Одно солнечное утро

      Гермионе Грейнджер нравились эти утренние прогулки, ставшие их маленьким обрядом, без которого не начинался почти ни один день каникул в Норе. На этот раз они не стали нежиться в саду на траве в тени большого и старого грушевого дерева, а неторопливо спустились прямо к берегу озера неподалёку от Оттери-Сент-Кэчпоул. Рон давно хотел показать Гермионе это чудесное озеро — оно было достаточно большим, с красивым живописным песчаным берегом, но по каким-то причинам недоступным для магглов, и поэтому там почти всегда было пустынно. Рон часто приходил туда один в последнее время — было приятно посидеть на маленьком стареньком пирсе и окунуть ноги в живительную воду. В детстве с братьями и Джинни они почти каждый летний день бывали там, и всего лишь несколько раз видели там Диггори, Лавгудов и ещё каких-то незнакомых волшебников с детьми на другом берегу, но это было так далеко и давно, что Рону начало казаться, что это только его секретное место.       Гермиона брела чуть впереди у самой кромки воды — дул лёгкий ветер, и тёплые волны то и дело целовали её голые ступни. Она уже успела загореть за эти дни, и в свете утреннего солнца на ровной смуглой коже простой хлопковый сарафан казался ослепительно-белым и от того каким-то особенным. Рону она показалась самой настоящей нимфой, каких он видел на картинках в детских сказках — прекрасной в своей естественности и щемяще красивой. Хотя, конечно, вряд ли тут дело было в каком-то сарафане... Рон старался замечать каждую деталь, словно боясь упустить хоть что-то — его не покидало ощущение, что Гермиона может исчезнуть, и это внезапно обрушившееся на него счастье в виде прогулок с ней наедине вдруг растворится, как утренний мираж.       Озеро привело Гермиону в самый настоящий восторг, и Рон не мог отделаться от самодовольного выражения на своем лице. Гермиона обернулась и опять подарила ему ту самую редкую счастливую улыбку, от которой сердце всякий раз как-то странно обрывалось. Так уж было заведено у них — с самого детства его целью было вызвать её искреннюю радость или же бешенство, тут уж как получалось, потому что иногда Рон не улавливал этой тонкой грани. Просто хохочущая или ругающаяся Гермиона была намного лучше рассудительной и занудствующей Гермионы, что бы она там ни говорила ему о "систематическом подрывании её душевного спокойствия". Ну а сейчас был особенно ценный момент — Гермиона улыбалась, потому что была счастлива, и Рон чувствовал это так же ясно, как удивительную теплоту и гармонию этого летнего утра. И совсем немножко гордился собой.       Ведь её счастье — это самое важное.       Гермиона остановилась и устремила свой взгляд в глубокую голубоватую даль озера, забавно щурясь и морща маленький нос от начинавшего припекать яркого солнца. Её непокорные волосы были собраны в небрежную причёску на затылке, красиво обнажая тонкую шею и аккуратный овал лица. Некоторые пряди стали медными от солнца и выбились из пучка, нетерпеливо завиваясь. Рон мягко улыбнулся, робко касаясь рыжеватых завитков:       — Солнце явно пошло тебе на пользу, — его пальцы как-то незаметно переместились на её скулу, осторожно дотрагиваясь до матовой нежной кожи.       — Это я просто переобщалась с Уизли, — неожиданно широко ухмыльнулась Гермиона, поворачиваясь к нему и пытаясь спрятать трепет, который появлялся всякий раз, когда он так неожиданно её касался.       Хотелось раствориться в этой случайной ласке, но она все никак не могла привыкнуть к этому новому для неё, спокойному и рассудительному Рону, чей взгляд стал гораздо взрослее. Может, всё дело в войне, и они все стали гораздо сознательнее. Но сейчас рядом с ним она чувствовала себя... Защищённой. И это не могло ей не нравиться. А когда он сжимал своей широкой ладонью её маленькую ручку, Гермионе казалось, что они действительно сумеют помочь Гарри, всё преодолеют и всё у них получится так, как они запланировали. И этот предстоящий поиск, железным обручем сдавивший рёбра, уже казался не таким невозможным. Но иногда Гермиона всё равно невольно ожидала, что вот-вот Рон опять выкинет какую-нибудь дурацкую шутку, и ей опять останется только краснеть и злиться.       — Может и так, — хмыкнул в ответ Рон, выдернув её из размышлений. Гермиона проследила, как он медленно убрал руку и запустил её в фамильные яркие волосы. Такие жесты, ставшие уже родными, успокаивали. — Тебе идёт быть... С Уизли.       От неоднозначности его слов Гермиона смущённо опустила ресницы и тихонько фыркнула, чувствуя, что с этим человеком совершенно невозможно долго переживать.       Внезапно она вскрикнула от неожиданности — из-за порыва ветра волна ударила особенно сильно и высоко, от чего намок весь подол её платья. Ставшая полупрозрачной ткань облепила ноги. Рон прищурил глаза, ожидая. Но Гермиона не убежала сушиться, и, усмехнувшись, решительно пошла в воду, оглядываясь на своего спутника и словно приглашая его идти следом. Рон улыбался, наблюдая за ней, и осторожно ступил в воду, уловив её взгляд.       — Ну же, пойдём купаться! — кричала ему Гермиона, стоя уже по пояс в воде. — Вода совсем не холодная! — восторженно добавила она, пропуская волны сквозь пальчики.       Белое тонкое платье развевалось по волнам. Гермиона сегодня была совершенно нереальной.       — Ну ещё бы, удивила! — Рон нарочито неторопливо шёл к ней, пытаясь не поддаться навязчивому желанию тут же подбежать и утащить её плавать прямо под воду. — Мы всё-таки на юге находимся, — он подмигнул, но как только оказался близко, Гермиона подняла палочку, и волна не таких уж и тёплых брызг окатила его с головой.       Девушка заливисто рассмеялась.       — Ах ты... — Рон тоже ухмыльнулся, отфыркиваясь от солёной воды, теперь уже абсолютно мокрый. Льняная рубашка прилипла к телу, порядком отросшие волосы потяжелели от воды и стали казаться длиннее. Он откинул их назад и вдруг показался совсем взрослым. — Ну держись теперь, русалка! — Гермиона со смехом побежала от него, с трудом сопротивляясь тяжелой воде, и Рон быстро догнал её, с боевым кличем и бурным плеском увлекая вместе с собой под воду.       Они громко хохотали, закашливаясь от воды, брызгались и ныряли, их то и дело настигали настоящие и наколдованные ими же волны, и они тут же оказывались под водой. В один такой момент они, вынырнув, столкнулись почти нос к носу, и их смех как-то резко оборвался. Растерянные взгляды встретились, и Гермиона невольно засмотрелась на Рона — чистые голубые глаза, которые светились особенно ярко на его веснушчатом лице, притягивали. Как летнее небо, какое бывает только в жару, и как это синее озеро — цвет края, в котором он родился. А золотистых веснушек на его носу стало еще больше, но это только умиляло.       Поцелованный солнцем.       Капельки воды на темно-рыжих от воды прядях и ресницах, выгоревших летом, обгоревший нос, полуоткрытые губы — он был так близко, что Гермиона вполне могла рассмотреть в его расширенных зрачках своё потрясенное отражение.       Внезапно Гермиона поняла, что мелко дрожит.       А в следующее мгновение Рон вдруг подался вперед и она судорожно схватилась за его предплечье, потому что этот неожиданный и долгожданный поцелуй совершенно выбил почву из под ног. Она много раз представляла себе этот момент, но не думала, что это будет так... Потрясающе спонтанно. Его губы были мягкими, но настойчивыми, с привкусом солёной воды, но все равно они были... Такими сладкими. Его ладони, нетерпеливо скользившие по её растрепанным мокрым волосам и по плечам, бились током, и Гермионе казалось, что она сейчас непременно растает и сольётся с этим озером — невозможно же, чтобы простой поцелуй был таким невообразимо, непостижимо приятным и ярким. По венам стремительно растекалось даже не тепло, а самый настоящий огонь, потому что солнце может быть тёплым только когда оно очень далеко, а когда оно вот так, близко... То непременно обожжёт, но проще, наверное, вырвать собственными руками себе сердце, чем добровольно отказаться от этого болезненного удовольствия.       Рон осторожно отстранился, дыша так, словно он пробежал марафон. Его руки были всё ещё на её спине — поддерживали и не давали упасть. Вместе с кислородом к Гермионе медленно возвращалась реальность, и девушка малодушно боялась даже поднять на него взгляд — что же теперь с ними будет? Неужели больше не просто друзья? Но ведь война...       Рон же не боялся и, откровенно говоря, совсем не смотрел вперёд в будущее. Он просто прижал Гермиону к себе — её дыхание скользнуло тёплым сполохом по его шее, и, кажется, она успокоилась. По спине в очередной раз пробежали мурашки. Рон успел отметить про себя её пылающие щеки и растерянный очаровательный вид. Гермиона редко когда так смущалась. И почти всегда виноват был он. Собственно, и сейчас Рон не изменил своим традициям. А внутри было так тепло и сладко, будто вместо крови по венам растёкся горячий цветочный мёд. Удивительное, волшебное мгновение — он и не испытывал ничего подобного ранее. Пусть поиск, пусть война, пусть вообще весь мир летит в тартарары — у них ещё есть этот день, это озеро и это лето.       Они есть у друг друга, и всегда будут.       Говорить ничего не хотелось, но вопреки всему Рон тихо прошептал надтреснутым от долгого молчания голосом простую, но казавшуюся ему единственно-правильной и в некотором роде волшебной, фразу:       — У нас всё будет хорошо.       В ответ Гермиона только сомкнула прохладные руки на его талии и отчего-то вдруг улыбнулась, крепко зажмурившись и уткнувшись носом ему в ключицу. Кожа пахла так знакомо — тот самый, третий, мятный запах, который усилился от воды, и ещё чем-то неуловимым и волнительным, так, как пахло только от него. Такой близкий и родной человек.       "У нас..."       Это звучало так по-новому, так обнадёживающе и тепло, что Гермиона Грейнджер, всегда материалистичная и настроенная скептически, легко поверила этим простым словам.       У них всё будет хорошо...