Девушка прогуливалась по мостовой, изредка ежась от колких взглядов на улице. Когда её жизнь превратилась в это? Когда окружающие стали думать, что всё, что с ней происходит, — выдумка? Она не знает. Никто не знает ответа на этот вопрос.
— Люси, — это прозвучало настолько тихо, что девушек задумалась: явь это или же очередные галлюцинации её больного воображения. Это было не первый раз, когда ей казался голос того, кого она так давно не видела и не ощущала, и, как казалось Хартфелии, эти глюки вряд ли пройдут. Но вдруг блондинка почувствовала, как чьи-то руки крепко обняли её со спины. У неё начала слегка кружится голова, и, открыв глаза, Люси увидела мелкие разряды, летающие вокруг нее, и откинулась слегка назад, облегченно и как-то удовлетворенно выдыхая, падая на широкую мужскую грудь.
Спустя пару мгновений, которые они провели именно так, стоя рядом с друг другом. Они не видели лиц друг друга, ничего не говорили друг другу, просто стоя наслаждались присутствием. Казалось, эти мгновения длились целую вечность, однако и этой вечности им будет мало. Обернувшись, девушка обняла парня в ответ, желая раствориться в этих объятиях. Подняв голову, она вглядывалась во вроде бы знакомые, но изменившие за семь лет черты лица. Мужчина тоже опустил свой взгляд на её лицо, после, опустив полностью голову, стукнулся лбом со лбом Люси. Ничего особого, но это действие выразило всю нежность, накопленную годами. Слегка повернувшись всем телом и оторвав свой лоб от лба напротив, Люси увидела такой знакомый лес, в котором находится большой особняк. Хотя пара и стояла достаточно близко к дому, но из-за густо насаженных деревьев разглядеть его четко не удавалось. Миг, и молнии опять переместили их, но на этот раз в гостиную этого самого строения. Лексус, ещё раз покрепче прижав блондинку и опустив руки, упал на стоящий сзади серый диван. Просто и лаконично, ничего лишнего ни в этой комнате, ни в доме в целом не было. Дреер никогда не был любителем мелочей, которые, по мнению большинства, «создавали уют». Лексус облегченно выдохнул и закрыл глаза, откидывая голову на спинку дивана.
На это действие Хартфелия лишь приподнята уголки губ и протянула руки к торчащей во все стороны блондинистой шевелюре парня.
Семь лет. Семь лет назад она видела эти глаза, эту улыбку и, главное, чувствовала прикосновение
этих рук. А все ведь начиналось так невинно и, с какой-то стороны, глупо. Лишь одно мимолетное пересечение на задании сделало из ещё маленькой девочки осведомленную и обдумывающую свои действия и слова женщину.
Всегда после того дня, после того задания, из-за которого определенная часть мира девушки перевернулась, Люси стала хоть чуть-чуть, но продуманнее себя вести. В течении долгого количества времени понемногу исчезали вечные опасности на заданиях, вызванные неуклюжестью блондинки. Её взгляд шоколадных глаз смотрел на некоторые детали мира не через розовые очки. Всё, что было дано ей ещё в детстве: манеры, женственность и хорошее образование — пошло только на пользу. Она, наконец, стала этим пользоваться с умом и рассудительностью, хотя это и пришло не сразу, а только спустя год или даже два. И это все радовало Дреера. Безумно радовало.
Лексуса в этих изменениях огорчало лишь то, что он сам не присутствовал при их становлении. Он не видел, как она менялась, лишь изредка ему приходили весточки от его команды с рассказами о блондинке или краткие встречи на заданиях с самой девушкой, на которые постоянно отправляли Люси. Но даже при этих самых встречах они не могли ни увидеться, ни хотя бы поздороваться: Люси всегда была в компании команды, и оторваться хотя б от одного из них она никогда не могла за эти семь лет. Лишь в Магнолии Хартфелия чувствовала свободу, однако там она ей не нужна была — всё равно там Дреера-младшего нет. Однако его иногда заменяла команда Громовержцев, встречавшаяся с блондинкой. Да, после того, как Лексуса отправили невесть куда, она с ними сблизилась.
За день до своего отправления, когда Лексус только узнал, что Макаров хочет с ним «серьёзно поговорить», мужчина признался команде о связях с блондинкой, хотя те наверняка догадывались, он же их командир, как никак. И в тот же вечер и команда Громовержцев, и Люси узнают для себя новые стороны согильдийцев. Однако первая их такая встреча не увенчалась успехом. И общаться они начали лишь через пару месяцев после отправки Лексуса.
И за все эти прошедшие годы Люси так и не смогла нормально относится к Макарову, хотя и понимала, что, с одной стороны, он правильно поступил, заботясь как о внуке, так и «ребёнке» со своей гильдии. Но это всё равно было чертовски больно для её «розового» мира. Эта девушка не была уже такой лучистой, как её многие представляют, она всё больше замыкалась в себе, часто не обращая внимание на перепалки команды во время миссии. Хотя раньше она бы развела панику или хотя бы начала просить их успокоиться и не крушить всё подряд.
В гильдии, как и во всей Магнолии, всё было так же, как и при Дреере: Макаров разгребал бумаги из совета или же просто наблюдал за гильдией, часто поглядывая на одну блондинку, Грей и Нацу, как бы не хотелось, в компании друг друга особо и не повзрослели, хотя в одиночных миссиях могут включить голову. Только Громовержцы стали проводить время в гильдии с Люси, но до этого не было никому дела.
Глубоко выдохнув, Люси посмотрела на умиротворенного мужчину, что так расслабленно лежал на диване. Как только он открыл глаза, стало ясно, что поменялась не только Люси: его взгляд стал взрослее и спокойнее, не было бушующих эмоций, была лишь манящая своим спокойствием синева. Черты его лица тоже стали более грубее, да и добавился небольшой шрам на шее. Проведя по нему пальцем, Люси ощутила рубец и горячую кожу шеи. На это Дреере лишь снова закрыл глаза, не волнуясь о немом вопросе в глазах Хартфелии. У них ещё будет время, и он расскажет, как жил эти семь лет. А сейчас он только притянет её за руку к себе на диван и будет наслаждаться этим ощущением, ощущением тепла дорогого человека.
Поздним вечером, когда все слова были высказаны, эмоции показаны, они сидели в мягком полумраке комнаты, освещаемой лишь одной настольной лампой, и наслаждались покоем. Блондинка, которая уже засыпала, прижавшись к Дрееру, вскочила, чем удивила мужчину, и спросила:
— Ты же ещё не был у Макарова? — получив утвердительный ответ, она продолжила: — Лексус, так тебе к нему надо было. Он ведь и глава гильдии, ты же всё-таки на задание уходил, и как никак твой…
— Люси, — спокойно перебив блондинку, Лексус продолжил: — у этого старика глаза на заднице всегда работают, чтоб следить за мной, не волнуйся так. Да и я что пойду в первый же день здесь, в Магнолии, к какому-то дряхлому деду? Ты шутишь? — смеясь, Дреер поднял одну бровь, а как увидел грозный взгляд Хартфелии, то продолжил: — Я к нему завтра пойду, может быть.
Последние слова развеялись в безмолвной тишине комнаты, нарушаемой только дыханием обоих. Лексус успел вернуть на место Люси и уже искоса посматривал, как она засыпала на его плече, обвив его правую руку своими. Откинув голову назад, он с облегчением выдохнул и произнес:
— Теперь я точно дома…
***
— Я сказал нет! — день был солнечный и ясный, а из кабинета Макарова доносились крики, что даже самый хороший день покажется угнетающим. Почти все в гильдии сидели, навострив уши. Как только была сказана эта фраза, дверь кабинета отлетела, и от туда вышел злой Дреер. Чуть переступив порог, он телепортировался из здания. Следом за внуком вышел и Макаров, неся перед собой стопку бумаг. Чертыхнувшись, мастер зашёл снова в кабинет и, оставив бумаги, вышел в коридор, подходя к перилам и залезая на них в «привычном жесте». Мира, ждавшая в это время на втором этаже Макарова, подошла к нему и, протянув еще одну стопку бумаг, слегка приподняла уголки губ, смотря на измученного мужчину.
Пару секунд загробной тишины и гильдия снова оживилась. А Макаров так и остался сидеть на перилах второго этажа гильдии, раздумывая о своём.
В момент, когда в кабинете мастера гильдии только стали раздаваться громкие вскрики Макарова и его внука, дверь здания тихо отворилась. Люси начала заходить в гильдию. Подойдя к барной стойке и положив на неё конверт, Хартфелии стала ждать Штраус, которая только поднялась на второй этаж. Как ни с того, ни с сего кто-то резко потянул её назад, а спустя мгновение ока картинка перед глазами блондинки поменялась на лес. Улыбка расцвела на губах ключницы.
— И что будет теперь? — тихо спросила Мира, осматривая барную стойку и то место, на котором только что сидела Люси. Тут Штраус заметила небольшой лист, лежавший на барной стойке, пытаясь понять что же это может быть.
— Не знаю, Мирочка, не знаю. Остаётся только ждать.
***
Сидя вечером на сером диване, укутавшись в мягкий подаренный плед, девушка, закрыв глаза, блаженно улыбнулась своим мыслям. По всему дому были расставлены горящие свечи, развевая по дому специфический аромат.
Одна из свеч, стоявших в зале на столе, понемногу начала уменьшатся, и уже спустя час безмятежного сидения блондинки на диване свеча своим пламенем достала первые, верхние, листы рукописи девушки. А она когда-то берегла каждую строку, каждое слово этого романа. Хоть что-то ей напоминало о Лексе.
В след за одним листом загорелись и последующие, захватывая по немного пламенем темный-коричневый ковер, лежащий на паркете. Пол часа, и уже остальные комнаты стали погружаться в объятия огня. А Люси, открыв глаза, блаженно улыбнулась:
— Теперь я буду с тобой…
Тихим августовским вечером, когда лесную тишь разрушали лишь пение сверчков, в далеке, ближе к большой лесной опушке, было видно один яркий огонек. Деревянные стены, крыша и пол приятно трещали, обращаясь сначала в маленькие угольки, а после и в пепел.
***
Стоя близ могильного камня поздно вечером, Макаров грустно смотрел на портрет мужчины, который прожигал его сердце суровым взглядом. Взгляд Лексуса с каменной плиты казался колким, пытался ранить саму душу пожилого мужчины. Семь лет как его уже нет, семь лет, как Макаров не увидит грозного, иногда разъяренного взгляда внука в свою сторону, семь лет, как он не сможет отругать блондина или же просто не надоедать ему с вечными криками о правнуках. Семь лет сердце Макарова бьёт мелкая дрожь лишь от воспоминания этого неугомонного блондина. Семь лет…
Присев на землю, мастер достал письмо, которое Мира отдала ему сегодня. В конверте был лишь белый лист бумаги, сложенный на четыре части. Аккуратно и медленно раскрывая его, Макаров стал читать одну единственную строку, которая была на нем написана. Он понял кто это написал и о ком. Для него не стало секретом то, что Люси связалась с его внуком.
У меня шизофрения, он пришёл ко мне, и я уйду с ним…
Читал и снова перечитывал. Его сердце разрывало от горя, но он понимал, каков будет исход.
Медленно поднявшись с земли, Макаров побрел в противоположную могиле сторону, ближе к дому, в котором когда-то жил Дреер-младший. Медленно проходя по знакомой едва истоптанной тропинке, он, увидев дом, грустно усмехнулся. Былое величие этого здания осталось в прошлом, там, где остался Лексус, а теперь и где осталась Люси.
Пройдясь по превратившемся в угли прихожей, он свернул на право, проходя к маленькому обгоревшему журнальному столику. Развернувшись в сторону, где раньше был серый диван, Макаров увидел обгоревший труп. Труп молодой и весёлой блондинки. Той блондинки, которая была семь лет назад, пока Лексус не погиб…
***
Две каменные плиты, так дополняющие друг друга, стояли погружённые в лесную тишину. С тех самых пор, как Люси похоронили рядом с Дреером, Макарову казалось, что взгляд Лекса стал добрее. Он спокоен? Наверняка…
А уже грустный мужчина, потерявший почти всё, стоял и смотрел на две каменные плиты, не думая ни о чем.
