Слегка чокнутые

Грозы нечасто тревожили бирюзовое небо Санта-Цецилии, но если это всё же случалось, то на жителей городка выливалось столько воды, что впору было сравнивать стихию с мировым потопом. Молнии сверкали так низко, словно норовили разорвать пополам не тучи, а землю. Гектор Ривера не боялся гроз, но опасался, что однажды их не выдержит его старая лачуга. Ливень нещадно атаковал крышу и окна, ветер врывался в каждую щель с оголтелым свистом. И всё же дом давал ощущение защиты, пусть и эфемерное. Чтобы сквозь раскаты грома расслышать стук в дверь, надо было иметь тончайший слух, и Гектор таковым обладал. Прежде чем распахнуть её, он на миг замешкался: слишком трудно представить, что кто-то рискнул высунуться на улицу в такую непогоду, так что же надо нежданному гостю? — Открой, прошу! — сквозь вой ветра прорезался голос, который Гектор узнал бы, кажется, даже оглохнув. Он тут же дёрнул на себя ручку и втянул внутрь Имельду, стоявшую за порогом. Мокрая до нитки, она каким-то чудом сохраняла горделивый вид, держа спину идеально прямой, а подбородок — высоко поднятым. Её руку оттягивал чемодан, небольшой, но, судя по всему, забитый до отказа. Имельда прерывисто дышала и, несмотря на то, что она встретила испытание стихией с чувством собственного достоинства, в глубине её глаз плескалась растерянность — а может даже и страх.  — Что стряслось, mi amor?! — легонько встряхнул её за плечи Гектор, стараясь не поддаваться панике. Он лихорадочно перебирал в уме варианты, один мрачнее другого, но боялся высказать предположения вслух и лишь всматривался в лицо Имельды, надеясь отыскать в её взгляде что-то, что подскажет ответ. Тщетно. Она странно медлила, будто не находя слов. Её била мелкая дрожь, кожа была покрыта мурашками, а на щеках проступил болезненный румянец, и Гектор заметался в поисках чего-то, что помогло бы согреться. Наконец вытащив откуда-то потрёпанную шаль, он обернул её вокруг Имельды и усадил любимую на колени, крепко прижимая к себе. Какое-то время они сидели молча. — Я ушла из дома, — сказала наконец Имельда, не поднимая головы. — Решила, что мой дом — с тобой. Гектора трудно было назвать проницательным человеком: наивность и легкомыслие нередко играли с ним дурную шутку, однако сейчас интуиция подсказала ему, что всё не так просто. — Ты ушла сама или… — он запнулся, не решаясь продолжить. Гектор знал, что родители Имельды пришли бы в ужас от такой пары для своей дочери, и всё время откладывал знакомство, пытаясь придумать, как же доказать им, что он достоин стать её спутником. Всё, что у него было — сердце, переполненное любовью, да старая гитара. Гектор считал, что больше ничего и не нужно, но убедить в этом людей, которые привыкли жить в достатке и занимали высокое положение в городе, представлялось самоубийственной затеей. Она слегка отстранилась и глубоко вдохнула. — Я рассказала о тебе. Отец пригрозил, что лишит меня всего, если я не выброшу тебя из своей жизни, и запретил даже смотреть в твою сторону. Грустно сведя брови, Гектор бережно провёл ладонью по волосам Имельды. Ему было бесконечно больно узнать, что из-за него она попала в такие неприятности. Её же саму мучило совсем другое. — Счастье, что ты не слышал, как он отозвался о тебе! — она задрожала от гнева, заново переживая случившееся. — Но я сказала, что он и пальца твоего не стоит. — Что ты, Имельда! — охнул Гектор. — Ведь он — твоя семья. Нельзя ссориться из-за меня… Подожди, вот увидишь, вы обязательно помиритесь, вы… — Ты не хочешь, чтобы я жила с тобой? — прервала Имельда, пристально взглянув ему прямо в глаза. Её губы сжались в тонкую щёлочку, а щёки разом побледнели. — Говори как на духу, Гектор, прошу тебя. Он бешено замотал головой, ужаснувшись тому, как неверно она истолковала его порыв, и снова притянул Имельду к себе, чтобы спастись от её пронзительного взгляда. — Как ты могла подумать такое, глупышка! Да я буду самым счастливым человеком на свете. — Глупышка? — с неожиданным удивлением повторила она. Так он ни разу не позволял себе называть её, и именно эта мелочь вдруг успокоила Имельду, уверив в искренности его слов. — Именно, — усмехнулся Гектор, целуя её в макушку. — Я о таком подарке судьбы и мечтать не смел, а ты сомневаешься. Он мог поклясться, что она еле слышно выдохнула с облегчением. Ему самому, однако, предстояло о многом поразмыслить. Одно дело — гулять, петь и танцевать вдвоём, совсем другое — вместе жить под одной крышей. Каким бы беззаботным Гектор ни был, он понимал, что Имельде будет сложно привыкнуть к новому образу жизни. Его бедная лачуга, жалкий заработок и скудный стол — совсем не то, в чём она росла до этих пор. И совсем не то, чего она заслуживала. Ей не следовало знать об этих переживаниях, поэтому Гектор только обнял Имельду крепче, баюкая, как ребёнка. Она доверчиво прильнула к нему, с каждым мгновением чувствуя, как боль и страх разжимают свои клещи, давая сердцу биться спокойнее. Дыхание становилось всё глубже, и вскоре Имельда задремала. Стараясь двигаться как можно осторожнее, будто держал в руках хрупкую вазу, Гектор переложил свою драгоценную ношу на кровать. К нему самому сон не шёл. Гроза постепенно затихала, оставляя после себя лишь еле слышно накрапывающий дождь — под этот умиротворяющий шум обычно спалось прекрасно, но не этой ночью. Дом был в плачевном состоянии — не только потому, что старый, но и потому, что убирались в нём крайне редко, — и Гектор больше не считал это допустимым. Пока он жил здесь один, ему было плевать на чистоту, но теперь здесь Имельда, а значит, всё должно сиять. Проще было решить, чем сделать. Гектор на цыпочках сновал туда-сюда, вытирая пыль, расставляя в ряд немногочисленную кухонную утварь, подметая пол — но всё это мало помогало. Либо весь отпущенный ему талант ушёл на музыкальные способности, либо стоило приводить дом в порядок чаще, чем раз в десять лет. И всё же он не угомонился вплоть до самого утра, пока в полном изнеможении не рухнул на ветхий плетёный стул, заснув едва ли не в тот же миг. Имельду разбудили чьи-то возгласы. Она села на постели, ещё с трудом осознавая, что происходит. Шея затекла и спина ныла, Имельда чуть поморщилась — матрас был непривычно жёстким. Обведя взглядом комнату, она поняла, что находится не у себя, и воспоминания о вчерашнем дне яркими вспышками замелькали в голове. Но выкрики не прекращались, мешая сосредоточиться. Тогда она встала и вышла из спальни, обнаружив Гектора спящим: он свернулся калачиком на стуле, примостив голову на ладонях. — Ты там что, помер, старина? — послышалось уже совсем отчётливо. Голос показался Имельде знакомым. Она выглянула на улицу. Слух не подвёл: сюда пожаловал Эрнесто. Он явно не ожидал её увидеть и, опешив, неверяще заморгал. — Тс-с-с, — прошипела она. — Гектор ещё спит. — Но я… Мы… — глаза Эрнесто забегали. — Мы договаривались сегодня… — Зайди попозже, — отрезала она и захлопнула дверь у него перед носом. Некрасиво, но она не могла ничего поделать с отторжением, которое у неё вызывал этот самодовольный напыщенный тип. — Кто там, mi amor? — пробормотал сквозь зевок Гектор. Он протёр глаза и потянулся, но лицо его так и осталось абсолютно заспанным. — Твой компаньон, — ответила Имельда, забыв о неприязни при виде трогательного зрелища. Она наклонилась к Гектору и запечатлела ласковый поцелуй на его худой щеке. — Ай, дьявол, я совсем забыл! Ну да ничего, дело терпит. Он взглянул на неё в немом восхищении. Имельда здесь, с ним — и смотрит так нежно и любяще, будто её не пугает, в какой бедности и грязи он живет, будто она и правда верит, что будет с ним счастлива. — Всё будет хорошо, — совсем невпопад произнёс Гектор скорее для себя, чем для неё. — Я сделаю всё возможное. Твои родители обязательно сменят гнев на милость, но мы и сами не пропадём. И Эрнесто всегда поможет! Имельда лишь кивнула, не желая расстраивать его историями о том, как де ла Крус пытался добиться её расположения и затаил злобу после отказа. Сейчас ей хотелось смотреть на мир так же легко и жизнерадостно, как Гектор. — С тобой я ни о чём не переживаю, — шепнула она ему на ухо и обняла за плечи. — Ещё бы, — вдруг его тон сделался игривым. — Я, конечно, не идеальный мужчина, но близко к тому. Гектор одним движением опрокинул её на себя и поцеловал так страстно, как прежде ещё не осмеливался.