***
Утренний сон удивительным образом растянулся до самого обеда. Тело почему-то начало неприятно ныть, будто Май вчера тренировался в спортзале до потери сознания. Увидев на телефоне время, омега закряхтел и, пошатываясь, уселся на кровати. Почти три часа дня. Неудачная это затея — «полежать часик» и не завести будильник. Раньше его бы разбудил приход родителей с работы, но вот уже как год они переехали в квартиру дедушки, доставшуюся им по наследству. Теперь Май был полностью посвящен себе. Поначалу он очень скучал, ведь был домашним омегой — не особо часто гулял с друзьями, редко ходил на свидания, а в клубах и вовсе никогда не бывал. Его лучшими друзьями всегда были папа с отцом. Он никогда не скрывал от них ничего, поскольку знал, что они смогут подсказать верное решение. Когда же Май остался один в двухкомнатной квартире, то почувствовал себя одиноким. В первые дни он вечно названивал родителям на городской и мобильный телефоны, а вечерами общался с ними по скайпу. Омеге пришлось помаленьку привыкать ко взрослой жизни: ходить в магазин и покупать то, что ему нужно, а не то, что папа написал по списку; готовить себе собственноручно еду (не только бутерброды с салатами, но и супы, картошку, мясное); прибираться в доме и не ждать, когда кто-то за него вынесет мусор. Постепенно Май вошел в колею, но случались вот такие моменты, когда рядом не хватало кого-то близкого. Потянувшись, парень направился на кухню. Холодильник разнообразием еды не блистал — кастрюля с супом, десяток свежих яиц, небольшой ломтик хлеба и три банана. Но для позднего завтрака, перетекающего в обед, сойдет. Попозже надо будет смотаться в магазин или же заново варить гречку и давиться ею. За просмотром сериала и трапезой Градский убил почти два часа. Желания сходить в магазин не возникло, поэтому он достал «ненаглядную» гречку. А что? Это ведь все-таки полезно. Возможно, он придумает особую «гречневую» диету и займет какую-нибудь нишу в сообществе диетологов. К семи часам вечера Май успел сварить деликатес в виде гречки, простирать вещички, прибраться в шкафу и взгрустнуть оттого, что ему скучно и одиноко. Чем можно было еще занять себя? Посмотреть телевизор? Проклацав почти все программы, юноша понял, что платит деньги зря — ни одной интересной передачи или годного кино. На улице же солнце почти накренилось и спряталось за соседними домами. Небосвод озаряли сочные краски спелого персика. Время рассветов и закатов Градский любил больше всего. В эти короткие минуты природа особенно преображалась. Выглянув в окно, у подъезда Май заметил Димку со своим обожаемым ухажером. Аристарх был тем еще джентльменом. Казалось, что альфа сошел с экрана какого-то старого фильма — вежливый, галантный, имеющий какую-то породистость, которой обделены многие его собратья в наши времена. Эх, такого парня не стыдно привести домой к родителям. А не какого-то идиота матерящегося… Только вот где откопать свой идеал? — Определенно не дома, сидя за книжками, — пробубнил себе под нос Май, задергивая гардину и разминая затёкшие мышцы шеи. — А ты даже сегодня бегать не пошел. Видать, хочешь до конца жизни оставаться одиноким омегой с кучей котов и жирной задницей… Ну все… Самоедством Май занимался довольно часто в последнее время. — Ладно. Побегаю завтра! Так сказать, сдвину график на один день, — успокоил своё внутреннее я омега, но вовремя опомнился. — Не сдвину. Завтра ведь на весь день иду в гости к родителям. Вряд ли захочу испортить день с самого утра, — продолжил размышлять Май, почесывая щеку и поворачиваясь к зеркалу. Из отражения на него смотрел миленький маленький омега. Волнистые русые пряди непослушно топорщились, превращая прическу в шапочку одуванчика; забавный курносый носик с россыпью небольших, едва заметных веснушек; слегка полноватые губы не портили всей картины, а большие янтарные глаза, обрамленные не очень длинными светлыми ресницами, превращали его в какое-то иноземное существо. Не самый красивый омега, но ведь и не самый страшный. Просто парнишка с изюминкой. Май улыбнулся отражению, слегка втянув пузико. — Когда же я вновь стану собой? Ух, дядины кексики… Ну ничего! Я не паду жертвой ленивых! Градский серьезно насупил брови и решительно поплелся в спальню. Если уж взялся за что-то, то иди до конца и не сворачивай. Кто сказал, что пробежка обязательно должна быть утренней? Вечером темнеет уже поздно, поэтому можно спокойно выходить на тренировку. В балку, конечно, лезть не надо, там людей нет, а в парке допоздна гуляют молодые парочки и родители с детьми. Уже через пять минут Май был готов к труду и обороне. На улице на лавочках, как и всегда, сидели несколько стареньких омег, перемывая кости всем молодым жильцам подъезда; в песочнице до сих пор возились детишки, а их папы о чем-то звонко болтали в беседке; на небольшой баскетбольной площадке устроили игру подростки из соседнего дома. Даже погода этим вечером казалась теплее, чем вчера. Лишь изредка волосы ерошил едва прохладный ветерок. Засунув один наушник в ухо и включив полюбившийся плейлист, Май наскоро размялся и рысцой побежал по дорожке, огибая припаркованные автомобили. Обогнув дом и перебравшись через дорогу, Градский поспешно начал спускаться со склона ко входу в парк, который находился в самой низине. По пути он встретил патрульную машину, припрятанную под ветвями дерева. Прямо на нее облокотился огромный медведеподобный альфа в форме. Неужели теперь и парки их заставляют патрулировать? Или что-то случилось? Градский с недоумением обернулся еще раз, но решил особо не заморачиваться. Из парка доносились радостные возгласы гулявших и тихая музыка из кафешек под открытым небом. Вечерние пробежки с каждой минутой начинали нравиться все больше и больше — на тропинки с травы не капала роса и не мочила ноги; в глаза не светило надоедливое утреннее солнце, не припекало макушку; даже организм полностью выспался и был готов растрясти жиры. Это жаворонкам лучше бегать по утрам, а совам предпочтительнее прогуливаться вечером. Вместо обычных тридцати минут Май решил увеличить пробежку до часу. Людей вокруг было много, поэтому он не опасался того, что к нему может кто-то пристать. Да и какой альфа покусится на такого омегу? Несмотря на милое личико, лишний вес отталкивал многих представителей сильного пола. Но, может это и к лучшему, абы кто Маю был не нужен. Своё сердце и первый раз он мечтал отдать любимому человеку, который сможет принять его со всеми недостатками, достоинствами и килограммами. Обежав две аллеи и круглую площадь, где резвилась детвора на роликах, омега спустился по ступеням в самый низ, где находились аттракционы. Парк собирались открывать к майским праздникам, оставалась всего одна неделя. Несмотря на возраст, Май очень хотел заглянуть сюда в эти дни, покататься на горках и машинках. Омега улыбнулся, припоминая слова папы о том, что другие уже внуков приносят, а он — сахарную вату из парка. Но что в этом плохого? Спешить становиться взрослым не хотелось, зачем рожать ребенка, когда еще сам недалеко от колыбели отошёл?***
Постепенно бледно-голубое небо начало насыщенно впитывать в себя краски. Приятная вечерняя атмосфера парка завораживала, поэтому Май не сразу понял, что отклонился от курса и забежал дальше предполагаемого. Внутренний оптимизм и юный максимализм говорили, что ничего страшного не произойдёт. С ним ведь никогда ничего серьезного не случается! Но чувство самосохранения тонким голоском напомнило, что пора возвращаться. Голоса, доносящиеся из парка, начали редеть, похоже, что многие люди тоже уже отправились по домам. К щебетанию птиц перед ночлежкой присоединились тихие крики летучих мышей. Смотав наушники, Май выключил плеер. Позади него, где-то в глубине пышного куста, хрустнула ветка. Омега боязливо обернулся, начал всматриваться в листву и переплетенные ветки. Ёжик. Большой и довольно проворный. Даже от сердца отлегло. В темпе престо Май выбрался из балки и добрался до первого из аттракционов. Из-за крон деревьев, не пропускавших остаток света, было уже достаточно плохо видно, куда надо идти. Спотыкаясь через каждые два метра, Градский тихонько сыпал недовольством на себя, разросшиеся корни и властей города, которые не потрудились провести здесь освещение. В голову затесалась мысль, что поход в парк без фонарика — это была плохая идея. А поход куда-то вечером — это вообще чертовски отвратительная мысль! И почему именно сегодня он решил проявить свою амбициозность? — Добрый вечер. Мая передернуло уже во второй раз за этот вечер. И если ежика он не испугался, то темный силуэт, приближавшийся откуда-то справа, заставил фигурально наложить кирпичей. С каждым новым шагом силуэт превращался в красивого и высокого парня. Определенно это был альфа, и хотя природный запах совершенно отсутствовал, но сильно чувствовался аромат стойкого парфюма с нотками свежести. — Д-добрый… — А что такой очаровательный омежка делает один в парке? — нараспев поинтересовался незнакомец. — Ничего. Он уже собирается домой, — коротко ответил Май, решительно отступая и направляясь дальше по дорожке. Впереди уже стали видны ступени и площадь. — Давай провожу, а то мало ли встретишь кого плохого по пути, — всё не отставал альфа. Градский нахмурился. Такое внимание к своей персоне ему не нравилось. Особенно со стороны альф. Он всегда ждал подвоха: какой-то шутки или просьбы о помощи. Другого и быть не могло. Некоторые омежки рассказывали о том, что иногда знакомились со своими бойфрендами на улице. Те останавливали их прямо посреди тротуара и начинали просить номер или что-то в этом роде. Май же знал, что если к нему обращается альфа вне университета, то хочет узнать дорогу или время, а никак не номер. — Не стоит, мне недалеко. — Я всё же настаиваю. Только не бойся, я же вижу, ты напряжен, — улыбнулся альфа, показывая идеально ровные зубы, будто у актера из Голливуда. — Я не боюсь, — качнул головой Май вопреки трясущимся коленкам. Он так сильно заволновался, что чуть не распластался на бугристом асфальте, зацепив очередной торчащий корень. От падения его спасли сильные руки, обхватившие поперек живота. — С-спасибо, — быть в крепких объятиях на удивление оказалось приятно. Если бы только эти объятия были подарены ему любимым и знакомым человеком. — Осторожнее, — альфа глубоко вдохнул аромат, исходящий от макушки Мая. На секунду омеге показалось, что пальцы незнакомца сжались сильнее, доставляя уже явный дискомфорт. Однако, когда Градский заерзал, его послушно выпустили на свободу. — Может… Познакомимся? Я Марк. — Май. — Очаровательное имя. — Благодарю. — Наверно, это судьба, что мы с тобой встретились, — ласково продолжил Марк. Увидев недоумение во взгляде юноши, он объяснил, — Скоро май, праздники, открытие аттракционов… А мы встретились здесь — в парке. Вопреки словам альфы, Градский отказывался верить в судьбу. Крайне необычно было встретить своего избранника темным вечером в парке. Вроде на маньяка он и не смахивал, имел представительную внешность, мягкий голос и брендовые вещички, но что-то в парне настораживало. Вот только омежья сущность где-то глубоко внутри запищала о том, что возможно вот он — его принц. Не профукай свой шанс. Сказка ведь может случиться и в реальной жизни? — Да, интересный ход мыслей. Романтичный, — постарался выдавить улыбку Май. Он облегченно выдохнул, когда они добрались до подножия ступеней. С площади уже были слышны чьи-то голоса. Казалось, впервые он так сильно радовался цивилизации. — Омегам нравится подобное, они теряют бдительность. И действительно, не успел Май и охнуть, как его намертво схватили, зажали рот и стянули уже с первой ступени лестницы. Альфа насильно потащил его мимо крытой площадки для машинок, завернув между колючих кустарников. Как омега ни пытался, вырваться у него не получалось. С каждым новым шагом, пока они приближались к старому заброшенному павильону, Маю становилось все страшнее и страшнее. Если сейчас он ничего не предпримет, то завтра, возможно, его уже не будет. Попытки наступить на ногу мерзавцу не дали успеха, даже удары локтями в живот особо не помогли, поскольку Мая так сильно зажали в тисках, что он не мог двигать руками. Наконец-то, Градский додумался укусить насильника за палец, а как только с губ убрали огромную руку, заорал о помощи. — Тихо! Кусаться вздумал! — рыкнул альфа, награждая щеку оплеухой и вновь прикрывая ладонью рот. — Я не хочу тебя покалечить, ты мне нравишься даже. Я хоть не фанат пышек, но ты довольно миленький, думаю, что мы подружимся. Я альфа, ты — омега — это всё естественно. Распахнув еще сильнее глаза, Май невнятно промычал в руку бандиту о том, что все это как раз наоборот — противоестественно. Это даже уголовно наказуемо. Даже в течку изнасилование было преступлением. Бывали, конечно, омеги, которые поддавались феромонам и получали кайф от происходящего. Они забывали, что их берут насильно и даже симпатизировали тем мерзавцам. Но сейчас у Мая не было течки. И почему-то ему казалось, что даже если бы и была, он бы не почувствовал счастья от того, что его берет незнакомый человек против воли. — Детка, ты так невинно пахнешь, — промурлыкал Марк, успев затащить омегу до дверей заброшенного здания. — Так пахнешь… Собрав последние силы в кулак, Май дернулся, попутно ударяя насильника в солнечное сплетение. Назад дороги не было, только вперед. Зная, что с другой стороны должна быть вторая дверь, омега ринулся по мрачному помещению, стараясь не упасть из-за старых поломанных скамеек и другого мусора. Выскочив из большого зала, он успел проскользнуть по тесному коридорчику и даже почти добежал до двери, но как только его рука коснулась ручки, его дернули назад. Он упал и ударился виском о спинку стула, а копчиком — о холодные бетонные плиты. От удара в голове на несколько секунд потемнело, а лицо запылало жаром. Адреналин настолько сильно бурлил в крови, что Май даже не почувствовал боли. Лишь ледяной ужас и обреченность неизбежного. По щеке побежала струйка, капая с подбородка на трясущуюся руку. Кровь? Дверь скрипнула и все-таки распахнулась, открывая спасительный путь наружу. Вот только было слишком поздно. Марк набросился сверху, полностью покрывая собою. Он начал вылизывать лицо и просовывать руку в спортивные штаны. От всех этих действий Градского едва не вырвало. Омега принялся кричать и активно отбиваться, стараясь поцарапать лицо или хоть как-то навредить нападавшему. Когда же он все-таки сумел попасть пальцем в глаз Марка, то тот вновь наотмашь его ударил, рассекая губу. Мая перевернули на живот и придавили всем телом. Во рту сразу же появился железный привкус вперемешку с мелкой пылью, вызывая приступ кашля. — Йо! Насильник и жертва замерли. Неужели в парке остался тот, кто готов помешать преступлению? Май впервые подумал, что его молитвы были услышаны — кто-то пришел на помощь. Парень в проходе вытащил из кармана телефон и включил фонарик. Май зажмурился от яркого света. Постепенно зрение улучшилось, и он смог рассмотреть своего спасителя. Вот только приглядевшись, омега понял, что новый игрок на поле боя никак не подходит на роль героя. На вид он оказался очередным головорезом: бандитская морда лица, татуировки на руках, спортивки, как у какого-то гопника. — Сигаретки не найдется? — улыбнулся «герой», показывая рот с несколькими выбитыми зубами. Из-за спины гопника, будто какой-то бойз-бэнд на съемке клипа, показалось еще три или четыре силуэта, которые явно предвещали не спасение, а беду. Один ублюдок ужасно, а если их целых пять? — Не… Не найдется, — неуверенно проблеял Марк, усаживаясь прямо на задницу у распластавшегося на бетоне Мая. Похоже, что маньячелло уже сам начал опасаться того, что этим гопникам мало будет маленького омежки, и они перекинутся на него. — А гандона? — захихикал альфа позади «героя», наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть парочку. — О чем ты, Кир? Гандон вон уже нашелся! — раздался насмешливый голос и проем двери занял очередной бандюган. — А не охуел ли ты, мудила, трахать омежек на нашей территории? Да еще и против их воли. — Он… Он не против. Мы… Мы просто играли. Ролевые игры… Скажи им! Май приподнялся на локтях и непонимающе мазнул взглядом сперва по Марку, а затем — и по другим альфам. Последний, который стоял ближе всех, показался ему удивительно знакомым. — Скажи же! — в истерике рыкнул Марк, дернув омегу за руку. Май не удержался и вновь завалился на спину, тихонько заскулив. — Ты че творишь, сука? — после рева послышался неприятный хруст, будто кому-то что-то сломали и сдавленный стон. — Эй, мелкий, все будет нормально, не ссы. Мая осторожно приподняли и аккуратно уложили голову на колени. Со лба убрали непослушные пряди, а в лицо вновь посветили ненавистным фонариком, прожигающим роговицу. — Чт… Какого хера? Пупс? Ты? — Градский фыркнул, когда почувствовал, что его заметно потрясли и начали облапывать поврежденные лоб и разбитую губу. — Эй, харэ светить ему прямо в лицо, идиот что ли?! Большие руки, крепко державшие Мая в объятиях, разительно отличались от жестких тисков Марка. Сейчас омеге казалось, что он находится в безопасности, тем более этот приятный аромат морозного грейпфрута напоминал детство и первую любовь… Слегка очухавшись и вновь обретя зрение, Май наконец-то разлепил веки и увидел обеспокоенное лицо. Лицо того, о ком Май и мечтать не мог. — М-м-митя? Быть не может… — прошелестел Градский, хлопая ресницами. — Как видишь, может, — альфа едва заметно улыбнулся, осторожно усаживая пострадавшего, — мелкий… Как же ты так? — постепенно ласковый взор сменил стальной взгляд, который был устремлен на скрючившегося рядом Марка. — А ты, сученыш, сейчас пожалеешь, что Пупса решил трахнуть! — Так-так! Митек, только не убивай! Ты и так ему нос сломал, хочешь на нары из-за какого-то ушлепка? — один из альф ринулся оттягивать разъярённого товарища, бросившегося на обидчика омеги. Май же вновь окунулся в прострацию, ошарашенно смотря на свою первую любовь. Они с Митей жили в одном доме, но в разных подъездах. С самого садика они были не разлей вода. Пока другие омежки играли в куклы и делали друг другу прически, Май с Митей изображали динозавров, космических пришельцев, гоняли на великах и пытались отрыть на игровой площадке под горкой-ракетой клад. Они впервые поцеловались в первом классе. Этот поцелуй, конечно же, нельзя было назвать полноценным — они столкнулись лбами, потерлись носами, а уж потом чмокнулись. Но даже он был чем-то значащим. Тем вечером Май долго не мог уснуть, планируя наперед свадьбу, общий дом и много детишек. Митя всегда был заводилой. В средних классах он начал показывать свой характер: противоречил учителям, вытворял пакости, прогуливал уроки. Но, несмотря на все это, альфа начал пользоваться популярностью. Конечно, высокий рост, волевые черты лица, пронзительные зелёные глаза с крапинками каштанового блеска и удивительно яркие рыжие волосы. Он не был похож на других, обычных. Слишком броский. Запоминающийся. Из-за новой компании постепенно общение с Митей начало сходить на нет. Они попросту не могли найти общих тем для разговоров, а частые ругательства в речи альфы коробили юного омегу до глубины души. В старшей школе наступило и вовсе полное затишье. Май с болью смотрел на то, как его любимый превращается в красивого парня. В того, которого был готов захомутать любой омега в школе. Ведь плохие парни — это же круто. Именно тогда Градский и понял, что первая любовь никогда не будет счастливой. Когда Митя был в одиннадцатом классе, его родители разошлись. Папа остался в родном городе, а отец решил переехать с сыном в другой. В тот день, когда Митя прощался с одноклассниками в школе, Май не мог найти себе места. Он все хотел подойти к альфе, что-то сказать, пожелать удачи, но… Так и остался сидеть за своей партой, склонив голову. Эта горечь и боль, которую тогда испытывал омега, надолго отпечатались в его сердце. Май всхлипнул от вновь нахлынувших воспоминаний, и сразу же поморщился, облизывая разбитую губу. Даже этот тихий писк заставил Митю активно действовать. — Кир, салфетки влажные есть? — Чё? Салфетки? Я те чо омега какой-то, шоб салфетки носить. Еще спроси о косметичке! — скандально возмутился дружок-альфа. — Вон спроси у Геры. — А схуяли сразу я? — Ну ты ведь омега, дорогой, — расплылся в улыбке Кир, смотря на «героя». — Омега? — переспросил Градский, чуть было не потеряв челюсть, наблюдая за полной противоположностью «омеги». На фоне этого самого Геры Май действительно казался образцовым представителем слабого пола. От происходящего вокруг голова стала ехать кругом еще сильнее. — Заканчивайте уже. Позовите лучше того глухонемого мента! — Митя стукнул рукой по стене, обваливая дряхлую штукатурку. — И найдите салфетки, кровь не останавливается, — тревожно отметил альфа, двумя пальцами приподнимая Мая за подбородок. — Он не мент, он полицейский, — возразил Кир. — Хуицейский, — оттявкнулся Митя. — Как нехорошо, Фролов. Я могу и обидеться. В проеме нарисовался тот самый медведеподобный альфа в форме, которого Май видел ранее у входа. Неужели хранитель порядка наконец-то соизволил услышать ту шумиху, которую ребята устроили в парке? — Итак, Фролов. Что я вижу? Не прошло и двух недель, как ты стал рыцарем в белых кроссовках: то старичков через дорогу переводишь, то омег со своей шайкой от изнасилования спасаешь! Цены бы тебе не было, если бы за ум взялся: снял эти спортивки и прикупил словарь Ожегова. — Вам в ответку щас прилетит. Цены бы полиции не было, если бы она на милицию не смахивала! — прищурился Митя, подхватывая охнувшего Мая на руки и становясь прямо напротив полицейского. — Ты поаккуратней. Все-таки с участковым разговариваешь, — гаденько усмехнулся «мишка». — Ладно. Едем в участок, ребята. Будем протокол оформлять. Хотя… Вам, наверно, лучше в травмпункт сперва… Да и этот. Кто его так разукрасил? Вся команда спасителей потупила глаза. Как не крути, а это ведь тоже было нападение. Маньяка можно было и так оттащить. Ведь их четверо, а он-то один. — Это я! Это была… Самозащита! — вызвался добровольцем Май, собираясь защитить Митю и его компашку. — Ты, значит. Каратист, — понимающе хмыкнул «мишка», посмеиваясь. — Ну-ну.***
Остаток вечера пролетел очень быстро, но все было будто в тумане: травмпункт, полицейский участок, дача показаний… Единственное, что омега четко помнил — крепкую руку, сжимающую его ладонь. И любимый запах грейпфрута. Дома Май очутился уже ближе к двенадцати. Квартира встретила тишиной и одиночеством. Сейчас меньше всего хотелось быть здесь одному. Омега изнывал от желания позвонить родителям, мечтал очутиться в теплых объятиях папы и поплакать у того на груди. Вот только расстраивать и беспокоить взрослых не хотелось, поэтому Градский решил пережить сегодняшний вечер без никого. Но не тут-то было. Митя не только довел бывшего друга до квартиры. Он решительно ступил в коридор и взял «хозяйствование» на себя. Альфа отправил бедного омегу в ванную приводить себя в порядок, а сам направился на кухню — состряпать что-то для перекуса, ведь живот Мая полвечера издавал звуки раненых китов. Когда на кухне загремели столовые приборы и послышалось тихое пение, Май закрыл за собой дверь и прислонился к лакированной поверхности. Этот вечер был, пожалуй, одним из худших за всю его жизнь. Он еще до конца так и не понял, что произошло. Мозг упорно отвергал случившееся. Ведь Градский — обычный омега, не какой-то разгильдяй, который гуляет ночи напролет; он не развратник, поскольку никогда не натягивает открытых вещей; не гуляка, заигрывающий с каждым встречным. Впервые омега понял, что жизнь очень опасная штука. Каков бы ты ни был прилежный, правильный и спокойный — тебя все равно может поджидать беда за углом. Надо включать мозг и больше никогда не рисковать. Находясь под струями теплого душа, Май так и не смог успокоиться. Его наконец-то прорвало. Он очень долго плакал, стараясь скрыть слезы под каплями воды. Пряча слабость от окружающего мира. Эффект обезболивающего прошёл, и теперь каждое движение вызывало тяжесть и боль в теле, напоминая о произошедшем. Даже пушистый махровый халат сейчас казался неподъемной ношей на плечах. Тяжело вздохнув, Градский протер ладонью запотевшее стекло и нехотя взглянул на отражение. Губа опухла, ранка на виске вновь закровоточила от излишне сильного умывания, а на щеке начал проявляться синяк после удара. Схватив перекись с ватным тампоном, омега принялся останавливать кровь. Ему так хотелось целиком облиться этим дезинфектором, чтобы смыть с себя всю мерзость и остаток плохих воспоминаний. Кровь все не останавливалась, а сам Май начал тихонько всхлипывать от нахлынувшей депрессии. Постепенно всхлипывания переросли в очередной поток слез. Как-то справившись со своим боевым ранением, он уселся на сидушку унитаза, вытирая пальцами слезы и хлюпая носом. Осмотрев ванную, юноша заметил свою прогулочную одежду. Пора отправлять ее в стирку — вся пыльная и грязная. Майка, спортивки, толстовка. Закладывая в машинку вещи, Градский осмотрел свою любимую толстовку и заметил дырку прямо на рукаве. Огромную такую, через которую целых два пальца можно просунуть. В очень заметном месте. — Ну во-о-от, — захныкал еще громче Май, усаживаясь прямо у стиральной машинки на мягкий коврик. — Эй, Пупсеныш, ты там как? Я вхожу, — из-за двери раздался взволнованный голос Мити. — Какая жалость, я надеялся тебя увидеть в чем отец родил, — неудачно пошутил альфа. Но, увидев заплаканное личико, подлетел к омеге в мгновение ока и присел рядом. — Пупс, болит что-то? Если что, то давай сразу в больницу. Тебя ж всучили под мою ответственность. — Н-нет… Терпимо. — А чего тогда ревешь? — удивился Митя, вытирая пальцем бусинки слез и протягивая бумажное полотенце. — Т-толст… Толстовку порвал! — громко высморкался Май, вызывая короткий смешок у приятеля. — Ой, нашел о чем париться! Иголка с ниткой и все заебись! Как новенькая будет. — Так… Так я шить не уме-е-е-ю! Все… Все рвется на следующий день, — хрюкнул Май. И вот опять он не такой, как все омежки — не умеет шить, штопать, латать, вышивать. Хотя… Возможно, он не один такой. Вспоминая Геру из парка, Градский никак не мог представить этого омегу с ниткой да иголкой. Скорее с дрелью и самокруткой в зубах. — Йопт… Ну че за неуклюжий омега мне попался? — засмеялся Митя, потрепав по влажной макушке. — Не ной. Дай, че ли, мне нитку с иголкой. Сам зашью. — Я не могу тебя еще сильнее напрягать, — покачал головой Май, осторожно приподнимаясь не без помощи Фролова. — Ты и так весь вечер потратил на меня. — Ой, да ладно. Че там уж. Ты как не родной себя ведешь, — махнул рукой Митя. — Ты, кстати, чего за продуктами-то не ходишь? Пожрать совсем нечего. — А как же гречка? — Ну хуле… Одной гречкой не наешься. Я яйца пожарил, так что давай жрать пойдем. Чай тебе зеленый заварил, ты же больше зеленый любишь? — Ты помнишь, — улыбнулся омега, топая за парнем на кухню. Отчего-то на душе стало теплее. — Конечно. Только ни печенек, ни конфет не нашел. Даже сахара нет. Мышь повесилась! Как ты живешь-то? Где дядя Саша и дядя Олег? — Они переехали. Теперь я один. И я худею. — Худеешь? И на кой-хрен? — удивился Митя, усаживаясь на стул у окна. Именно тот, где с детства любил сидеть, когда приходил в гости. — Да так… Решил. На диету сел и даже бегать начал, как видишь… — неловко проговорил Май, заковыряв вилкой в яичнице. — Ах, вот оно как. Бегать он начал. Так схуяли ночью ты поперся в парк?! Одиноким омегам по вечерам дома надо сидеть, а не шляться по паркам с кем попало! Ясен пень, что тот мудила совсем охуел! Но и ты молодец! Хотя… Надо было тому пидарасу яйца оторвать полностью, чтоб больше не зарился ни на кого! — рыкнул Митя, решительно стукнув кулаком по столу. От представления оторванных яиц есть яичницу почему-то совсем расхотелось. Май пальцем отодвинул сковороду и поднял глаза на альфу. Наконец-то при хорошем свете и в спокойной обстановке он смог рассмотреть своего спасителя. Митька почти не изменился. Только над правым глазом появился едва заметный шрам, пересекающий бровь. И альфа совсем чуть-чуть подрос, хотя куда уж ещё? Такой же красивый и сильный. И очень добрый, несмотря на образ хулигана и множество плохих слов в речи. Эх, если бы немного подлатать словарный запас, то совсем идеальный человек бы получился. — Слушай… Ты бы… Может… Хотя бы не так сильно матерился. Мне немного неуютно, — Май решился сказать то, о чем мечтал со средней школы. Эх, еще бы открыть тайну о великой первой любви… — Ха? — Ну… Можно ведь менять маты на другие слова. Допустим, не «ясен пень», а резонно, — привел пример омега, поджав губы. — Бл… То есть… Ладно. Я попробую, — слегка сморщив нос, ответил Митя. — Ты давай ешь яичницу, она почти остыла. За ночной трапезой они скоротали больше трех часов. Нет, они не съели всю кастрюлю гречки подчистую, а долго сидели из-за разговоров. Май рассказал про всё то, что с ним случалось за эти годы. Митя тоже поведал свою историю. После переезда в другой город он взялся за ум, подтянул учебу, чтобы поступить в университет. Сейчас он оканчивал машиностроительный факультет и подрабатывал в автомастерской отца. С осени собирался вновь переехать в родной город, поскольку считал, что его помощь нужна папе больше, чем отцу. Они все разговаривали и разговаривали. Смеялись, вспоминали прежнюю жизнь. Май даже удивился тому, как спокойно может быть рядом с этим человеком. И очень интересно. Почему же раньше они не могли найти общий язык и потеряли столько времени? — О, чет я задержался у тебя, — Митя наконец-то вспомнил о времени и посмотрел на навесные часы. — Папа в ночной смене, а ведь он просил Дика выгулять. Весь радостный настрой Мая молниеносно выветрился, а улыбка — начала гаснуть на губах. Неужели он опять сейчас останется один? — Думаю, Дик там уже все фикусы пометил. Удивительно, что мы еще не слышим его серенады на луну, — хохотнул Фролов, собираясь выйти из кухни, но его остановили маленькие, но цепкие ручонки омеги. — Что такое? — Я пойду с тобой. Гулять. Дика в парке. — Епт! Ты опять за свое? В тот же парк, да еще ночью! — возмутился Митя, нависая горой. — Но… Но ты ведь говорил, что только одинокому омеге нельзя ночью гулять с кем попало. А ты ведь не кто попало! — вставил пять копеек Градский, не собираясь сдаваться. Второй ошибки он не допустит. Такого альфу отпускать никак нельзя. Хоть зубами цепляйся за него, но держи крепко! — Ясен пень, что не кто попал… То есть. Да. Резонно. — Тогда жди, я сейчас тепло оденусь и через пять минут буду готов! — счастливо улыбнулся Май, похлопав Митю по руке. Эх, видимо все-таки придется представлять родителям не джентльмена с идеальной речью, а матершиника с добрым сердцем.