кофе

Сокджин весь такой из себя очаровательный недоумок: нелепый, неловкий, хороший мальчик, спит на шёлковых простынях и не пьет кофе, чтобы не портить цвет лица. Или потому что он ненавидит кофе. Юнги не знает, что сильнее: сокджинова ненависть к кофе или юнгова ненависть к Сокджину. Старший брат, хён, мамочка всея бантан - у Юнги последние несколько месяцев аж зубы скрипят от бешенства, он курит вдвое больше обычного, вдвое больше шугается менеджеров и вдвое больше пьет кофе, зная, что ему это не нравится. Он либо вообще не ночует в их комнате, либо приходит, когда Сокджин уже давно спит на своем уебищном бледно-розовом шелке (со сном у парня проблем нет, и даже это бесит). Несколько месяцев назад (три месяца и девятнадцать дней назад) Юнги, заебанный, с темными-почти-черными кругами под глазами заходит посреди ночи на кухню и лицезреет Сокджина, пьющего чёрный, мать его, кофе, жмурящегося от отвращения. У Юнги в голове что-то щелкает, двигаются давно заржавевшие шестеренки с гравировкой «Ким Сокджин», он неслышно уходит, а на следующий день начинает на него смотреть. Юнги смотрит и внезапно видит. Видит, как Сокджин нервно подергивает пальцами, почти незаметно, но так очевидно для Мина. Видит, как он хмурит брови, когда на него, по его мнению, никто не смотрит. Слышит раздраженные полувыдохи. Обращает внимание на доведенные до обсессии рутины и неадекватно трепетное даже для айдола отношение к собственной внешности. И с каким-то ужасом понимает, что под сокджиновским образом неуклюжего дурачка живет толпа ебаных демонов, и он с ними явно в ладу. Фарфоровая маска трескается, зеркало разбивается, вспыхивают лепестки. И Юнги не до конца понимает, что его бесит больше: что он за все эти годы совместной жизни не смог, не разглядел, или то, что Сокджин справляется с демонами на пять с плюсом, а Юнги со своими в нескончаемой конфронтации. Юнги Сокджин бесит до сбитых костяшек. Юнги Сокджина боится. Мин привык не понимать Тэхёна. Привык к теплому Чимину, верным щенком всегда под юнговым боком. Привык к задиристому Чонгуку, к социально и по жизни неловкому Намджуну, к бесконечно громкому Хосоку, но Юнги абсолютно блять не способен привыкнуть к тому, что в Сокджине так много хорошо скрываемого черного. *** Юнги кажется, что Сокджин понимает. Юнги ловит его взгляды, полные насмешек, и хуеет. С каждым днем все сильнее сжимает зубы - скоро посыпятся крошкой. Мин начинает на него огрызаться за малейшие огрехи на репетициях, в комнате перестает появляться, диалоги сводит к односложным. Внутри кипит что-то то ли на него, то ли на себя. Мемберы замечают, Чимин как-то раз пытался узнать, что случилось, на что получил «нихуя не случилось, и вообще не твое блять дело», после чего тот тут же поник, и больше никто не рискнул к Юнги по этому вопросу подходить. При всем максимальном избегании контактов и общения, Юнги за все годы не обращал на Сокджина столько внимания, как за эти сраные три с половиной месяца. Он засел у него клещом в мозгу и ядом в венах, поселился внутри и растекся под кожей. Юнги все время проводил, либо думая о Сокджине, либо пытаясь о нем не думать. А Сокджин смотрит насмешливо. Равнодушием отвечает на все выпады. Ублюдок все понимает, Юнги уверен. Больше всего все-таки бесит собственная беспомощность. *** Юнги приходит в их комнату посреди ночи (он не уверен, сколько времени, а перед глазами все плывет от голода и хронического недосыпа). Не видно нихрена, но Мин уверен, что сосед его видит десятый сон, потому что у ублюдка все так же нет проблем со сном, и это все так же бесит. Потому Юнги подпрыгивает от неожиданности, услышав в темноте тихий, непривычно низкий голос: - Долго еще пялиться на меня будешь? Юнги так и остается деревянным солдатиком на месте рядом с собственной кроватью, дезориентированный в пространстве, но нутром чувствующий, что Сокджин напротив, смотрит на него, разглядывая юнгов силуэт в темноте. - У тебя нарциссизм в прогрессирующей стадии. Нахуй ты мне не сдался. Лучшая защита - это нападение. Джин недоверчиво хмыкает, и - Юнги готов поставить свою карьеру на это - ухмыляется наверняка премерзкой ухмылочкой. Мин скрипит зубами, и это внезапно так оглушающе громко. - Ты думаешь, что я котенок слепой, что ли? Если есть претензии какие, скажи прямо, заебал со своей агрессией, - выпаливает Джин со злобой, выплевывая каждое слово Мину в лицо. И Юнги в ужасе. Потому что Джин никогда не злится. В ужасе и в восторге - фарфоровая маска крошится. - Меня от тебя тошнит, - произносит Юнги тихо, низко, и его трясет от злости. - От тебя несет фальшью за километр. Ты хороший мальчик от слова нихуя. Голос Сокджина пугающе спокойный. - По крайней мере, я не мелкая нудная заноза в заднице, строящая из себя крутого парня. Перед глазами мелькают красные пятна, и Юнги задыхается, и слепо бьет в предполагаемое местонахождение Джина, заезжая ему в подбородок и уже мысленно получив адских пиздюлей от менеджеров и «зачем блять по лицу». Но Сокджин с легкостью перехватывает тонкое юнгово запястье, ориентируясь в темонте аки кошка. И он сильнее, конечно сильнее, и он тянет Мина на себя, роняя на кровать, подминая, хватая крепкой рукой за шею, давит тяжестью своего тела. Юнги как-то охуительно неожиданно оказывается вдавленным в кровать сидящим на его животе Сокджином и сокджиновыми руками, держащими его руки над головой. Какая-то пиздец ненормальная ситуация. - Слезь с меня, долбоеб, иначе, я клянусь, я разобью тебе ебало в кровь, и мне глубоко похуй, что на этот счет думают менеджеры. Юнги дергается, пытаясь вырваться, но Сокджин держит стальной хваткой, явно намеренно демонстрируя разницу в силе. А потом он лбом со всей силы прикладывается об юнгов лоб, и тот издает тихий, но очень болезненный стон, а перед глазами красные пятна мешаются с черными, и Юнги не сразу осознает, что Сокджин его целует. А он отвечает. *** Следующие три дня Юнги шугается Сокджина, как проклятый. Следующие три дня Юнги тысячи раз прокручивает в голове момент, когда все окончательно пошло по пизде. Мин остервенело трет губы, курит по две за раз, но на губах все равно вкус сокджиновых губ. Под веками отпечатывается, как он целует Джина в ответ даже после осознания того, что происходит, как он наконец отталкивает от себя расслабившееся тело с визгом «не прикасайся блять ко мне», как пулей вылетает из комнаты, а потом надрачивает в душе, прикладывая титанические усилия в попытках не представлять сокджиновское лицо. Не помогает. Юнги ночует в студии, не решаясь даже подойти к комнате, потому что хуй оно знает, что дальше. Потому что в мозгу что-то снова щелкнуло, что-то сложилось в целую картинку, и Мин, походу, понял, почему в голове набатом «сокджинсокджинсокджин». *** Ночью третьего дня Юнги выходит на пожарку курить, и находит там сидящего на верхней ступеньке курящего Сокджина. Курящего. Мать его. Сокджина. Который корчит рожи, потому что не любит курить и не переносит запах табака, но затягивается глубоко, не кашляет, то есть курить умеет, и Юнги от очередного ахуя даже не успевает сбежать, а вместо этого выдает хриплое: - Ты че, прикалываешься? Сокджин ни капли не удивлен его тут увидеть. Он поднимается со ступенек, методично отряхивая штаны, и внезапно выглядит настолько больше, настолько глубже. Юнги смотрит с нижней ступеньки, и Сокджин такой блять красивый, что больно смотреть. - Пошел нахуй отсюда, я не шучу, это моя зона. - А если нет? - ухмыляется. Нагло так, глаза в глаза. И Юнги не выдерживает. Взрывается. Что-то ломается внутри. Врезается осколками. Рвется наружу. Потому что такой Сокджин слишком. Просто. Слишком. И он взлетает наверх, перепрыгивая по три ступени за раз, врезается губами в чужие губы, ненавидя сильнее, чем когда-либо, мечтая стереть довольную мерзотную усмешку с сокджиновых губ. Он кидает его об стенку. И целует. Целуетцелуетцелует. Растворяется в нем, теряет себя, бесится адски, потому что руки Сокджина все еще спокойно покоятся в его карманах. Юнги впивается ему пальцами под ребра и улыбается, услышав болезненное шипение, чувствуя оскал в свои губы. Сокджин резко разворачивает обоих, меняя роли, прислоняет Юнги щекой к ледяной стене, удерживая рукой за затылок, а другой заломив юнгову руку за спину. - Сам напросился, - сквозь зубы, охуительно-что-пиздец хриплым голосом, обдувая ухо горячим воздухом. Сокджин кусает шею, вылизывает, целует, и Юнги трясет: от ненависти, от возбуждения, от холода, от чего-то еще. Юнги обездвижен, и все, что ему остается - закусывать потрескавшиеся губы до крови, чтобы не стонать, потому что хуй ему. В штанах очень тесно, мокро и даже больно. И тут Сокджин толкается в него бедрами, и Юнги чувствует такой очевидный каменный стояк. И не сдерживает стона. - Выебу же, - зло выплевывает Джин, рвано толкаясь снова. Юнги не дышит. Он не может ни дать согласия, ибо гордость, ни послать, ибо стояк и сумасшедшее желание до тёмных пятен в глазах. Он просто молчит и чуть-чуть, совсем немного, расслабляется в чужих руках. Едва заметно, но Джин замечает. И неожиданно как-то совсем тоскливо, как-то отчаянно выдыхает ему в шею: - Бля, зачем... Просовывает пальцы ему под толстовку, очень аккуратно касаясь кожи, зарывается носом в юнговы волосы. Они стоят так секунд пятнадцать. А потом Юнги давит из себя, не разжимая зубов: - Пошел...нахуй...со своими нежностями. И бьет затылком Сокджину в лоб. И улыбается. Отомстил. Джин утробно рычит, и резко стягивает с Юнги домашние штаны до колен вместе с боксерами, и вот тут до Юнги, наконец, кажется, доходит, что тут сейчас произойдет вообще-то, он начинает панически дергаться, но хватка у Сокджина все такая же стальная. - Стой смирно блять теперь. У тебя было время съебаться. Когда сокджинова рука накрывает член Мина, он думает, что это невозможно. Он закатывает глаза, стонет, потому что так не бывает. Просто нет. Когда тонкие пальцы так контрастно происходящему аккуратно пытаются его растянуть, а губы шепчут в ухо что-то вроде «тише, не бойся», или какой-то подобный бред (у Юнги в голове оглушающий белый шум), он искренне пытается расслабиться, шумно втягивая носом воздух. Но вместо смазки у них слюна, и как бы терпеливо себя не вел Джин, этого все равно недостаточно. Юнги в каком-то полуобморочном состоянии, он плохо осознает происходящее, потому что оно слишком нереально. Когда сокджинова рука прижимается ко рту Юнги, Джин резко входит наполовину. И Мину кажется, что его разорвало нахуй изнутри. В клочья. Он скребет ногтями по стене, тихо скулит в чужую руку и слушает рваное тяжелое дыхание Сокджина. Джин двигается едва-едва, но Юнги сейчас походу реально потеряет сознание от боли или от переполняющих его эмоций. У Юнги лимит на эмоции. Он настолько превышен, что Мин захлебывается. Сокджин останавливается, у него трясутся руки. Но Юнги не позволит. Не позволит этому стать чем-то большим, чем секс от взаимной ненависти. Поэтому. - Бля, не...не останавливайся. И Сокджина срывает. Он с трудом, но входит полностью и начинает вдалбливаться в тощее тело, потеряв ритм, дыхание, суть происходящего. Юнги кусает сокджинову руку со всей силы и думает, что сейчас умрет. Потому что так больно, что пиздец. Он инстинктивно пытается сбежать, но Сокджин не дает, и Юнги только сейчас понимает, что этот сраный хён вообще-то делал только то, что он, Юнги, просил. Юнги сказал бы нет, и он - нет. Но Юнги да. Возможно, впервые в жизни Юнги - да. И потому когда его член снова накрывает сокджинова рука, он сдавленно, но очень пошло стонет. Ему блять очень больно и очень хорошо одновременно. Или хорошо оттого, что больно. Сокджин ему дрочит, его рука двигается в том же ритме, что и его тело. Юнги так нещадно трахают, что ему стыдно признаться, насколько ему это нравится. Юнги кончает первым. Ему кажется, что он ослеп и оглох. Осталось только чувство боли и полного, тотального удовлетворения. Прости господи, как может быть так хорошо и так плохо. Сокджин кончает немногим позже, держась за Юнги, чтобы не упасть. А потом натягивает штаны, отходит и все же падает. Юнги одевается дрожащими руками и стекает по стене, судорожно нащупывая пачку сигарет. - сукаблятьпиздец, - одним словом. - Прости, - едва слышно выдыхает Джин. Юнги беззлобно кидает в него сигаретой, и Сокджин поднимает на него удивлённый взгляд. Такой чистый, такой...его. Юнги уверен, что сейчас он не играет, и вдруг улыбается уголками губ. - Слышь, хён, - прикуривает свою, - завали. И в Юнги впервые за почти четыре месяца нет клокочущей злобы. И Сокджин смотрит слегка смущенно, слегка насмешливо, но настолько живо, что хочется расплакаться. Но Юнги его все ещё ненавидит. Точно ненавидит. Ненавидит. И.