Sugar Daddy

      Дже улыбнулся. — Разочарован? Во мне, я имею в виду. Не такой уж я и милашка, как оказалось. — П-погоди! Так это из-за него ей недавно чуть все патлы не вырвала сумасшедшая бабенка в Гуччи? — Угумс. — Так она может и по твои волосы прийти! — завопил Хёк. В порыве чувств он обхватил Джеджуна за плечи, встряхнул. Видимо, чтобы очнулся от каких-то своих розовых иллюзий. — То есть… блин, почему ты… что в нем такого…?! А-аащ! Дже, если чувствуешь, что заходишь в тупик, лучше расстанься с ним. Ничем хорошим это не закончится.       Ладонь парня переместилась и накрыла вдруг руку Джеджуна. — Кхм-кхм, вы, парни, встречаетесь? — раздался вдруг девичий голос.       Молодые люди повернулись и увидели Джису. Девушка робко улыбнулась. — Дже, мы можем поговорить? — Схожу куплю сок, — Хёк поднялся, кажется, слегка смутившись. — Тебе нужно, Дже? — Нет, спасибо.       Так они остались вдвоем. Подруга присела на соседний стул, запустила руку в волосы, словно бы подбирала слова. — Никогда не думала, что мы так отдалимся друг от друга. — Я тоже. — Я скучала. — И я тоже. — Джеджун сел прямо. — Прости.       Джису поникла. — На психологии нам сказали, что извинения ведут к расставанию. Оппа тоже извиняется. Наверное, был сильно занят и совсем не находил на меня времени. Даже не знаю, что делать. — Ну, он взрослый человек, работающий. — Угу. Ну, а как ты? Кажется, в последнее время у тебя кто-то появился? — Не то, чтобы… я… не знаю, как назвать эти отношения. Все сложно. Я не знаю, что нами движет, не знаю, что нам обоим нужно. — Признайся в своих чувствах, — сказала Джису после непродолжительного молчания. — Пусть знает и принимает решение. А ты пока плыви по течению. — Я думаю, что… нам нужно расстаться. Я устал. — От чего? Я предатель, вот в чем дело! Предаю тебя, предаю себя. Я ведь не какое-нибудь говно, мне плохо каждый раз, когда я возвращаюсь в эту чертову квартиру. Мне плохо, когда сажусь к нему на колени, когда просыпаюсь утром и вижу его, спящего…       Промолчав, Ким пожал плечами и отвернулся. — Думаешь, сбежишь и все разом решится? — проявила чудеса чуткости Джису. — Этим ты ранишь не только себя. Я хочу быть с ним! Ничего не знаю о нем, но хочу быть рядом… хочу! — Не вижу другого выхода. Ты понимаешь, что своим желанием я раню не себя? И даже не его. А тебя, дурочка! Тебя и его семью!       Джису не стала давить, вздохнула и опустила плечи. Ее голос был совсем тихий. — Всегда думала, что, если ты кого-то встретишь, расскажешь мне первой. Это… блин, это больно, знаешь. Тебе будет писос как больнее, когда узнаешь с кем я замутил, подруга. — Прости, мне нужно на работу.       Девушка поморщилась. — Так ты и работу новую нашел, а я не в курсе.       Ким почувствовал легкое раздражение — ему что, орать на всю Ивановскую о том, что нашел очередного ненадежного работодателя? А еще его бесило, что чувство вины только усилилось. — Пока. — Увидимся, — Джису с блеклой надеждой улыбнулась ему.       Смена подходила к концу. Все долгие часы руки и ноги без устал работали, а голова гудела над безумно сложной задачей: «Как сделать так, чтобы все остались счастливы?» Западло, как и на итоговой аттестации. Нет здесь решения. Либо он будет страдать, отказавшись от своих чувств и желаний, либо незнакомая ему женщина. Джису он из уравнения пока исключил, иначе мозги закипели бы. Юнхо в любом случае оставался в шоколаде, этакий приз. Сволочь хорошо устроилась. Брак добавлял статуса семейного, а потому надежного человека, бабки позволяли жить на широкую ногу, сногсшибаемая внешность и неуемное либидо добавляли яркости в виде молодых любовниц. Можно было понять и дурочек вроде Джису. Им нравится, как за ними ухаживают, дарят цветы и побрякушки, водят в рестораны и катают на машинах. Киму же этого не нужно. Он со средней школы проводил свободное время на подработках, так что тусовки и поедание того, что он позволить себе не мог, особой радости не доставляли. Он оказался намного тупее сосок. Потому что влюбился. Кажется, по самые уши. В мужика, о котором практически ничего не знал. А что знал, заставляло его кровь бурлить от негодования. Бешенство от того, как его подругой вертят, как она мелочно хватает урывками подачки богатой суки, тает как лед на солнце, стоит ему самому очутиться в объятиях Юнхо.       Вытерев последний стол, Ким привалился к стене спиной и взглянул на пустынную улицу. Редкие машины проносились мимо. Зачем ему содержанцы? Может, их с женой свели родители и оба ведут жизнь на стороне? Не, она бы не пришла тогда рамсить с Джису, все же это позор. Не понимаю. Никогда не пойму, наверно. В измене виновата не любовница, а неверный муж! Влюбленность? Пффф! Харе прикрывать ею аморальные поступки. Юнхо поступает неправильно, не по совести. Или ее у него нет? Или он считает левые интрижки малозначимыми? Любого мужика инстинкт заставляет хвататься за мало-мальски симпатичные задницы, оправдываясь природой? Пожрать в Макдаке, если дома ожидает ужин не зазорно, м? Папа ведь никогда не гулял, у него и денег-то на любовниц не было, да и не в нашей же деревне, все друг друга знают.       Стиснув губы в тонкую бескровную линию, Ким ушел в подсобное помещение и взялся за ведро. Набрав воды, он начал монотонно канифолить пол, по-прежнему насилуя свой уставший мозг. Я — жалкий хренов моралфаг. Джису хотя бы не скрывает того, что встречается с оппачкой из-за райских благ, а стоит помидорам засохнуть, то выйдет на охоту снова. Она не стремится разбить семью, а я… Не хочу быть мальчиком-на-выходной.       Швабра вывалилась из рук, и Джеджун вытянулся во весь рост, запрокинул голову и громкой застонал. Никто ему ничего не сказал — владелец уже ушел, а потому муки Кима остались незамеченными. — Сегодня он, кажется, не приедет.       Домыв полы и сполоснув тряпку, парень неспеша собрал оставшиеся рыбные пирожки в пластиковый контейнер, обошел помещения, закрыл окно в туалете. Выбравшись на улицу, огляделся, закрыл ресторанчик и набрал код сигнализации. Потом плюхнулся на нагретый за день асфальт, подгреб ноги и скукожился бедным родственником. Взглянул на экран телефона. Было уже полчетвертого утра. Над головой медленно плыли черные тучи, скоро должен был начаться ливень. По крайней мере предпосылки к этому наблюдались.       Время шло. Поднялся ветер, швырнувший первые капли Джеджуну в лицо. Ким обхватил предплечья ладонями, окинул пустую дорогу потерянным взглядом. Такси все так же оставалось недоступной роскошью, а автобусы должны были выйти на маршрут только через полтора часа.       Чон Юнхо в этот поздний час не спал, не работал, не ублажал жену-любовницу-панду. Он сидел в машине и безотрывно пялился на тонкую фигурку, сиротливо сидевшую перед рестораном. Вздохнув, он опустил голову на руки, вцепившиеся в руль, прикрыл глаза. — Давай, мужик, не бойся. Давай же. Трус несчастный! Пару часов назад — Проблемы? — Угу, — Юнхо в несвойственной ему манере уселся прямо на пол, прикурил и несколько долгих мгновений сосал никотин. — Кажется, я начинаю… влюбляться.       Директор к его некоторому удивлению никак не отреагировал. Точнее, в лице не изменился, даже бровью не повел. Просто пожал плечами. — Мда? Вы ведь эксперт в вопросах избежания подобных серьезностей. Что случилось? — Ничего экстраординарного. Видимо, я так долго скрывал голову в песке, что даже не понял, как привязался к этому человеку. Чувствую, что дороги назад нет.       Коллега развернулся, облокотился на перила балкона. — Ну-с, поздравляю. Новый опыт всегда приветствуется. — Нет, — Юнхо как маленький капризный мальчик воздел лицо к небу и взвыл. — Я настолько не уверен в себе, что не хочу ничего такого. Нет, нет и нет. — Персена вам накапать?       Чон сморщил нос, будто собирался разреветься. — Вы не знаете, как я отношусь к тем, кого люблю. — Как? — участливо спросил директор, мастерски запрятав любопытство. Однако при виде несчастного заместителя, он сразу все понял. — Боитесь, что все закончится, как с Джисоком?       Юнхо воткнул сигарету в рот. Поразмыслив немного, кивнул. — Почему вы разбежались? Вы оба были моими донсенами, и я переживал ваши неудачи, как свои собственные. — Я… тяготился нашими отношениями. Особенно, когда он заболел, — Юнхо как наяву увидел перед собой бледное лицо бывшего. — Он стал обузой, навязчивым, истеричным и подозрительным. И все время пытался растрезвонить о нас, я не мог позволить этого. Тогда я так заврался, что сам запутался. Учеба подходила к концу, на носу были госэкзамены, дед наседал, чтобы я одумался, мать со мной не разговаривала… Я любил его, но неприязнь росла с каждым днем. И еще жалость. Джисок, кажется, сходил с ума, и я вместе с ним. — И вы сбежали в армию, — вспомнил директор, щелкнув пальцами. — Да, — Юнхо потер лицо ладонью. — Мог бы еще отсрочить, но больше не мог терпеть. Надеялся, что там будет так тяжело, что я забуду обо всем. В принципе, так и случилось. В свое первое увольнение я решил поехать к нему, чтобы все закончить. Но Джисок уже уехал. — В Штаты, угу. — Все это время я побаивался, что он может наложить на себя руки. Рад, что у него все хорошо, — Юнхо выбросил окурок и спрятал ладони в карманы. — Никогда в жизни я не чувствовал такого облегчения, как когда стоял перед закрытой дверью. — Он многого добился. И даже совершил каминг аут. — Угу. Я как-то видел репортаж по телевизору. Он моложе меня, но выглядит таким умудренным, будто наше расставание наложило отпечаток. — А что, пережитое любовное горе сыграло ему на руку, он столько писал и пробился на вершину, теперь его работы выставляются в крупнейших галереях. Его лицо было таким трагичным. Он словно бы переборол тяжелейшую болезнь и еще не совсем оправился. Ему помог тот мужик, спонсор. С ним они и объявили о своем браке в Сан-Франциско. А я после того репортажа почувствовал себя выжатым лимоном. Тогда я понял всю пустоту и рыдал, как маленькая девочка ночь напролет. Я так боялся ответственности, своих чувств, мечтал избежать конфликты и проблемы, что в конце концов остался один. Совсем один. Вот тогда я в полной мере осознал ту боль, что принесло расставание. — Впервые в жизни я осознал смысл потери, — Юнхо опустил глаза на свои рабочие тапки. — И дальше я жил так, чтобы избежать повторения страстей. Поэтому сейчас я не могу… — Ох, вы выглядите таким… испуганным, что я даже растерялся немного, — директор скрестил руки на груди. — Может, дело в другом? Вы боитесь, что вас бросят?       Юнхо злобно уставился на него. Умудренный опытом мужчина ухмыльнулся, любуясь на такую реакцию. — Сами подумайте, кто может вас бросить? Где ваша уверенность? — Вы меня не поняли, — упрямо буркнул Юнхо. — Я говорю о том, что я боюсь ответственности. За свои эмоции. За свои действия! И я боюсь, что этим могу причинить боль другому человеку. — Козе понятно, вы боитесь. Только не того, что причините боль тому, кто вам по-настоящему дорог, а того, что этот человек сделает больно вам. Вы эгоист, а не трус, друг мой. Столько лет плыть по жизни и налететь на айсберг, который проделал дыру в вашем сердце, и теперь идти на дно, даже не пытаясь забраться в шлюпку. Идиот.       По стеклу ударило несколько капель. Юнхо поднял голову и взглянул на Джеджуна поверх костяшек своих пальцев. В его сгорбленной фигуре сквозили одиночество и тоска, а еще надежда и ожидание. От этого сердце забилось быстрее. И все же мальчик не прибавлял ему уверенности в собственных силах или неотразимости, наоборот подтачивал. Хотелось спрятаться в раковину холодной отрешенности. Но он уже не мог обходиться без его улыбки или глаз, в которых плескались живые эмоции. Его поцелуи дарили нежность, прикосновения — удовлетворение. Да, прошло слишком мало времени, да, они слишком разные, но тянуло их друг к другу магнитом, это точно. Джеджун чудил, часто мужчина не мог понять его мотивы, однако чем-то зацепил, заставил думать о себе.       Юнхо не понял, что внезапно начал улыбаться. Сколько он так просидел, давя лыбу на парня, он не знал. Встрепенулся лишь, когда зарядил дождь. — Я смогу. На этот раз.       Он завел машину и выехал на перекресток, быстро миновал и притормозил у ресторана. Джеджун вздернул голову при звуке мощного двигателя, несколько секунд вглядывался, вскочил, узнавая хищные бока красавицы. Схватив сумку, парень подошел и открыл дверь. Он был бледен, попытался улыбнуться. — Вы приехали. Я уж думал, что не дождусь. — Долго ждал? — Минут сорок. — Почему не позвонил и не поторопил? — Потому что… потому… — Джеджун выглядел, как побитая собака, виновато опустил глаза. — Потому что пока я жду, мы вместе.       Юнхо приподнял бровь, не совсем понимая. — Что? — Я больше не хочу ви… — Дже запнулся, заморгал, удерживая набегающие слезы. Проглотив комок, выдавил из себя. — Видеть вас.       Юнхо подумал, что ослышался. Однако лицо Кима, по которому уже начали струиться ручейки с намокших волос, говорило о том, что с ушами у него все в порядке. Прохлада забралась в салон через открытую дверь, подняла волосы на его руках, выбила пупырки. Шелестел дождь. Любовники молчали. — Почему? — спросил, наконец, Чон.       Джеджун поежился, когда холодная вода попала зашиворот. Однако в его глазах плескалась теплота. — Вы мне нравитесь. Больше, чем можете себе вообразить. Вы красивый, а еще добрый и нежный, вы терпите мое невежество и грубость. Я всего лишь один из многих, но все равно был очень счастлив быть с вами. — Из многих? — нахмурился мужчина. — Но ты действительно один. — Даже когда вы лжете, вы все равно мне нравитесь, — всхлипнул Джеджун.       Юнхо растерялся. — Если нравлюсь, то почему ты хочешь порвать со мной, не понимаю. — Я больше не могу. Вы слишком сложный… Нет, это я сложный, а у вас все легко и просто. Потому, что вы можете себе это позволить, и живете на всю катушку. — Я что-то сделал не так? В смысле, опять? Если да, то просто скажи, и я попробую исправиться. Я исправлюсь. — Для меня? Юнхо-шии, пожалуйста, мне и так тяжело. Учеба, работа, я как белка в колесе, еще совесть изгрызла, — Ким совсем жалобно протянул. — Я устал.       Юнхо совершенно не понимал тараканов парня. Но не чувствовал злости или раздражения, в голове была пустота. — Давай поедем домой, там обо всем поговорим. — Нет. Я там больше не появлюсь. Я уже все решил. — Джеджун. — Да, блять, бросаю я вас, что непонятного?! — рявкнул, заливаясь слезами Джеджун. — Все! Валите уже! Валите и дайте мне пореветь в свое удовольствие! Уезжай! Я бросаю тебя, идиот, как будто ничто нас никогда и не связывало. Я постараюсь забыть все, как будто плохой я не делал тех ужасных вещей.       Хлопнув дверью, Дже вернулся к ресторанчику, быстро снял с сигнализации и отпер замок. Зашел внутрь, на ходу вытаскивая телефон, чтобы написать СМС-ку хёну с просьбой переночевать в комнате отдыха. Юнхо остался сидел в машине совершенно обескураженный. Как сомнамбула, он нажал на акселератор, и поехал чисто на автомате домой, благо дорога была знакомая. Не моргая, он пялился вперед, на его лице не дрогнул ни один мускул. В квартире свет включать не стал, просто рухнул на диван и уставился в потолок. — Что он сказал… «сложный»? С моей зарплатой и социальным уровнем?! Разумеется, моя жизнь сложная! Да что ты можешь знать о взрослой жизни, птенец! — рывком выпрямившись, он облокотился на колени, с прозрением прошептал. — А может меня кинули, потому что наоборот я оказался не тупым простачком? А, Джеджун? Что творится в твоей маленькой головке, невозможный ты засранец? — И вновь рычание вырвалось из легких Юнхо. — Говоришь, я тебе нравлюсь? Тогда какого хрена…?! Неужели играл со мной, паршивец?       Обессилев от гнева, Чон растянулся на диване, накрыв лицо ладонями. С утра же набросал короткий текст директору и поехал обратно на разборки.