Пять полных лун

1.

Эта ночь должна была быть спокойной и безмятежной. Барри пару раз пробежался по городу, но городской криминал не подавал признаков жизни, а это значило, что можно спрятаться в своей небольшой квартирке, завернуться в одеяло и устроить марафон диснеевских мультфильмов; и да, назвать пару крохотных комнатушек небольшой квартиркой было преуменьшением века, потому что жилплощадь была действительно тесновата — особенно таковой она казалась, когда у него с ночевкой оставалась Пэтти, очаровательная зайчиха, с которой так и не удалось сойтись. С другой стороны, для одного обитателя квартира подходила идеально, хотя здесь, возможно, сказывалась его заячья природа: любовь к маленьким, но уютным норкам трудно было в себе искоренить.  Так что жилось Аллену этим вечером крайне счастливо. Ровно до тех пор, пока не раздалась трель дверного звонка.  Нахмурившись, Барри бросил взгляд на часы, подмечая, что стрелка уже переползла за полночь, а так поздно он обычно никого не ждал. Да и вообще никогда не ждал, если говорить честно; гости к нему захаживали крайне редко, тем более без приглашения. Аллен, даже не переходя на суперскорость, в мгновение ока оказался у двери, раздираемый любопытством, впрочем, все его самые смелые предположения, как оказалось, были не такими уж и смелыми, потому что в дверной глазок он увидел те уши и глаза, которые забыть было невозможно.  Леонард Снарт.  Черт. От нервов у Барри даже дернулся позади хвостик. Потому что, вообще-то, самый разыскиваемый вор Централ-Сити за последние восемьдесят девять лет — это не то, что обычно ожидаешь увидеть на пороге.  Даже если забыть, что квартира принадлежала Флэшу. Даже если забыть, что в дверь ломился волк, пришедший к зайцу в полнолуние. Словом, поводов для отлавливания с пола своей упавшей челюсти у Аллена было предостаточно, особенно когда он на чистом автомате врожденной вежливости разобрался с замком и открыл дверь, сталкиваясь со Снартом нос к носу; поводов стало еще больше, когда обычно голубые глаза сверкнули волчьим блеском, а Снарт, ни капли не смущаясь, прошел в квартиру и методично закрыл за собой замок на два оборота ключа, игриво пихнув Барри бедром и отодвинув с пути. Аллен решительно ничего не понимал: тело было напряжено до предела, и даже ушки стояли торчком — инстинкты самосохранения, доставшиеся от предков, вопили от ужаса, потому что в полнолуние волки сходили с ума; каждый в своей манере, но всегда выражалось это весьма и весьма агрессивным образом, особенно в отношении представителей таких мирных и милых животных вроде зайцев. Вроде вида Барри.  Впрочем, вот Снарт, распространяя по квартирке свой запах волчатины, совсем не проявлял агрессии. Слегка расслабившись, Аллен повел носом, стараясь уловить нотки злости или жажды отведать зайчатинки с кровью, и с изумлением дернул ушками: то ли нюх притупился, то ли полнолуние как-то по-особенному действовало на Леонарда, бесцеремонно загремевшего чем-то на кухне, но в воздухе не витало ни единого намека на опасность.  Продолжая держаться настороже, Барри медленно, силясь не обращать внимания на нервно подрагивающий хвостик, обошел диван, осторожно заглядывая за косяк, сам не осознавая, к чему именно стоит быть готовым, и высунулся из-за угла: волк в своем полнолунном гипнозе шарился по шкафчикам и холодильнику, на столе стоял большой пакет, которого там точно прежде не было, а на плите образовалась кастрюля с бодро нагревающейся водой.  — Снарт? — тихо позвал Аллен, но Леонард не удостоил ни каплей внимания, лишь слегка повел белым ухом и продолжил доставать тарелки; хищнический дух постепенно смешивался с запахом специй. И, ладно, просто дайте Барри минутку, чтобы переварить тот странный факт, что сам Леонард Снарт, буквально на днях предупредивший его о нападении Трикстера и Погодного Волшебника в канун Рождества, теперь вполне мирно расположился на его кухне и шумел сковородками, лениво обхватив себя за пояс белым шелковистым хвостом.  — Эм, — пододвинулся Барри за стойку, оставляя между ними преграду на случай спешного побега и нервно теребя подол домашней растянутой футболки, рисунок на которой выцвел слишком давно, чтобы помнить, что именно на ней изображено. — Ты, э, в порядке? Нет, если начистоту, Снарт всегда был крайне, скажем, необычным преступником — что есть, то есть, но вот волком Леонард являлся типичным: яростным, расчетливым, свободолюбивым и невероятно умным, носил с гордостью лучшие черты своего Полярного вида и ни разу не был замечен в терпимости к более слабым представителям типа белок, полевок, хомяков и, собственно, зайцев; только с ним по каким-то туманным причинам Снарт предпочитал играть в одному ему понятные хитровыдолбанные головоломки, вместо того, чтобы заморозить или пристрелить, как и подобало приличному волку поступить с зайцем. И теперь Леонард его успешно игнорировал, даже не смотрел на него своими глазищами — с огромными зрачками и тончайшей, но такой яркой голубой радужкой вокруг; сновал по кухне, доставая посуду и расставляя ее на небольшом столике, а затем принялся доставать из пакета коробки с пиццей, располагая их на столе донельзя аккуратной стопочкой, и кучу других продуктов, в основном, овощей, которыми взялся набивать пустой холодильник Барри.  — Снарт, я понятия не имею, что ты делаешь, но… это что, морковный пирог? — Аллен замер, глядя на круглое блюдо в руках волка, которое тот собирался поставить в холодильник. Одержимость зайцев морковками — это стереотип, над которым шутили все кому не лень при встрече с Барри, но, в конце концов, кто он такой, чтобы выступать против своей природы. Внезапная смелость, подкрепляемая на миг ушедшими на задний план звуками из-за обольстительного вида белоснежной посыпки на коричневом, чуть золотящемся рыхлом тесте, позволила Аллену в мгновение ока выхватить блюдо с ароматным, еще теплым пирогом, не взирая на последствия и опасность быть, ну, съеденным волком. У самого Снарта в этот момент, видимо, на мгновение перемкнуло картину мира: он замер, глядя на свои опустевшие руки, раздраженно махнул пушистым хвостом, но тут же без проблем вернулся к заполнению холодильника — словно сбой в системе был устранен.  И, да, это в той же степени жутко, в какой и невероятно интересно. Барри ведь был умным зайцем, особенно до удара молнии, и в полнолуние держался от семейства волчьих подальше, так что он никогда не видел вживую волка, ведомого полной луной. Такая природа не могла перешибаться даже таблетками, и поэтому…  … Снарт все же был не в себе.  — Хэй, это все так странно… — пробормотал Аллен. — Наверное, я должен позвонить… Лизе. Или Ми-…  Снарт вдруг рыкнул раскатисто, яростно, и Барри от неожиданности отскочил к другому концу комнаты, хватаясь за кончик уха (дурная, дурная реакция на стрессовые ситуации). — Эм, — настороженно протянул Аллен, выставляя руки вперед, будто пытался отмахнуться от медведя, — хорошо, забыли про Ми-… Снарт снова взбешенно рявкнул и развернулся, уставившись прямиком на Барри, точно мысленно примериваясь, как удобнее разодрать суматошно пульсирующую венку на его шее. — Ладно, ладно, мы не говорим про других хищников, другие хищники нам не нравятся. Леонард склонил голову набок и облизнулся, заставляя сердце Барри истошно засбоить, точно поломанный прибор: сила силой, но столкновение с волком в полнолуние не пройдет незаметным даже для ускоренного восстановления Флэша; взгляд даже успел зацепиться за вполне себе внушительные клыки Лена — конечно, у людей-хищников клыки не шли ни в какое сравнение с животными, но мало кто из травоядных горел желанием проводить аналогии или искать отличия.  Снарт тем временем фыркнул, будто бы был доволен тем, как припугнул зайца, и вернулся к своим делам. Барри молчаливо наблюдал, как ходит, как движется Снарт, и все внутренности просто трепетали и, если бы они могли, то точно пищали бы. На самом деле, чисто для информации, Аллен был далеко не трусом. Ну, по крайней мере, перестал им быть после того, как стал Флэшем. Барри не боялся хищников, особенно в обычных условиях, не боялся преступников, потому что мог надрать им зад, но было что-то первобытно пугающее и настораживающее в том, чтобы быть так близко к волку в полнолуние, ведь у них попросту вырубался мозг, а инстинкты включались на полную катушку. Так что Аллен не понимал, в каком месте у Снарта инстинкты настолько налажали, что вместо желания перегрызть слабому беззащитному зайцу глотку возникло желание накормить его, накрыв стол. В квартире Барри. Этот волк явно где-то отморозил себе что-то очень важное и отвечающее за логику и здравомыслие.  И, разумеется, именно в этот момент в голову Аллена пришла абсолютно глупая мысль: а что, если волк этот сервирует стол себе, чтобы сожрать его, закусив пиццей, ведь кто знает этого гребаного эстета, вдруг Леонард берет пример со светлого образа Ганнибала Лектора? Обмозговав эту тревожащую теорию пару секунд, Барри как раз решил тихонечко ретироваться в другую комнату, чтобы позвонить Кейтлин и попросить совета, как был схвачен за запястье и притянут прямиком к пышущему жаром полнолуния телу — весьма настойчиво уложив ладони Аллену на плечи, Снарт усадил его за пресловутый стол, точно любимую девушку в дорогом ресторане за минуту до предложения руки и сердца. Впрочем, с одержимыми не спорят, а с одержимыми в полнолуние хищниками — тем более, так что Барри послушно принял вилку и, с опаской глядя на замершего у стойки волка, отправил в рот немного источающих преступно-соблазнительный аромат овощей. Тихий удовлетворенный стон вырвался из груди сам собой. Честно. Ведь Барри ленился готовить себе и ел что-то, что не было заказом из соседнего ларька китайской кухни или разогретым на скорую руку перемороженным субпродуктом, слишком давно — вот как раз на Рождество, наверное; и мягкий привкус приправ с легкой горчинкой острого перца, тонкая нотка пряного соуса — все это было оружием массового поражения, потому что, серьезно, Снарт вполне спокойно мог бы вместо криопушки валить противников своими блюдами — тогда любой, кто посмел бы встать на пути у Капитана Холода, попросту захлебнулся бы слюной. Но, да, нужно признать, что второй стон, стоило небольшому кусочку стейка попасть на язык, однозначно вышел лишним, потому что у Леонарда нехорошо так загорелись глаза, уши встали торчком, а хвост забил по шкафчикам. Охотничья стойка. Что-то будет. Барри вцепился в стол, готовый в любой момент вскочить, броситься на утек, но Снарт не кидался на него — выжидал, медленно склоняя голову то на один бок, то на другой; во взгляде не было любопытства, не было желания изучить или поиграть — чернота в глазах скорее напоминала желание препарировать или догнать и ударом руки прибить к полу, перехватив зубами за шкирку. Напряженный миг растянулся, адреналином выстукивая по всем заячьим рефлексам — «беги, прячься», и… … соседи сверху застонали, застучала кровать; если честно, Аллен иногда жалел, что его соседи были кроликами, но не сегодня — сегодня он был благодарен, потому что Леонард вытянулся, прислушиваясь к посторонним звукам, заскрежетал клыками, а потом повел ухом, будто в этом не было для него ничего интересного.  Барри шумно выдохнул через нос и принялся быстрее работать вилкой, чтобы подкрепиться, прежде чем нестабильное состояние Снарта покажет себя во всей красе; и, наверное, Аллен слишком увлекся морковным пирогом, потому что не заметил, как хищник оказался позади него, и позорно пискнул, когда ледяные пальцы легли на шею. Да, как бы прискорбно ни было это принимать, Барри являлся ужасным зайцем с определенно битыми отвратительными инстинктами, работающими с перерывами и однозначно не собирающимися спасать жизнь своему владельцу. Рука скользнула ниже, потрепав мимолетом по загривку, точно нашкодившего кота, и поскребла чувствительное местечко между лопатками так, что Аллен поперхнулся пирогом и, кашляя, просипел: — С-с-снарт, что ты делаешь? Предсказуемо, но ответа не последовало — иногда все полученные в университете знания вылетали из головы, и тот факт, что хищники в полнолуние из человеческого имели только прямохождение и уж совершенно однозначно не разговаривали, реагируя скорее на интонации, чем на слова, беспрестанно забывался. Точно — битые инстинкты. Отныне Барри не будет удивляться тому, что Джо постоянно за него переживает. Тем временем вторая ладонь сползла со спинки стула и, потрепав зайца по холке, словно он был испуганной лошадью, опустилась на ушки (черт!), выкручивая пушистые кончики, поглаживая у основания и пропуская между длинными пальцами пряди волос. Аллен низко застонал и попытался отстраниться, судорожно вспоминая, что мог означать у волка с начисто снесенной инстинктами крышей такой достаточно интимный жест. Потому что уши зайца — это нечто совершенно особенное (не в обиду будет сказано другим видам); у всех животных они были чувствительны, но у зайцев и кроликов это приобретало совсем иные масштабы: от простого прикосновения прошибало позвоночник током, а уж от таких проворных пальцев, игравших с нежной и чувствительной плотью, и вовсе сносило голову — под руками Снарта ушки то становились мягкими, безвольно повисая, то вскидывались наверх, настороженно ожидая подвоха.  — Ты… ты усыпляешь мою бдительность, да? — пробормотал Барри уже совсем невнятно; волк согласно фыркнул, ни на секунду не прекращая ласку.  Это было возмутительно — позволять своему врагу трогать ушки, но кто Аллен такой, чтобы спорить с волком в полнолуние? В конце концов, чем бы волк ни тешился, лишь бы не разодрал горло. И стоило только Барри практически уговорить свою совесть пойти на сделку и затихнуть, как уютную тишину прервала трель телефона: наверняка Айрис написала ему сообщение, или Циско, или Джо, и Аллен обязан был ответить, он же был Флэшем. Барри подскочил, во всполохе молний ускользая из-под рук Лена, но прежде, чем он успел сбежать, почувствовал предплечьем, как раздраженно дернулся пушистый хвост Снарта. Очень пушистый. Пока Аллен силился не сбиваться на сохранившиеся на коже ощущения роскошной белой шерсти и клял всеми возможными словами сотового оператора, который настойчиво требовал оценить качество связи уже в восьмой раз за три дня, Снарт облокотился бедром на стол и сложил руки на груди, блестя голубыми радужками в тусклом свете дешевой лампочки. Белый хвост, чуть более пушистый на конце, гладкий, теплый и наверняка невероятно гибкий, подрагивал в такт глубокому дыханию недовольного хозяина; волчьи уши вслушивались, казалось, во все, что происходило в радиусе десяти миль вокруг квартиры, кожаная куртка соблазнительно обтягивала прямые плечи, оплетая сильные проработанные руки, и, ладно, признаться честно, Барри провел не один час крайне занимательной игры с самим собой, вспоминая этот образ после очередной стычки с Холодом. Кобура криопушки крепко оплетала левое бедро, подбрасывая тяжело сглотнувшему Аллену идеи, которые совершенно точно не должны возникать в голове хорошего зайца, не желающего быть безжалостно разодранным и съеденным (фигурально выражаясь — все-таки каннибализм был редок в нынешние времена) в результате попытки межвидового соития с волком. Осталось только эту светлую мысль донести до поджавшегося напрягшегося хвостика, чувствительный подшерсток которого ощетинился и старался уловить как можно больше возбуждающих и чертовски горячих хищнических волн Снарта. Что ж, да, с Барри однозначно что-то конкретно не так. Так что, чтобы не натворить глупостей, Аллен как умный представитель своего осторожного вида решил скрыться в глубине квартиры — не стоило испытывать судьбу и расшалившиеся нервы Леонарда на прочность; пытаясь игнорировать ситуацию и подрагивающий от волнения хвостик, Барри вернулся в гостиную (крохотную комнатушечку с телевизором у одной стены и диваном у второй) и забрался с ногами под плед, включая следующий мультик.  На кухне шумела вода, хлопала дверца холодильника, громыхала посуда. Снарт, по-видимому, убирал со стола, и Барри даже почувствовал укол совести, ведь это он все-таки ел, но, вспомнив, что волк утром обо всем наверняка позабудет (наверняка еще и осыпет градом издевок и двусмысленных шуточек) или же будет помнить весьма и весьма смутно, расслабился, поудобнее устраиваясь на своем диванчике. Под успокаивающие мелодии знакомых до последней буковки сюжетов Аллен и не заметил, как задремал, пока не дернулся, ощущая вес такой кучи одеял, что, по идее, он должен был обливаться потом, но в комнате было так холодно, что ушки прижались к голове, а нос и вовсе отмерз, судя по ощущениям.  Непонимающе Барри провернулся в коконе, рассматривая темную комнату: кто-то (хм, кто же это?) погасил свет и пооткрывал в феврале окна, вымораживая норку.  Просто прекрасно. Аллен фыркнул, собираясь выпутаться из одеял и подушек и привести все в порядок, но из темноты выскользнул Снарт со своими светящимися голубыми глазами и большими белыми ушами на макушке, внимательно прислушивавшимися к возне, и не оставил ни единого шанса встать, весьма легко и просто — наваливаясь сверху своим горячим телом. Под Леонардом было тяжело (хотя нутро подсказывало, что под тем же медведем-Миком было бы в разы сложнее, чем под волком-Леонардом), от него пахло апельсинами, морозом и сильным властным хищником. Кожаная куртка исчезла, и Барри позволил себе на краткий миг мысленно поблагодарить судьбу по этому поводу, потому что, пожалуй, гардероб Снарта будоражил заячье сердечко больше, чем должен был по всем законам жанра. Правда, ликовать пришлось недолго, потому сквозь тонкую темную хенли с длинными рукавами слишком отчетливо проступали тугие плотные мышцы, тесно прижимающиеся к одетому в глупую футболку с супергероями зайцу. Аллен мог, чуть-чуть напрягшись, ощутить каждую вену, каждый изгиб сильной руки, обнимающей за пояс и собственнически подтаскивающей к иррационально холодной груди. Чужие губы с тихим довольным рыком легли на основание правого уха, прикусили трепещущий кончик, провели по шерстке влажную полосу языком и немного оттянули назад, выбивая из Барри протяжный скулеж. Малейшее расстояние между ними окончательно исчезло: хвостик уперся в пах Снарта, чувствительно потираясь о грубый материал черных штанов, и Аллен задрожал, даже боясь предполагать, к чему все идет; он краснел и прятал лицо в одеяле, понимая, что наслаждается давлением напряженного члена на ягодицы, кайфует от тяжести белого хвоста, оплетшего его бедро, горячего дыхания в затылок, медленной ленивой ласки, в кои-то веки обломившейся тоскующим по контакту ушам. Полнолуние словно тоже действовало на него. Или, быть может, его глубоко и старательно запрятанные желания наконец выбрались на поверхность. И да, хорошие зайчики не должны с таким энтузиазмом мечтать подставиться плохишам-волкам, с радостью подкидывая бедра и выгибая спину; вот только Снарт дальше не шел — продолжал уверенно обнимать за пояс, прижимаясь сзади, и размеренно дышал. Но губы, терзавшие самым лучшим образом его ушки, могли быть пыточным орудием; Барри чувствовал, что под натиском этого ощущения, под напором самого Снарта уже мог бы выдать настоящее имя Стрелы, если бы его спросили об этом. К счастью, Леонард едва ли различал речь, куда больше интересуясь ягодицами Аллена, сталкивающимися с его пахом.  Барри боялся и предвкушал, что не сможет остановиться, особенно когда Снарт нежно покусывал кончик его трепещущего ушка, а пушистый хвост скользнул под футболку, оглаживая мягкий беззащитный живот. Впрочем, у Вселенной, кажется, всегда и на все были свои планы.  Раскаленное возбуждение Барри словно окатили ледяной водой, когда он настолько сильно и пылко толкнулся назад, что зацепился хвостиком за пряжку ремня на чужих джинсах. Нижнюю часть спины пронзило резкой болью, и, вскрикнув, Аллен дернулся из рук Леонарда, сжимаясь в клубочек, тихо хныча и бормоча.  Хвостик заныл от грубого столкновения. Им едва удавалось пошевелить в попытке возвратить себе чувствительность после болевого шока. Несмотря на расхожие стереотипы, наиболее чувствительным местом в телах зайцев и кроликов были не ушки, а именно хвосты, и потому обычно межвидовое скрещивание проваливалось в 80% случаев — только представитель своего вида мог знать достаточно об анатомии, чтобы сделать секс максимально приятным и безболезненным. Барри корил себя — он настолько потерял голову, что позабыл об элементарных правилах безопасности, и теперь, закрыв глаза, давил тихое поскуливание, ощущая острую насыщенную боль, выламывающую поясницу и бедра; в голове, кажется, зарождалась мигрень, как вдруг на лопатки опустилась ладонь, успокаивающе выводя полукружья по напряженному, сведенному судорогой телу, пока откуда-то сверху раздавалось властное рычание, больше похожее на мягкий ободряющий рокот. И Аллен от удивление даже перестал сжиматься, потому что впервые в жизни… … его успокаивал волк. Теплая, почти даже горячая ладонь грубовато прошлась вдоль позвоночника: от шейных позвонков вниз, между лопаток и к копчику. Барри инстинктивно зажался, ощущая приближение руки к самой нежной части тела, но пальцы деликатнейшим образом потянули штаны и белье вниз и прошлись по пушистому хвостику, по самому кончику, а затем спустились к основанию. Подушечки пальцев мягко потерли нежную кожу у основания хвостика, и приятное ощущение перешибло те неприятные остатки боли.  Аллен задрожал, медленно сглатывая: ушки снова стояли торчком, как две антеннки, пытавшиеся уловить дыхание Снарта, который умело сжимал и потирал хвостик. Барри было прекрасно и стыдно одновременно, потому что его собственный член теперь невыносимо давил на ширинку, а еще было очень интересно, где Снарт изучил подобную методику обращения с напуганными, завывающими от боли зайцами; выругавшись, Аллен дернулся, чувствуя, что уже вот-вот готов был кончить, и… … свалился с дивана на пол с грандиозным грохотом.   Где-то над головой волк фыркнул, и это почти что было смешно. Если бы не было так обидно.

2.

Сегодняшний день Барри мог смело вносить в список самых провальных, если считать с десяти лет, потому что так сильно, даже будучи Флэшем, он еще ни разу не лажал; если, разумеется, сталкивался с кем-то, кто не был вечным задонадирателем гиеной-Зумом. И, сказать честно, Аллен сам особо не понял, почему какому-то едва ли сильному мета удалось застать его врасплох и в прямом смысле раскатать по асфальту — хвостик болел так, что даже дышать трудно было, длинные борозды прожженной кожи на спине только-только начали заживать, а частично раскрошенный череп вызвал ужасную мигрень. Поэтому Барри не испытывал никаких мук совести, валяясь на животе на диване практически без сознания, тихонько постанывая, баюкая свою избитую гордость и игнорируя трезвонящих в дверь гостей уже пятую минуту подряд: все тело ломало в попытке исцеления, и, казалось, даже думать было больно; одно ушко взлетело вверх, торчком, пока второе, порванное, безвольно повисло. За дверью стихло... ... началась возня в замочной скважине.  Аллен тут же подскочил, морщась из-за воплей инстинктов об опасности: это точно был не Зум — не такие у него методы, точно не Джо — судя по звукам (спасибо чувствительному слуху), открывали не ключом, а набором отмычек, так что Барри собрался уже послать сигнал команде Флэша, когда взгляд упал на полную луну за окном.  Серьезно? Снарт? Зашипев от боли в растревоженных мышцах, Аллен сложил руки на груди и кое-как доковылял до коридора, приваливаясь к косяку как можно эффектнее, чтобы выглядеть хмурым и серьезным, когда не совсем вменяемый Снарт окажется на пороге. Но его тело явно хотело принять горизонтальное положение: Барри скрутило новой волной боли, и все, что ему осталось, — медленно сползти по стеночке.  Аллен обнял колени, пытаясь набраться сил, чтобы не упасть в грязь лицом перед сильным хищником и подняться, гордо вздернув подбородок; встать не получилось — получилось кривенько, со стоном и грохотом костей упереться лопатками в стену и откинуть голову, чтобы рассмотреть во всей красе тяжелые черные ботинки на шнуровке, темные джинсы и привычную кожанку поверх серо-синей футболки. Раздался вопросительный рык (ну, ладно, это был просто рык, но Барри очень хотелось получить немного поддержки, так что он предпочел придать обычному для волков звуку эмоциональную окраску), в поле зрения показалась голубая радужка — Снарт присел перед ним на колени, придерживая хвостом за запястье, и окинул внимательным взглядом скукожившийся силуэт. — Снарт, — Аллен приподнял здоровое ухо, растрачивая на это последние силы, и протяжно, едва слышно пискнул, когда крепкие руки вдруг осторожно подхватили его под колени. Барри и пикнуть не успел, как оказался перекинутым через плечо — лишь застонал снова и потерся виском о сильную шею, впитывая столь трепетную для заячьего восприятия смесь запаха уверенного хищника и уникального аромата Леонарда. Этот аромат он запомнил хорошо и, наверное, навсегда, потому что дух волка, которым пропиталась вся квартира в прошлый раз, не выветривался еще дня три; что поделать, у хищников были весьма стойкие феромоны, настолько дурманящие, что наталкивали на мысли, которые вообще не должны возникать у примерных, высоконравственных зайцев-супергероев по отношению к волкам-суперзлодеям. Так что в какой-то степени и к лучшему, что в тот раз Барри шумно и крайне эффектно свалился с дивана, а остаток вечера провел под боком у Снарта. Наверное. Потому что после того, как Леонард, пришедший в себя после сна, вылетел из квартиры, ничего не сказав (да еще и хлопнул дверью, нахальный волчара), Аллену пришлось разбираться со своей назревшей проблемой возбуждения. А если еще и учесть либидо зайца, помноженное на способности Флэша, то случилось у Барри в то утро заходов девять. После он уже перестал считать.  Зайцы в этом плане очень отличались от волков: зайцы и кролики могли быстро, но часто; о волках же поговаривали, что эрекция у них длительная, а в процессе образовывался узел. Что это такое, Аллен понятия не имел, но не то чтобы был сильно против узнать, свисая с плеча Снарта, который явно нес его к кровати. Но почему он вообще об этом думал? Хорошо, видимо, Зум приложил его. И да — в направлении Барри не ошибся. Снарт сгрудил его на покрывала так легко, будто бы Аллен не был долговязым, тяжелым (как ни крути, человек — это не пакетик мармеладок) зайцем. И да, кое-что Барри снова не просек, не успевая уследить за приступом хозяйственности волка: в какой-то момент Леонард умудрился разобрать постель и отыскать одеяло, которое Аллен потерял в своей квартире еще с самого переезда два года назад. Могло показаться даже, что они в параллельной вселенной, где Снарт — Флэш, но куда вероятнее было то, что время от времени Барри вырубался на минутку-другую. Приглушенное ворчание раздавалось то тут, то там, и периодически отключающийся от реальности Барри забавлялся тем, что представлял, какими словами Снарт бы поносил идиотизм всех мета в отдельности и Флэша в частности, если бы, ну, мог говорить; это явно было бы что-то чрезмерно саркастичное, ехидное и немного (совсем чуточку) уничижительное. — Ну хватит уже ворчать, — пробормотал Аллен. Головная боль едва ли отступила, и, к удивлению Барри, Леонард моментально умолк, склонившись над кроватью и упираясь коленом в матрас; он внимательно изучал лицо зайца, кончики его ушей едва подрагивали, будто он пытался понять, о чем Аллен думает.  — Иди уже сюда, — решил озвучить Барри свои мысли, чтобы им всем стало проще. Оставалось только надеяться, что поутру Снарт его не пришибет за такое. Барри терпеливо подождал, когда Леонард наворчится в свое удовольствие (все-таки кто бы знал, какие волки зануды!), и поджал в меру силы руки и ноги, боясь, что Снарт заденет что-нибудь травмированное, а перед глазами вновь вспыхнет чернеющий кратер боли. Впрочем, ничего подобного не произошло: Аллен частенько забывал, что Леонард не только волк, но и вор такой квалификации, какую поискать, что автоматически означало — Снарт умеет передвигаться бесшумно, бесследно и невесомо. Так и теперь. Кровать с боку ощутимо прогнулась под весом — и это все, что выдало присутствие постороннего рядом. И Барри уже подумал было, не будет ли слишком самонадеянно осторожно прислониться к чужому теплому телу в поисках поддержки и участия, когда холодная ладонь подоткнула одеяло, запирая в ворохе тканей, поправила чуть загнувшееся раненое ухо, бережными и деликатными движениями размещая его на подтащенной дополнительной подушке, белый хвост, разжимая судорожно стиснутую ладонь, погладил легонько подрагивающие от очередной порции жжения в убитой начисто спине пальцы и обернулся вокруг запястья. Убаюканный, Барри рискнул приоткрыть один глаз и посмотреть, что происходит: Снарт мирно лежал на боку в нескольких дюймах от него, наполовину укрытый одеялами, блестящий в полумраке голубыми глазами, наполненными беспокойством и сопереживанием (и да, Аллен определенно чокнулся, раз в голой сущности волка в полнолуние сумел углядеть что-то, кроме желания повалить и разодрать глупую жертву). А это тихое урчание, доносившееся из глубин широкой груди, походило на грубоватую колыбельную. Барри глубоко вдохнул и провалился в сон, чувствуя, как его руки и ноги растворялись от нежных, теплых волчих ласк.

3.

Принятие гостей (точнее, одного весьма определенного клыкастого гостя) в полнолуние становилось приятной традицией. И хотя Снарт утром отказывался что-либо объяснять, в этот раз Барри подготовился: заранее посмотрел лунный календарь и взял выходной от деятельности Флэша. В конце концов, он не хотел обнаружить у себя под дверью грустного, воющего волчару, из-за которого всполошатся все соседи. И наверняка вызовут полицию.  А поимка Снарта в таком состоянии — это, конечно, низко, нечестно и неправильно; да еще и Джо наверняка с ума от беспокойства сойдет, решив, что Капитан Холод пришел по душу Флэша в полнолуние.  К тому же, в этот раз Флэш сам хотел отправиться по душу Капитана Холода, потому что тот буквально за пару дней до полнолуния ограбил выставку ювелирных изделий, пока Барри был занят своими разборками с Зумом, так что, да, Аллену не терпелось взглянуть в эти бесчестные волчьи глаза, причем настолько, что не мог присесть ни на минутку, наворачивая круги по квартире, — в любую секунду он готов был оказаться у двери и впустить внутрь своего постоянного гостя, и под кожей уже зудело от беспокойства.  Снарт, как и обычно, явился вовремя, и, кажется, Барри стоило все-таки конфисковать у него отмычки.  Впрочем, у Леонарда снова была еда, именно поэтому без лишних слов Аллен выхватил пакет и странного вида черную небольшую сумку, относя все на кухню.  Лазанья, капустный пирог, рагу, фарш… похищенная ювелирка?  — Снарт! — Барри воскликнул.  И да, Аллен мог бы на суперскорости сгонять в участок или просто вернуть украшения на место, но в этот момент его крепко перехватили чужие руки — Леонард плотно прижался к спине и прислонился лицом к шее, жадно вдыхая запах зайца. Так что да, у Барри не было единого шанса вернуть ювелирку. Особенно когда Снарт властно рыкнул, заставляя отдернуть от украшений руки, а потом мягко подцепил одно ожерелье, которое стоило как все вместе взятые органы пятнадцати Барри Алленов. С крупными, прямо-таки сочными рубинами и бриллиантами. — Ч-что ты делаешь? — пробормотал Барри, глядя, как ожерелье ложится на его грудь и оборачивается вокруг шеи под прикосновениями горячих пальцев хищника. И да, отсутствие возможности разговаривать ни на грамм не смущало Снарта — к его услугам тут же развернулось все разнообразие многозначительного рычания: от ехидного (мол, серьезно, Флэш, как ты вообще до сих пор живой?) до снисходительного (мечтай, kiddo, тебе никогда не одолеть этот торт), от раздраженного (еще минута — и я перегрызу тебе глотку) до уничижительного (еще минута — и я спихну тебя с дивана, и плевать мне, что это твой диван и твоя квартира).  Словом, Леонард был блистателен в говорящих значительных звуках и… … движениях. Серьезно, Барри и своим умом уже дошел, что волк таскается к нему не просто так, спасибо большое, но это совершенно не означало, что напряженная плоть, утыкающаяся ему между ягодиц, была нормальным явлением; нет, ну, то есть Барри представлял себе, как бы ощущалась близость с таким сильным, крепким, властным, находчивым, уверенным… хм, да, в общем, Снарт занимал его мысли некоторое время, когда удавалось остаться наедине с собой и, знаете, пустить в дело руки, но грезить о контакте — один вопрос, а получить контакт в реальности — совсем, совсем другой. Потому что, ради всего святого, Барри — приличный зайчик с очень, очень развратными мыслишками, который не собирается позволять своему заклятому врагу, пребывающему в полной отключке, нагнуть себя без должной порции романтических ухаживаний. И точка. Хотя ухаживания и так шли полным ходом. Леонард же был восхитительно многозадачен: оглаживал ладонью бедро, скользил под футболку, то и дело подергивая ее, словно хотел сорвать, не переставал горячо дышать на ухо и потираться пахом о Барри.  С ума сойти. Аллен задумчиво коснулся кончиками пальцев ожерелья, поглядывая на то, как камни горят даже в тускловатом свете кухни.  Снарт фыркнул на ухо, и Барри обернулся, наталкиваясь на голубизну глаз; Леонард снова фыркнул, словно спрашивал — «тебе нравится?». И да, просто чтобы прояснить, Аллен знал, что Флэш должен был тут же вернуть украшения законным владельцам, но боялся даже представить, как взглянет на него Снарт, который так доверился ему. Не по собственному решению даже, а ведомый луной и своими тайными желаниями.  — Очень красиво, — прошептал Барри, и Леонард, ну конечно же, самодовольно хмыкнул и размашисто лизнул шею, задевая кожу зубами и медленно толкая его в сторону дивана.  — Что? Лен? Аллен сам не знал, зачем продолжал колебать воздух глупыми вопросами, наверное, это успокаивало его заячью натуру, и, спотыкаясь о ковер, вслепую пытался нашарить какое-нибудь препятствие, которое можно использовать в качестве благовидного предлога для остановки… того, что там Снарт ни планировал, но, как назло, его квартира была обставлена на самом минимальном уровне, то есть — никаких внезапных столов и кресел на пути. — Лен, я думаю, тебе надо остыть, — Аллен уперся пятками в пол и постарался перенести весь вес на ноги, впиваясь стоптанными тапками с изображением когтей Росомахи в пол. Ответный рык Леонарда ясно говорил — «Барри, я думаю, тебе надо перестать трепаться». — Ты не осознаешь, что делаешь, — настаивал Аллен, чувствуя, как шерстка на хвостике встает торчком под томным урчанием Снарта. — Ты сейчас даже не ты. Леонард фыркнул позабавленно (или Барри только показалось) и двинул совершенно подлым образом ему под колено, сбивая равновесие и поднимая на руки; и, ладно, Аллен обхватил Снарта за пояс ногами только потому, что не хотел упасть, а не потому, что это было охрененно горячо!.. Хотя кого он обманывает? Знать, что тебя, долговязого и тяжелого, могут с легкостью вздернуть практически за шкирку и взять на руки — вышибало все благочестивые помыслы. Как коала дерево, Барри всеми конечностями обвил волка, который явно был доволен собой, судя по гудению в его грудной клетке, пока Аллен пытался всеми силами игнорировать даже в помыслах чужой стояк. Но, как говорится, чем больше хочешь отделаться от мысли, тем больше… Барри от неожиданности охнул, когда Снарт в своей грубоватой манере опрокинул его на диван, на пару секунд притормаживая и явно оценивая вид: раскинутые ноги, всклоченные волосы, ушки, торчащие в разные стороны. Под таким голодным взглядом сложно не смутиться. Так, главное — сохранять спокойствие. Снарт зарычал, слегка оскалившись, и Аллен, кажется, совсем поехал крышей, раз смог в этих звуках услышать — «раздевайся». Сам волк снова исчез на кухне, и только когда он возвратился с той самой сумкой драгоценностей, Барри, взглянув на дорогущее ожерелье у себя на шее, понял.  — Ты хочешь, чтобы я разделся, чтобы… нацепить на меня все это? — с сомнением протянул Аллен, но во взгляде Снарта читалось непонимание — «что в этом такого?» будто было написано на его лице, и Барри усмехнулся собственным мыслям, хватаясь за край футболки.  — Хорошо, только не распускай руки, понял? — стянув футболку через голову, Аллен отбросил ее на пол. Снарт слегка повел ушами, но продолжил рыться в гремящей сумке с украшениями. На губах его плясала улыбка, которая явно говорила о том, что обещание не распускать рук он давать не собирается. Барри сам себе объяснить не мог, почему ведется на столь странный маневр ухаживания, словно вдруг стал глупым наивным новорожденным зайчиком, но опасность и, что греха таить, невыносимый эротизм ситуации отправили разумное и светлое в его сознании в долговременный отдых, оставляя вожделение править балом. Одобрительное рычание Снарта, стоило только футболке упасть на пол, заставило шею покрыться мурашками и значительно напрягло область паха, и Барри прикрыл глаза на мгновение, чтобы успокоиться и осмыслить происходящее. На ум приходила лишь одна фраза — «какого хрена ты, легковерный идиот, творишь?», впрочем, Аллен был профессионалом в том, что касалось заталкивания гласа разума далеко и глубоко. Стащив штаны и смешно изгибаясь, чтобы избавиться от тапочек, Барри откинулся на спинку дивана и тяжело вздохнул, не позволяя себе идти на попятную, да и бессмысленно было бы сейчас говорить, мол, хэй, Лен, давай-ка мы притормозим. Сквозняк холодил кожу, ушки подрагивали то ли в предвкушении, то ли в нетерпении, хвостик ощутимо вздергивался при каждом шорохе. Аллен бросил быстрый взгляд: Снарт не спешил раздеваться, даже извечную куртку не снял, сосредоточенно возясь с сумкой (наполненной украденными драгоценностями, напомнил себе Барри), и вместо этого недовольно порыкивал, видимо, не находя того, что искал, и настороженно оббивая собственные бедра хвостом. Образ, окутанный полумраком, был невообразимо сексуален, и Барри пришлось сделать три глубоких вдоха, чтобы как-то охладить свое воистину кроличье либидо. Снарт — преступник, твердил мысленно Аллен, подставиться преступнику — плохая идея. Леонард развернулся с победным рычанием, удерживая в ладони тонкую серебряную звеньевую цепь браслета с алыми как закат вкраплениями отливающего багрянцем камня, и Барри понял — придется идти на сделку с совестью. Леонарду потребовалось чуть больше пятнадцати минут, чтобы обвешать Барри с головы до ног украшениями: на макушке слегка кренилась самая настоящая корона, пальцы украшали перстни, запястья — браслеты, на грудь сползали ожерелья. И Аллен просто молча молился, чтобы Джо каким-то таинственным образом не влетел бы к нему в квартиру без приглашения. Или, что еще хуже, Айрис.  Но куда больше Барри не хотел, чтобы их просто прерывали: ему было чертовски хорошо. Он лежал на одеялах, распластанный перед Снартом, будто был музой известного художника. Жар пальцев, скользивших по коже, контрастировал с ледяными поцелуями драгоценных металлов, и Барри чувствовал себя таким особенным, как ни с кем у него не случалось прежде.  Он не хотел, чтобы на него смотрели как на кусок мяса, но, вопреки его ожиданиям, Леонард не смотрел на него так. Как на кусок плоти. Он смотрел на Барри, будто тот был луной, из-за которой волки безумели, будто он был божеством.  Это было так эгоистично.  Но ладони, оглаживавшие и массирующие его тело, заставляли забыть об этом. Так что когда эти руки исчезли, Аллен, подыгрывая своей роли, капризно застонал. Снарт, фыркнув и снова переворошив украшения в сумке, но в этот раз нетерпеливее, распрямился, сжимая что-то в руке. И не показывая Барри.  Ушки Аллена заинтересованно взлетели вверх. Хотя все, о чем он мог только думать, — собственный стояк, оттягивавший тонкую ткань боксеров. Потому что ситуация выбивала почву из-под ног даже более чем умеющего (пришлось научиться после приобретения сил) контролировать свое возбуждение: то, как Снарт хищнически блестел голубыми глазами в сумраке комнаты, то, как окутывал постепенно душноватой мускусной смесью запаха уверенного сильного самца, то, как контрастом била по нервным окончанием разница между почти полностью оголившимся Барри и наглухо одетым Леонардом, то, как холодили разгоряченную кожу драгоценности, то, как Снарт не позволял себе касаний дальше строго очерченной Алленом области, — все это выжигало нещадно чувственные струнки души, заставляло выгибать спину до надсадного хруста позвонков, всем существом откликаясь на столь явный призыв волка — «будь моим». Барри никогда еще так безрассудно не сносило крышу, и, наверное, в этом была кармическая шуточка: если кто и смог завести зайца, так это волк, если кто и смог завести Флэша, так это Капитан Холод. Но внезапно рука, поглаживавшая до этого грудь и царапавшая ногтями шею, медленно скатилась вниз, надавливая на низ живота и выбивая громкий стон. Пальцы Снарта принялись массировать мягкий нежный живот, пока Барри захлебывался воздухом, не в силах остановить волка, с интересом наблюдавшего за реакцией.  — Лен, Лен, — практически защебетал Аллен, протягивая руки вниз, но не находя в себе сил перехватить волка за запястье или прикрыть живот.  Живот — это было одно из самых уязвимых мест. Почти как шея. И позволить хищнику притрагиваться таким образом… от этого у Барри долбил в голове адреналин, а тепло, скапливавшееся жаром в паху, говорило о том, что он может кончить от этого затейливого массажа. И вообще — у Барри всегда была излишне повышенная чувствительность, но никогда и ни с кем еще простейшие ласки без особого сексуального подтекста не ощущались так томительно, так остро, практически на грани; Снарт будто бы нутром чуял, где погладить, где надавить, где царапнуть ногтем, чтобы заставить забыть о предосторожностях и подставить под уверенную напористую ладонь все больше уязвимых мест, точно и не было всех этих предательств, грабежей, не было пушки и Капитана Холода, не было их запутанных взаимоотношений, едва ли тянущих на полноценную вражду, едва ли похожих на здоровую дружбу. Когда Снарт удовлетворенно зарычал и опустил вторую руку на шею, поглаживая большим пальцем у правого уха, давя основанием ладони на горло, Барри потерял всяческий контроль над собой, застонал в голос — сипло, низко, закрыл глаза, не в силах наблюдать хищническую ухмылку на лице волка, выгнулся в пояснице, на чистых рефлексах широко разводя ноги для партнера, и сжал кулаки до тонкого металлического запаха крови. Все умные мысли вроде «что же ты, глупый заяц, творишь» и «это же, мать его, Снарт рядом, одумайся же» вымело из головы резким мощным толчком, Леонард оскалился, низко наклонившись над ним и хаотично, без ритма и направления подбрасывая бедра вперед, и Барри вдруг обнаружил, что отвечает на эти импровизированные фрикции в одежде, с удовольствием, пусть и несколько неловко, подаваясь навстречу. Теплые губы коснулись взмокшей кожи, поднялись по щеке вверх, осыпая невесомыми, столь разительно отличающимися от остального происходящего, нежными, эфирными прикосновениями. Барри чуть повернул голову и столкнулся с волком, понимая, что впервые на своей памяти по-настоящему осознанно целует Леонарда Снарта. Лен целовался так, будто крал картину — с нахальством, напором, но при этом мягко и изящно, будто волк ступал по снегу, наметив жертву. От особо сильного толчка чужих бедер Аллен снова застонал, и язык Снарта скользнул между его губ, не заходя дальше, но и этого было достаточно, чтобы уничтожить Барри. Он отчаянно цеплялся пальцами за плечи волка, выгибался и толкался бедрами в ответ, пока Снарт по-прежнему наглаживал его живот и сжимал горло так, чтобы чувствовать, как дергается кадык каждый раз, когда он судорожно сглатывает слюну.  От запаха Снарта так туманило голову, и Аллен не сразу обнаружил, что Леонард больше не двигается — он навис сверху, перехватив руками бедра Барри и вдавив их в диван, удерживая от рваных движений.  Барри задрожал, потому что давление на бедра было слишком приятным, но Снарт вдруг замер и начал шарить второй рукой между подушек — чего Аллен точно не ожидал, так это того, что Снарт достанет кольцо на член, украшенное драгоценными камнями. И да, это было немного странно и как-то совсем не по-волчьи, вернее — клеймить своего партнера было истинным желанием волка, но под влиянием полнолуния это не должно было быть таким осознанным способом; обычно хищники под полной луной ставили метки на горле, использовали зубы, клыки, сперму, засосы, синяки — что угодно, что укладывалось в сиюминутные порывы животной природы, и потому Барри растерялся даже, завидев тонкую серебряную полоску кольца, с изящной вязью гравировки на внутренней стороне и россыпью прозрачных камней на внешней. Вещь была в равной степени дорогой и прекрасной, и Аллену однозначно пришлось бы работать всю жизнь, не тратя из зарплаты судмедэксперта ни цента, чтобы на старости лет хотя бы просто подержать подобную красоту в руках. И вот сейчас перед ним элегантное роскошное творение гениального мастера — неповторимое, захватывающее дух и украденное. Это остудило слепое трепетное восхищение, заставив Барри отпрянуть немного в сторону, перехватить руку Снарта и не позволить продолжить его странный ритуал ухаживания. — Лен, — требовательно позвал Аллен и мявкнул удивленно, когда Леонард, не применявший раньше силу, вдруг в одно слитное быстрое движение оказался сверху, распяв зайца по рукам и ногам, и медленно, словно в процессе священного действия, надел кольцо на прижавшийся к животу и истекающий смазкой член. Только вот… ... кольцо оказалось немного большим. Оно не село, как влитое, скорее даже, слегка болталось. От такого невезения Барри фыркнул, сдерживая смешки, и Снарт непонимающе взглянул на него, дескать, почему ты тут не восхищаешься и не отдаешься мне, а смеешься?  — Нет, Лен, правда, это очень красиво, — вскинул ладони Аллен в примирительном жесте, посмеиваясь и одновременно стараясь сдержаться, потому что Леонард уже порыкивал. Тихо и очень недовольно.  — Лен, мне правда очень нра...- а!  Снарт обхватил его член, резко проводя по всей длине, но кольцо легко соскользнуло с члена, сбитое рукой Лена, и отлетело куда-то в сторону, со звоном падая на пол.  Барри уже не смог сдержать смеха и слез, чудом лишь снова не рухнув с дивана.

4.

Аллен мчался сломя голову, минуя пробку, два затора, три аварии и целую кучу зеленых светофоров, выслушивая ор Циско в наушник и сетуя, что в этот прекрасный воскресный вечер пришлось спешно вытряхиваться из кровати и бежать на помощь гражданам родного города, потому что произошло самое нелепое событие года — Негодяи совершили налет на, смешно сказать, супермаркет в одном из кварталов, и почему-то ни один прибывший на место коп не смог войти в помещение. — Срежь по Мэй, Барр, там у сквера митинг, напорешься на толпу с мегафонами, плакатами и перманентной ненавистью в речах. Барри послушно сделал петлю, ныряя во дворы, пробежал по переулку и оказался прямиком перед главным входом в супермаркет. Мда, картина маслом: несколько машин дежурных офицеров, оцепление, какому позавидуют даже боевики с крупным бюджетом и серьезным спонсированием, и гигантский ледяной кокон, отделяющий стены магазина от остального мира. Осмотрев этот аквариум, Аллен быстренько проверил фазу Луны, покачал головой и понадеялся, что Снарт таким образом не собирается презентовать ему какой-нибудь отдел с рыбными консервами, потому что волчьи загулы в полнолуние становились все более абсурдными и все менее забавными. Ему пришлось пару раз оббежать здание, чтобы найти тот небольшой вход, который, как надеялся Барри, Леонард оставил ему. И, подозревая, что встреча очень быстро может обрасти интимными подробностями (да-да, Аллен уже перестал это отрицать), распрощался с Циско, вырубая коммы и забираясь через неприметное окно в супермаркет.  — Ленни, он не придет. Ни один адекватный заяц не придет на встречу с волком в полнолуние, — вещала Лиза, и голос ее эхом разлетался по пустым залам. Лен в ответ начал было уже порыкивать, когда Барри молнией влетел внутрь, в отдел одежды, замирая перед Негодяями. — Хотя о чем это я… — протянула Лиза, скептически вскинув бровь. — Флэш и адекватность явно в одном предложении не стояли.  — Что вы здесь устроили? — решил Аллен перейти сразу к делу, потому что ущерб был налицо: само здание обнесено льдом, у Лизы тележка, набитая деликатесами, а Мик хлещет дорогой алкоголь прямо из горла и попутно припрятывает бутылочки. И только Леонард глядел на Барри, сузив глаза и сложив на груди руки.  Сегодня он даже не прихватил на дело крио-пушку — она, впрочем, висела на бедре у Лизы, которая явно не одобряла затею полубезумного Лена. Она сама-то была не волчицей — лисицей, и на луну ей было плевать. Хотя при виде хвостика Аллена коварно облизнулась.  Снарт вдруг дернулся вперед, резво хватая Барри за руку и — черт побери — за шкирку.  — Ленни, — прошипела Лиза, в этот раз уже больше волнуясь. — Ленни, ты не хочешь сожрать Флэша, так ведь? Ты не хочешь его убивать. — О, он не хочет меня жрать, — нервно хихикнул Аллен; Лен его вдруг дернул, таща, как щенка, за шкирку. Барри перестал понимать, что происходит, когда позади остались стеллажи с одеждой, едой, снеками, газировками, морепродуктами и свежим мясом, а Снарт все продолжал и продолжал тащить его вперед, точно легкое суденышко на прицепе у здоровенного бульдозера. Лиза недоверчиво следовала за ними шаг в шаг, на всякий случай держа в одной руке свою пушку, а вторую не убирая с кобуры оружия брата, Мик меланхолично плелся следом, распространяя вокруг себя дым дорогущих сигар, вытащенных из разбитой мощным кулачищем витрины, хлестал виски, стоимость которого превышала месячный доход всей семьи Барри вместе взятой, и беззаботно крутил в громадной лапище свою пушку, играясь с курком. — Лен, — опасливо позвал Аллен, понижая голос так, чтобы никто их не услышал, — ты уверен, что для того, что ты собираешься сделать, нужны зрители? Снарт лишь передернул плечами (что было слишком человеческим жестом для волка, на которого повлияла Луна) и прибавил ходу. — Лен, — закинул удочку Барри еще раз, дергая хвостиком, — может мы вернемся ко мне в квартиру и там ты сделаешь все, что собирался, а? Мик сохранял почтительное расстояние, уважая территорию другого хищника, но фыркать достаточно громко, чтобы быть услышанным, ему это ни капли не помешало. — Лен был в квартире Флэша? — капризно переспросила Лиза. — Как будто это удивительно, — хмыкнул Рори, и Барри залился краской. Снарт вдруг резко остановился, точно врос пятками в сияющий блеском пол, и дернул его на себя. Барри, чувствуя, как ушки прижимаются к голове из-за крайней степени смущения, пялился на цель их путешествия… … десять высоких полок с разнообразными презервативами. Черт. Это будет самое сложное полнолуние на его памяти. — О, — неясно вдруг выразилась Лиза, замерев. Мик же, недолго думая, схватил с полки XXL, бормоча «а то все расхватаете», пока Барри заливался краской и все думал, где ему достать воздуха.  Сжалившаяся Лиза хлопнула между лопаток, да так, что его согнуло пополам, а Лен рыкнул.  — Так ты его не сожрать хочешь, — протянула Лиза, ни капли сейчас не помогая. Ее лисий хвост, еще пушистее, чем у Снарта, хлопнул Барри по лицу, когда она прошествовала мимо, качая бедрами и стуча каблуками. — Ну что ж, думаю, мы тут не советчики… — Вообще-то, я бы посовето-… — начал было Мик, но Лиза молниеносно быстро сунула ему в руки бутылку с алкоголем, и внимание Рори, как у маленького ребенка на новую игрушку, мгновенно переключилось.  — Пойдем мы отсюда, да, Мик? Нам еще покупки домой завезти нужно, — кокетливо протянула Лиза, но выражение ее лица мгновенно переменилось, становясь хищническим, предвещающим большие проблемы. У Аллена затряслись его заячьи внутренности, хотя он и старался не подать виду. — Если мой братец окажется в лапах полиции, я найду тебя и приготовлю заячье рагу.  — Хэй, Снарт, ну и как оно, с кроликом? — услыхал Барри краем уха вопрос Мика, наклонившегося к Лену. — Слышал, они ебут-… Аллен шумно ударил себя ладонью по лицу, привлекая внимание всех в помещении:  — Я не кролик, ясно? Я заяц. За-яц, — повторил Барри, но Мик нахмурился так, что сразу стало понятно: он разницы не видел.  — Кролики, зайцы, — Лиза закатила глаза, и Рори подхватил:  — Ты только до мышей так не доебись, Снарт. Аллен бывал в огромном (без шуток — просто невообразимом) количестве неловких ситуаций, но завуалированные намеки в присутствии долбанных, мать их, Негодяев с едва ли вменяемым Снартом — однозначно заняли лидирующую строчку хит-парада полной казусов жизни. И стоило только шагам и шуточкам Лизы и Мика стихнуть, как Леонард подпихнул его к полкам, сгреб разом несколько коробок и крепко поцеловал, не демонстрируя ни грамма уважения или бережности, которые руководили им во время трех их прошлых взаимодействий. — Лен, — максимально строго призвал к порядку Барри, подумывая, а не применить бы силу Флэша, — мы не будем, и «не» здесь играет ключевую роль, заниматься ничем, за что нас могут арестовать. Снарт игнорировал любые высказывания, пропихнув бедро Барри между ног, поглаживая хвостик и глубоко вдыхая у шеи. — Ты… — Аллен запнулся на миг, —… нюхаешь меня? Леонард лишь удовлетворенно что-то проворчал. Класс. Приехали. Барри, спасибо лекциям Джо о правилах поведения с озабоченными хищниками, которые должны знать все уважающие себя и целостность своих задниц зайцы, прекрасно понимал, что у волков обнюхивание — столь же интимный процесс, сколь и случка… … которую предваряет как раз обнюхивание!.. И да, кажется, Снарт всерьез вознамерился с ним спариться. — Леонард Снарт! — воскликнул Барри, почувствовав, как пальцы Лена забрались под маску с явным намерением ее стащить. Аллен, не выдержав (и втайне опасаясь, что еще чуть-чуть, и не сможет остановить Снарта, одурманенный его запахом и ухаживаниями), резко отпихнул Снарта. Возможно, немного грубовато — даже молнии затрещали в воздухе.  Лен отшатнулся и вдруг… заскулил. Нахмурившись и прижав уши к голове, он непонимающе глядел на Барри, у которого, если честно, сердце обливалось кровью от жалобных звуков, но он должен был обозначить свою позицию. Должен быть твердым (хэй, никаких каламбуров!) и решительным. Не крича, как можно мягче, Аллен произнес: — Ты серьезно считаешь, что все, чего я заслуживаю, это спаривание в супермаркете под полками с презервативами?  Лен хранил молчание, тщательно прислушиваясь к каждому слову Барри.  — Ты не в своем уме. Черт, я даже не знаю, нравлюсь ли твоей человеческой сущности, Лен! — Барри всплеснул руками, попутно (как всегда, черт побери) задевая упаковки презервативов и смахивая их на пол. Черт. — Каждое утро ты, не сказав ни слова, убегаешь. Словно тебе стыдно. Словно ты не хочешь этого на самом деле, — и да, Аллен впервые позволял себе высказать все, что накопилось на душе за все те разы, когда Лен заявлялся к нему. Ему не с кем было поговорить об этом и приходилось молчать, переживая все в себе, а сейчас он даже не знал, понимает ли его Лен. Точнее, его волк, выбиравшийся наружу каждое полнолуние.  — Ты горячий, Лен, правда… Волк фыркнул, но смотрел по-прежнему пронзительно, внимая каждому слову.  — … но я хочу знать, что ты и вправду хочешь меня. Так что лучше нам этого не делать. Прости, — Барри пожал плечами. Лен это молча переваривал — либо строил планы по тому, как заткнуть и нагнуть его, не выслушивая проповедей, либо как нагнуть его, даже не затыкая. Одно из двух. Или ничего из перечисленного. Похоже, Снарт даже в состоянии полного несостояния не потерял свою феноменальную способность удивлять окружающих неожиданными действиями, резко сделав два шага назад и разводя руки в стороны. Барри опасливо оглядывал расслабленную фигуру, пытаясь понять, что именно его бессловесный собеседник имел в виду: было ли это приглашение к объятию (фу, плохой заяц, ничему тебя жизнь не учит), позволение самому решать дальнейшие события или же вообще полная капитуляция. — Кхм, — прокашлялся Аллен, спешно прикидывая варианты, и осторожно предположил, — ты… м, мы должны обняться? Леонард вздернул насмешливо бровь, закатил глаза и проворчал что-то недовольное. — Эм, — рискнул предположить еще раз Барри, потирая шею и случайно давя рассыпанные под ногами пачки с презервативами, — ты согласен без сопротивления уйти отсюда, пойти ко мне домой и проснуться завтра утром вместе? Снарт коротко кивнул, мол, «не тупи, Scarlet, я тебе так и прорычал». — Но у нас не будет никакого секса до момента, когда Луна отпустит тебя, Лен, и ты сможешь ясно мыслить, — на всякий случай уточнил Барри, ожидая, что Леонард сдаст назад, — и под «никакого секса» я подразумеваю любые тактильные контакты, включая поцелуи и объятия. Снарт проурчал невнятно, но не воспротивился, и Аллен поспешил закрепить эффект: — И прежде всего завтра утром мы поговорим, обсудим наши ожидания и установим правила. Леонард пророкотал что-то, что явно было язвительным оскорблением умственных способностей всех зайцев вместе взятых, все же вполне спокойно кивая и резво разворачиваясь в сторону окна, через которое пришел Барри.

+1

Когда пришло утро, а Барри сразу почувствовал, что оно пришло, он долго не открывал глаза, боясь встретиться со своими страхами лицом к лицу. Он долго прислушивался к ощущениям, уже даже разочарованно застонал, потому что в кровати он снова был один, как и всегда наутро, но затем он услышал бормотание телевизора и шкворчание масла на сковороде.  Снарт был по-прежнему здесь. Чуть погодя, Барри все же умудрился уловить его запах. И на своей постели, и на своей пижаме, да и вообще везде в этой квартире, словно это он был ее владельцем, а Барри приходящим гостем. Не торопясь встретиться с волком после вчерашней ночи, когда у них снова ничего не получилось, Барри неспешно умылся, очистил ушки и хвостик, шумом воды давая Снарту знать, что он проснулся. И к тому моменту, как Барри вернулся в спальню, на кровати его ждал поднос с поджаренными тостами и яичницей.  Очаровательно. И было бы еще очаровательнее, если бы Снарт потрудился стереть с лица эту наглую ухмылку удовлетворенного успешной охотой хищника. — С добрым утром, Scarlet! Барри закатил глаза — ну да, чего еще ожидать от человека с кличкой Капитан Холод как не драматичных жестов и фраз. — Ты ведь в курсе, что я не твоя самка? Кормить меня не твоя обязанность. Леонард лишь хмыкнул позабавленно и с комфортом развалился на кровати; Барри понял, что это будет очень и очень долгий день. Леонард жутко раздражал. Все то время, пока Барри ел, он тщательно следил за тем, как кусочки исчезают у него во рту, и в результате все, о чем мог думать Барри, — как бы не подавиться или не чихнуть со ртом, полным еды, осыпая крошками лежащего волка. Хотя, быть может, в тайне Барри именно этого и хотел. Лен, впрочем, времени не терял: все ухмылялся, будто и не сбегал до сегодняшнего дня каждое утро, и водил кончиком пальца по колену Барри. Ни больше, ни меньше.  — Хватит приставать, — пробормотал Барри, внешне собираясь отстаивать свою честь. Но внутренне просто сходя с ума от того, как от простого прикосновения дергался в штанах член, стоявший разве что не колом на утро после сна рядом с Леном.  Лишь бы сам волчара не заметил — благо, Барри сидел в позе лотоса, поставив поднос на колени.  — То есть моему волку ты позволял почти все, Scarlet, — протянул Лен, склоняя голову набок. Его пушистый хвост раздражающе прошелся кончиком по лицу Барри.  — А мне ничего, — закончил он. — Где логика, зайчишка-трусишка? Впрочем, у Барри имелась методика взаимодействия со Снартом как раз на такие случаи — когда Леонард начинал невыносимо козлить, хоть и являлся при этом волком. Жесткий тотальный игнор и неукоснительная вежливость. Эти два пункта выводили Снарта из себя быстрее и качественнее Мика, срыва ограблений и копов вместе взятых. — Спасибо за завтрак, — идеальный тоном воспитанного зайки поблагодарил Барри, поднимаясь с кровати и направляясь на кухню. Оставленный в спальне Снарт явно закатил глаза, Барри в самом прямом смысле слышал это, и проследовал за ним. Леонард помыл за собой всю посуду, когда закончил с готовкой, что не могло не вызывать улыбку — перфекционизм Снарта порой переходил всяческие рамки здорового человека, не выветриваясь даже с полной Луной из сущности волка. — Серьезно, — Барри заметил краем глаза, что Снарт облокотился поясницей на стойку и сверлил его раздраженно-позабавленным взглядом, — мы действительно играем в тринадцатилеток в школьном коридоре, которые игнорируют друг друга из-за глупых записочек? Барри методично вытер тарелку и сделал вид, что в помещении никаких хищников нет. — Признаться, Scarlet, — Леонард скрестил руки на груди, и Барри запретил себе даже мысленно представлять, какие татуировки и шрамы скрываются под натянувшемся на сильных руках хлопком, — я поклонник ролевых игр другого рода. И ладно, Снарт мастер провокаций, а Барри — тот еще любитель заглатывать крючок с наживкой. — Да? — собрав весь скепсис в своем организме и вложив его в собственную интонацию, протянул Барри. — Ну и каких же например? Барри успел только ойкнуть, когда Снарт, бесшумно подкравшись, обхватил его со спины, крепко прижимаясь всем телом. Хватка поистине была хищническая — не вырвешься. И, по правде говоря, колени предательски подогнулись, когда Лен провел кончиком носа между ушками Барри. Шумно вдыхая, тихо порыкивая, снова надавливая пальцами на низ живота.  Барри не задрожал даже — затрепетал в чужих руках. Особенно когда одна из этих чужих рук сжала его хвостик. — Догадайся, — протянул нарочито медленно Снарт, обдавая ушко горячим дыханием и игриво прикусывая кончик. О, и да, Барри понимал, что ведется совершенно бесстыдно на абсолютно безыскусный и даже как-то наспех состряпанный флирт, но ничего не мог с собой поделать: заячья похотливость, троекратно увеличившаяся из-за спидфорса, накладывалась на вполне себе человеческую искреннюю симпатию, и в итоге выходил бурлящий привязанностью и вожделением коктейль эмоций. — Я был бы очень благодарен, — проворчал Барри, не успевая подавить тихое короткое поскуливание из-за опустившейся на пах ладони; длинные пальцы умело сжали напрягающуюся плоть сквозь ткань домашних тонких штанов, выбивая разум и сознательность далеко за границы пляшущих перед глазами похабных картинок, — если бы ты заткнулся. Леонард фыркнул только насмешливо и притерся со спины вплотную, осторожно и грамотно регулируя вес, попадающий на хвостик Барри. — То есть разговаривать, как ты хотел, мы не будем? — усмехнулся Лен, и зря он это сделал, потому что это отрезвило Барри. Частично, совсем немного, но и этого хватило, чтобы он развернулся в руках Снарта, едва не сталкиваясь с тем носами.  — Хорошо, что ты вспомнил. Это как раз то, что нам нужно.  Снарт разочарованно простонал, а потом, собравшись с духом, вздохнул и сделал вид, что приготовился слушать.  Сделал вид именно потому, что своим вставшим членом продолжал потираться о стояк Барри. Как бы в отместку. И да, Снарт явно слишком сильно расслабился, раз позволил себе подумать, что переупрямить зайца, когда он в своем праве, вообще посильная для волка задача. — Тогда мы перейдем в гостиную, — Барри попытался убрать руки Леонарда от себя, предсказуемо не справился и в мгновение ока вспыхнул в другой части кухни в россыпи искр, — сядем на приемлемом в обществе расстоянии друг от друга и долго и нудно будем обсуждать наши отношения, то, куда они ведут, и в каком виде нам обоим будет комфортно взаимодействовать, потому что нельзя забывать, что у Флэша и Капитана Холода есть репутация и обязанности, и просто все разрушить из-за похоти было бы безответственно. На отповедь Снарт лишь усмехнулся и покорно двинулся в крошечную гостиную, чинно усаживаясь в левый угол дивана и показательно складывая руки на коленях в позе идеальной католической школьницы: — Мы же не можем поступить безответственно, Скарлет, это было бы ужасно. Барри закатил глаза, игнорируя подначку, и сел в правый угол, ревностно следя за тем, чтобы Снарт держал свои загребущие конечности подальше от него до тех пор, пока они не выяснят, как заставить работать эти отношения. — Только не нужно ерничать, Лен, — попытался сказать Барри как можно серьезнее, но выходило, наверное, так себе, потому что в глазах Снарта продолжали плясать эти чертята, от которых мурашки шли по телу.  Барри постарался собраться с мыслями, набрал побольше воздуха в легкие и… ничего. Совсем ничего.  Под внимательным, немного недоумевающим взглядом Снарта Барри немного съежился, а потом, в довершение картины, его ушки разочарованно упали, прижимаясь к голове. Он ведь даже не знал, что сказать. Он не думал о том, как все это будет складываться между ними. Все, о чем он думал, — это вывести Снарта на разговор, к которому сам оказался не готов.  С шумом Барри выдохнул и застонал, падая вперед и впечатываясь горящим от стыда лицом в поверхность дивана.  — Полагаю, это все твои мысли? — спросил сверху Снарт. — Довольно содержательно.  Барри тихо зарычал, собираясь врезать Снарту за то, что тот озвучивал и так очевидное, еще и с примесью сарказма, но на его макушку вдруг легла чужая теплая рука. Она медленно прошлась по волосам, слегка царапая ногтями кожу головы, обхватила у основание одно ушко и не спеша прошлась вдоль длины, оглаживая. И проворачивая то же самое со вторым ушком.  Барри затрясло от такой грубоватой, но совершенно успокаивающей ласки.  — Я облажался. Снова, — признал Барри. — Мне нечего тебе предложить.  — А я и не заметил, — снова съязвил Лен, и Барри шикнул на него, хотя было трудно выдавать хоть какие-то эмоции, когда эти пальцы так обхватывали его нежные ушки.  — Ну, знаешь, я сомневаюсь, что и ты это как-то обдумывал. Все, что ты делал, — просто сбегал наутро, — и да, Барри позволил толике обиды просочиться в свои слова.  Лен наверху вздохнул так, словно Барри был не взрослым половозрелым зайцем, а глупеньким, не нюхавшим жизни заячьим детенышем, но гладить ушки не перестал:  — Если ты закончил, то позволь мне рассказать тебе, как все это должно выглядеть. Потому что я, на самом деле, не только сбегал наутро, но и включал все это время голову. Тебе тоже советую. Хотя бы изредка. Барри мявкнул, сам не зная, что именно этот звук должен был до волка донести, потерся лбом об обивку и с тяжелым вдохом вернулся в вертикальное положение. — Я бы с удовольствием избежал всех этих лишних формальностей, но раз уж ты так мило настаивал на серьезном разговоре, что смог вести моего волка в полнолуние на голос, точно какую-то вшивую болонку, — Снарт хмыкнул, — то мы поговорим. Барри собрался было вставить ремарочку, но замолк под повелительным весомым: — Цыц. Я не могу и не стану предлагать тебе то, что считается в обществе приличными отношениями, и ты сам понимаешь, почему мы никогда не станем классической парой. Но я могу предложить тебе свое свободное время, Скарлет, и это самые серьезные обязательства, которые я вообще когда-либо с кем-либо разделял. Так что если ты настроен на что-то другое, нам лучше сразу выяснить это и не усложнять и без того не самые простые отношения «преступник-герой». И что ж, для Барри это, наверное, было очевидно, и Снарт говорил вещи предельно здравые. Для них обоих.  — Знаешь ли, — продолжил он, пользуясь отсутствием ответа со стороны Барри. — Мы с тобой ненормальные. Особенно ты, — усмехнулся Снарт. — И как бы сильно ты не хотел притвориться нормальным, нормальнее ты от этого не становишься.  Барри понимающе хмыкнул. Да, розовые очки с него все же начинали спадать уже некоторое время назад. И спасибо за это Обратному Флэшу, Зуму и всем остальным. Включая девушек Барри, с которыми у него не получилось быть.  — Ты можешь обманывать кого угодно, включая самого себя, можешь играться в семью, отношения и прочее, — Снарт вдруг резко понизил голос, приближаясь к лицу Барри настолько, что заяц мог различить свое испуганное лицо в отражении зрачков. — Но для тебя это тупик, поверь мне. Я же с другой стороны… — волк повел ушами, и было в этом что-то нарциссическое, самодовольное. — Отличный вариант, Барри Аллен. Я знаю, что ты Флэш; знаю, какой ты человек по натуре, так что тебе не придется притворяться со мной. А еще я хорош в сексе. Когда он закончил, его хвост, как бы в завершение речи, прошелся по бедру Барри и на мгновение скользнул под футболку, щекоча кожу.  И да, Барри понимал, что Снарт на самом деле об этом думал. Обмысливал, планировал разговор, придумывал, как именно вывернуть все в свою пользу, потому что, да бросьте же, это было совершенно очевидно. Снарт продолжал свое ухаживание и пушил хвост, доказывая Барри, что он тот самый, который ему нужен.  И блять. Прокляните Барри трижды, если все это не было горячо.  Барри вспыхнул, молнии вокруг затрещали. Он не успел даже ничего осмыслить, а его руки уже схватили Снарта за грудки, и в следующую секунду они уже падали на кровать. — Ладно, — выдохнул Снарт, падая спиной на кровать и переводя дыхание, — участвовать в Спидфорсе определенно было не так горячо, как это выглядит со стороны. Как ты вообще с этим справляешься? Барри, сидя на Леонарде, рассмеялся, даже не запыхавшись, и уютно потерся о сильную шею носом, выгибаясь в спине; он лишь однажды переносил Снарта на скорости в далекие и дремучие времена первых месяцев их знакомства, и тогда Леонард выказал куда больше восхищения, чем сейчас. — Я не чувствую переходов, — Барри приподнялся, давая Снарту возможность стянуть с себя футболку и проглотил слова о том, что Леонард, возможно, просто слишком дряблый и нетренированный для забегов, потому что, да, назвать сильное крепкое тело, покрытое шрамами и татуировками, можно было каким угодно, но не лишенным серьезных физических нагрузок. Спидфорс заискрил в крови, и Барри вспыхнул к шкафчику, через секунду бросая на постель ленту презервативов и бутылек со смазкой. — Какая восхитительная предусмотрительность, — не смог не вставить шпильку Снарт, но Барри был чересчур отвлечен его ладонями, уверенно, с оттягом мнущими ягодицы, так что забыл закатить глаза или возмутиться. — Ты планируешь использовать их все? — хмыкнул Лен, продолжая глядеть, как Барри распадался в его умелых, волшебных даже руках, продолжавших сминать мягкую, податливую плоть.  Он так массировал, сминал и мял, будто был скульптором, а Барри — большим куском глины, только и ждущим, когда ему придадут форму.  — Это вопрос к тебе, — застонал Барри, только сейчас замечая, что вовсю объезжал Снарта, круговыми движениями вращая бедрами на вставшем члене Лена, скрытом под одеждой.  Точно, одежда. Явно лишний элемент.  Не дожидаясь момента, пока Снарт перестанет его дразнить и приступит к делу, Барри на сверхскорости стащил с себя одежду и абсолютно голый уселся сверху, попутно краснея, потому что его вибрировавшее тело было слишком возбуждено — член прижимался к животу, истекая смазкой, в хвостике пульсировало тепло, а ушки стояли торчком, как антеннки.  — Барри, ну куда ты вечно спешишь? — неожиданно рыкнул Лен вместо того, чтобы восхититься его расторопностью, и спихнул его сверху, подминая под себя одним литым, уверенным движением. — Вечно, — укус в шею. — Бежишь, — укус в плечо. — Куда-то, — рыкнул он и широко лизнул сосок Барри, заставляя того выгнуться в спине, хватаясь за плечи Лена. Снарт был неумолим и безжалостен, властно, с покоряющей прозорливостью затрагивая те местечки в теле Барри, от которых все существо трепетало, безрассудным мотыльком откликаясь на откровенные ласки — казалось, увидев, что Барри сам принес в постель смазку и презервативы, Леонард расценил это как знак. И Барри честно ожидал услышать что-то вроде типичных хищнических фразочек: «хотел тебя так долго», «весь мой» или еще что-то в этом духе, но Снарт не переставал удивлять своей непредсказуемостью, молча превращая Барри из приличного зайца в какое-то дрожащее на грани обморока желе, снабженное первичными кроличьими рефлексами. Потрахаться. Впервые в жизни набатом стучало в голове первобытное желание спариться с кем-то, а не просто заняться сексом или любовью; Барри хотел получить все, что только Снарт был в состоянии предложить, был готов — к собственному ужасу — подписаться на любые извращения, прихоти и ролевые игры, лишь бы только этот завлекающий низкий рокот, рвущийся из груди волка, не переставал ласкать нервные окончания. Барри бездумно подкидывал бедра и тянулся за руками, ласкавшими, сжимавшими, щипавшими все, как оказалось, бледное тело. На белой коже ярким контрастом расцветали розовые и красные пятна от чужих пальцев.  Языком Лен размашисто вылизывал его шею и грудь, слишком сильно, до стонов Барри, увлекаясь нежными сосками, припухшими от агрессивных ласк. Член же Барри Лен обходил стороной, будто бы не замечая, что Барри… что Барри…  — Мм, — Барри закусил губу, захлебываясь стоном, и кончая. Сперма выстрелила на грудь и живот, задевая подбородок Снарта, целовавшего солнечное сплетение. — Чертчертчерт, — прошипел он, чувствуя спадающую после оргазма волну дрожи, и новое возбуждение, когда Лен, сведя брови, толкнул ноги Барри в стороны и сел между ними на пятки, стирая тыльной стороной ладони семя с шеи.  Его хвост подрагивал из стороны в сторону, уши были прижаты к макушке.  И, блять, член Барри снова твердел от такого прекрасного вида — заячья природа во всей красе. Потому что, да, более эротичного, заводящего и будоражащего зрелища еще не было в его жизни: зайцев возбудить слишком легко, даже и стараться особенно не надо, а вот удержать это возбуждение так надолго — истинный талант. И куда как логично, что Капитан Холод, гребаный волк, оказался тем, кто смог найти ключик к сердцу, душе и нервной системе Барри. Снарт зарычал вдруг низко, гортанно, извергая из глубин крепкой груди собственнический заведенный рокот, и Барри затрепетал всем существом, чувствуя, как искрит внизу живота, и ощущения эти не были ни капли не похожи на «скручивающийся жгут»; его внутренности будто с садистской точностью выжигало похотью, проставляя тончайшим паяльником крошечное клеймо на каждую клеточку — «мое». Барри терял голову, осязая сильную уверенную хватку на бедрах, чуть жестковатую кожу на подушечках безымянного и мизинца, иррационально нежную мягкую на среднем и мозолистую, плотную, царапающуюся на указательном и большом; теплая ладонь твердо, словно только она имела на это право, оглаживала голени, пощипывая скрытые местечки, влажные губы оставили маленький укус на внутренней стороне бедра. Барри дернулся инстинктивно от столь откровенной для зайцев ласки, зажмурился, ловя пересохшим, едва ворочающимся языком слезинки, скатывающиеся из уголков глаз из-за бьющей по нервным окончаниям сладкой симуляции, но Снарт не сбавил напора, усмехаясь раскатисто, и нагнулся над пахом, касаясь дразняще истекающей смазкой головки. Барри заскулил. Было опаляюще горячо, потрясающе влажно, невероятно тесно — так идеально, как никогда и ни с кем еще не случалось (не то чтобы желающие сделать Барри минет выстраивались в очередь). — Лен, — не вытерпел Барри, когда к губам присоединилась мощная, подавляющая всяческое сопротивление (которого, будем честными, не было и быть не могло) хватка; Снарт растолкал его ноги в стороны, видимо, пытаясь проверить, насколько заяц перед ним гибок, и провел пальцем между ягодиц, кружа вокруг напрягшихся мышц и не выпуская член изо рта. В данный момент Барри было совершенно все равно на меры предосторожности — от обилия похоти перед глазами все застило пеленой вожделения, и вдруг как-то и необходимость смазки, и нужда в растяжке не показались столь насущными; не в сравнении с нависшим над ним хищником — голодным, сильным, величественным. Барри подался вперед, вслепую ища больше контакта, не в силах справиться с зудящими комком неудовлетворенности в себе, попытался насадиться хотя бы на палец, но все тщетно — Снарт не приказывал, не причинял вреда и не проявлял никого интереса к БДСМ, но пресекал властно любые не входящие в его планы поползновения, столь филигранно считывал желания Барри, что цепочка «наказание-награда» теряла всяческий смысл на фоне небывалого, сказочного даже единения, установившегося между их животными сущностями. И пока Снарт не решил, что «пора», Барри и оставалось только стонать, дрожать бескостной массой, в которую превратилось его тело под руками и ртом волка, а еще кончать. Снова. В рот Лена, тихо, едва слышно на фоне громких стонов зайца, зарычавшего. Барри не столько даже услышал этот звук, сколько почувствовал: рот Лена, по-прежнему обхватывавший опустошавшийся член Барри, ощутимо завибрировал. Он, наверное, хотел убить Барри. Потому что заяц совершенно точно был мертв после всего этого.  Бесшумно, без пошлых звуков, часто звучавших в порно (не спрашивайте, откуда Барри знает), Лен выпустил его член изо рта, и именно сейчас, когда Барри был сверхчувствительным, расслабленным, разбитым и невероятно податливым, толкнул палец, уже смазанный, между ягодиц, упорно преодолевая слабое сопротивление мышц.  — Лен! — Барри не нашел в себе сил, чтобы подкинуть бедра, особенно когда второй рукой Лен прижимал его к постели.  И пора уже было смириться, что его призывы и мольбы никак не влияли на планы Лена: палец так же не спеша проникал внутрь, и Лен глядел прямо туда, между ног Барри, словно просчитывал, когда же мышцы будут растянуты достаточно, чтобы можно было уже трахнуть.  Словно просчитывал, сможет ли Барри принять узел.  — Черт, — прошептал Барри себе под нос, всхлипывая. Он совсем забыл, что… черт подери его заячьи уши, у волков же есть узел. — Блятьблятьблять, — забормотал Барри, хватаясь за кончики собственных длинных ушей и накрывая ими свое запылавшее лицо. У Барри уже случался анальный секс, но тогда это было спонтанно, не отпечаталось в мозгу особыми приятными ощущениями или же, напротив, каким-то невероятным непереносимым источником боли — было неловко, дискомфортно, а еще без оргазма и с мучительным, болезненным даже возбуждением; и то, что происходило сейчас… да, это было сексом — тем самым, о котором пишут, тем самым, который действительно гонит из головы все разумное, оставляя тело самостоятельно справляться с фонтанирующим наслаждением, тем самым, который удается в реальной жизни испытать едва ли десяти процентам человечества. Барри стонал хрипло, на выдохе, понимая, что ему необходима вода, если он не хочет серьезных последствий обезвоживания — и будто вновь читая его мысли, Снарт, пару минут назад осторожно добавивший второй палец, поднес к губам Барри пластиковую бутылку, постоянно прятавшуюся в прикроватной тумбочке. Холодная влага практически пузырилась, скатываясь по разгоряченной коже, и Барри откинулся головой назад, впиваясь взглядом в потолок и понимая, что зрелище того, как Снарт вдумчиво и с явным довольством слизывает с его груди катящиеся капли не попавшей в рот воды, попросту его прикончит. Снарт словно слился с ним воедино. Либо он был мета-человеком, умевшим читать мысли. Иного объяснения Барри подобрать не мог: Лен предугадывал все его желания. Он даже почувствовал, когда Барри напился воды — еще один глоток, и захлебнется — и вовремя убрал бутылку, то ли случайно, то ли нарочно проливая еще немного ему на живот, мгновенно напрягшийся от холода, а затем — от прикосновений горячего языка, вылизывавшего все вплоть до миллиметра кожи.  Два пальца внутри двигались совсем иначе, чем один. Одним пальцем Лен проникал внутрь, тогда как двумя толкался несколько даже агрессивно, раздвигая пальцы ножницами, а затем, сведя пальцы вместе, вдруг…  — Оу, — Барри заскулил, потому что пальцы Лена проехались по простате. Удивленно-восторженному писку Барри вторило тихое довольное бурчание Снарта, который наконец-то не поскупился на слова, просовывая вторую руку под копчик и чувственно перебирая вставшие дыбом шерстинки на трепещущем заячьем хвостике: — Скарлет. Нет, не то чтобы Барри не догадывался, что своеобразное прозвище как-то связано с сексуальными предпочтениями и закидонами Снарта, но слышать, как низкий, хриплый из-за слишком частого рычания голос с оттяжкой, медленно тянет гласные, сносило с катушек едва теплившиеся остатки разумного. Барри приподнялся на локтях, заставляя себя удерживаться в позиции одной лишь силой воли, и немного выгнулся, толкаясь к неспешно, но неуклонно протискивавшемуся третьему пальцу; внизу живота и в пояснице заныло, руки затряслись, срываясь на редкие пока еще вибрации, в воздухе запахло молнией и паленой тканью. Жест Снарт явно оценил — добавил смазки, переплел пальцы и принялся методично, с трогательным вниманием ввинчиваться, не сводя голодного взгляда потемневших глаз от сокращающихся мышц. Это, несомненно, уже было лучшим сексуальным опытом Барри за всю его половозрелую жизнь. Уже! А Снарт, казалось, только начинал.  Барри ритмично подавался навстречу пальцам, не обращая внимания на слабость собственных трясущихся мышц и капли пота, сползающие по вискам и спине, вдоль позвоночника. Он даже уже не обращал внимания на собственный член, снова затвердевавший, потому что, черт побери его, нельзя было пялиться, как Снарт, наблюдавший, как его пальцы ныряют в дырку Барри.  Нутро Барри, к слову, пульсировало теплом, сжималось, и всеми правдами и неправдами уже требовало чего-то большего. И Барри пошел на поводу у собственной жажды, ставшей нетерпимой: дождавшись, когда пальцы Снарта ненадолго выскользнут из него, он одним движением перевернулся на живот. Становясь в коленно-локтевую и подставляя свой зад с подрагивающим хвостиком.  Он надеялся, что Снарт поймет такой толстый намек. Но стоило Барри только услышать тихий рык позади, как инстинктивно поджался, пряча лицо в подушке и прижимая ушки к голове. Никогда не стоило забывать, что в этот раз он был в постели с хищником. И лучше бы Джо никогда (то есть действительно никогда) не узнать об этом, потому что так бездумно подставиться хищнику — это просто поступок, идущий вразрез всяческим урокам безопасности. Не говоря уже о том, что все заячье сообщество вместе взятое перевернется от этого известия в своих изнывающих от зависти и неодобрения шкурках. Впрочем, Барри было на это так искренне положить, что единственная четкая мысль в голове связана только с тем, как бы поудобнее устроиться, чтобы не чувствовать ноющих связок. К счастью, намек Леонард понял верно, переставая наконец играть в ласково-ручного хищника и становясь знакомым до бешенства волком, берущим то, что принадлежит ему по праву: ягодицы на миг обожгло довольно ощутимым шлепком, и Барри от неожиданности перестал прятаться и зажиматься. — Молодец, — насмешливо похвалил Снарт, втискиваясь в пульсирующее нутро дюйм за дюймом, тяжело дыша и крепко придерживая Барри за бедра. Нет, Джо точно пристрелил бы Барри. Сначала Лена, а потом Барри, а потом снова Лена. Уже его труп.  Потому что Барри вдруг почувствовал, что член Лена, медленно проникающий в него, был влажным и скользким от смазки, но совершенно точно без презерватива.  Волна дрожи прокатилась по телу, и Барри против воли напрягся, оборачиваясь через плечо. У Лена глаза были безумные, ну конечно же! Он стискивал бока Барри пальцами, впиваясь до красных пятен, и медленно двигал бедрами, погружая член в нутро и отслеживая, как плоть сантиметр за сантиметром оказывается внутри дырки.  — Лен, — выдохнул Барри, и в этот раз Снарт откликнулся мгновенно. Должно быть, что-то этакое прозвучало в голосе Барри. — Лен, защита.  Снарт вдруг замер, а потом резко дернулся, выходя из Барри (черт, его член даже не вошел до середины), и со злым, агрессивным рыком рухнул вперед, вжимая Барри в постель и пряча лицо у него между лопаток.  — Прости, — выдохнул он неожиданно, и у Барри мурашки прошлись по всему телу. — Я ничем не болею.  — Я тоже, — пробормотал в ответ Барри, совсем немного польщенный, что Лен хотел его в прямом смысле до беспамятства. Второй рукой Снарт нашарил пачку презервативов, резко сел на пятки и почему-то недовольно, со вздохом, рыкнул, рассмотрев пачку.  Барри едва обратил на это внимание, потому что в пол-оборота глядел на внушительный член Снарта, лежавший у того на бедре. Красивый, с изгибом. Твердый.  Черт дернул Барри за язык напомнить про защиту. Если бы он промолчал, это произведение искусства уже было бы внутри него.  Собственный член Барри дернулся от желания кончить снова. — Это презервативы не для волков, верно? — Снарт разочарованно вздохнул, медля отбросить пачку в сторону. — Они не подойдут для моего узла. И да, Барри еще никогда не чувствовал себя таким виноватым, совершая правильный поступок, впитав еще во время учебы в университете, на практике просмотрев кучу трупов с венерическими заболеваниями, что незащищенный секс — это табу, неважно, проверялись ли оба партнера, неважно, как сильно они доверяют друг друг: презервативы должны быть. И Барри всецело придерживался этого пути, пока не понял, что узел на этом прекрасном манящем члене, должно быть, подарит невероятные переживания. — Ты уверен, что чист? — со вздохом переспросил Барри, неловко отдергивая скрывающее лицо ухо и уже заранее жалея о своем выборе. — Да, — Снарт кивнул, продолжая сжимать в руках пачку с такой яростной обреченностью, что никогда даже на миг не проскальзывала в чертах гордого волка. — Проверяюсь после каждого полнолуния. И да, Барри достаточно знал о природе хищников, чтобы оценить по достоинству остановку по первому же требованию: значит, ушедший в сущность и инстинкты Леонард дорожил их взаимодействием не просто из рационального подхода «герой-преступник», а принимал на уровне глубоком, внутреннем, рефлекторном. — Хорошо, — Барри выпрямился, занимая сидячее положение, подтягивая колени к груди; ломать собственные принципы, особенно если знаешь, что это вряд ли приведет к чему-то хорошему, не так уж и просто. — Мы продолжим то, что начали, но, Лен, необходимо установить некоторые правила. Снарт окинул его оценивающим взглядом с головы до ног, приласкал дернувшийся член, пережимая основание, и кивнул: зрачки все еще почти полностью перекрывали радужку, скрывая васильковую наледь, сильная, покрытая потом и шрамами грудь часто вздымалась, показывая, что не только Барри не остался равнодушным к их возне. — Справедливо, — Леонард тоже сменил положение, занимая более удобную позу и предоставляя Барри шанс выдвинуть свои условия. — Во-первых, если мы уже решили, что это не перепих на один раз, я думаю, что нужно установить основное правило — секс без защиты только во время и после полнолуния, когда сдерживать узел для волков с чисто физической точки зрения опасно, то есть все остальное время защита есть, везде и всегда. Снарт пожал плечами и качнул подбородком, давая понять, что вполне согласен и возражений не имеет. — Во-вторых, я Флэш и не могу ничем заболеть, но ты не мета, поэтому проверяться продолжишь по расписанию, даже если этот момент попадет на ограбление, апокалипсис или всемирные катаклизмы, — Барри закусил губу, ожидая возражений, ведь партнер, которому не страшна зараза, просто находка, и очень надеялся, что Леонард не догадается, что правило это нацелено на заботу о его, Снарта, здоровье. — В-третьих, ни один из нас не будет спать с другими, не удостоверившись, что сторонние партнеры чисты. — То есть, — Леонард напрягся, подобрался, шерсть на его ушах и хвосте вздыбилась; классическая поза хищника перед нападением, — ты собираешься потрахиваться с кем-нибудь на стороне, Скарлет? Барри удивленно вскинулся, обнаруживая ревность в показательно расслабленной и безучастной интонации. В этом волке полно сюрпризов. Заячье нутро затрепетало, как листок на ветру. Барри сразу же прикусил язык, потому что… серьезно? Лен его ревновал? Это условие, на самом-то деле, было целиком и полностью направлено на Снарта, потому что кто его знает. Достаточно только взглянуть на него, чтобы понять, что тот полнолуния не проводил в одиночестве, и до Барри наверняка попадались более свободомыслящие персоны. Да и даже без полнолунных феромонов, источаемых волком, тот наверняка не испытывал недостатка в поклонниках: он был красив от макушки до пяток, с этой манящей, но опасной привлекательностью. Черт побери, у него даже член был красивый.  Но ревновать Барри? Заяц истерично фыркнул, глядя, как Лен угрожающе нависает над ним, сверкая глазами. К кому он собирался ревновать? Не то чтобы у Барри был кто-то хотя бы на горизонте. И не то чтобы Барри смог бы переспать с кем-то, когда может спать с Леном. Это то же самое, что пересесть с Астон Мартин на старый пикап.  — Что? Я? — голос Барри неожиданно истончился. — О чем ты? У меня нет… никого. Я имею в виду, посмотри на меня! — от нервов Барри дернулся, ненароком ударяя коленом Лена в бедро. Волк даже не пошевелился, продолжая глядеть, не моргая. Его тяжелая ладонь опустилась на шею Барри, и заяц нервно сглотнул, чувствуя, как кадык ударяется о ладонь.  — Глупый заяц, — выдохнул, порыкивая, Лен, проходясь ногтями по шее. Кожа сразу вся пошла мурашками — хищник словно предупреждал, и такая опасность щекотала нервы, как не могло ничто другое. — Ты даже не представляешь, сколько человек мечтают отыметь тебя…  Барри, не выдержав, истерично захихикал:  — Что ты несешь?  Так же пронизывающе холодно Лен продолжил, кончиком пальца обводя черты лица Барри:  — Я был в полицейском участке. Ты даже не знаешь… — вдруг он весь напрягся, склоняясь над Барри. Их лица оказались близко-близко, но Лен, задев носом нос Барри, дотянулся до его ушка, мягко прикусывая у основания, а затем шепча. — И лучше тебе не знать, маленький похотливый заяц.  — Это я-то похот—… оу! — Барри вскрикнул, не договорив, — Лен махом перевернул его обратно на живот, ставя на колени. И в этом месте Барри понял, что лирическое отступление окончено: клацнула крышка смазки, холодный гель заставил кожу покрыться мурашками, дыхание перебило вновь, когда чужой теплый хвост обвился вокруг ноги выше колена, сжимая в крепкой хватке, и, да-а-а, Барри знал, что это означает своеобразное присвоение, клеймо, метку, если хотите, — в современном мире волки все реже и реже пускали в дело зубы и ногти, ограничиваясь более древними ритуалами скрепления уз. — Ты же не… Лен! — Барри проехался пару дюймов вперед и уткнулся носом в подушку под напором сильной руки, давящей на загривок. — Ты хоть понимаешь, что творишь? — Даю знать каждому кретину, который хочет тебя отыметь в этом трахнутом городишке, — вполне человеческим голосом прошептал Снарт, грудью наваливаясь на спину Барри, притираясь плотно кожа к коже и натягивая волосы на себя, заставляя зайца, мучительно краснея, поднимать голову и сохранять зрительный контакт, — что ты занят. Барри почувствовал, как нос забивает дурманящий, тяжелый, горьковатый аромат феромонов хищника, осязал, как молекулы впитываются в его кожу, растираются вместе с потом, вплавляясь в сущность, смешиваясь с заячьими запахами; так пахли пары — крепкие, устоявшиеся, и Барри даже помыслить не мог, что хоть когда-то обретет что-то подобное. — Прекрати думать, — Снарт чувствительно прикусил нежное местечко у левого плеча и вернулся в позицию, — мы обсудим потом все, что захочешь, но сейчас мы все-таки займемся сексом. Барри собрался было ввернуть какую-нибудь колкую фразу к случаю, но так и замер с открытым ртом и выпученными слезящимися глазами, чувствуя влажную головку, раздвигающую тугие мышцы. Но в тот самый момент, когда от размера проникающего в него члена могло бы стать некомфортно, может быть, даже больно, глаза застила пелена животного, дикого, первобытного возбуждения. Все тело расслабилось, и Барри показалось даже, что он горит изнутри.  От некоторых он слышал, что можно возбудиться так, что состояние будет почти как у волка в полнолуние, но не верил, что сможет однажды. Вот так. Словно у Барри появилась его личная, заячья полная луна. Бурлившая в венах кровь не давала почувствовать боли, но, быть может, ее и не было, потому что это был Лен, который медленно, шумно выдыхая через нос, двигался, терпеливо выжидая, пока мышцы готовы будут растянуться настолько, что дырка сможет принять больше.  Он не спешил, пока Барри умирал от нетерпения, цепляясь пальцами за простыни; даже уши на голове вздрагивали, то вставая торчком, то резко прижимаясь к макушке.  Наконец Барри ощутил, как член Лена полностью оказался внутри. Внутри его пульсирующего от растяжения прохода. И сквозь шум крови в ушах Барри даже смог расслышать тот момент, когда бедра Лена ударились о его ягодицы — шлепок кожи о кожу.  Член Барри, висевший между ног, болезненно заныл от наполненности, но Барри не успел еще дотянуться рукой, чтобы поласкать себя, когда подушечкой пальца Лен потер припухший и растянутый вокруг члена вход. И да, Барри кончил снова. Прогибаясь в спине, скуля и отрывая от простыни, за которую цеплялся, кусок. Когда перед глазами немного прояснилось, Барри ожидал какой-нибудь колкой фразочки вроде «Флэш быстр не только на улицах» или «тебе бы остыть, Скарлет», но ничего подобного не было ни через минуту, ни через две, лишь тяжелое дыхание Барри и тихое утробное рычание Снарта наполняли вязкий, наполненный тягучими феромонами воздух. — Эм, — еще через пару минут Барри начал постепенно приходить в себя, ощущая влажную ткань под коленями, твердый толстый член внутри, жжение и пульсацию растянутых мышц, давление чужого взмокшего горячего тела со спины и хвост на ноге как символ связи. — Спасибо, что, м-м-м, подождал меня. И да, это было, пожалуй, самым неловким способом выразить свою признательность кому-то, чей член скрывался глубоко-глубоко в его заднице; Барри однозначно нужен был урок постельного этикета. — Сделай одолжение, — Снарт выпрямился, ловко подцепляя Барри за бедро и переворачивая на бок, — заткнись. Барри слабо улыбнулся и решил приберечь вторую рвущуюся из недр затопленного эндорфинами сознания благодарность до лучших времен, потому что вновь стоять в коленно-локтевой не по силам даже Флэшу после столь оглушительного оргазма. Леонард погладил невесомо хвостик, поцеловал неожиданно трогательно в мокрую макушку между расслабленно упавших ушек, притянул к себе и похлопал по левому бедру, призывая Барри согнуть и отвести ногу немного в сторону, чтобы облегчить проникновение. Барри с радостью подчинился. Лену пришлось привстать и, придерживая член, он снова вошел. В этот раз легче, быстрее, более плавно. По смазке член скользнул внутрь, и Барри охнул, снова заполненный. Рука Лена скользнула на бедро, придерживая, и да. Он начал двигаться, плавно толкаться, покусывая Барри за шею и плечи и собственнически, хищнически поглаживая дрожащий животик.  На мгновение Барри даже показалось, будто Лен может почувствовать движение своего члена внизу его живота. Мало кто знал (или утруждал себя усилиями, чтобы узнать), что заячий организм не только быстро возбуждается, но и долго сохраняет приток эндорфинов, позволяя каждый следующий оргазм в серии сделать более ярким и чувственным — нужно было лишь особое внимание к деталям от партнера, ласка и чуткость. И все это Снарт предоставил с лихвой, точно пропуская сквозь саму свою волчью сущность чужие нервные окончания: Барри словно дрейфовал на водной глади под приятными греющими лучами солнца после тяжелого выматывающего рабочего дня, чувствовал себя полностью и бесповоротно расслабленным и открытым, лениво подаваясь навстречу размеренным глубоким толчкам. Барри мурлыкнул, когда Леонард медленно спустил руку с его бедра, сжав в ладони ягодицу на мгновение, наверняка с голодной жаждой разглядывая, как порозовевшая кожа идеально сминается в горячих пальцах, раздвинул половинки в стороны и погладил растянутую дырку, замирая в движении и вновь толкаясь вперед, играясь с натяжением и скольжением. Барри так хотел бы видеть, как член Лена входит в него. Быть может, тогда бы он наконец поверил, что все это — правда, потому что те ощущения, которые захлестывали, накрывали с головой — это что-то из сказки, из фильма (порно-фильма). В жизни не может быть настолько хорошо. Если только тебя трахает не Леонард Снарт. В этом случае, кажется, все возможно.  Лен брал его, целиком, полностью и без остатка, пока сам Барри балансировал на грани бессознательного. Член стоял снова, но возбуждения уже Барри не чувствовал — после стольких оргазмов нервные окончания тлели, как паленая проводка, но по-прежнему искрило. Вспыхивало перед глазами, ослепляя каждый раз до темных пятен.  — Тебе хорошо? — внезапно прошептал Лен, зарываясь носом в разворошенные волосы Барри, прямо между ушек, потираясь о них и прихватывая губами.  Разве ты не видишь? Именно это хотелось проорать Барри, но эти сильные, мощные толчки позволяли ему бормотать только что-то вроде «Боже, ах, Лен, Боже».  Пальцы Лена по-прежнему игрались с его дыркой, которая после всего нещадно припухнет; его член толкался и толкался в Барри, поначалу медленно, со смаком. Но их бедра сталкивались все быстрее, шлепки кожи о кожу звучали все громче, и да. Это было оно. Лен резко замер, перехватывая Барри за бедра, и в без того теплом нутре стало невероятно горячо.  Барри чувствовал, как сперма толчками — одним, вторым, третьим, четвертым — выплескивается внутрь, наполняя его, а проход начинает снова жечь от растяжения. Узел.  Они спаривались. Так, будто Барри мог понести от волка; так, будто Лен хотел наполнить его своими щенками. Горячее семя обжигало стеночки, и Барри чуть прогнулся в спине, прижимаясь лопатками к напряженной взмокшей груди Снарта, чувствуя, как узел, полностью сформировавшись, идеально поместился в нем, надавливая на простату, растягивая мышцы так, что еще немного и было бы действительно больно. Хвостик с взъерошенной влажной шерсткой терся о низ живота Леонарда, ушки окончательно упали на подушки, закрывая лицо, а сам волк что-то довольно урчал, потерявшись в гормональном всплеске вязки. Теплая рука скользнула по бедру вверх, останавливаясь на поясе, и Барри вслепую нашарил чужую ладонь, переплетая пальцы и просто размеренно дыша в густоте тяжелого воздуха, наполненного запахом секса и их перемешанными феромонами. Было хорошо и спокойно — так, как должно бы быть всегда, но не было никогда и ни с кем: не хотелось говорить, не хотелось обниматься, не хотелось идти в душ или думать о чем—нибудь; хотелось просто лежать и понимать, что тело и душа полностью расслаблены, наслаждаться безоговорочным и, возможно, слегка поспешным ощущением безопасности и умиротворения. Через несколько минут Снарт чуть пошевелился, занимая более удобное положение, и от сместившегося буквально на крохотные доли дюйма узла Барри тихо заскулил, не в силах больше возбуждаться и кончать. — Лен, — взмолился Барри, ужасаясь тому, каким жалким и в то же время довольным звучит его сорванный голос. Но Снарт и не собирался продолжать постельные утехи, коротко хмыкнул и поцеловал в макушку, соединяя их хвосты и не убирая рук. Барри знал, что больше они не поговорят о произошедшем: не потому, что говорить было не о чем, не потому, что их секс был разовым, и уж точно не потому, что Леонард терпеть не мог «девчачьи сцены», а потому, что волки моногамны и обещание, данное сплетением хвостов, нерушимо.