Рио

Когда матери на работе предоставляют две бесплатные путёвки на неделю в Бразилию, Шань радуется как щенок, но только после того, как запирается в своей комнате. Съездить куда-нибудь за границу, где тепло - его давняя тайная мечта. Тайная она по двум причинам. Во-первых, мужику не пристало думать о такой дребедени. Во-вторых, мать и так въёбывает денно и нощно, а узнай она о сыновьей мечте - разбилась бы в лепёшку, довела бы себя до могилы, но сделала бы всё, чтобы Гуань Шань повидал мир. Мать рыжему дорога, хотя бы как память о том, что есть в мире доброе, светлое и бескорыстное, а не только мудадяйство и сучья несправедливость. По-этому, Мо молчал в тряпочку и делал вид, что ему всё до одного органа, и поломавшись для виду, когда госпожа Мо принесла домой залог их пусть и короткого, но такого желанного отдыха, согласился поехать с ней: “Так уж и быть, а то зазеваешься, и тебя там мигом обчистят, а может и вообще в рабство продадут”. Ещё одним очень важным моментом этой поездки являлось то, что ему целую неделю не нужно будет таскаться в школу и видеть тупые морды одноклассников. Особенно одну морду - наглую, самодовольную и задолбавшую уже до смерти. Целая неделя без Тяня - это праздник ещё больший, чем исполнение детской мечты. Жопа на такое концентрированное счастье сигнализировала о возможных неприятностях, но Мо настойчиво затыкал своё вопящее седалище. Ведь должна же и у него выдаться светлая полоса в жизни? Почему бы ей не настать этой конкретной весной в этом конкретном марте? Гуань Шань твердил это себе как мантру на протяжении всего перелёта и во время нудного ожидания при пересадке. Вот только убедить себя полностью, что всё будет хорошо не получалось. Но кажется, предчувствие орало не зря. Вытряхнув из закромов скопленные сбережения, мать, только-только оклемавшись от длительного полёта, потащила Шаня по пёстрым бразильским рынкам за пёстрыми бразильскими рубашками. Убедить глупую женщину не транжирить деньги, а лучше пойти пожрать что-нибудь вкусного не удалось. В госпожу Мо словно демон вселился. И рыжему пришлось сцепить зубы, тихонько сквозь них матерясь, и хвостом таскаться за вошедшей во вкус матерью. На следующий день марафон по Рио продолжился и лишь на третьи сутки пребывания в Бразилии, Шаню удалось посвятить себя ленности под жарким осенним солнцем. Мо считал путаницу с временами года весьма забавной. В Китае все ещё кутаются в тёплые куртки и шарфы, со дня на день ожидая прихода тепла, а здесь люди только-только начали отходить от летнего пекла, расслабляясь в приятном ласковом тепле. Утром третьего дня мать, устав уговаривать вредного сына, уплыла на какую-то экскурсию с группой прилетевших чуть раньше них китайцев. А Шань, посёрфив интернет в поисках не очень людных мест Рио-де-Жанейро, отправился делать то, чего не позволял и вряд ли позволит себе в Китае - расслабляться. Все оставшиеся до отъезда дни он гулял по тихим узким улочкам спальных районов Рио, вдыхая остывающий мартовский воздух, пропитанный бьющей из смуглых, темпераментных бразильцев энергией, наполненный их звонкими суетливыми голосами. Скверы и парки интересовали парня лишь своими удалёнными уголками, где тихо и зелено. Он заваливался на сочную траву в прогалинах между деревьев, босыми ногами упираясь в чуть шершавую кору на гибком стволе кокейро*, щурился в непереносимо яркое голубое небо и слушал музыку, воткнув капельки наушников в уши. Вечером, когда золотой диск солнца, шипя, погружал своё раскалённое тело в пенные океанские волны, рыжий приходил на каменистый Апоардор*. Этот пляж, и днём-то не самый посещаемый, к вечеру становился практически пустынным, если сравнивать его с остальными, конечно же. Шань медленно брёл в сторону песчаного побережья Ипанемы*, загребая прибрежные волны ногами и щурясь на окрашивающий небо в золото и пурпур закат. А когда наступала ночь, он заваливался на ещё тёплый песок подальше от шумных компаний и парочек: разнополых и однополых - и глядя на бесконечный космос, нависающий над неутихающим городом, думал о своей жизни. В один из таких вечеров, Мо сделал для себя неутешительное открытие - он скучает. Скучает по наглой улыбке, по хитрому взгляду тёмных и глубоких как ночное небо глаз. По горячим рукам, без спросу забирающимся под одежду, по жарким поцелуям и хриплому шёпоту, по крепкому телу, вжимающемуся в его собственное. По бестактности и властности одной такой, как оказалось, необходимой сволочи. И путешествие в тепло Бразилии уже не виделось чем-то замечательным. Всё больше тянуло в промозглость родных улиц, в шумные школьные коридоры, где неуловимо пахнет его туалетной водой и сигаретным дымом, где за любым углом могут схватить крепкие руки и утащить к себе в логово, где можно заняться чем-нибудь непотребным - на светлом диване или у панорамного окна, на широкой постели или посреди ставшей уже родной и уютной кухни. Тянуло так сильно, что Гуань Шань сам не понял, как сделал фото плещущегося в свете луны и прибрежных огней моря и послал так и не сохранённому в памяти телефона абоненту с короткой подписью: “Послезавтра”. Тёплый бриз пробежался над мелким песком пляжа, забрался под цветастую рубашку, поиграл с рыжими прядями и сцеловал с тонких губ лёгкую улыбку, появившуюся от краткого ответа: “Встречу”.