Память об Эдеме (A Memory of Eden)

Июль выцвел в август, и здоровье Азирафеля уносилось вместе с летним ветром.  Ему иногда стала требоваться помощь Кроули, чтобы подниматься и спускаться по лестнице, и он перестал любить ходить пешком дальше, чем до паба. Так как это было расстояние лишь до середины деревни, Кроули договорился, чтобы такие вещи, как посиделки с гостями за чаем, происходили в их маленьком отдаленном коттедже вместо этого. Память Азирафеля ускользала дальше: он забыл все – от Апокалипсиса до маленького магазина вниз по улице, в котором он работал много лет. Это было страшно. В один особенно влажный, дождливый день Азирафель, сидя в своём кресле с книгой на коленях, заметил между прочим, что он бы хотел когда-нибудь иметь книжный магазин.  Первой реакцией Кроули было рассмеяться, но он находил все меньше поводов, за которые ему не было стыдно позже, поэтому он проглотил смех. – У тебя был книжный магазин, ангел, – сказал он. – В течение трёх столетий. Азирафель уставился на него озадаченно. – Правда? Кроули улыбнулся. – Абсолютная. Ты никому ничего не давал покупать. Азирафель выглядел удивлённо. – Ха. Ну, какой в этом был бы смысл, если бы люди пришли и все раскупили? Кроули рассмеялся, на этот раз чувствуя себя немного легче. – Без понятия, ангел. Последовало приятное молчание, а потом Азирафель задал вопрос, на который Кроули ненавидел отвечать каждый раз, когда его слышал. – Почему ты меня так называешь? – Как называю? – уклончиво переспросил Кроули. – «Ангел», – Азирафель спрашивал с искренним любопытством. Кроули подошёл и похлопал Азирафеля по плечу. – Потому что это то, кто ты есть. Или то, кем ты был, – Кроули задумался. – Кто ты для меня и кем всегда будешь. Азирафель кивнул, хотя он все ещё казался немного в замешательстве. Кроули не стал объяснять дальше. Азирафель задал ему тот же вопрос на прошлой неделе и за неделю до того, и он знал, что ему ещё не раз придётся на него отвечать. Когда Азирафелю стала нужна помощь, чтобы вымыть голову в душе, и когда он полностью махнул рукой на обувь, Кроули набрал два номера на своём телефоне. Адресаты первого звонка приехали на следующей неделе и вежливо постучали в дверь. Кроули подошёл и, открыв её, увидел две знакомые фигуры. – Ньют, – поприветствовал его Кроули. – И Анафема. Спасибо, что приехали. Анафема, не теряя времени, притянула к себе демона, который был выше её, и крепко обняла. – Мне так жаль, – сказала она голосом, исполненным искренности. Кроули аккуратно выпутался и принял утешительное похлопывание по плечу от Ньюта. – Сожалею. – Все нормально, – сказал Кроули, хотя это и было не так. – Сегодня он неплохо себя чувствует. Не ведите себя слишком... просто старайтесь сохранять спокойствие. Будьте к нему терпимы. Он, скорее всего, вас не узнает. Анафема кивнула с выражением глубокой печали, и Кроули пошире открыл дверь, чтобы впустить их. Когда ведьма и охотник на ведьм вошли в гостиную и поздоровались с Азирафелем, Кроули поймал себя на том, что изучает их лица. Они стали старше, конечно, и он не видел их лично с того дня, когда Анафема отвезла их с Азирафелем в Мидфартинг и оставила там. У Ньюта теперь были седые пряди в волосах и хорошая щетина, а на лице Анафемы появились тонкие морщинки, обозначающие всё то же выражение рассудительности с черточками доброты и мягкой усталости. Когда они будут уходить, Ньют шепнет ему, что у них трое детей и это кошмар, так что спасибо, что устроил выходной. Анафема скажет, что, если ему что-то понадобится, пусть звонит без колебаний. Но пока что Кроули просто замер с тревогой защитника у края дивана, наблюдая, как глаза Анафемы наполнились жалостью и состраданием, а Ньют просто казался печальным. Как и предполагалось, Азирафель их не помнил, однако он все же поблагодарил их за то, что они заехали, и предложил им чаю, который Кроули заварил утром. К тому времени, когда они, наконец-то, уселись назад в свою машину – новую, темно-серый минивэн – Азирафель выглядел порядком усталым, а Кроули похлопали по плечу гораздо больше раз, чем ему хотелось бы.  Но демон знал, что с этого момента все будет только ухудшаться, а эти люди, как ему казалось, были единственными, кого могла волновать смерть ангела, который сделал жизнь Кроули стоящей того, чтобы её прожить. Через три дня адресат второго его звонка, который попал на автоответчик, прибыл. Кроули открыл дверь после некоторых колебаний и долго неуверенно мялся на пороге.  – Привет, Адам. Антихрист грустно ему улыбнулся. – Здравствуй, Кроули. Я получил твоё сообщение.  – Ясно, – сказал демон.  Адам подождал терпеливо, чтобы он продолжил. – Я знаю, что тебя не особенно это заботит, – сказал, наконец, Кроули. – Но он сейчас мало кого помнит, и в любом случае, я подумал, что будет справедливо, если он увидит знакомые лица, прежде чем он... ну, знаешь... Адам торжественно кивнул. – Я понимаю. Спасибо, что позвонил мне. Кроули пожал плечами и шагнул в сторону, сделав ему жест проходить. Адам тоже повзрослел: плечи стали шире, а волосы наконец-то были подстрижены короче, в нечто более профессиональное. Его Азирафель тоже не узнал, хотя этого, пожалуй, следовало ожидать, потому что в последний раз ангел видел его семнадцать лет назад, и его было легче узнать по его мощной ауре, в любом случае. Кроули почувствовал его за много миль. Пока Кроули ставил чайник, Азирафель и Адам тихо разговаривали, и Кроули безуспешно пытался настроить слух на их беседу. Уходя, Адам выглядел так же торжественно, как и когда пришёл, и Азирафель тоже казался довольно бодрым. – О чем он говорил? – спросил Кроули ангела, когда почувствовал, что аура Антихриста исчезла.  Азирафель пожал плечами. – Рассказывал о своей семье. О жене, детях, дедушке – всякое такое.  Кроули нахмурился. Он, скорее, ожидал чего-то... ну, более необычного. Встреча с Ньютом, Анафемой и даже Адамом оказала странный побочный эффект на Кроули. Это была настоящая измерительная линейка, и демон ясно увидел, как время изменило их. Они теперь были старше и, возможно, мудрее; они были успешны и счастливы. Время оставило свою метку на их лицах и телах, вылепляя их в одном ритме с взрослением Вселенной. Время коснулось и лица Азирафеля тоже, сделав морщины глубже – теперь это были морщины тревог, а не улыбок. Даже жители деревни постарели: волосы Берта подернулись серебром на висках, и он немного сдал, Оскар-почтальон сменил несколько вариантов усов, прежде чем остановился на настоящей, аккуратно подстриженной бороде с проседью. И при этом Кроули все ещё был таким же, как в тот день, когда он впервые ступил в Мидфартинг и толкнул дверь паба. По-прежнему тонкий, как шариковая ручка миллионера, все с теми же скулами, такими острыми, что ими можно было резать стекло, носящий все те же безукоризненные костюмы, правда он все же снимал пиджаки иногда и закатывал рукава рубашек. Это было просто ещё одно напоминание о том, что он был вечен и неизменен, тогда как Азирафель решительно таким не был. Каждое утро, когда он просыпался и причесывался, Кроули думал о том, что его волосы навсегда останутся такими же густыми и темными, даже спустя много лет после того, как все, кого он знал в Мидфартинге, умрут и исчезнут. В ту осень маки погибли, и Азирафель заявил, что он собирается снова попробовать посадить лилии. Следующей ночью Кроули вышел на улицу и сел напротив сада. Спустя пять часов раздумий он встал и вернулся в дом, чтобы немного поспать, оставив свежепосаженные луковицы нетронутыми. Дальше деревню захватила зима, заморозив деревья и покрыв холмы тонким слоем льда и снега. Чтение становилось для Азирафеля все более утомительным и трудным занятием, и, когда Кроули спросил у него, в чем дело, он объяснил с досадой в голосе, что по страницам все время мелькает тень, из-за которой разбирать слова ему тяжело. С тех пор Кроули начал читать ангелу вслух, позволяя Азирафелю просто сидеть в своём кресле и отдыхать, пока демон зачитывал ему что-нибудь из его же книг. Иногда он переставал читать и просто говорил, рассказывая Азирафелю истории своего собственного сочинения, часто просто пересказывая их общие приключения или рассказывая ангелу о своих сольных похождениях. Азирафель смеялся вместе с ним над историей о строительстве Версаля и ахал во всех подобающих моментах, когда Кроули сквозь собственный смех и стыд едва мог объяснить, как его однажды развоплотили из-за того, что он спутал двух женщин и неправильно солгал их мужьям о том, с кем у дам были интрижки. В такие дни почти казалось, что к нему вернулся его Азирафель, с которым они просто сидели вот так, пили вино вместе, и смеялись над шутками, непонятными никому, кроме них. Это было самое потрясающее чувство на свете – длившееся примерно две минуты. Когда они с Азирафелем были в более серьёзном настроении, Кроули пересказывал то немногое, что он помнил о рае и Эдеме. Одним промозглым днём он рассказал Азирафелю правду о своём Падении, до последней крошечной детали, которую он помнил, все противоречивые эмоции, которые привели к тому, что он изменил свой имидж, став кем-то более умным, изящным и храбрым, тем, кто «тихонько скатился по наклонной». Азирафель плакал и обнимал Кроули так крепко, что тот был уверен, что ангел помнил о нем больше, чем обычно, но на следующий день казалось, будто этого разговора никогда не было. Кроули очень привыкал к этому. Когда подошло Рождество, Кроули достал неизменную бутылку отличного красного вина, и они распили её вместе на диване у камина, на который Кроули бросал нервные взгляды. Обычно они вспоминали рождественские истории прошлого, но Азирафель, похоже, забыл даже их обычай. Вместо этого, так как ангел в тот день хорошо помнил большинство жителей деревни, демон рассказал ему о том, что новенького у Оскара, Берта, Донни, Фэй Апхилл, Харпера и Уолтера Джеймисона, у которого дела с банком очень быстро шли под откос: ему грозило расследование Национального агентства по борьбе с преступностью. Азирафель кивал, слушая его, но он допил только первый бокал вина, когда почувствовал сильную усталость. Ангел вскоре уснул, положив голову на плечо Кроули, оставив демона в одиночку приканчивать бутылку, рассеянно наблюдая за тем, как ангел спит. Вторая половина зимы была мягче первой, и остатки снега растаяли быстро, обнажив траву, ставшую коричневой от холода. Дни текли мимо, и каждый новый был тяжелее предыдущего для обитателей маленького коттеджа на Сомерсет-Лейн. Иногда Азирафель не понимал, где они находятся и что происходит, но, хотя он регулярно забывал, что Кроули демон, он никогда не забывал, кто Кроули, и это было единственным, за что Кроули цеплялся в такие дни. В середине февраля демон принял ответственное решение, что Азирафелю больше не стоит развлекать гостей: по этому занятию ангел, похоже, особенно не скучал. Кроули теперь считал удачей для себя, если ему удавалось хотя бы сманить Азирафеля на дневные часы вниз, где тот не делал ничего более тяжёлого, чем обедал и, сидя в кресле, слушал, как Кроули ему читает. Бывали дни, когда Азирафель срывался и плакал, говоря о том, как он чувствует приближение смерти, и в такие дни ангел отчаянно прижимался к Кроули, иногда по много раз извиняясь, в другие дни просто плача и позволяя Кроули себя утешать.  Это было, пожалуй, самое ужасное, что Кроули мог себе представить – смотреть, как Азирафель вот так рассыпается на части у него на глазах. Какая-то маленькая черточка личности ангела исчезала каждый день, чтобы никогда больше не вернуться. Видя, как это происходит прямо перед ним, и зная, чем это неизбежно закончится... Кроули иногда ненавидел себя – ненавидел то, что его демоническая природа не даёт ему проронить ни единой слезинки, чтобы оплакать уход его ангела. Это само по себе было маленькой пыткой. К марту Кроули был на краю пропасти: устойчивый путь вниз, по которому шел ангел, выжигал самую его душу, как кислота. В самый, пожалуй, тёплый день марта Кроули почувствовал, как что-то глубоко внутри него сломалось. Возможно, это было связано с тем, что в их маленьком цветочном саду нежные зелёные побеги, которым суждено было развернуться в лилии, начали пробиваться из тёмной земли. Лёгкий дождик начинался на улице, когда Кроули в отчаянии вошёл в гостиную. Азирафель безмятежно дремал в кресле и, казалось, был в гармонии с миром. Кроули нервно замер перед ангелом, долгое время колебался, а затем протянул руку и тронул его за плечо. Азирафель, вздрогнув, проснулся, выпрямился немного и удивлённо взглянул на Кроули поверх очков. – О, здравствуй, мой дорогой, – любезно сказал ангел. – Тебе помочь с ужином? – Сейчас два часа дня, – сказал Кроули и, мгновение поколебавшись, подошёл и вытащил один из стульев из-за стола, поставив его прямо напротив ангела. Он сел. – В чем дело, дорогой мой, – спросил Азирафель, в тревоге нахмурив брови, и подался вперёд, слегка поморщившись от этого движения. Кроули сделал вдох и посмотрел на ангела. – Я хочу, чтобы ты раскаялся. Азирафель моргнул на него. – В чем, дорогой мой? – За меня, – Кроули сделал ещё один вдох, чтобы успокоиться. – Ты спас меня от Небес когда-то давно, и я хочу, чтобы ты попросил за это прощения и вернул меня туда. Выражение замешательства появилось на лице Азирафеля. – Но ты ведь все время говоришь, что Небеса – это нехорошее место, зачем же мне отводить тебя туда? – Чтобы спасти твою жизнь, – честно сказал Кроули, подавив чувство вины, которое уже поднималось внутри него. – Это несложно. И Небеса не совсем такие уж плохие, правда. Мы просто немного пройдемся, и ты сможешь извиниться и сказать, что ты передумал. Это будет просто. – Передумал насчёт чего? – Азирафель снова казался непонимающим, но он, видимо, ощущал серьезность ситуации по отчаянию в голосе Кроули.  – Насчёт моего спасения, – повторил он. – Просто извинись за то, что спас меня. Азирафель одарил Кроули неуверенной полуулыбкой, как будто думал, что демон с ним шутит.  – Что? Это глупо, Кроули. Кроули сделал еще один вдох и заставил себя успокоиться. – Послушай, – сказал он. – Ты хочешь жить? Азирафель посмотрел на него, и Кроули увидел, как что-то неуверенно шевельнулось в глубине его взгляда. Он кивнул. – Тогда сделай это, – подтолкнул Кроули, виновато осознавая, какую власть имеет его голос над ангелом, и насколько слепо Азирафель доверяет ему. – Но я не хочу навлечь на тебя неприятности, – возразил Азирафель с обеспокоенным видом. – И, если я отправлю тебя на Небеса, тебя же не станет, верно? Ты больше не будешь здесь со мной, – у ангела было такое лицо, будто эта мысль причиняла ему боль. – Это не важно, – сказал Кроули, отметая тревоги ангела. – Я и так прекрасно влезаю в неприятности сам. Со мной все будет нормально. – Не думаю, что я должен это делать, – неуверенно сказал Азирафель. Кроули почувствовал вспышку досады, захлестнувшей его, дополненной чем-то более острым, пронзившим его грудь. Даже когда все воспоминания ангела были унесены кто-знает-куда, он все равно отказывался подвергать Кроули опасности. – Послушай, – сказал Кроули, немного резко. – Я понимаю, ты держишься за свои принципы, и это все хорошо и здорово, но не мог бы ты, пожалуйста, посмотреть на это с моей точки зрения? Азирафель наклонил голову, глядя на демона, он, похоже, был совсем не рад тому, куда вел этот разговор.  – Ты был моим... Я был твоим... Все прошедшие шесть тысяч лет, – начал Кроули вместо этого. – Мы, ну, знаешь, проводили время вместе. Шесть тысячелетий, ангел. Это чертовски много времени. И ты единственный... единственный человек, с которым я по-настоящему мог проводить время. И как думаешь, что будет со мной, когда тебя не станет? Выражение печали появилось на лице Азирафеля, и он потянулся, чтобы осторожно коснуться предплечья демона. – Уверен, с тобой все будет хорошо, мой дорогой. Кроули почувствовал, как его глаза начало жечь, но подавил это ощущение. – Правда? – спросил он более резко, чем собирался. – Я вот не так уверен. Азирафель неловко поерзал в кресле с расстроенным видом. – Неужели ты правда так со мной поступишь? – спросил Кроули, строя вопрос так, чтобы вызвать как можно больше чувства вины. Демон болезненно осознавал отчаяние своей просьбы и свой явный эгоизм, но если пара бесчестных поступков могла спасти жизнь Азирафелю, Кроули считал, что это ничтожная цена. – Кроули, дорогой мой, я не... – взволнованно начал Азирафель. – Просто сделай это, – перебил его Кроули, доставая из кармана короткую веревку. Он подал её изумленному Азирафелю, а затем протянул ангелу свои запястья, сведя руки вместе ладонями вверх, как бы ожидая, что ангел свяжет его здесь и сейчас. – Вот. – Не говори глупостей, – сказал Азирафель немного рассерженно, посмотрев на веревку, свободно лежавшую в его руках. – Это просто, – убедительно сказал Кроули, подвигаясь вперёд на стуле и протягивая запястья поближе. – Давай же. Просто свяжи меня, и мы выйдем отсюда и призовем Небеса. Я помогу даже с этим, тебе нужно сделать только одно. Пожалуйста, ангел. Сделай это для меня. Азирафель выглядел так, будто вот-вот заплачет.  – Кроули, прекрати это.  – Ты хочешь, чтобы я страдал, когда тебя не станет? – спросил Кроули, проглотив страх в своём голосе. – Потому что я буду, это я тебе обещаю. Просто верни меня сейчас, и это все исправит. Я хочу, чтобы ты это сделал.  – Ну, а я этого не хочу, – сказал Азирафель чуть холодно. Он отвернулся, пытаясь сморгнуть слёзы.  – Ну же, ангел, – подтолкнул Кроули. Он взял руку Азирафеля и положил её на другое своё запястье с верёвкой, зажатой между ними, как бы показывая ангелу, как это просто. – К черту принципы. Не умирай, Зира, пожалуйста, не надо. Я не знаю, смогу ли я... смогу ли я выжить без тебя. – Нет, – Азирафель был очень рассержен, это выражение редко появлялось на его лице в последнее время. – Я не хочу тебя отдавать, я не хочу отправлять тебя назад на Небеса – и мне плевать, насколько они там хорошие, – я не хочу, чтобы ты покидал меня. Кроули глядел на ангела, лишившись дара речи. – Я ценю то, что ты пытаешься сделать, – сказал Азирафель мгновение спустя, значительно более спокойным голосом. Он осторожно освободил все ещё протянутые запястья Кроули от веревки и сложил их, прижав к груди демона. – Но нет, спасибо. Это был последний раз, когда Кроули просил его. Чувство вины от нарушенного обещания, которое взял с него Азирафель, тяготило его сильнее, чем он ожидал, и Кроули был не в состоянии попросить снова, хоть он и чувствовал, что ангел мог бы согласиться в такие дни, когда он рыдал и прижимался к Кроули так, будто был в ужасе от того, что ожидало его дальше. Проблема была в том, что в такие дни Кроули требовались все его силы, чтобы сдерживаться и не делать того же.