Снежок

Когда снег по ночам искрится ярче алмазов, когда белые совы распушают перья и становятся похожими на снеговиков, когда кровь лесных созданий закипает от таящегося в ней волшебства и лунных лучей — вот тогда, в первое снежное полнолуние, на полянах Нарнии начинается Большой Зимний Танец. — Пойдёшь? Джил с дымящейся чашкой какао присела рядом с Юстасом. На снегу было расстелено меховое одеяло, но и без этого Джил было не холодно: помня, что придётся бегать среди сугробов всю ночь, она оделась потеплее. — Не пойду, — нахмурился Юстас и запустил снежком точно сквозь круг танцующих. Ближайший к ним гном еле слышно цокнул и, чтобы показать, что никакому сыну Адама и Евы не сравниться с ним в ловкости, тут же бросил свой снежок следом. — Мне и здесь хорошо. Юстас швырнул еще один снежный снаряд, на этот раз левой рукой. Джил проследила за полетом и удовлетворенно кивнула, когда белый шарик врезался в скалу с другой стороны танцевального круга, никого не задев. — Да ладно тебе, — она отпила из чашки, с наслаждением грея руки о горячие стенки. — Гномы и так прекрасно справятся. Сегодня же Большой Зимний Танец, неужели тебе не хочется поучаствовать? Танцуешь ты теперь хорошо… — Надоело! — не отреагировал на её замаскированный комплимент Юстас, бросая очередной снежок с такой силой, будто это было копьё, а на дальнем краю поляны высилась мишень с изображением лютого врага. — Сколько можно?! — Зимний танец всего раз в году, — ни то напомнила, ни то упрекнула Джил. Мороз серебрил поляну и заставлял снежинки вспыхивать радужным огнем. Из всех чудес Нарнии приход зимы казался Джил самым волшебным и незабываемым. Она любила ее больше душистого лета, переменчивой и сладкой до щемящей грусти в сердце весны, яркой и ветреной осени. Юстас безрадостно рассмеялся: — В каком году? Джил не нравилось его настроение. Иногда, когда на Юстаса «находило», он мог вести себя почти так же скверно, как когда-то давно, в первый год их совместного обучения в экспериментальной школе. Но почему именно сейчас? Неужели так обязательно портить её любимый праздник? Как-то раз она ввалилась в дом профессора Керка после целого дня на улице: пахнущая талой водой, раскрасневшаяся от пронзительно-яркого солнца. Все еще опьяненная морозным воздухом Джил воскликнула: «Вот бы зима была подольше!» Люси Певенси, двоюродная сестра Юстаса, с громким стуком уронила книгу. Та едва не попала в камин, и еще полчаса в гостиной стоял шум и переполох: кто-то тушил выпавшие угольки, кто-то стучал книгой о решетку, а Хмур вернулся в комнату с целым ведром воды — не иначе на случай пожара. Белый ковер с длинным ворсом, казалось, был безнадежно испорчен сажей, и Джил тогда почему-то стало очень стыдно, хотя она ничего не сделала. Вот и сейчас, умом понимая, что проблема не в ней, а в Юстасе, Джил никак не могла отделаться от мысли, что сказала или сделала что-то неправильное. — Любом, — машинально ответила она. — Каждом. Юстас снова рассмеялся. Он сидел, ссутулившись и вглядываясь в пламя далекого костра, но вдруг повернулся — и его глаза сверкнули ярким, почти лихорадочным блеском. Он заговорил тихо и быстро, точно пытаясь схватить собственные мысли за хвост. — Помнишь, как мы первый раз были на Зимнем танце? Принц Рилиан, и Хмур, и кентавры, и… Джил против воли улыбнулась: — И ты совсем не умел танцевать, так что гномы даже отказывались кидаться снежками, говоря, что это неспортивно… — И как в нашу первую зиму здесь мы блуждали по лесу, пока не вышли на эту самую поляну… — И веселились до самого рассвета… — И с тех пор каждый год приезжаем сюда, — резко закончил Юстас. — Сколько тебе лет, Поул? Она задумалась. Первое, что учишь после посещения Нарнии: возраст не такая простая штука, как кажется. — Столько же, сколько тебе. — Это не ответ. — В Англии было шестнадцать, — пожала плечами Джил. — А в Нарнии… Наверное, набежал еще год-два. Думаю, мне было восемнадцать, когда мы… — она замялась. — Ну, ты понимаешь. — А теперь? — неумолимо продолжил Юстас. Он то нагибался, чтобы слепить очередной снежок, то запускал его в толпу танцующих, и Джил все никак не могла увидеть лица своего, пожалуй, единственного друга, которого она внезапно совершенно перестала понимать. Зачем Юстас задавал эти странные вопросы? Что было у него на уме? — Я… не думаю, что здесь идет время. Значит, все еще восемнадцать. Настроение у Джил упало окончательно. Она потянулась за чашкой, чтобы скрыть, как предательски задрожала нижняя губа. Какао остыл и подернулся противной склизкой пленкой, но она все равно отпила, давясь комком в горле и едва сдерживая желание расплакаться. Что же с ней такое? — И сколько лет тебе восемнадцать? — Какое это имеет значение?! — А что тогда вообще имеет значение?! Чашка, сверкнув, отлетела в темноту. Джил вскочила с одеяла и встала в полный рост, тяжело дыша. Музыка приглушила её крик, но все же несколько лесных созданий испуганно оглянулись на звук, едва не сбив сложный танцевальный рисунок. На краткий миг ярость вытеснила жалость к себе, и Джил смотрела на Юстаса — тоже вскочившего вслед за ней — сухими и злыми глазами. Такими же, какими смотрел на нее он. — Я просто… — Юстас отвел глаза первым, а его голос вдруг стал тише и словно надломился. — Просто не могу больше притворяться, что мне это нравится. Понимаешь? Он обхватил её за плечи, заглядывая в лицо. Кровь прилила к щекам Джил. Никогда он еще на нее так не смотрел. Как будто хотел проникнуть взглядом в самые дальние уголки души и найти там ответ. Как будто от неё зависела его жизнь. — Я думала… Тебе нравилось в Нарнии, — прошептала она. — Как твоим кузенам и кузине. Юстас криво усмехнулся. Хватка на плечах Джил ослабла, и он выпустил её, едва ли не падая обратно на одеяло — на колени, будто утратив способность стоять на ногах. Если бы их двоих воспитывали в более религиозной среде, Джил бы, вероятно, пришло в голову сравнение с молитвой. Плечи Юстаса сотрясал беззвучный смех. — Им хорошо… — пробормотал он. — И старому профессору Керку, и мисс Пламмер, и Каспиану. Даже Хмуру! Даже Питеру! Они прожили целую жизнь. Почему бы теперь не отдохнуть от дел? У Певенси здесь семья… Он говорил все тише и тише, и Джил сама не заметила, как снова села рядом с ним, чтобы лучше слышать. — А моя семья? Он внезапно вскинул голову, поворачиваясь к ней. Глаза Юстаса заблестели еще ярче, но в этот раз стало видно, почему: в них стояли, грозя вот-вот перелиться через край, самые настоящие слезы. Джил смутилась. Взрослые слезы, которых человек не скрывает, но просто не замечает, потому что ему рвет сердце что-то куда более серьезное, чем мысли о том, что подумают люди. Слезы, не требующие утешения, потому что оно невозможно. Но и принять их Джил не могла. Она хотела тронуть его за плечо, но не решилась, ограничившись тем, что неуклюже нащупала его ладонь и взяла в свои. …А твоя? — сказал он после паузы, и первая слеза прочертила блестящую дорожку по щеке. — Неужели ты никогда не думала, как они там? Без нас, потому что мы… Он помотал головой и нервно передернул плечами, тоже не готовый назвать вещи своими именами. — Думала, — глухо ответила Джил. Но вряд ли Юстас её услышал, потому что тут же продолжил говорить. — Мне всего восемнадцать… или шестнадцать — не суть! И… и это все. Каждый цветок, что я видел, был последним цветком. Каждое утро — последним утром. Каждый танец… а, впрочем, ты права, — он сухо рассмеялся сквозь слёзы, — я не умел танцевать. Как не умел радоваться той жизни, что у меня была. Англия казалась мне такой скучной и серой… Но это всё, что было в моей жизни настоящего. Здесь, конечно, красиво, — он поднял голову, обводя взглядом ночную заснеженную поляну, — но это сон. «Страна теней». Смотри! — внезапно воскликнул он. Юстас отвернулся от костра, закрыл глаза и бросил снежок себе за спину. Левой рукой. — Ну что? — через некоторое время спросил он. — Я в кого-нибудь попал? — Нет… — ответила Джил и поежилась. Ей стало отчетливо не по себе. Снежок пролетел сквозь толпу по безупречно-точной траектории и врезался в дерево. — Вот! — Юстас в возбуждении вцепился себе в волосы. — И так всегда! Я не «стал точнее», я просто не могу ошибиться. И ты. И все они. Он провел руками по лицу, будто пытаясь стереть с глаз пелену. — Что же нам делать? — полумертвым голосом спросила Джил, ни к кому конкретно не обращаясь. — Что же нам с этим делать? Юстас кинул на нее пристальный взгляд. — У меня есть одна идея… — Кольца? — Кольца. — Но они же… — Нет! Юстас покопался в карманах и достал из левого свернутый носовой платок. Развернул. На батисте лежали четыре кольца — два желтых и два зеленых. Они сияли, как ничто другое, ни в этом мире, ни в любом из миров. Джил невольно залюбовалась их блеском и даже протянула руку, но вовремя одёрнула, вспомнив, что кольца переносят в другой мир одним прикосновением. — Но как? — В Нарнию всегда переносит со всем имуществом, забыла? — улыбнулся Юстас. — И в страну Аслана тоже. Я нашел его в столе у Питера, хотя «нашел» это немного… — Я понимаю! — прервала Джил. — Но они ведь и так собирались отдать кольца нам, верно? И… Что мы… — Если все сработает, то мы переместимся в Лес-между-мирами, — пожал плечами Юстас. — А потом попробуем найти Англию. Лес-между-мирами… Джил никогда там не была, но то, что рассказывала мисс Пламмер, одновременно успокаивало и пугало. Бесконечная галерея деревьев. Бесконечная сеть прудов. Все миры как на ладони. Как отроги гор Аслана, но… с другой стороны? Тогда был ли Лес-между-мирами адом? Но мисс Пламмер говорила лишь о спокойствии и радости. И если на то уж пошло: а был ли мир, где они находились сейчас, раем? — А если мы заблудимся? — полушепотом спросила она, скорее чтобы что-то сказать, чем по-настоящему возражая. Боже мой, ей нечего было терять. Джил готова была просунуть палец в кольцо хоть сейчас. — Ведь все пруды одинаковы? — Не совсем… — досадливо вздохнул Юстас. — Вспомни, нарнийский пруд и пруд Чарна были совсем рядом. От обоих теперь остались сухие ямки… А еще — профессор Керк когда-то отметил вход в «наш» мир. Вырезал полосу дерна. Он сам мне рассказывал. Держи! Он протянул ей два кольца, и Джил взяла их варежкой, снова сжав при этом его пальцы в ободряющем жесте. — А даже если так… — Юстас снова усмехнулся, но на этот раз почти по-доброму. — Помнишь, что когда-то сказал Хмур? Страх еще не повод оставить всё, как есть. «Я умру как нарниец, даже если никакой Нарнии не существует». Можешь называть меня идиотом, но я хочу умереть как англичанин. — «Один сразись с чужой ордой — и ляг в земле чужой»? Ох, Юстас, кажется, мы и так это сделали. Джил неожиданно для себя расхохоталась. Она смеялась и смеялась, и все никак не могла остановиться, пока не увидела выражение обиды на лице Юстаса. — Прости. Я, наверно, просто нервничаю. Так что, идём? — Идём. * * * — Защищайся! Юстас пригнулся, и пущенный Джил снежок вместо того, чтобы прийтись ему в грудь, ударил его в лоб, осыпая снежной пылью. Юстас пошатнулся. — Так нечестно! Сейчас ты у меня получишь! Он размахнулся, кинул снежок и… Промазал. Юстас встал как вкопанный. Второй снежок, уже практически слепленный, выпал из его безвольно разжавшейся руки. Почти год ушло на то, чтобы восстановиться после железнодорожной катастрофы. Его и Джил, еле живых, вытащили из-под обломков. Юстас, едва пойдя на поправку, начал бредить какими-то совсем странными идеями: стать путешественником и объехать весь мир, выучиться на юриста и найди способ закрыть все цирки и зоопарки. А может, лучше на доктора? Или стать художником, ведь в мире так много красоты? Джил во всем его поддерживала. И до этого бывшие друзьями, теперь они стали просто неразлучны. Раньше Гарольд и Альберта, вероятно, сказали бы много нелицеприятного о подобных мечтах, да и о подобной дружбе тоже. Но теперь они без оглядки позволяли сыну всё. Тем более, что только рядом с Джил Юстас хоть немного напоминал себя прежнего. В остальное время он был тих, задумчив и замкнут, будто его точила какая-то невысказанная тревога. Железнодорожную катастрофу, унесшую всю семью сестры Альберты, в доме не обсуждали. Да что там — Юстас и сам старался об этом не вспоминать, даже в разговорах с Джил. Но когда снежок пролетел мимо Джил, даже не задев помпон на её шапочке, он вспомнил. Да и она тоже. Медленно-медленно поднялась Джил ему навстречу и сделала шаг вперед. Потом ещё. И ещё. Пока они ни встретились на середине двора и ни обнялись. Джил плакала. Юстас тихо улыбался. Вот он слегка отстранился. — Мама! — крикнул он внутрь дома. — Мама! Скажи, у нас ведь есть патефон? — Да, Юстас, а зачем он тебе понадобился? — Альберта стояла в дверях, прислонившись к косяку, и вытирала руки полотенцем. Легкая тень неодобрения скользнула по её лицу при взгляде на обнявшихся детей, но сейчас же была смыта улыбкой: уже давно она не видела сына таким радостным. — Хочу танцевать! — будто показывая серьезность своих намерений, он схватил Джил под руку и сделал несколько неуклюжих пируэтов на снегу. — Хорошо, но ты оттопчешь бедной девочке все ноги. Ты не умеешь танцевать, Юстас. Альберта скрылась внутри дома. Юстас посмотрел ей вслед. — В этом и смысл, мама… — пробормотал он, продолжая улыбаться. — В этом и смысл.