воздуха. Лицо Багги — две половины, разделенные лезвием меча. У нее новый меч. Какой-то дебильный ухажер подогнал на день рождения. Ей уже четырнадцать и у нее уже растут сиськи. Она начинает носить закрытые кофты. Но иногда, если не вовремя, то есть, вовремя, зайти в кубрик, можно увидеть, как она переодевается, и это даже круче, чем подглядывать за нашими другими женщинами — коком или механиком.       Клинок со свистом рассекает воздух и останавливается у моего уха:       — Не спать, рыжий, — рычит Багги.       — Прости, — усмехаюсь я. — Давай еще раз.       — Придурок, — шипит она. У нее краснеют уши.       Сжимаю рукоять меча до боли. Чтобы прийти в себя. Я больше не намерен отступать.       Девчонки, говорил Рейли, всегда пытаются навязать свою игру. Нельзя позволять им это делать.       Лучшая защита — нападение.       Я бросаюсь вперед и выношу меч вниз, Багги привычно подпрыгивает, пропуская лезвие под собой, и пытается контратакой кольнуть меня в бок, и в этот момент она максимально открыта — и я приставляю лезвие к ее шее. Ее меч вскользь проходит по моим ребрам и отлетает на землю, а потом падает и она сама, задевая стоящую на корме бочку.       Я держу меч у ее горла, и мне нравится выражение ее лица. Багги редко можно увидеть испуганной и беззащитной.       — Убери, — требует она, тут же привычно нахмуривая брови. Она начала чаще проигрывать в поединках, но командирский характер и властный гонор не делся никуда.       Я не двигаюсь с места.       — Убери! — вопит она. — Убери свою чертову железку, пока я не воткнула ее тебе в задницу.       Я убираю меч в ножны и улыбаюсь.       — Поднимайся, — говорю я и протягиваю ей руку. Несколько секунд она сидит, раздумывает, но потом хватается. Ее рука — мягкая и горячая.       Багги вскакивает и подбирает свой меч. И уходит прочь.       — Как насчет пары стаканов? — кричу ей вслед. Она, не оборачиваясь, показывает фак.       Свежий ветер на корме приятно остужает разгоряченное тело. Я расстегиваю рубашку и сажусь на одну из бочек.       — Делаешь успехи, — голос за спиной заставляет вздрогнуть.       — Капитан, — улыбаюсь я и вскакиваю. — Спасибо.       — Не щадишь свою подружку, — ухмыляется он.       — Она не… Она моя подруга. Друг. — Я отвожу глаза, но Роджер все понимает. Он улыбается. На мне — его шляпа. И я тоже улыбаюсь.       — Не переусердствуй в своем стремлении победить, — говорит он, усаживаясь рядом.       — Береги ее так же, как бережешь шляпу, — подмигивает он.       Мы сидим и смотрит на ярко-алое марево заката на синем небе.       На камбузе Багги нет и в кубрике Багги нет. Багги нигде нет, а сегодня жуткий шторм. Если она упадет в море, она не всплывет. Она больше не может плавать. А я больше не могу ее победить, но непохоже, что этот факт ее радует.       Она по секрету рассказала, что хотела продать Дьявольский Фрукт. Хотела продать, но случайно съела.       Я смеялся до тех пор, пока она не врезала мне в ухо.       Я смеялся до тех пор, пока не понял, что больше в жизни не смогу ее победить на мечах.       Я смеялся до тех пор, пока мы не бросили поединки.       Она съела Дьявольский Фрукт, и теперь ее нигде нет. Я пробежался по всем каютам и даже заглянул в гальюн. Я уже бежал подниматься на палубу, как дверь кубрика Рейли открылась и из нее вышла Багги.       — Багги, — кричу. — Эй.       Она ничего не говорит. Она захлопывает дверь и поднимается на палубу, и ее одежда и волосы тут же становятся мокрыми от начавшегося ливня. Я бегу за ней. Выхожу на палубу прямо под потоки воды.       Багги стоит у борта, не обращая внимания на ливень. Я подхожу к ней. У нее в руках — едва тлеющая самокрутка, и Багги отчаянно пытается раскурить ее, защищая ладонями от воды и ветра.       — Ты что, куришь?       — Так, — уклончиво говорит она после долгого молчания. — Балуюсь.       Она не злится, не хмурится и не улыбается. У нее на лице абсолютно странное выражение. Она не собирается спасаться от дождя.       Я уже продрог насквозь. Мокрые волосы липнут ко лбу и вискам. Кожа покрылась мурашками.       — Пойдем, — говорю. — Ты замерзла.       Она молчит и не двигается с места.       — У тебя бывало так, — начинает она и замолкает.       — У тебя бывало так, что тебя кто-то не любит? — наконец говорит она. — Очень сильно не любит.       — Враги меня не любят, — неуверенно начал я.       — Я не про врагов.       — Ты про кого-то из команды? — вытаращил я глаза. — Багги, ты не подумай, я тебя… хм, — запинаюсь я, — не не люблю.       Багги смотрит на меня таким темным, тяжелым пронзающим взглядом, что мне хочется откусить себе язык.       — Я не про тебя.       — А про кого?       Багги молчит и смотрит в море.       — Тебе, наверное, кажется. Тебя все в команде очень любят.       Никто из команды не станет слушать ее душещипательные разговоры.       — Да? — усмехается она.       — Да, — говорю я.       Никто из команды давно не аплодирует, когда она побеждает в спарринге. Только я. Я и Роджер.       Ей не помогали с тяжелой работой даже тогда, когда у нее на ладонях и плечах выступала кровь от веревок и тросов. Только Рейли несколько недель назад приказал освободить ее от этого.       И я счастлив от ее одиночества, потому что, пока она одинока, она — моя.       Она смотрит на меня, и я еле различаю ее очертания за стеной дождя. Лицо у нее — мокрое. Мокрое и красное. Она делает несколько затяжек, и маленькая красная точка в ее руках затухает. Девочка выбрасывает ненужный кусок бумаги с табаком в море. Самокрутка тонет.       Я легко блокирую удар меча в пах и совершаю удар в корпус. Пират неуклюже размахивает руками, и я атакую рассекающим ударом прямо по его ногам, прыгаю ему за спину и снова бью по ногам — сухожилия перерезаны и противник лежит на земле. У моего уха свистит меч, и в следующий миг за моей спиной раздается вопль; я оборачиваюсь и вижу бородатого верзилу с ножом в глазу. Все, что мне надо, — это просто добить.       Я вырываю нож из глазницы врага и бросаю его на мостик.       Палуба Оро Джексона горит пламенем клинков.       В груди — непередаваемое чувство восторга и удушающего счастья от драки.       Наши противники — все, как на подбор, тощие и ловкие, как помойные коты.Я бросаюсь на одного, на второго — побеждать их слишком просто. Уклоняться от их атак проще вдвойне — и я с благодарностью смотрю на мостик, где вне зоны досягаемости стоит Багги, в синих мешковатых штанах, и швыряется в противников ножами.       С соседнего борта, с вражеского корабля вылетают несколько стрел. Несколько пролетают мимо, две втыкаются в мачту, и одна чиркает мне по руке. Я стискиваю зубы и лишь надеюсь, что стрела не отравлена. С корабля летит следующая партия стрел — на этот раз левее. Левее — Багги. Та, что успешно выкашивала вражескую команду издалека. До которой не могли добраться. Я бросаюсь к мостику, но он слишком далеко, мостик — слишком далеко, на мостике — Багги, она стоит спиной и не может уклониться, если ей не помогу я — не поможет никто, и если ей не помочь — то ее не будет.       Голову и тело прошибает током, и на секунду я ослепаю от импульса. Через мгновение слышится звук падающих на палубу тел и звон оружия.       Враги падают, как подкошенные. Из их рук выпадают ножи, мечи и кастеты. Летевшие на мостик стрелы падают, не долетев до него. Багги тоже падает.       Мы сидим в лазарете. Я сижу и болтаю ногами. У меня — пара царапин на руках и лбу. Крокус бегает между ранеными, прикрикивая на них.       — Это было круто, — горячо говорю я. — Ты видела, как я их?       — Заткнись, — говорит она и шмякает мне клейким пластырем прямо по лбу. — Придурок. Чуть не сдох.       — Спасибо, что спасла меня, — на кураже выпаливаю я и кидаюсь, чтобы ее обнять.       — Сиди спокойно!!! — нетерпеливо вопит она. — Весь в кровище.       Она кричит, но я вижу, что она краснеет.       К нам подходит Роджер. У него рассечена бровь, но он неизменно улыбается.       — Поздравляю, парень, — говорит он и тормошит меня по голове. — Сам-то понял, что было?       — Нет, — говорю. Багги вопросительно переводит глаза с меня на Роджера.       — Это Хаки, — коротко говорит он. Поворачивается к Багги и показывает ей большой палец вверх: — Багги, молодец. Отличная работа.       И выходит из лазарета.       Мы с Багги удивленно смотрим друг на друга. У нее — синяк на скуле.       — Что это? — говорю.       Она трогает свое лицо и морщится:       — Упала. Из-за тебя, идиот.       — Что случилось? — я все еще не до конца понимаю, что происходит.       — Ты про Хаки не слышал никогда? Как дела в пещере? Когда мамонтов ловить пойдешь? — скрипит зубами она. — Воля, подавляющая других. На халяву. Даже плавать можно.       — Крутяк, — говорю. Внутри все горит от возбуждения. Она сидит напротив меня хмурая и расстроенная. Даже носом побледнела.       — Эй, — решаюсь я. — Как сойдем на землю, пойдешь со мной в трактир?       Она злобно смотрит на меня, и я полусерьезно-полушутя говорю:       — Не смей отказываться. У меня Хаки есть.       Мы прибываем на землю, но Багги не выходит из своей каюты и никого туда не впускает.       — Она болеет, — сказал Рейли и ушел в город. Я поспешил за ним, но он слишком быстро ходит и я вижу только, как он заходит в аптеку.       «Не к Крокусу? — думаю я. — Наверное, врач попросил купить лекарств».       В городе делать нечего. Отложенные на трактир деньги можно было бы просадить в салуне, но еще я хочу купить подарок для Багги и поэтому стою на площади, переминаясь с ноги на ногу, не решаясь пойти ни в магазин, ни в салун. Кто знает, когда мы прибудем на следующий остров. Кто знает, сколько будут стоить проститутки там. Если они вообще там будут.       Вижу, как большая часть команды направляется в салун. Даже Роджер с ними. Ноги сами несут меня вслед за командой. Нет, разве что только Рейли. Он в аптеке, покупает лекарства для Багги.       Я резко торможу и с силой шлепаю ладонью себя по лицу: бедная Багги, сидит там у себя в каюте, болеет. Надо ей что-то купить. Сладости. Нет. Лучше драгоценности. Она их любит.       В ювелирной лавке — светло так, что режет глаза. У прилавка — Рейли. За прилавком — толстый низкий мужичок, прыгает, расхваливая огранку камней, пробу металла, мастерство ювелира. Он пышет жаром и чуть не вопит в ухо Рейли:       — Вот эти вот с прозрачными сапфирами. Колечко подешевле — с кварцем, зато кристалл какой ровный, без включений, смотрите, — старается он. — Сережки эти подороже будут — тут бериллы, настоящие. Если дорого, можете эти посмотреть — с турмалином, но темные они, а вот тут флюориты, помягче будут, но красивые камушки очень, цветные, молоденькие девушки очень любят.       Рейли расплачивается и разворачивается к выходу. Я смотрю на него, и он смотрит на меня; и в этот момент мастер Рейли впервые меня пугает.       Я решаюсь подойти к прилавку, только когда мастер скрывается за дверью.       — Извините, — говорю, — а что этот дяденька взял?       — Мальчик, — строго говорит хозяин лавки. — Иди отсюда, а? По-хорошему.       — Я купить хочу, — говорю я, вынимая из кармана кошель, — просто не хочу такое же.       Взгляд ювелира смягчается, и он достает коробочки с украшениями:       — Кому берешь?       — М-ээ, — запинаюсь я. — Подруге. Своей… эээ… девушке.       Я выхожу из ювелирной лавки. В кошеле осталась лишь пара монет. На небе сгущаются тучи — нужно спешить на корабль. Я сжимаю в кармане коробочку с подарком.       На корабле — пусто. Команда, наверно, еще не вернулась. Я спускаюсь с палубы и прохожу к каюте Багги. Заперто.       От палубы, на ступенях, до двери у каюты Багги — цепочка следов.       — Эй, — я стучу в дверь, — Багги. Открывай. У меня кое-что есть.       За дверью слышны шорохи.       — Не тяни, — как можно мягче говорю я. — Открывай скорее.       Шум за дверью слышно все отчетливей. Потом — шаги.       — Уходи, — слышится приглушенный голос Багги.       — Не уйду, — ласково, но с нажимом говорю я. — Отпирай.       Повисает тишина. Нервирующая тишина. Багги молчит, и я молчу. Корабль тоже молчит.       — Ты один?       — Да, да. Я один. — Я говорю так мягко, что сам себе удивляюсь. Я говорю так мягко, что сам Дьявол впустил бы меня на порог.       Слышится щелчок затвора. Я захожу внутрь.       Багги, босиком, сидит на койке, с жестким даже на вид покрывалом, рядом — рундук, на нем — куча барахла, тряпки, склянки, кружка, на полу — смятая одежда и разбросанная обувь.       Единственный иллюминатор — темный от начинающего кристаллизовываться стекла. Сквозь него можно угадать лишь только очертания предметов. Глаза начинают привыкать к полумраку.       Я сажусь рядом и не знаю с чего начать. Но тишину прорезает голос Багги:       — Когда я добуду сокровища, я уйду путешествовать сама. Сама буду капитаном. И старпомом у меня будет женщина. — Мятая белая рубашка на Багги съехала на одно плечо. Плечо — белое и гладкое. Серебристое в тусклом свете.       — И никого из наших не возьмешь?       — Нет.       — Даже меня?       — Тем более тебя.       Багги нервно расправляет свои спутанные длинные волосы.       На полу — две пары слегка влажных следов. Одни из них — мои.       На полу — коробочка из ювелирного. Моя — все еще в кармане.       Я встаю и направляюсь к двери.       — Даже Рейли?       Багги вздрагивает.       — Что?       Я стою у двери. Я стою спиной к Багги и медленно, членораздельно говорю, положа руку на задвижку:       — Ты не возьмешь к себе в команду даже мастера Рейли?       — Зачем? — быстро и напряженно спрашивает Багги.       Повисает густая тишина. Я защелкиваю замок, и звук затвора взрывает эту тишину. Я открываю рот и говорю:       — Хотя бы потому, что ты с ним трахаешься?       Я поворачиваю к ней голову. На лице Багги выступает тоска, буквально за секунду сменившаяся злостью:       — Уходи. Ты ничего не знаешь.       Багги хватается за нож.       — Ты ведь перестала пользоваться мечом, потому что Рейли нравятся девочки со всеми конечностями? — говорю.       — Ты ведь перестала работать на палубе, потому что Рейли впрягся? — говорю.       Багги поджимает губы и крепко сжимает метательный нож. У него нет рукояти — лишь насечка на ее месте, и драться им в ближнем бою — самоубийство.       Я подхожу к койке. Сквозь ее спутанные волосы, как бы она ни старалась закрыть ими уши, пробивается слабый, тусклый отблеск цветных камней-флюоритов. Я останавливаюсь и говорю:       — Ты ведь ушла из кубрика юнг, потому что Рейли не нравится, когда на тебя пялятся? Когда я пялюсь?       — Ненавижу вас. И его. И тебя. Всех. — Багги всхлипывает и резко швыряет нож прямо в мое лицо; дистанция броска — меньше двух метров, если я его не остановлю, лезвие пробьет череп и пройдет мой мозг насквозь, у меня нет выбора — нож касается моего носа и падает на пол. Багги падает на кровать, гулко ударяясь головой о железную обивку рундука. Из ее носа начинает течь кровь.       Я стягиваю с нее штаны. Ноги и живот у нее девичьи. Почти уже женские, белые и мягкие. На внутренней стороне бедер у нее — сплошные синяки и кровоподтеки. На заднице, боках, ребрах — лиловые отметки от твердых, беспощадных пальцев.       Она не моя, и меня это бесит.       Она все равно ничего не заметит.       Он все равно ничего не заметит.       Я расстегиваю штаны и влезаю сверху. С каждым толчком она бьется головой о рундук.       У нее на лице — нет злости, радости или тоски. Нет ничего. Только полное повиновение.       Теперь я знаю, что нравится Рейли.       Теперь я — командир.       Теперь я — капитан.       Я — король пиратов.       Все кончается через несколько минут. Я натягиваю одежду на себя. На нее. Достаю из кармана коробку из ювелирной лавки и бросаю ярко-красный огонек рубина на ее кровать. Огонек затухает у нее в волосах. И я ухожу.       Мы еще встретимся.       Гори.