* * *
Каким образом семеро взрослых парней помещаются в этот седан («Донхёков любимый», — шутит Джено, увиливая от подзатыльников) — тайна, разгадка которой сокрыта в Египте и не ближе к их штату. Автомобиль плавно выруливает на широкополосное шоссе, шины сцепляются с асфальтом, пока внутри него решаются великие проблемы — кто будет заменять постоянного водителя, где есть и тормозить на ночь и куда, чёрт возьми, ехать. Донхёк сразу внушает упустить из виду его права и просится на роль штурмана, чтобы ставить на карте пометки и направлять непутевых гонщиков ночью. Никто не возражает, Джемин только просит потом сфоткать карту (безнадёжный фотограф, эстетику видит в пыли), а право периодически сменять самого старшего в их компании взваливают на Ренджуна — он не отвлекается по щелчку пальцев и ехать будет аккуратно («не то, что Нана, я помню, как меня до колледжа подвозили», — комментирует вездесущий Джено и опять, снова смеётся). Они едут в тишине, пока Ченлэ ни с того, ни сего не выпаливает: «Мы же можем куда угодно? Рванём в Калифорнию?». Мичиган реально далеко от солнечного штата, но Марк так спокойно пожимает плечами и говорит «поехали», что даже его дотошный рыжеволосый парень не успевает ничего возразить. В первый день почему-то темнеет быстро. Казалось, один взмах ресницами — и от палящего дневного солнца ни намёка, ни весточки, только густой воздух ночи. По дороге они один раз заезжают в волмарт, закупиться водой, ред буллом и снеками, чтобы меньше тормозить у минимаркетов, и устраивают какой-то кавардак среди высоченных стелажей, потому что продуктовые тележки — это невероятно для взрослых детей. Под укоризненные взгляды работников они оплачивают покупки и, давя смешки, выносят всё это богатство, совестно позволяя себе рассмеяться в голос только после вторых автоматических дверей. Джисона не отпускает недавнее воспоминание, как он чуть не влетел в банки кукурузы с лёгкой руки Чжона, а Джемин не перестает говорить про неописуемый взгляд незнакомого мужчины, когда он вёл оживленную беседу с самим собой при выборе чипсов, сидя на корточках в нелепой блестяще-серебристой жилетке («ну серьезно, зачем ты ее вообще напялил?» — недовольно восклицает Джено, отсмеявшись по-человечески). Где-то к часу ночи все постепенно засыпают и «в строю» остаются лишь Минхён и Донхёк. В салон, через чуть приоткрытые окна, проникает слабый тёплый ветер, ночь не такая удушливо-жаркая и очень звёздная. Маленькие точки огоньков будто рассыпаны по небу в невиданных количествах. Ли-младший борется с желанием распластаться по сидению так, как вообще возможно, прикрыть глаза и провалиться в сон, пока мозги не плавятся от жары, но он только отпивает ещё немного энергетика и часто-часто моргает: в темноте ехать сложно, его помощь нужна. Поэтому Донхёк иногда смотрит на карту, предупреждая, как скоро развилки или повороты и куда им направляться, но чаще изучает взглядом Марка. Честно говоря, старший какой-то совсем красивый, когда сосредоточенный, а особенно, когда ведёт. В тишине и лёгком свете, что ложился на лицо пятнами, было очень приятно рассматривать Ли, пока тот не замечает. Эстетичные кадры радуют глаз. Донхёк старался запомнить чуть колышащиеся от потоков воздуха ореховые волосы, расслабленные руки на руле и такое умиротворённое, с тенью совсем призрачной усталости, лицо. — Так внимательно смотришь, — тихо посмеивается Марк, переводя глаза на парня, который потупливает взгляд, когда его ловят. — Нам по трассе ещё долго ехать прямо. Вздремни. Хэчан хочет начать возмущаться, что это небезопасно, но свинцовые веки сами собой прикрываются, а на внутренней стороне словно отпечатывается самое красивое видение этой ночи (и это далеко не звёздное небо).* * *
Просыпается Донхёк от коллективных заливистых воплей (смехом их не назовешь), за рулём уже Ренджун, едва ли сдерживающийся, чтобы не зашуметь со всеми. Ли морщится, затёкшая шея не позволяет сразу посмотреть тяжёлым взглядом на нарушителей своего драгоценного спокойствия. Причиной всеобщего оживления были особо удачные фотографии спящего Пака, так удачно пойманного мстящим за «худшего хёна» Ченлэ. Донхёк даже не удивляется — ну, а что взять с этих детей? — и поворачивается к Хуану: — Может остановимся ближе к лесу? — чуть сонным хриплым голосом просит он. Китаец утвердительно кивает. Атмосфера в машине неплохая, но выйти, размяться и хотя бы проветриться безусловно хотелось. Они тормозят машину на обочине у небольшой полянки и с охотой вываливаются из салона с радостными возгласами, кроме спящего Марка. Хэчан первым делом прогибается в спине, слышит, как что-то хрустит в районе поясницы и наблюдает за растянувшимся прям на траве Джисоном. Они перебрасываются парой фраз о том, как ехали ночью и когда успели поменяться, открывают две двери и окно у водителя, и рыжеволосый сообщает, что на переднее пассажирское сиденье можно сесть вместо него, а сам забирается на заднее. Спящий Минхён чем-то смахивает на нахохлившуюся птицу, чуть хмурый и сложивший руки на груди и вызывает два острых желания: снова уснуть и, похитив предварительно один наушник, кое-как прижаться близко-близко и положить голову на плечо. Оба своих желания Хёк учитывает.* * *
Это определённо день сна — решает Ли, когда в очередной раз продирает глаза, только в этот раз ничего не болит, а плечи окольцовывает тёплая рука. Ченлэ, наверное, перебрал энергетиков или ультра-сладких газировок, потому что опять без остановки гиенит над чем-то, а за окном проносятся зелёные-зелёные, залитые слепящими острыми лучами поля. Несмотря на какофонию из соула восьмидесятых в колонках и голосов друзей, а ещё повышенную температуру воздуха, в машине было комфортно. Уютно даже как-то, развалиться на марковой груди и слушать-слушать-слушать. Донхёк не жалеет. В этот раз юноши приходят к единогласному решению остановиться на ночь в мотеле. Решение разумное, поскольку за одну ночь они поняли, что ничего хорошего в «хрустящих» на утро шеях нет, да и плюс в копилку воспоминаний — найти ночлежку, как в классическом американском кино. Ещё должна быть вывеска большая и слепящая неоном. Дети, не иначе. Как только тёплые тона заката расползаются под напором тёмной синевы, Джун проезжает ещё пару километров и заворачивает на стоянку мотеля. Правда, как в фильмах — потрёпанное одноэтажное здание не ввысь, а вширь, и окна за белыми тонкими жалюзи. Постояльцы они единственные, отчего тучный мужчина-владелец расплывается в счастливой улыбке и щедро срубает самую большую комнату в полцены. Ночью не спится никому, поэтому до рассвета они заедают чепуху разговоров теми самыми чипсами под смешанный плейлист на джеминовом телефоне и лежат на самой огромной кровати. Как она не провалилась — плюс один в копилку мировых секретов, но им здорово.* * *
В дороге всё-таки возникают ссоры. Водитель медлит, «штурман» оговаривается, а кто-то из парней раздражённо шумит: «когда мы доедем куда-нибудь?». Возникает словесная перепалка, и авто с глухим свистом колёс тормозит едва ли не на дороге. Всё это давит изнутри. Первым из машины вылетает Минхён. Не злой, просто в непонимании. Смысл соглашаться, если так? Они знали, что нет ничего приятного в дребезжании мотора не самой новой тачки и постоянных сменах-остановках. Что неудобно выкручиваться на сидениях в поисках удобной позы для сна (всё равно не найдёшь) и пить приторные энергетики вместо чая. За ним выбегает Донхёк, это догма. Старшему нужно остыть и немножко хэчановского ворчания, что-то про нервы (и чтоб обнял со спины, тыкаясь носом в затылок). Третьим давящую атмосферу не выдерживает Ченлэ. К полному успокоению все семеро собираются у носа ненавистного (на самом деле очень приятного) транспорта. — Разворачиваемся? — по-простому спрашивает Ренджун, и смотрят на него, как на дурака. Два дня позади, один раз повздорили — всё не так уж и дурно. Джемин разумно озвучивает мысли Марка, что они знали, на что согласились, да и давно хотели сгонять куда-нибудь все вместе. Почему бы не вот так? Джено заявляет, что поездка не имеет смысла, пока они не завалили своего японского друга с архитектуры фотками в штате Юта. В машину возвращаются все.* * *
Из призрачного, мёртвого Детройта до Лос-Анджелеса, американской мечты в солнечном одеяле, ехать всего полтора дня с хвостиком, но со всеми остановками компания добиралась три с половиной. «Задние дворы» города, где железная дорога и грузовые контейнеры, ничем от северных заброшек не отличаются, но внутри что-то греет. Наверное, мысль: «Я три дня ехал, я в совсем другом городе». Прибывают они на рассвете, чересчур ярком, гипер-красочном, когда ты смотришь, смотришь без солнечных очков, глаза ловят зайчиков и щурятся непроизвольно, а взгляд отвести невозможно — завис. Ключи от машины точно в кармане, она закрыта, а проход на крышу неизвестного здания приветливо манит. Когда Ли на неё поднимается, его обдаёт потоком ветра и под ногами — город, еще спящий и затихший. В голове без преувеличения миллиарды мыслей, планов на день, хаотичных решений. А ещё чувство, что ты ещё такой молодой, такой чумной — сладкой ледяной газировкой по венам, по обе руки рядом — самые важные, а желание гулко бьётся одно. Донхёк целует Марка внезапно, как-то до чёртиков сентиментально и чувственно, желая, очевидно, слиться в одно целое, цепляясь горячими ладонями за чужую шею, стаскивает раздражавшую всю поездку шапку, ерошит мягкие волосы и целует-целует-целует, до неоновых пятен под веками, пока его не прижмут к себе совсем близко, до тяжелого дыхания, до сладкого тянущего чувства в животе, пока ветер не перестанет хозяйничать под одеждой. По крыше друг за другом носятся Ченлэ и Джисон, смех Джено разрезает воздушную эфемерную тишину, Джемин ловит кадры неподдельных чувств старших на фоне неба на полароид, Ренджун осматривается осторожно и трёт сонные глаза, пока те не начинает по-дурацки противно щипать. Солнце встаёт над городом-мечтой. Они счастливы.