В четырёх стенах серости

Антон выделяется из серой толпы других обитателей лечебницы. Он высокий, анорексично худой, а ещё он не носит стандартную пижаму — грязно-серый костюм ему заменяет серебристый халат. Когда он только прибыл сюда, санитары насильно пытались его переодеть — тогда Антон зашёлся в истерике, заливая всё кровью из носа. Проще было оставить всё как есть, в конце концов, зачем усугублять ситуацию?.. Сейчас Антон спокойно перемещается по этажам больницы, иногда вежливо улыбается и ненавязчиво интересуется у врачей, когда ему снова разрешат выйти на крышу. Антону очень нужно на крышу — там рано или поздно будут ждать его родители. Настоящие родители, а не те люди, которые воспитывали его с детства из жалости и сострадания. Антон убежден — вот-вот его заберут домой. На родную планету. Антон не помнит, когда он догадался о своём внеземном происхождении. Возможно, это случилось, когда его тело начало отторгать земную пищу. После риса и других круп он задыхался, отекал и краснел. От молока у него болел живот. От мяса его попросту тошнило. Антону хочется найти своё место. Хочется понимания, а не вежливо слушающих психов вокруг. Хотя они, конечно, забавные. Бедняжки. Вон парень страдает от бессонницы — у него уже глаза над мешками. Второй связан по рукам и ногам. Третий вообще не отходит от окна… Возможно, они тоже не с этой планеты, но сами не догадываются. Антон не будет им рассказывать. Он лучше будет ждать. Ждать — великолепное занятие. Когда ничего другого не остается — просто жди. А вот попробуй ничего не ждать весь день. К вечеру ты сойдёшь с ума. Поэтому Антон упрямо ждёт. Чем дольше Антон ждет, тем реже он улыбается. Неудачи и неверие окружающих вытравливают остатки чего-то светлого, доброго и по-детски наивного в его изумрудных глазах. Улыбнуться бы, но больше н е ч е м. Он часто вспоминает, как любил сидеть на крыше дома и рассматривать звезды. Как отчаянно он ждал появления корабля, который забрал бы его в его мир. В его вселенную. Он был готов прыгнуть сам — туда, в ночное пространство — лишь бы его подобрали и наконец-то приютили… Сейчас Антону тоже можно выходить на крышу — в компании санитаров и лишь раз в неделю. В эти ночи он нетерпеливо пересчитывает звезды, вглядывается в Млечный путь и что-то бормочет. С рассветом он — р а з о ч а р о в а н н о р а з б и т ы й — возвращается в свою палату и накрывается с головой. До завтрака он может побыть собой, под этим одеялом. Он сам не замечает, как засыпает. Во сне он продолжает бормотать, и его соседи утверждают, что это явно не земные языки. После пробуждения мальчик вновь и вновь будет верить — упрямо, слепо — в то, что на обратной стороне Луны его обязательно ждут. На обратной стороне какой-нибудь Луны…