Об идеальной песне.

- Джон! Я наконец дописал ее! – я был так доволен, что позабыл о приличиях и без стука влетел в номер Леннона, сжимая в руке листок с текстом. - Кого - ее? - обернулся ко мне Джон, вертевший в руках гитару. - «Яичицу-болтушку»! - Ты что, действительно сделал это? - Джон насмешливо вскинул брови. - Зачем, Пол? - Она классная, только послушай, станет хитом! Я уже вижу, как все вокруг её напевают... восхитительное чувство! - Да все вокруг и так наши песни напевают, - скептически напомнил Леннон, крутясь в кресле. - Просто послушай, хорошо? Ну, и подыграй еще. Джон тяжело вздохнул, как будто я попросил его не об обычной игре на гитаре, а о поднимании рояля на пятнадцатый этаж. Но сопротивляться не стал. Я прокашлялся и кивком дал понять: да, сейчас, можно начинать. Джон ударил первый аккорд, и я приготовился: набрал в легкие побольше воздуха, настроился, и, когда подошло время, открыл рот, но не сумел вступить вовремя. Мне помешало до жути ехидное выражение лица Леннона, который, не сдержавшись, издал тихий шипящий смешок. - Ну По-о-ол, - он развел руками, в ответ на мой возмущенный взгляд. - У тебя такое невинное личико сделалось... Ладно, извини. Давай снова. Я мрачно уставился на него. - Нет, серьезно, глаза чистые, как у барышни. Извини. Давай еще раз. Джон снова взялся за гриф гитары и провел пальцами по струнам. Через какие-то пару секунд я запел. Чувствовал себя ребенком, стоящим на табуретке и рассказывающим стишок. Но с каждым мгновением лицо Джона становилось все более мрачным и напряженным. Когда я, наконец, допел, он молча отставил гитару и развернулся к окну. Там во всю сияло дневное солнце. - Ну как? - Честно? - сухо отозвался Леннон, не поворачиваясь ко мне. - Нет, соври, - скептически скривился я. - Откровенное дерьмо. Хуже этого я ничего в своей жизни не слышал. Ты должен сжечь все листы с текстами и очистить себе память. Отвратительно. И это очевидно. Я окаменел. Неужели Джон. Тот самый Джон Леннон, с которым я и в огонь, и в воду с самого детства, говорит такие вещи? Он даже не постарался сказать это как-то помягче. Я бы понял. Мне стало так обидно, что вместо того, чтобы расстроиться, я разозлился. - Слышишь, Леннон, - я схватился за спинку кресла и развернул парня к себе лицом, так, что тот чуть не соскользнул с седушки мне под ноги. - Чего тебе, Маккартни? - с вызовом уставился он на меня, взбираясь обратно на свой трон. - Сдается мне, тебя зависть заела? - Нет, я же сказал, просто твоя песня откровенное дерьмо, и на этом все. Просто смирись с этим, - с этими словами он встал из кресла и выразительно посмотрел на меня, как бы намекая: у него нет желания не только ругаться со мной, но и общаться вовсе. - Замечательно, - я нервно потер губы средним пальцем. - Превосходно, Джон. Знаешь, дверь там, - я развернулся и указал Леннону на оную все тем же пальцем. - Но… - хотел было возмутиться он, но я не дал ему такого шанса: - Леннон, дверь там, - я сделал акцент на слове "там", и все еще продолжал держать руку вытянутой. Парень поморщился и молча вышел из комнаты, топая так, что у жильцов снизу явно обвалилась вся штукатурка. Я скрестил руки на груди и плюхнулся на кровать прямо в ботинках. Вот негодяй! Долго смотрел в потолок, пытаясь понять, правда ли моя песня настолько плоха. Но она же мне приснилась! Эта идиотская таблица тоже приснилась Менделееву, и поганый Франкенштейн Мэри Шелли тоже ей приснился! Так почему моя «яичница-болтушка» не может стать такой же великой, как эти вещи? Бред какой-то. Я перевернулся на бок и сразу же поймал взглядом фотографию, на которой улыбался Леннон. Черт, я и забыл, что это его комната, а не моя. Выгнал его. - Ничего, - вслух произнес я. Перевернулся на другую сторону и закрыл глаза, все также держа руки скрещенными на груди. Проснулся только спустя два часа, когда громко хлопнула дверь. - Иди отсюда, Джон. - Это моя комната, - отозвался он. - Мне все равно. Ты не заслуживаешь жить в комнате, - сказал я, перевернувшись на спину и, слегка приподнявшись, посмотрел на него. Парень поскреб в затылке и смущенно отвел взгляд в сторону. - Извини. - Что, надоело шляться босиком по холодному отелю? - Заткнись, Пол, я серьезно. Прости. - Ну, проходи тогда. Джон зашел в комнату и остановился около меня; я, потягиваясь, стек с кровати, встал на ноги и выгнулся, разминая затекшие конечности. В одной из них (в руке), я по-прежнему сжимал тот самый листок. Леннон подошел поближе и протянулся за листком: - Дай посмотреть, - левой рукой он обнял меня за плечи, а правой поднес листок поближе, чтобы прочитать. - Переименовал в «Yesterday»? - Как и хотели… в одно слово. - Нормально, - с этими словами Джон как-то совсем неправильно забрался рукой в мои волосы и, притянув к себе, поцеловал в висок. Я застыл. Идиотский Леннон, что он творит? - Молодец. Правда хитом будет, - отпустив меня и улыбнувшись, подвел итог он. От этих слов мне стало так тепло и хорошо, что я был готов позволить ему еще раз сделать что-то идиотское и типично-ленноновское, но он обошелся просто взглядом - одним из тех, какими обычно пялится на меня. Болван. – Но песня все равно дерьмо. В ответ на мои возмущенно вскинутые брови, он засмеялся и толкнул меня в плечо, так, что я повалился обратно на кровать. - Ты невыносим, Джон! – отчего-то вспыхнув, несколько истерично заключил я и поспешил убраться из проклятой комнаты проклятого Леннона. Злиться на него уже не было сил, и только дойдя до собственного номера я понял весь идиотизм сложившейся ситуации: я выронил ключи у него на кровати, и там же забыл свой текст. Мысленно выругавшись, и с трудом сдерживая дурацкую улыбку, я отправился обратно, уже зная заранее, что сейчас Джон снова начнет какую-нибудь очередную идиотскую игру.