She Waited

если тебя спросят зачем ожог приходил за льдом, не опасна его игра ли говори, что так собран мир что не мы его собрали

Когда он возвращается, она выдыхает. Просто выдыхает, опуская веки, и ничего не произносит. А он смотрит. Смотрит, смотрит, смотрит на неё, как будто ждёт, что она что-то скажет. Одобрит или осудит, словно это не он всё это время доказывал, что её мнение совершенно ничего не значит. Словно это не он сейчас стоит в грёбаных двух шагах и убивает что-то внутри лихорадочным блеском глаз, в котором целый коктейль из разнообразных эмоций. В котором она видит ответ на все свои вопросы и именно потому молчит. Молчит, холодными пальцами перебирая складки на юбке. Даже тогда, когда его губы едва размыкаются, будто он хочет что-то сказать, но задыхается, давится чем-то, что у него внутри. Ей хочется подойти и взять его за руку, но она кусает губы и сжимает пальцами подол юбки. Всё так же молча. Когда он уходил, она тоже молчала. Лишь посмотрела снизу вверх как-то печально и обречённо. И уже тогда знала. Просто знала, что будет ждать, потому, что он так хочет. Потому, что это в его молчании, читается во взгляде. Она тогда медленно встала с этого же самого зелёного дивана и почувствовала, так ярко почувствовала между ними эти чёртовы два шага, которые пропасть. Которые ей никогда не преодолеть потому, что он не хочет. Иногда ей думается, что не захочет никогда. В такие моменты как этот, которые бывают редко, но всё чаще с каждым годом, которым Драко так и не подпускает её ближе. Но в остальное время в своей глупой, невероятно глупой голове она думает, что всё, что ей нужно, это ждать. Просто ждать, а он сам придёт. Даст знак. Разрешит, позволит, как это с ним всегда бывает. Как было тогда, год назад, когда его голос резко сорвался на полуслове, а взгляд остановился на её груди. А она с ужасом поняла, что готова даже на это. Даже так. Лишь бы только с ним. Глазами он говорил, что ей не на что рассчитывать. Она отвечала, что знает. А когда Драко стал расстёгивать мантию, Пэнси думала, что это первый шаг. Что она сумеет, действительно сумеет… но она даже не успела додумать, что. Потому, что почувствовала дыхание на своих губах. И вдохнула его запах. Но даже тогда было лучше, чем потом. Она, опять же, думала это, когда он уходил. В первый раз Малфой был осторожен. После — никогда. Его губы и руки оставляли синяки и ссадины, которые расцветали сине-бурыми пятнами на её коже, которые Пэнси прятала под одеждой, но никогда не сводила. Потому, что это его отметины на её теле. И да, она, наверное, сумасшедшая. Тогда они тоже были на ней. Она хорошо помнит тот, что на бедре. И помнит, как его получила. Синяк слегка саднил от того, что она покачивалась с ноги на ногу и Пэнси подумала, что если преодолеть чёртовы два шага и коснуться Драко, уткнуться носом ему в плечо, зарыться пальцами в волосы и прикоснуться губами, эта отметина станет последней. У Драко Малфоя целая очередь претенденток на звание пассии. А она — ничто. Она будет выброшена, как только позволит себе думать, что её желания имеют хоть какое-то значение. Что ж, Пэнси и не позволила. Она только заправила за ухо короткую прядь и спросила, когда он вернётся. Драко коротко глянул в зеркало, туже затягивая галстук. И сказал, что сразу после получения метки. Сразу после. А она будет ждать. Паркинсон подумала, что последнего он мог бы и не говорить. Но только… «Конечно», — кивнула. Драко бросил взгляд через плечо уже стоя у камина. А она открыла рот. Больше ничего сказать не успела. У неё было чёрное красивое платье, которое он любил. Оказавшись в своей комнате спустя пять минут, Пэнси смотрела, как оно лежит на полке и проводила рукой по мягкой ткани. Она ждала. И вспоминала, потому, что он просто не может запретить ей ещё и это. То был какой-то бал, кажется. Она медленно пила сладкую гадость из своего бокала, а Драко смотрел на неё. Мерлин, тогда он действительно ещё смотрел на неё. А ей, дуре, казалось, что в этом была любовь. И даже когда Малфой быстро расстёгивал молнию этого самого платья, даже когда он касался губами её спины сквозь полупрозрачную ткань и прижимал к себе так, что становилось трудно дышать, она была счастлива. Счастлива, потому, что это был он. Рядом с ней. А потом было не так. Но всё ещё как он хотел. Лишь с той разницей, что ей стало позволяться сидеть с ним за одной партой и разговаривать о чём-то, что было интересно ему. А вечером, тихо приоткрывать дверцу шкафа и гладить кончиками пальцев ткань платья. Странно, ей чудилось, что оно всё ещё пахнет им. Его волосами. Его руками. Его телом. И даже тогда, когда он ушёл, она подумала, что Драко сказал ждать именно ей. Она подумала, что это не просто так. Словно от того факта, что Пэнси будет ждать, болезненная процедура пройдёт успешней. Словно на её месте не могла быть любая другая. Блондинка, брюнетка, рыжая. Кудрявая или веснушчатая. Слизеринка, когтевранка, или, быть может, даже гриффиндорка. Словно именно она. Пэнси Паркинсон. И вовсе не оттого, что она удобна. И теперь, когда она снова, Мерлин, снова, комкает ткань чёртовой юбки, сидя на том же зелёном диване, но на этот раз встречая его, ей до боли хочется верить, что Драко не просто вернулся. Что вернулся к ней. И эта мысль — током по позвоночнику. Эта мысль взрывается в ней миллиардами вспышек где-то глубоко внутри, так, что она не может вдохнуть. Только вглядывается в его до боли знакомые черты и качает головой, замечая всё сразу. И невозможно бледную кожу, и блестящие глаза, и тёмные синяки под ними. Он смотрит как-то рассеянно. Словно впервые видит её. Словно она снова в красивом чёрном платье, а не обыкновенной школьной юбке и белой рубашке. А когда Пэнси опускает взгляд он делает шаг. А затем ещё и ещё. Не в сторону спален. Не к ненавистному зелёному дивану. К ней. Она это точно знает. А потому, когда Драко опускается на колени и кладёт голову на её ноги, она зарывается холодными пальцами в его мягкие волосы, разминает напряжённые плечи и дышит. Дышит, чёрт возьми, его запахом, который, на самом деле, давно выветрился из теперь уже жмущего в груди платья. И как только исчезает тугой корсет, в лёгкие попадает воздух. — Я так долго ждала тебя, — голос срывается на шёпот. — Два дня, — он скользит пальцами под юбку и касается почти сошедшего синяка. А Пэнси качает головой. А Пэнси вздрагивает и накрывает его ладонь своей, чуть сжимая. — Я так долго ждала тебя.