Семейный ужин

Ацуши и Рюноскэ готовились к семейному ужину семейства Акутагава вместе. Ацуши готовил, Рюноскэ занимался сервировкой стола и уборкой. Если считать, что ужин должен был пройти в просторной и большой квартире Рюноскэ, в которой жили брат и сестра, то мафиози и искать ничего не пришлось. Всё лежало на своих местах. В небольшом творческом беспорядке, но на своих местах. Если же Рюноскэ был спокоен, как удав и даже не пытался волноваться, то Ацуши не мог спокойно порезать баранью корейку — его руки тряслись так, будто он выпил пять литров вина и литр сакэ. Он ничего не мог с собой поделать. Он волновался и не мог не думать о том, что Гин может на него наставить пистолет или приставить нож к горлу. Он ведь не какой-то парень из какого-то душного офиса какой-нибудь банковской конторы. Он враг. Бывший враг. Но это сути не меняет. «Не стоит волноваться, искренность всегда побеждает». Откуда эта цитата? Ох, он уже и сам не помнит. Но он помнит, что баранина сама себя не порежет, но если он начнёт её резать, то всё выйдет не ровным и куски получатся либо огромными, либо маленькими, а не средними как нужно Накаджиме. А может он вообще попадёт мимо. А отращивать пальцы ему не особо хочется. Да, что он за тряпка-то?! С волнением даже справиться не может! — Эй, ты чего? — От взволнованного голоса Акутагавы Ацуши дёрнулся. Чёрт. Он плачет и сам не замечает. Замечательно. Прекрасно. Превосходно. — Я… Я и сам не знаю, — Тигр принялся вытирать слёзы ладошками, но они всё равно лились и лились из глаз. Он ничего не может с собой поделать. Это одно из того, что не может исправить сирота — свою сентиментальность и волнение по пустякам. — Ну-ну. Ч-ш-ш-ш… Тихо. Всё в порядке. Если что — я буду сидеть по правую руку от тебя, рядом. Или ты хочешь, чтобы я сидел по левую? — Рюноскэ повернул Ацуши к себе лицом и обнял, прижав к себе, и поглаживая по голове и плечам. На самом деле ему было всё равно, где именно будет сидеть старший Акутагава. Лишь бы рядом, а не где-то на другом конце стола. — По правую. И почему я такая тряпка? — Парень обнял мафиози за шею и прижался в ответ. Нет. Он просто сильно нервничает и волнуется. Такое с ним часто бывает. Но в этот раз особенно сильно. — Ты не тряпка. И волноваться — это нормально. Я тоже волнуюсь. Но совсем немного. Давай я заберу твоё волнение и ты покромсаешь наконец этого несчастного барашка? Боже, как Ацуши ему благодарен. И что бы он не говорил, что бы он не сделал, Тигр знает — Рюноскэ любит его. Своей странной и даже совсем немного жестокой любовью. Но они быстро научатся, как нужно строить романтические отношения. — Ха-ха! Рю!.. Ой. — Накаджима удивлённо отступил. Он ещё ни разу не называл Акутагаву по имени. Почему? Он боялся называть его по имени. Боялся, что Акутагава недовольно сморщит нос и попросит его так никогда не называть. Он боялся. — Именно. Рюноскэ, Рю, Рю-кун, Рю-чан, а не Аку-кун. Пожалуйста. И всё в порядке. Не волнуйся, — юноша поцеловал детектива в немного вздёрнутый кончик носа и вернулся к своей работе — нужно найти бокал и фужеры. — Хорошо. Рюноскэ, а ты купил «Rose Champagne»? — Ацуши успокоился и тоже вернулся к своему делу. И куски получались более или менее такими, какими нужно. — Да. Бутылки стоят в коробке рядом со столом. А твоё вино на столе ближе к твоей тарелке, остальные в том бумажном пакете, — юноша кивнул в сторону стола. — Кстати, ты не помнишь куда я дел штопор? — Рю рылся в кухонных ящиках и никак не мог найти сей предмет. — Посмотри во втором ящике снизу, — напомнил парень, пытаясь обернуть мясо фольгой. И у него получилось. Ответом ему послужил поцелуй в скулу. Ацуши давно понял, что это означает благодарность и лишь кивнул. Ему нужна миска… Когда они пришли, то старший Акутагава сказал, что он может брать на кухне всё что угодно и особенно то, что нужно и рыться в поисках этих вещей везде. До верхних кухонных шкафов он не доставал, а отвлекать Рюноскэ детектив не собирается. Если они правильно просчитали, то Гин должна вернуться к пяти или шести вечера, а корейка — главное блюдо — должна к тому времени приготовиться и даже немного остыть. Если Накаджима найдёт несчастную миску, то он справится ещё быстрее и успеет приготовить ещё и несколько закусок помимо салатов. Но только если найдёт. А тот кто ищет — тот всегда найдёт. А нашёл он всё кроме миски. И с радостью бы нашёл. Но похоже не судьба. — Рю-кун! Можешь мне достать миску? — Попросил Ацуши. Он бы не просил помощи, но в этом его вины нет. — Держи, — Расёмон. Естественно. Зачем низко вешать шкафы, если ты можешь призвать в любой момент способность, которая в состоянии всё достать сама? — Спасибо, дорогой! — Наконец-то он может размять фету и смешать с фисташками. Продвинулся. С корейкой баранины он провозился ещё полчаса и положил на несколько минут на электрогриль. С овощами он промучился ещё полчаса. В целом — час он готовил мясо. Теперь салаты. Первый салат на повестке дня — крабовый с креветками и сельдереем. Креветки уже были сварены. Осталось только очистить их от головы, панциря и хвоста. Слава Богу кишечный тракт был уже удалён. С ним столько мороки. Нарезать крабовое мясо, огурцы, сельдерей — не больше десяти минут. Салатники стояли на столе и два салата — это минимум. — Maeil nal wihae norael bulleojwoyo (Пой мне каждый день) Oh Na Na Na (Оу на-на-на) Dalkomhan nunbicheuro nal nogyeojwoyo (Растопи лёд своим взглядом) Oh Na Na Na (Оу на-на-на) Geudae tteugeoun gaseumi jogeumman sigeodo torajiljido molla (Удержи страсть в сердце, если хочешь быть со мной) Yeongwonhi gyeote isseo nal jikyeojwoyo oneulcheoreom (Как и все прошлые ночи, я прошу тебя останься со мной) Oh Na Na (Оу на-на)*. Петь Ацуши мог и умел. Для него уже вошло в привычку петь во время готовки. А почему бы и нет? Двигать телом в такт собственного пения, постукивать ногой в ритм. Это не запрещено законом. А вот Рюноскэ редко слышал пение Тигра. Он слышал, но не так часто, как хотелось бы. Он даже дышать перестал, когда услышал в меру громкий мелодичный и высокий голос. На этом не закончилось. Всё же салатов как минимум два, максимум — четыре, а на хоть одну закуску времени тоже хватит. Самое удивительное, что Накаджима пел только припевы и только на корейском, а не на японском. Нет, он имеет право знать другие языки. Но для сироты — это странно. — Я как погляжу — готовить ты любишь. — Акутагава уже закончил всю свою работу и мог спокойно понаблюдать за своим парнем. Своим парнем… Как же это греет тёмную, безнадёжно кровожадную душу мафиози, которая расцветает нежным подснежником** после долгой ледяной зимы только тогда, когда Ацуши рядом. — Знаешь… Готовить для кого-то гораздо приятней, чем для себя. И готовка — это не только путь к сердцу мужчины. Готовка — это путь к сердцу любого человека. Да и это умение чертовски полезное. Но почему готовлю я, а не ты? — Ацуши не стал отрываться от нарезки зелени. — Потому что ты готовишь лучше, чем любой шеф-повар в пятизвёздочном отеле. Моя сестра тоже любит готовить, но чаще всего это заканчивается запахом чего-то горелого. А у тебя всё заканчивается запахом чего-то вкусного: жареного, тушёного, варёного и чаще всего выпечки. — Конечно. Потому что сладким тебя балую только я. Кстати, Рюноскэ, ты можешь подать мне ту кулинарную книгу, которую я принёс? — Парень перекладывал полученный салат из миски в салатницу. — Сейчас, — юноша начал копаться в своей сумке. — Держи. А что ты ещё собираешься приготовить? — Салат с огурцом и мятой, оливье с кольраби, канапе с копчёной форелью и канапе с копчёным лососем. — А венец этого — баранья корейка с фисташками и фетой, которую ты сунул в тёплый духовой шкаф? — Рюноскэ достал вилку и попробовал салат с креветками. — Да. Вкусно? — Парень пытался промыть мяту. Более или менее, но бо́льшую часть он промыл. Да и ему нужно всего лишь 36 листочков. — Божественно. Чёрт. Я забыл разложить вилки. Кстати, а почему ужин в европейском стиле? — Спросил мафиози уже из столовой. Квартира была достаточно большой, чтобы обустроить в ней столовую. После трущоб никто не захочет жить в маленькой квартирке на конце города. Да и когда Рю увидел эту квартиру, то понял — она должна быть его. — Потому что квартира сделана во французском стиле. Кстати, большинство блюд из французской кухни, — достать дуршлаг с огурцами, йогурт, винный уксус и щепотку перца перемешать в салатнике, добавить мяту в заправку — никаких проблем. — А по-французски петь умеешь? — В шутку спросил Акутагава, усаживаясь обратно за кухонный стол. Он устал от уборки, а вся эта выдуманная суета к добру не приведёт. — Нет, но я умею петь по-английски. А так как все песни на английском я забыл, то придётся тебе слушать на корейском. Someone call the doctor nal butjabgo malhaejwo (Вызовите доктора, пусть скажет, объяснит) salang bunmyeong jungdog overdose (Любовь — болезнь, как боль, передоз) sigani jinalsulog tongjeneun himdeuleojyeo (Чем больше увядаешь в ней, мгновение и погиб) jeomjeom gipsugi ppajyeoganda eo (Но я всё глубже от этих доз) Too much neoya your love (Слишком много тебя, твоей любви) igeon overdose (Это передоз) Too much neoya your love (Слишком много тебя, твоей любви) igeon overdose (Это передоз)***. Накаджима может делать несколько дел одновременно — мыть овощи и некоторую посуду, что-то резать и варить и тому подобное. Рюноскэ лишь наслаждался картиной. Тёмный фартук был почти чистым, а закатанные рукава пуловера и рубашки открывали вид на изящную шею, и воротник почти не скрывал парочку новых меток, которые поставил мафиози, пока они покупали продукты, на бледные и тонкие руки, в некоторых местах покрытые желтоватыми пятнами от засосов. На внутренней стороне предплечья красовались новые порезы, которые любит делать Накаджима, но, конечно же он не при делах и ничего не знает. Порезы. И дело было даже не в Дазае, который не так действовал на до сих пор несформировавшуюся подростковую психику. Ещё в приюте он делал порезы на внутренней стороне предплечья. Но только по горизонтали и диагонали. Он же не хотел умереть на радость воспитателям и директору. Зачем? В первый раз он действительно хотел убить себя. Но не смог. Тигр залечил всё в считанные минуты. Во второй раз Ацуши не преследовал таких мотивов. Поэтому порезы продержались три дня, а потом исчезли — зажили. И чем безобиднее был мотив — тем медленнее заживают раны. Поэтому он решил заниматься кровопусканием ради удовольствия. Законом не запрещено, почему бы и нет? Мафиози наблюдал за плавными движениями, грациозному покачиванию бёдер, за тонкой и ласковой улыбкой на лице любимого. Они не в первый раз так сидят. В последнее время Тигр стал часто готовить на кухне Рюноскэ, но вся посуда и ингредиенты обычно уже лежали на тумбах, а на доске висел новый рецепт. И так он влюблённо наблюдал за своим Ацу-чаном где-то полтора часа. Пока… — Блять… Блять. Блять, Рю, можешь одолжить мне рубашку и пуловер? Ацуши ругается матом? Это что же должно произойти такого? — А что?.. Ну, ты молодец, — глубокомысленно с насмешливым выражением лица произнёс мафиози. — Молодцы сосут концы. А я херовая умничка. Все рукава рубашки и пуловера Накаджимы были в чём-то красном и мокром. А на нём был светлый бежевый пуловер и идеально выглаженная белая рубашка. И теперь это нужно относить в химчистку. Потому что это томатный сок, который с трудом, но сможет отстираться в машинке. Попробовать стоит, но это лучше всего предварительно замочить. Чистой в гардеробе Рюноскэ была только чёрная рубашка. А пуловер был кроваво-бордовым. Миленько… Хотя на Тигре всё равно рваные чёрные джинсы — без разницы. Самому Накаджиме было всё равно на цветовую гамму вещей — лишь бы чистые. Смотрелся Ацуши в этом очень даже ничего. И действительно миленько. Правда всё висело на нём мешком. И это ему шло. Накаджиме вообще очень шли вещи, которые сидели на нём мешком, что было очень странно. На последнем задании Ацуши стал ниже — им пришлось иметь дело с гравитацией. Не совсем «им», а именно Накаджиме. И теперь его рост — 165 см. А это значит, что он стал на 7 см ниже Акутагавы. И ещё это значит, что он стал ещё миниатюрней, чем был. И сейчас Ацуши выглядел так мило в пуловере и рубашке Рюноскэ, пытаясь закатать рукава. Но потом он психанул и попросил мафиози доделать за него закуску. Осталось всего лишь разложить блюдо по тарелкам и всё готово — только поставить на стол. Он болтал рукавами, вытянув руки вперёд, стоя рядом, и приговаривал детским голосом: «Я — привиденька, бойся меня! Я страшная привиденька!» И тут Акутагава вспомнил одну цитату, которую высказал Ацуши, когда они гуляли в центре и шли мимо мальчика с папой, которые спорили: «Ребенок может научить взрослого трём вещам: радоваться без всякой причины, всегда находить себе занятие и настаивать на своём». И теперь Рюноскэ чувствовал, что радуется без всякой причины. Это зрелище было забавным, а парнишка так мило дул щёчки и пытался быть, как самая настоящая «привиденька», что Акутагава не удержался и, когда закончил раскладывать закуску и вымыл руки, то обнял и прижал к себе, целуя в губы. Нежный, но французский и глубокий поцелуй, который слишком быстро перерос в страстный. И вот руки уже рвано гладят и нежно щупают красивое, но до сих пор угловатое тельце под рубашкой, а длинные пальцы уже хозяйничают в чёрных, цвета смоли волосах, ложась на затылок, притягивая ближе к себе. Громкое и частое причмокивание, внезапно возникший плотский голод обоих парней по телам друг друга, и вот фартук, который был на мафиози полетел назад. Ближе. Больше. Быстрее. Быстро перепихнуться не в стиле Акутагавы, и это он как-то говорил Тигру. И вот очередной стон детектива подействовал отрезвляюще. — Ч-ш-ш-ш. Всё-всё. Рю-кун, давай успокоимся. Давай продолжим как-нибудь потом? Я обещаю, что когда-нибудь я точно позволю тебе делать со мной всё что угодно, но скоро пять вечера, — Ацуши погладил любовника по голове и немного отодвинулся. Акутагава дышал также часто, как и парень перед ним. Но он был согласен с Накаджимой — сейчас точно не время для прелюбодеяний. — Ловлю на слове, милый, — всё же произнёс юноша и отпустил парнишку, поправляя на нём одежду.— Привиденька, — смеясь, сказал старший Акутагава, щёлкая Тигра по носу, и надевая ему очки. Они вместе посмеялись и понесли все приготовленные с любовью Накаджимы блюда в столовую. Очки. У Ацуши ещё с приюта проблемы со зрением. И когда Аку об этом узнал, то сразу же потащил его к окулисту, а следом в оптику. Очки для дали. Что сложного? Да всё. Все оправы, которые мерил парнишка ему не шли. А потом сам будущий очкарик психанул и указал на первую попавшуюся. В пятнадцать минут шестого всё было готово, а шампанское и вино открывалось и наливалось. Открывал Рюноскэ, а наливал Ацуши. Почему Ацуши пил вино, а не шампанское? Всё как никогда просто — Накаджима ненавидит этот алкогольный напиток. А Акутагава очень любит своего котёнка и позволил ему принести с собой вина. Они посидели недолго — без десяти шесть дверь хлопнула, а ключи зазвенели. И вот Ацуши уже был готов падать в обморок, но тут в дверном проёме столовой показалась девушка. Но не одна. С парнем. Высокий кудрявый блондин с карими глазами. Внешность у него была не очень японская, но так и вырывалось слово «модель». Прямой немного вздёрнутый нос, в меру пухлые губы, большие глаза, острая линия скул, чуть впалые щёки, острый подбородок. Телосложение атлетичное, а футболка, обтягивающая тело, подчёркивала накачанные мышцы и пресс. — Рюноскэ, убери руки от фужера, — сказал Ацуши, обращая на себя внимание не только своего парня, но и того парня, что привела сестра мафиози. Как он увидел, что мафиози тянется к фужеру было загадкой — он слишком внимательно смотрел на блондина. Черноволосая аж подпрыгнула от неожиданности. Неожиданность — один из залогов победы. И похоже Ацуши и Рюноскэ победили. Вот так вот нагло взяли и победили. Но это не совсем хорошо. Когда Акутагава в гневе — об этом знают все. Он становится тихим, внимательным, осторожным, немногословным. И может взорваться в любой момент. Как бомба замедленного действия. Филип Дормер Стенхоп Честерфилд говорил: «Бойся гнева терпеливого человека». А мафиози всегда терпелив. Даже если он зол и хочет всех убить. Убить медленно и мучительно. И Ацуши знал это состояние. Нужно сидеть тихо, как мышка и не пищать. Потому что детонатор может ускорить ход времени. А это не нужно ни ему, ни Гин с её молодым человеком. Поэтому он медленно встал и вышел из-за стола. — Я не ангел, у меня нет крыльев и есть предел терпению. С тобой, Гин, я разберусь попозже. А сейчас начнём мы. Почему он обобщает? Начинает пассивная сторона — Ацуши и Гин. Какое «мы»? — Х-хорошо. Гин Акутагава. Младшая сестра. — Девушка сложила ладони и поклонилась. — А-ацуши Накаджима. Пассия Вашего старшего брата. — Парень повторил действия младшей сестры Рюноскэ и они оба присели. Друг напротив друга. Рюноскэ тоже встал. Напротив блондина. И протянул руку. — Рюноскэ Акутагава. Старший брат. — Джим Миллер. Молодой человек Вашей младшей сестры. — Кареглазый пожал протянутую ему руку. Мягкая, но ледяная. Ему холодно? Они тоже сели. Друг напротив друга. Почему Рюноскэ был в бешенстве? У него с Гин был уговор — не водить парней в их квартиру. Только тайно или по особой необходимости. Тайно не вышло. А необходимость вряд ли была. Зато к Ацуши претензий не было. Семейный ужин — это необходимость. А готовка и некоторые проведённые вместе с ним выходные — тайна. Всё честно. — Чем Вы занимаетесь, Джим? — Ацуши быстро понял, что нужно принести ещё одну пару приборов и тарелку. У Накаджимы тряслись руки, но он справился с этой задачей и даже не разлил шампанское. Это можно считать, как личное достижение. Но, Чёрт! Почему на него смотрят так сочувственно? — Я учусь на втором курсе факультета психиатрии. Также я подрабатываю официантом в кафе «На углу». — Второй курс… Вам девятнадцать? — Именно… А может перейдём на «ты»? — С какой-то надеждой произнёс парень. — Ладно. Как тебе удобно. Официант? Нет, я понимаю, что это просто подработка. Но это доход. И вряд ли ты сам смог позволить купить себе эти брюки от Gucci. — На самом деле я не очень люблю свою работу. Но она… — Найди что-нибудь, что тебе нравится делать, а потом найди кого-нибудь, кто будет тебе за это платить. В этом есть только одна проблема — то что тебе нравится, — Ацуши любит блеснуть своей энциклопедией цитат. Он — ходячий цитатник. И Рюноскэ это нравится. Очень сильно, до дрожи в коленях нравится. — Да. Пожалуй ты прав. А сколько… — Восемнадцать, — и весь пыл угас в одно мгновение. — А какую-нибудь цитату? — Похоже, Гин заинтересовалась. — Возраст — это просто цифры, а не состояние ума или причина для какого-то определенного поведения. — Мой отец говорит, что так говорят только те, кому есть на что надеяться. — Одно и то же в разном возрасте видится по-разному… — Пробубнил Ацуши и отпил немного вина. — Если ты напьёшься сейчас, то через два часа ужин закончится, — совершенно спокойно произнёс Рюноскэ и скормил Тигру канапе с форелью без зазрения совести. — Не сильно налегай на вино, милый. Иначе эта бутылка очень скоро, а именно через три-четыре часа найдёт выход из тебя. Быстрая и чрезвычайно острая интоксикация алкоголя — это ещё одна проблема Ацуши. Причём время зависит от количества выпитого алкоголя. Время чего? Время, когда он будет сидеть в обнимку со своим лучшим другом — унитазом. Ацуши был с этим согласен. Лучше не играть в эту игру без правил, потому что он заранее знает, что ничем хорошим это кончится не может. Именно поэтому он послушно прожевал и проглотил закуску, хотя кусок в горло не лез, и отставил бокал немного дальше, чем нужно. На самом деле он был бы очень сильно рад, если бы просто нажрался в состояние невменяемой хрюшки, но к сожалению ему не позволяет совесть. — А кстати… Почему на тебе одежда моего брата? — Опомнилась девушка, чуть не уронив на полпути кусок мяса. — Потому что моя одежда испачкалась… И мне пришлось попросить одежду у Рю… — Неуверенно и тихо отозвался парень, но отчего-то его щёки немного порозовели. Способность краснеть — самое характерное и самое человеческое качество из всех человеческих свойств. Но какое это имеет значение?! Боже, спаси его уже наконец! Ему не нравится обстановка! Ему не нравятся эти два заинтересованных в его персоне взгляда! Ему не нравится, что он отдувается в одиночку! — А с каких это пор ты даёшь кому-то свои вещи? Впервые в жизни вижу кого-то в твоей одежде, братишка. — Ну, вот. Первый и последний человек, который вышел из системы. И я не понимаю что именно тебя удивляет, — ответил Рюноскэ. Но он врал. Он врал сестре, но не самому себе. Она была права. Рюноскэ никогда и никому до Ацуши не давал носить свои вещи. Потому что это его вещи, его шкура. И никто не смеет её примерять. Почему он настолько доверился Накаджиме? «Есть одна латинская пословица, Аку-кун. Будь верен тому, кто верен тебе. Когда я понял, что испытываю к тебе такие нежные и тёплые чувства я не стал следовать советам литературы. Хотя бы потому что доверие — это не то, что ты мог чувствовать ко мне. Помнишь, как я доверился твоему безумному плану, как я полностью доверился тебе? Я действительно… Я правда доверился тебе. Но не ты мне. Ты не доверяешь мне и до сих пор. Я не виню тебя в этом. Ни в коем случае! Просто… Те кто доверяют могут быть легко преданы теми, кому они доверяют. И я не хочу оказаться среди них. Понимаешь, Аку-кун?» Когда Ацуши заводил этот разговор? Ох, он не вспомнит, даже если захочет. Но после него стало стыдно. Стало стыдно и гадко за самого себя. Ведь Тигр был прав. Прав, как никогда и Акутагава это знал. После Рюноскэ начал больше доверять Ацуши. Не открыто, но начал. И все были довольны. Гин заметила перемену настроения брата и решила действовать. Если она пойдёт в наступление первой, то возможно ей удастся немного помочь своему парню. — Действительно. Ацуши-кун, а у тебя есть какая-нибудь тайна, которую ты бы ни за что и никому не рассказал? Но про которую знает мой брат, — девушка отпила немного шампанского и замерла в ожидании. А Ацуши думал. Если он начнёт говорить, то у него начнётся истерика. Он просто начнёт рыдать без остановки. Просто сказать «Да» — не вариант. Если скажет «Нет», то соврёт. Тупик. Это тупик. Но ведь если он от волнения перейдёт на английский — его поймут? — Yes, I have. I… I never loved my mom. (Да. Я… Я никогда не любил свою мать.) Накаджима медленно положил приборы на полупустую тарелку, опустил руки на колени и также медленно поднял плывущие глаза на младшую Акутагаву. А потом он снял очки и сложил их, положив рядом с бокалом. — Никогда?.. А… Что же она такого сделала? — Как-то спасовала девушка. Боже, да у него уже в глазах слёзы. Если она доведёт его до слёз, то брат её не простит. — She beat me, insulted me, wanted me to die, she wanted me to disappear when I was very little child. She always told me that she didn’t want me. And when… When she was dying in front of me, I did not feel sympathy, pain. I felt joy that I would never see and hear this woman again. (Она била меня, оскорбляла меня, хотела, чтобы я умер, она хотела, чтобы я исчез, когда я был очень маленьким ребёнком. Она всегда говорила мне, что она не хотела меня. И когда… Когда она умирала передо мной, я не чувствовал сочувствия, боли. Я почувствовал радость, что никогда больше не увижу и не услышу эту женщину.) — Чёрт, он плачет. Он не хочет плакать, он не хочет говорить об этом. Но он не может не плакать! Он не может не вспоминать мать, которая умирала прямо перед ним! Ну, почему он всегда всё портит? Почему, если вытереть слёзы, то они продолжают течь без остановки? Почему он вообще пытается успокоиться, если всё равно не сможет? — Я не… Хорошо. Поняла, несу бумажные платки в гостиную. И по… Ладно-ладно! Бегу! Она правда не хотела доводить парня до слёз. Правда! Она просто хотела узнать ответ на вопрос. Когда девушка нашла платки, то нашла своего брата со своим парнем на диване, а Джима на диване напротив в гостиной. И у Ацуши началась истерика. Он выл, стонал, хлюпал носом, что-то бормотал. Идеально белый свитер старшего Акутагавы на плечах стал безнадёжно серым от влаги. Рюноскэ пытался успокоить Накаджиму. Он посадил его к себе на колени, обнял и гладил по голове, спине, плечам, бокам, целовал в макушку, лоб, щёки, нос, губы, сцеловывал слёзы, которые ни в какую не хотели останавливаться. Говорил успокаивающую чепуху, хотя нет, шептал на ухо Ацуши. Гин чувствовала себя чертовски виноватой. А потом она вспомнила про один салат… — Он же заливал в тот салат с йогуртом винный уксус? — Она даже побледнела. — Да, — недовольно отозвался Рю, целуя своего мальчика за ушком. — Вы его покупали? — Нет, у нас же есть. — Боже. Рюноскэ, я забыла его выкинуть. Он давно просрочен… И Ацуши завыл ещё сильнее. Он рыдал в голос. А мафиози взглядом не терпящим возражений отправил сестру выкидывать этот салат, потому что его есть уже нельзя. Естественно Ацуши чувствовал себя виноватым. Во всём был виноват он. Но так думал только он. — Молодец, Гин. Умничка, Гин. Ты довела этого несчастного парня до истерики. Тебе не стыдно? — Отчитывал её Миллер. И после этого Акутагава сказал сквозь вой своего парня, что благословляет их отношения, и даже сказал, что если они решат пожениться, то с радостью подпишет бумагу. Какую именно он не помнил. Да и сейчас были другие заботы. Через час Ацуши успокоился и, положив голову на левое плечо, хлюпал носом и успокаивал сердцебиение. Гин просила прощения и сказала, что не против романтической связи брата с ним и не будет препятствовать продолжению отношений. Даже сказала, что Ацуши может приходить когда угодно и даже ночевать. Такие условия устраивали обоих. Как продолжился ужин? Они договорились о нейтралитете и о неприкосновенности прошлого Ацуши. Все четверо обменялись телефонами и продолжили трапезу за спокойной и даже несколько весёлой беседой.