*
Саре Уильямс подумалось, что тот, кто одержал победу над Королём Гоблинов, заслуживает королевского завтрака — тоста, например. Тостер оказался усыпан блёстками, и девушка протянула руку, чтобы смахнуть их, но стоило ей коснуться светящихся песчинок пальцами, как те моментально поблекли и растворились в воздухе, а Сара так и осталась стоять, внимательно разглядывая свою руку. Это ведь правда её рука? Если повернуть ладошкой вверх, можно заметить царапины, оставшиеся на коже после заточения в темнице, или глубокий порез на запястье — напоминание о разбившихся зеркальных стенах бальной залы-грёзы. Взглянул бы кто со стороны, непременно решил бы, что Сара просто заигралась и упала на улице, — вот и вся история. Тостер выплёвывает подгоревший хлеб, и свой неудавшийся завтрак Сара тоже рассматривает крайне внимательно. Проходит секунда, внутри словно щёлкает что-то, и девушка сползает на пол, захлёбываясь рыданиями. Отец и Карен появляются на кухне мгновенно, Сара чувствует, как заботливые руки ощупывают её лоб — нет ли жара? — слышит повторяющиеся по кругу вопросы: «Сара, ты в порядке? Сара, что случилось? Расскажи нам…». Сара размазывает слёзы по щекам до тех пор, пока отец не усаживает дочку к себе на колени и не начинает укачивать её — совсем как в детстве, когда она была ещё малышкой. И пусть Сара уже давно не умещается у отца на руках, она обнимает его за шею и постепенно затихает. — Всё будет хорошо, — шепчет мистер Уильямс. — С тобой всё будет хорошо. Сара не улыбается и не произносит ни слова — ни один язык мира не сможет выразить, что… В сказках о таком не рассказывают. Чем занимался сэр Джордж на утро после того, как убил последнего дракона в Англии (1)? Завтракал ли Там Лин (2) или просто сидел, глядя в никуда, пока от одной только мысли о том, что теперь он может выглядеть по-другому — например, руки превратились в когтистые лапы, из лопаток выросли крылья, а тело покрылось чешуёй — его била крупная дрожь? Тарелка со сгоревшим тостом выставлена на заднем дворе. Не подношение — всего лишь напоминание.*
С Дидимусом она видится чаще, чем со всеми остальными — возможно, причина в том, что он не дожидается приглашения, а является сам. Забегает на чашку чая, но даже если чая нет — а нет его почти всегда — всё равно остаётся и рассказывает Саре истории. Ни один визит не обходится без стихов, и Сара учится любить поэзию. Правда, до «Королевских пасторалей» (3) она доберётся только в колледже, да и то большую часть времени потратит на выведение закорючек на полях тетради — рассказы Дидимуса всё равно звучали куда интереснее, чем нудная болтовня преподавателя. — «Так нежен голос был её, так светел лик» (4), хотя я сомневаюсь, что он смотрел на её лицо, если позволите, миледи… — слова словно издалека доносятся до Сары, пока девушка медленно проваливается в сон. Она зарывается носом в мех Дидимуса. Он пахнет розовой водой и свежестью. Саре кажется, что именно так должен пахнуть Лабиринт. С этой мыслью она засыпает, а когда вновь открывает глаза, вместо сэра Дидимуса видит в своей постели дикую лисицу. В чёрных глазах зверька светится испуг. Лиса скалится и поскуливает. Сара давит поднимающееся в груди желание броситься прочь из комнаты — подальше от посетившей её дикой природы и страшных звериных зубов, но с места не двигается. Сара дышит медленно-медленно — вдох и выдох. Как будто она всё ещё спит. Как будто ей совсем не страшно. Девушка с трудом проглатывает ком в горле и начинает намурлыкивать одну из тех песен, которым научил её Дидимус. «Рыцарский танец», кажется. Лиса навостряет уши, звериный оскал сменяется любопытством. Сара почти смеётся, когда рыжий зверёк подносит свою мордочку ближе к её рту, словно пытаясь понять, откуда исходит звук. Так могла бы вести себя домашняя, а не дикая кошка. Сара возвращается из школы домой и замечает брошенный на кровать кусок пергамента, сложенный в несколько раз и запечатанный воском. «Не думаю, что смогу вернуться в ближайшее время. Не знаю, что произошло ночью, но это стало для меня унижением. Множество извинений…», — пишет Дидимус. Чуть ниже, совсем другим почерком — изящные завитушки и резкие росчерки пера над буквами «т» — оставленный кем-то постскриптум: «Перестань обращать моих существ в своих. При переходе они теряют слишком многое». Сара притворяется, что не знает, кто оставил это послание.*
Проблема людей в том, — мог бы сказать Джарет, если бы девчонка спросила (она никогда не спрашивала), — что в них слишком много металла. Металл в их крови, металл в костях. Даже в зубах содержится металл. У них достаточно железа, чтобы делать гвозди, мечи, молотки, чтобы возводить стены и строить корабли. Всё Надземье — одно сплошное холодное железо, паразит, живущий и в почве, и в воде, и в воздухе. Это означает лишь одно: всё покрывается ржавчиной, всё движется к разрушению. Но внизу, в Подземье…*
Иногда она ощущает его присутствие и проверяет, как далеко он сможет зайти. Джарет в облике совы Сару не беспокоит, хотя время от времени боковым зрением она и замечает разлетающиеся в разные стороны перья. Ощущение давления, тяжести — совсем другое дело. Сара касается дверных ручек и чувствует пробегающие по телу разряды статического электричества. Она возвращается домой вместе с подругой, но посреди дороги девушки вдруг застывают на месте. Что-то вынуждает их посмотреть вверх. — Ты чувствуешь это? — спрашивает Дениз Ярмли и, щурясь, вглядывается в безграничное синее небо. — Кажется, будет гроза. Сара прощает Джарету эти игры. Возможно, причина кроется в том, что одна только вера в его присутствие приносит ей странное чувство спокойствия. Саре Уильямс тоже нравится играть: идти по краешку моста с закрытыми глазами, в одиночку забредать в тёмные аллеи. В такие моменты она почти уверена, что чувствует его руку на своей спине (Джарет не даёт ей упасть) и слышит стук сапог по тротуару всего в шаге от себя. И однажды Король Гоблинов всё же решается нарушить границу. Сара совсем одна; от внезапного перепада давления в ушах начинает шуметь, воздух на вкус напоминает гниющую жимолость. Хуже этого только стойкое ощущение того, что за ней наблюдают; Сара чувствует его дыхание на своей коже — горячее, влажное, искрящееся. Гнев — спусковой крючок. Тетрадь по биологии падает из рук, листы с конспектами разлетаются по полу, но Сара не обращает на это внимания. Она чувствует его дыхание — как он посмел! — явиться в её дом, в дом Тоби… — Я не давала тебе разрешения. Её голос холоден и чист — как сталь или проточная вода, или что там ещё подобные ему создания на дух не переносят. (Они вообще-то никогда не обсуждали, что он за существо, но Сара прочитала достаточно сказок, чтобы догадаться сама, пусть Эндрю Лэнг (5) и опустил подробности вроде кожаных штанов и наркотических фруктов). Воздух неподвижен. Сара Уильямс выдыхает, сжимает руки в кулаки. — Убирайся. Ощущение чужого присутствия исчезает. С этого момента по радио — стоит только включить его — всегда играют её любимые песни. Сара не уверена, подарок ли это, и нужно ли его принимать.*
— Ты изменился, — обращается девушка к Хоглу. Саре восемнадцать, и она пытается решить, какие вещи взять с собой в колледж. Предполагалось, что гоблин поможет ей со сборами, но вместо этого Сара на протяжении вот уже двадцати минут пытается объяснить другу, что это вообще за штука такая — колледж — и почему она больше не будет жить в доме отца. — Не я изменился, просто ты смотришь по-другому, — отвечает Хогл в своей типичной манере. Сара усмехается: — Так не бывает. Вещи не меняются, если ты начинаешь смотреть на них иначе. Хогл, который теперь выглядит так, будто сошёл с иллюстраций Рэкема (6), — болтающиеся уши, ненормально длинные, идеально ровные конечности — обиженно хмыкает. — Ничегошеньки ты не знаешь. Надеюсь, в твоей модной школе тебя научат уму-разуму. На самом деле, в «модной школе» её не научат ничему. Сара кладёт мешочек с камнями и травами на подоконник и ещё один — у двери, и её соседка думает, что Уильямс чокнутая. Девушка уверяет, что из-за оберегов в комнате странно пахнет — розовой водой, жимолостью и гниением. Но ни Сара, ни её соседка никогда не опаздывают на занятия, а незваные гости не переступают порога их комнаты, и даже когда Мак Аллен на спор активирует систему пожаротушения и всё вокруг заливает водой, в их комнате по-прежнему сухо как в пустыне. — Возможно, я смогу вернуть тебе прежний облик, — задумчиво произносит Сара, наблюдая за тем, как Хогл объедается батончиками её соседки. В последнее время Уильямс читала слишком много страшилок: рот Хогла растягивается в зловещей улыбке — слишком много зубов. — Ты хочешь стать таким, каким был прежде? Хогл пожимает плечами. — Какая разница? Ты ведь по-прежнему будешь смотреть. Её преподаватель по физике называет это «Эффектом Наблюдателя» — вещь приобретает форму только в глазах смотрящего. Через несколько месяцев соседка переезжает жить к своему парню, и Сара совсем по ней не скучает.*
Вещь, которую стоит знать о железе: ему нравится подчинять себе всё вокруг. Хотя бы ради того, чтобы всё вокруг заржавело.*
Она всерьёз считала, что Джарет непременно объявится — по крайней мере, когда ей было семнадцать и Питер Джейкобсон позвал её на выпускной, а после отвёз в мотель. Ещё до того, как написать свой сравнительный анализ — переосмысление сказок в контексте психосексуального развития — Сара знала, что непорочность имеет значение. В лес ведь обычно отправляются Белоснежки и Красные Шапочки, а не их злобные мачехи. А приключения случаются только со стоящими на пороге взросления пятнадцатилетними девочками в белых платьицах — и никогда с теми, кто уже перешагнул эту черту. Сара была так уверена в том, что он появится, и ещё долго не могла уснуть, дрожа от холода в тёмном номере мотеля, глядя в потолок, выжидая… Но Король Гоблинов так и не пришёл, ни в первый, ни в последовавшие за ним разы. Сара перестала ждать. Именно поэтому ноги словно к земле приросли, стоило ей заметить Джарета, стоящего посреди пешеходной дорожки. Перья и блёстки; не будь синего бархатного плаща и этих взлохмаченных светлых кудрей, Сара бы и вовсе его не узнала. В неверном утреннем свете он кажется таким… уставшим. — Ещё немного, и я окажусь в твоём королевстве, — произносит Джарет. Ветер уносит его слова прочь — между ними по-прежнему расстояние в несколько ярдов; сквозь трещины в тротуарной дорожке пробиваются сорняки. Сара смеётся, замечая, что Джарет стоит у самого края кампуса, в месте, где бетонные плиты сменяются кирпичом. Ещё один шаг — да даже стоит ему чуть-чуть наклониться — и он пересечёт границу. Сара и не подозревала, что ей принадлежит колледж. Она обходит Джарета кругом, избегая касаться волочащегося по земле плаща, и осторожно ступает по траве — это её королевство. Саре мерещится, будто Джарет легонько наклоняется, когда она проходит мимо — так цветок следует за солнцем. Его лицо изменилось, глаза — прежние. — Привет, — бросает Сара Королю Гоблинов. Почему она не догадалась поправить макияж перед выходом или захватить одну из кофт Стива? Не то чтобы Джарет пялился (если бы он пялился, было бы куда проще), но для такого боя не помешает броня попрочнее короткой юбки и мятой блузки.*
Он наблюдает за ней и — ужасное клише — так сильно напоминает человека, умирающего от жажды. Сара — его родник. Как только Джарет замечает, что она тоже смотрит на него, на его губах появляется ухмылка. — Ты так же жестока, как и железо, Сара Уильямс. Сара ждёт продолжения, но Король Гоблинов молчит. — Что-то ещё? — Ты используешь их, чтобы задеть меня? — Использую кого? — Этих щенков — парней, с которыми ты спишь. Я списывал всё на твою юность, но последний мальчишка продержался целый год. Пытаешься ранить меня? Сара во все глаза смотрит на Короля Гоблинов и не может сдержать смех. До чего же самонадеян. — Не нравится — не смотри. На мгновение Джарет становится собой прежним: холодным, обречённым, чужим — таким он был, когда Сара превратила в руины комнату Эшера. Видение исчезает, он снова выглядит уставшим. — Вы, люди, считаете верность великой добродетелью, — только и произносит Джарет, и Сара снова не может сдержать смех. — У тебя надо мной нет власти, Король Гоблинов, — говорит она, и его глаза (такие же, как прежде) становятся двумя узкими щёлками. — Ты не можешь требовать от меня верности. — И ты не устаёшь задевать меня этим! — Я не пытаюсь задеть тебя чем-либо! Я вообще о тебе не думаю, — Сара кричит, и Джарет отшатывается от неё. Время раннее, мир погружён в тишину, но молчание, царящее между ними, гораздо глубже. Сара облизывает пересохшие губы. — Я… Я не думаю о тебе, — повторяет она куда спокойнее. — Я просто живу. Взгляд Короля Гоблинов безучастен, ни единой эмоции на лице. Ни ужимок, ни песен, способных отвлечь её внимание. Его бесчеловечность — ужасающее зрелище. Часть мозга ещё помнит, каково это — быть маленьким ребёнком, помнит, каково это, когда сердце сжимается от страха перед прекрасным монстром, а кровь холодеет. Маленькая девочка из прошлого, живущая внутри Сары, кричит. Девушка закрывает глаза, а когда открывает их снова, Джарет по-прежнему наблюдает за ней. — Ты этого хочешь? — спрашивает Король Гоблинов, стоя на границе между её королевством и его. — О такой жизни мечтаешь? Здесь, с этим паршивцем… Сара скрещивает руки на груди и тихонько посмеивается. Утренний холод, наконец, добирается до неё, она чувствует, как дрожь мурашками расползается по телу. — Может быть. Может быть, нет. Но такая жизнь по-прежнему лучше персиков. Сара мёрзнет, и он отдаёт ей свой плащ в обмен на поцелуй — сухое прикосновение губ с почти стёршейся помадой к его щеке. Девушка чуть не падает и чувствует, как Джарет вздрагивает, когда она хватает его за плечи, чтобы удержать равновесие. Подол плаща волочится по траве, пока Уильямс движется по направлению к общежитию. Наутро никто из студентов не сможет понять, как пыльные уличные дорожки за ночь превратились в синее море из васильков.*
Кое-что ещё о железе: оно всегда знает, где расположен север, и стремится к нему. Железо не обмануть.*
Спустя все эти годы прежним остался только Людо. Его шерсть всё также горит красным, а сам он — со своими пятнистыми рожками — напоминает ей рыжеватого козлёнка. Сколько часов она провела, свернувшись рядом с ним калачиком, что-то читая или заучивая, позволяя монстру играть с её волосами и напевать глупые песенки. Иногда его зубы становятся острее, а на лапах появляются длинные когти, но Людо… Он по-прежнему Людо. Наверное, поэтому она так удивляется, когда он приходит к ней с письмом в серебристом конверте, запечатанном восковой печатью. Джарет, Король Гоблинов — гласит подпись. От такого искреннего существа как Людо подобной подлянки не ожидаешь. — Он мне не нравится, — произносит Сара, крутя в руках серебристый конверт. Людо издаёт тихий вой, заставляя девушку нахмуриться. Она надламывает печать пилочкой для ногтей. Сара не краснеет, читая письмо. Это не предложение, не услуга и не подарок; никакой романтики, комплиментов или лести. Всего лишь извинение, что в тысячу раз необычнее и оттого — ценнее. Дорогая… Сара прячет конверт в ящике письменного стола и закрывает его на ключ. Возлюбленная… Жаль, нельзя если не стереть, то хотя бы закрыть на ключ и память.*
В последний учебный год Сара вместе со своими друзьями — людьми, не гоблинами — проводит каникулы у моря. Они встречают приход весны и наслаждаются последним глотком свободы. Позже, пересказывая эту историю, Сара не сможет вспомнить название городка. Сохранятся только воспоминания о прохладе и запахе волн, накатывающих на берег, о вкусе моллюсков и о том, как она разводила костёр на каменистом пляже. Каждую ночь Сара засыпала под звуки музыки — русалки пели о нефтяных танкерах и том, как погибали моряки, утянутые морскими нимфами на дно. Никто другой не слышал этих песен, только Сара. Может быть, тогда… В голове раздаётся пение русалок, по телу от выпитых пива и вина с содовой медленно разливается тепло. Сара выходит из бара и решает в одиночестве прогуляться по тёмным аллеям и спуститься к каменистому пляжу. Всего лишь проверка — как будто ей снова семнадцать, и она упивается (хотя к этому ощущению и примешивается чувство вины) мыслью о том, что в неё влюблён Король Гоблинов. («Но ты, Дженет, не ведай страх, не причиню вреда» (7), — только сейчас Сара не может понять, кто из них — Дженет, а кто — Там Лин). Позади раздаются знакомые шаги, и Сара улыбается. — Прогуляйся со мной, Король Гоблинов, — просит девушка, и удивляется, когда он действительно следует за ней. Всего секунда, и Джарет уже идёт рядом, укрытый чёрно-синими тенями. Король Гоблинов пахнет жимолостью и источает жар. Он очень красив, несмотря на то что под его глазами залегают тёмные круги. Сара Уильямс никогда не отрицала, как прекрасен её Король Гоблинов. — Ты пьяна. — Совсем немного. Не жалуйся. — Я не жалуюсь, просто заметил. — Тогда ладно, — произносит Сара и берёт его за руку. Девушка смеётся, наблюдая за Джаретом, взволнованным её близостью. Он напоминает птицу с взъерошенными перьями. В потемневших — звериных — глазах светится испуг. Для него Сара не поёт, хотя могла бы, будь она на сто процентов уверена, что таким образом можно усмирить его дикую природу. — Знаешь, я больше не могу есть персики, — произносит девушка. — Не вижу в том своей вины. — Мне нравились персики. — Так ешь их. — Детская травма, — бросает Сара, и Джарет фыркает. Сказочные создания так себя не ведут. — Приношу свои глубочайшие извинения за бал и искрящееся платье в подарок. Они выходят из тёмной аллеи на набережную. Над их головами раскинулось ясное ночное небо. При свете звёзд Король Гоблинов ещё больше напоминает неземное создание, и Сара уговаривает себя ни за что не прикасаться к нему, как бы он не был прекрасен в этом неровном серебристом свечении. — Я пыталась спасти младшего брата. Ты просто не вовремя под руку подвернулся, Король Гоблинов. — И если бы я пригласил тебя на танец сейчас? Каменистый пляж. Сара слышит, как волны разбиваются о берег. Песни русалок не так просты, в них кроется тайна: морским нимфам чертовски нравятся нефтяные суда и матросы, чьи тела покрыты чёрной росписью татуировок. Не стоит недооценивать существ, способных полюбить то, что может их уничтожить, и уничтожить то, во что они влюблены. — Но ты не пригласил, Король Гоблинов, — произносит Сара, и Джарет удерживает её, не давая спуститься к морю. Лунный свет слишком слаб, но глаза Джарета по-прежнему горят серебром, и Сара тоже горит под его взглядом. Сара Уильямс перечитала все сказки и старинные предания. Она знает, как загадывать желания так, чтобы они непременно сбывались, как быстро пересчитать зерно, чтобы успеть на бал, как понять, ждёт ли она ребёнка или организм плохо реагирует на стресс. Сара прекрасно знает, как продолжать улыбаться по утрам, несмотря на размазанную тушь и стёртую помаду. Кажется, на ней были золотые украшения, когда она выходила из дома. Но свет луны покрыл серебром всё вокруг.*
Дело в том, что у гоблинов — или у эльфов, Сара пока так для себя и не решила, кем является Джарет, — существуют правила. (В отличие от железа, мог бы сказать Король Гоблинов, прими он участие в этом разговоре. Железо не подчиняется никаким законам, действуя по собственной воле. Совсем как Сара). А у гоблинов есть правила. Жестокие, несправедливые, но всё же правила. Они куда строже всех законов мира. И, как железо, непреклонны. Правила гласят: услуга за услугу. Правила гласят: вы можете взять себе только то, что было предложено. Правила гласят: вы можете получить лишь что-то одно. Король Гоблинов назвал верность одним из достоинств человеческого рода и угодил в ловушку, выбрав её же в качестве особого дара. Возврату и обмену не подлежит.*
Торжественные звуки затихают. Сара выпускница — зубрёжка латыни не прошла даром. Она почти молилась на свою степень, и теперь summa cum (8) звучит как заклинание. В её жизни и правда присутствует магия, и от мысли об этом Саре хочется рассмеяться. Или хотя бы узнать, какой именно бог помог ей и почему, ведь большинство из них слишком жестоки. Сара устраивает свою собственную частную церемонию — ни университетских друзей, ни членов семьи. Она обходит все местные магазинчики, где продают спиртное, чтобы найти медовуху — настоящую, которая источает аромат жимолости, перебивающий острый запах спирта. Девушка делает робкий глоток из бутылки, сбрасывает обувь и босиком ступает по траве. Вообще-то находиться в парке после захода солнца запрещено, как и распивать алкоголь, половину которого она пролила на землю. Сара не должна чувствовать эту ноющую боль, с ума сходить от желания и надеяться, что её молитва будет услышана. Теперь это приглашение, но Сара всё же удивляется, что он появляется так быстро. Джарет тревожно озирается по сторонам, понимая, что находится в её королевстве — точнее, в месте, которое на протяжении четырёх лет являлось её королевством. — Кто-то призвал меня сюда, — произносит Король Гоблинов. — Я знаю. — Я не вторгаюсь в твои владения. — И это мне тоже известно. Я пригласила тебя. Джарет внимательно наблюдает за ней. Он изменился, его глаза — прежние. — Зачем? — Хотела тебя увидеть. Сара предлагает ему выпить, и Джарет делает глоток, не спуская глаз с девушки, хотя в окутавшей их тьме едва ли можно разглядеть хоть что-то. — У тебя нет власти надо мной, — как бы невзначай бросает Сара, и Король Гоблинов на секунду перестаёт дышать. — Да, — тихо произносит Джарет. — Это правда. — А как насчёт тебя? Король Гоблинов вздрагивает — совсем как в тот раз, когда она вцепилась пальцами в его плечи. — Есть ли у меня власть над тобой? — продолжает Сара. Его губы касаются её шеи — в том самом месте, где под кожей бьётся пульс. Ответ утвердительный.*
Последнее, что вам необходимо знать о железе: оно крайне редко вступает в реакцию с серебром — для этого потребуется высокое давление и большое количество тепла. Или магия, как считают некоторые непосвящённые глупцы.