Тени прежних нас

Если бы кто-то спросил его, Тодороки не смог бы соврать, что не скучает по своему мужу. Они виделись довольно редко, учитывая занятой график работы Изуку и нежелание злодеев дать про-героям заслуженный отдых. В городе как никогда раньше был повышен уровень преступности, полиция как всегда не справлялась, поэтому героям приходилось работать намного больше, чем обычно. Разумеется, Шото скучал по своему милому и далеко не невинному мальчику. Изуку всегда ждал его дома, с горячим ужином и нежными, понимающими объятиями. Это не значило, что он не устает или работает меньше. Нет. Просто Изуку не был в топе героев, на него не возлагали надежду миллионы людей по всему миру, желающие стать такими же или проклинающие за все грехи мира. Просто Тодороки-младший был врачом, лечащим животных. Да, эта работа могла бы показаться кому-то скучной и не такой интересной, как геройская карьера, но… Шото любил, когда его любимый муж рассказывал про новых пациентов и забавные случаи с их хозяевами. Истории были и смешными, и грустными, но почти всегда он улыбался. Искренне и нежно, так мило, что щемило сердце и казалось, будто этот бренный мир не заслуживает такого чистого человека, который всегда думает о других и не может выдержать, когда окружающим плохо. Кто бы мог подумать, что этот милый мальчик превращается в маленького чертенка рядом с любимым мужем? Эту особенность Шото заметил почти сразу после их свадебного путешествия на какой-то уединенный остров. Тогда Изуку так мило краснел, когда их родители и немногочисленные друзья провожали их на самолет, что Шото было трудно не поцеловать его при всех. Но стоило им остаться через несколько часов наедине в номере-люкс… Изуку, прошептав своему теперь-уже-мужу в губы «наконец настало время первой брачной ночи», поспешил увести его в ванную, где они не только смыли дорожную пыль, но и занялись очень важным делом — продолжением рода. Ну и что, что пока с презервативами? Секс с Изуку был крышесносным. И теперь, когда злодеев стало в разы меньше, Тодороки дали долгожданный выходной! И он собирался провести его с пользой. Ведь если не сейчас… То когда, верно? Так он думал ночью перед тем, как в последний раз поцеловав ненаглядного мужа в нос, уснуть, мыслями уже пребывая в Раю, где его милашка-проказник Изуку уже успел не только раздеться, но и опуститься на колени… А после разум заволокла привычная после тяжелого рабочего дня пустота, не давая Шото полностью представить следующий день. Надо ли говорить, что по счастливому стечению обстоятельств у Изуку тоже был выходной? Они узнали об этом только на утро, когда будильник не прозвонил ни у одного. Зеленоволосый, крайне обеспокоенный этим (спал он на удивление слишком чутко), сонно завозился и спросил: — Тебе разве не нужно на работу? — он выглядел так невинно с закрытыми глазами, запутанными волосами и в детской пижаме со Всемогущем, что Тодороки не мог отвести чуть прищуренный из-за ослепительной красоты мужа взгляд. Казалось, что Изуку и не замечает этого взгляда. Он продолжал сладко посапывать, пока Шото не промычал нечто невразумительное в ответ. Проведя ладонью по нежелающим открываться глазам, Изуку смог приоткрыть один глаз и все еще неосмысленно посмотреть на Шото. — Значит… Мы оба остаемся дома… На весь день? Разумеется, Тодороки кивнул, не отрываясь продолжая разглядывать самого лучшего человека, которого он полюбил много лет назад. Да и как его можно не любить? — Тогда я приготовлю завтрак, — взгляд Изуку за секунду из нежного стал игривым. Он подвинулся ближе к Тодороки, чтобы их губы почти соприкасались. — Завтрак, душ или… — он игриво прикусил губу, чтобы не рассмеяться, — меня? И как Шото мог не выбрать его? Всегда он, всегда для него. Он ведь не сможет выбрать кого-то кроме Изуку. Да и как он может сравнивать его с чем-либо таким приземлённым, что вошло в привычку? Изуку никогда не станет для него чем-то подобным. Поэтому он лишь приподнял краешки губ в ухмылке и притянул мужа в поцелуй. Сперва он был нежным и мягким, язык заботливо скользил по губам, не вторгаясь внутрь. Скоро подобный настрой пропал у Изуку, и он начал углублять поцелуй, застонав в приоткрытые губы. Их зубы столкнулись в попытке быть ещё ближе, а языки переплелись. Слюна перемещалась, начиная стекать вниз по подбородку. Ее было так много, что, оторвавшись друг от друга, Шото не нашел лучшего решения, чем начать пошло слизывать ее с любимых губ, размазывая по шее, спускаясь ниже на ключицу, оставляя заметный след на тренированном теле. Они не виделись слишком долго. Да и как он мог не скучать? По этим глазам, которые сияют подобно нефриту в свете дня, непослушным волосам, которые никогда не смогут стать прямее (Шото это и не важно, он любит мужа любым). Шото не сможет разлюбить Изуку. Только не его. Ведь он его муж, который стал для него первым другом, первой поддержкой и опорой. Он стал для Шото первой влюбленностью и любовью. Именно поэтому он, не мешкая (знал ведь, как сильно Изуку не любит ждать), опустился ниже, касаясь губами кадыка, проводя мокрую дорожку от него к яремной впадине, мягко касаясь ее языком, кусая нежно ключицы и плечи. Изуку хрипло застонал, дёргая своего мужа за удлинившиеся разноцветные пряди, призывая поторопиться. Члены обоих уже успели налиться кровью. После того, как шаловливая рука Тодороки младшего опустилась вниз и обхватила член Шото ладонью, мужчина не сдержал хриплого стона, прижимаясь губами к розовому соску, пытаясь заглушить этот звук. — Изуку. — Да? — Шото всегда поражался, как его муж может быть таким милым, делая такие развратные и пошлые вещи. Но сам Шото тоже не любил стесняться, когда дело касалось его любимого Изуку. Как он мог устоять? Его руки огладили грудь, будто случайно задевая успевшие затвердеть соски, поднимаясь к шее и проводя пальцами по бьющейся голубой жилке, сразу же прочертив путь пальцев языком, оставляя горячий поцелуй на подбородке. Он прошёлся ладонью по талии, оставляя одну руку на нежной коже бедра, а вторую протягивая к ящику тумбы, где должна была быть смазка. С запахом клубники (Шото никогда не понимал, почему Изуку так нравится именно этот запах. Парню он казался слишком сладким). Изуку вцепился в волосы Шото и не собирался их отпускать, с радостью подставляясь под поцелуи, которые распыляли все сильнее. Он уже почти не мог вынести той нежности, которая переполняла их обоих. Но сейчас хотелось большего. — Шо-чан, — прохрипел Изуку, не сдерживая силу, прикусывая чужое плечо от наслаждения, когда рука Тодороки ещё раз огладила член. — Быстрее, ну же, не тяни… Шото ничего не ответил, лишь сильнее прикусывая чужую кожу, чтобы заставить парня под собой замолчать. Разумеется, ничего не помогло. Изуку лишь громче застонал, зная, как сильно это заводит его мужа. Он скомкал рукой простынь, не в силах сдерживать растущее в груди напряжение. Он тоже скучал. Приходилось долго сдерживать порочные желания, а потом… Плюнуть на стыд и гордость, насаживаясь на собственные пальцы в ванной, представляя, как большой и идеальный член наполняет его полностью, с каждым сантиметром делая все лучше и лучше. Он никогда не смог бы забыть это чувство, когда боль медленно сменяется крышесносящим удовольствием, заставляя пальцы на ногах подгибаться, а колени мелко дрожать. Да и как можно даже подумать о том, чтобы забыть? Невозможно. Они слишком влюблены, слишком сломаны изнутри, чтобы думать о таких пустяках, как недоверие и ревность. Они никогда не предадут даже мыслью. Потому что поводов никогда не было. Да и врать оба так и не научились. Они полностью принадлежат лишь друг другу. Когда сразу три пальца вошли в тугое отверстие, Изуку вздрогнул, но сразу же расслабился и счастливо застонал. Он чувствовал чужое нетерпение, и мог сказать, что полностью разделяет охвативший Шото жар. Он надеялся, что его причуда не сойдёт с ума, как в начале их семейной жизни. — Шо-чан, я чувствую, как сжимаюсь вокруг тебя, я такой тугой, что даже три пальца входят с трудом, верно? — соблазнительно выдохнул Изуку, слыша судорожный вздох Шото и видя, как кадык дернулся вверх-вниз. — Ты ведь уже хочешь войти, я прав? Изуку обхватил своими ногами чужую талию и толкнулся навстречу пальцам, желая лишь чтобы их сменил горячий и твердый член его мужа. Только тогда он почувствует удовлетворение. — Ты слишком… много… болтаешь, — с паузами ответил Шото, потемневшим взглядом наблюдая за извивающимся на простынях омегой. Он так сильно желал наконец слиться с ним, что совсем забыл о такой простой вещи, как защита. Поэтому, медленно вытащив пальцы из жаркого лона, он вылил оставшийся флакон смазки на свой член и загнал его внутрь Изуку одним слитным движением. Он скорее почувствовал, чем услышал, как у омеги сперло дыхание, и он часто и хрипло задышал, пытаясь прийти в себя. Шото замер, даря ему бесценные минуты отдыха, чтобы привыкнуть. Через пару минут, когда дыхание обоих пришло в норму, он начал двигаться, постепенно набирая темп. Изуку сильнее вцепился в простыни, закусив край подушки, чтобы не быть слишком шумным. Никто из них не любил заглушать стоны, но стены были настолько тонкими, что было слышно, как чихает кот. Именно поэтому нужно быть тихими, иначе— Изуку совершенно забыл об этом, когда его муж задел чувствительную точку внутри. Тогда все чувства обострились до предела, места, которых касался в порыве страсти Шото, горели огнем, мокрые от пота и чужой слюны. Изуку облизал губы, оставляя мокрый след на них, заставляя Шото на пару мгновений замедлиться, чтобы потом зарыться пальцами в непослушные зелёные пряди и прошептать в соблазнительно приоткрытые губы: — Я тебя люблю. Изуку ничего не оставалось, кроме как на грани между реальностью и помешательством прошептать детское и невинное «я тоже тебя люблю». И как он мог ответить по-другому? Кончили они практически одновременно, закатывая глаза от наслаждения и содрогаясь всем телом. Наверное, это был один из сильнейших оргазмов в их жизни.

***

— Ты сделал что?! — в который раз спрашивал Бакуго у своего коллеги Тодороки Шото, с которым у него сложились довольно неплохие рабочие отношения. Их нельзя было назвать друзьями, но они были готовы отдать друг другу свои жизни. — Я кончил. Без презерватива. Он прислал фотографию. Две полоски, — закатив глаза, пробормотал Шото. Его глаза счастливо блестели. Наконец-то у них будет ребенок.