На севере диком

Нордмар встретил Безымянного холодным ветром и острыми, словно осколки стекла, крупицами снега, которые царапали лицо. Близость Севера ощущалась ещё в Фаринге, но Безымянный удержался от соблазна использовать телепортационный камень — это был его если не самый последний, то уж точно предпоследний поход в Нордмар. Да и вряд ли он увидит Миртану вновь. В конце концов, он вернул Северу свободу — и теперь не было риска нарваться на какой-нибудь орочий отряд. А уж с саблезубыми тиграми и ледяными волками он как-нибудь разберётся. Нордмар встретил Безымянного не только снегом и ветром, но ещё и каким-то совершенно необъяснимым покоем. Едва вдохнув обжигающе холодный воздух, Безымянный подумал, что принятое им решение останется нерушимым. Он был на верном пути. Как бы ему не хотелось остаться, он, тем не менее, сделает то, что задумано, потому что считал это единственно правильным выходом. В тот момент он верил не в слова Ксардаса, а, прежде всего, в самого себя. Как, впрочем, и всегда. И именно поэтому у него с собой было два телепортационных камня в столицу, один из которых он отдаст генералу Ли. Завтра утром они отправятся в окружённый барьером Венгард и положат конец всей этой истории. Безымянному хотелось в это верить. И он верил. …Очередной ледяной волк бросился на него, скаля пасть и угрожающе рыча. Однако уже через пару мгновений Безымянный снегом вытирал его горячую кровь с лезвия меча. Псина лежала в трёх шагах с распоротым брюхом, и от внутренностей её шёл пар — они быстро остывали на холодном воздухе, и снег становился тёмно-алым. Не пройдёт и нескольких минут, как труп волка покроется коркой льда. Север принимал лишь сильных. Когда Безымянный был недалеко от клана Огня, поднялся ветер, перерастающий в настоящий буран. Белая мгла застилала собой окружающее пространство, сбивала с ног, ледяное дыхание Севера обжигало кожу, словно некая неведомая сила не хотела пускать Безымянного дальше. Ему было решительно плевать на мнение высших сил по этому поводу, однако продолжать свой путь в такую погоду не было никакой возможности. Монастырь магов Огня, по счастью, был всего в двух шагах — не пришлось даже рыться в поисках камня телепортации и пытаться активировать его под хлёсткими ударами холодного ветра. И вскоре он сидел у небольшого камина, вглядываясь в огонь и пытаясь согреться под волчьей шкурой. Лицо и руки в тепле начинало покалывать, до этого момента Безымянный даже не догадывался о том, что успел замёрзнуть. Одно хорошо — зелий, как и чего покрепче, у него всегда было в достатке. Даже с избытком — хватило бы на небольшую продрогшую до костей армию, пожалуй. Однажды Дагот сказал Безымянному, что в нижнюю секцию лучше не лезть, если не знаешь толком, что там и к чему. Однако, когда Безымянный, облепленный снегом и продрогший насквозь, оказался в Монастыре, ему было решительно плевать на это замечание, да и маги Огня уже спали. Ему не составило никого труда незамеченным прокрасться на верхний ярус, а оттуда спуститься по винтовой лестнице вниз. На нижнем ярусе не было ничего удивительного, за исключением, конечно, Мильтена, которого Безымянный обнаружил в одном из небольших помещений Библиотеки. До этого момента Безымянный почти был уверен в том, что Мильтен не выходит из Грота Просветления. Но он ошибался. В самой дальней комнате, заваленной древними рукописями и манускриптами, пропахшей книжной пылью и воском тлеющих свечей, сидел Мильтен. Безымянный сразу понял, почему он выбрал именно это место — сюда действительно мало кто мог заглянуть, а небольшой камин был как нельзя кстати студёной северной ночью. Он оглянулся на Мильтена, который всё так же сидел над книгами, неопределённо хмыкнул и приложился к бутылке, не особенно разбирая, что именно пьёт. Он только надеялся, что это не какой-нибудь медленно действующий яд. Впрочем, и на это случай у него имелась парочка полезных склянок. Говорить им, в общем-то, было не о чем. Мильтен не желал отрываться от своих драгоценных книг, а Безымянный был в большей степени поглощён собственными мыслями, далёкими не только от Монастыря, но и от этого мира вообще. И, вероятно, прошла целая вечность прежде чем Безымянный услышал за своей спиной чужой вздох. Он снова оглянулся — он всё так же сидел на полу, вытянув к огня ноги и накрыв плечи тёплой шкурой — и вопросительно-насмешливо посмотрел на Мильтена. — Ты наконец-то понял, что тратишь время попусту? — Не могу сосредоточиться, когда ты сидишь здесь и хлещешь шнапс. — Правда? — Безымянный с почти искренним удивлением воззрился на бутылку, которую сжимал в руке, поболтал ею. — Хм, какое-то время назад я думал, что это зелье и пытался вспомнить, где же его взял, — он оскалился. — А ты глазастый, сразу заприметил. Мильтен неопределённо махнул рукой, встал со своего места и, обойдя стол, подошёл к Безымянному. Тот снова хмыкнул, сбросил шкуру с плеч на пол — всё равно он уже достаточно согрелся возле огня. — Всё для нашей учёной леди. — Иди ты, — фыркнул Мильтен, принимая приглашение, хотя было видно, что он нисколько не обиделся. Он вообще был необидчивым малым, что в компании Безымянного — да и само по себе — было большим плюсом. — Слушай, ты вообще планируешь выйти отсюда хоть когда-нибудь? — спросил Безымянный. — Такое ощущение, что ты здесь под арестом. Там, знаешь ли, много чего интересного происходит. — Мне здесь нравится, — ответил Мильтен, глядя на огонь. — Здесь спокойно. Во всяком случае, стало спокойно с тех пор, как исчезли орки. — Исчезли, — насмешливо протянул Безымянный. — Говоришь так, словно это случилось само собой. — Прости, что не сложил хвалебную песнь в твою честь, — в тон ему ответил Мильтен. — Займусь этим на досуге. — Обойдусь и без заунывных песнопений о своих славных подвигах. Кстати о которых. Недавно мы с Горном освобождали Готу, которая была под завязку набита всякой дрянью во главе с неким белиаровым выблевком. После этого Горн решил остаться там, восстанавливать город. — Что ж. Надеюсь, у него получится. Почему бы и нет, в конце концов? — Да, всё будет в порядке, если на горизонте снова не появится Торус. Они коротко рассмеялись. Конечно, в этом не было ничего, но долгая вражда столь похожих друг на друга людей не могла не стать поводом для шуток. — А остальные? — Мм, — Безымянный словно что-то вспоминал, — Диего был в Браге, когда я видел его в последний раз. Лестер остался в Лаго. Собирается выращивать в пустыне болотник, представляешь? Впрочем, не сомневаюсь, что у него получится. — Того и гляди, — поддержал Мильтен, — через несколько лет вся Миртана будет обеспечена отменным куревом. — Хотел бы я на это посмотреть, — протянул Безымянный и снова отхлебнул из бутылки. — Надеюсь, Горн не уничтожит все его запасы, если вдруг решиться наведаться в гости. — Разве что перепутает место хранения болотника с продуктовым складом. В комнате снова раздался негромкий смех. Безымянному даже показалось, что он забыл о той странной и совершенно непривычной для него тоске, которая поселилась в нём с тех пор, как он принял окончательное решение встать на сторону Ксардаса. Но Мильтен невольно напомнил ему об этом. — А ты? Что дальше собираешься делать ты? — Я… — Безымянный вспомнил о втором камне телепортации в столицу. — Ещё не думал об этом. Посмотрим, как оно всё обернётся, — неопределённо ответил он и внимательно посмотрел на Мильтена. Тот нахмурился — всё-таки, он был проницательным человеком. — Что ты задумал? Безымянный молчал некоторое время, продолжая скользить по лицу Мильтена несколько рассеянным взглядом. Что-то подсказывало ему, что Мильтен не одобрит того, что он собирается сделать после того, как с королём Робаром II будет покончено. Конечно, Мильтен не станет отговаривать, он примет всё с привычным для него смирением. Но принять — не значит одобрить. Поэтому Безымянный вовсе не хотел посвящать его в свои дальнейшие планы. Когда-нибудь он поймёт, пусть на это уйдут и годы. — Да какая, к чёрту, разница! — огрызнулся Безымянный и, наконец, нашёл в себе силы отвести взгляд в сторону. — Я же говорю — посмотрим. — Послушай… — начал было Мильтен. Тон его стал до ужаса поучительным, как будто он собирался прочитать Безымянному лекцию о чём-то до ужаса важном. И тон этот совсем не понравился Безымянному. Поэтому, не желая дослушивать, что именно скажет Мильтен, он неожиданно подался вперёд, обхватывая ладонью его затылок, и потянул на себя. Кажется, ему всё-таки удалось застать Мильтена врасплох, потому что он поначалу никак не отреагировал, когда сухие обветренные губы Безымянного впились в его рот. От Мильтена пахло какими-то травами и — совсем немного — той самой книжной пылью. Безымянный укусил его за нижнюю губу и, вероятно, именно в тот момент Мильтен опомнился — упёрся ладонями в плечи, вынуждая Безымянного отстраниться. — От тебя шнапсом разит за версту, — неожиданно прокомментировал Мильтен. Ладони его так и остались лежать на плечах Безымянного. — Тебя что, только это смущает? — тот изобразил кривую усмешку. — Хотя ты прав — я уже порядком набрался. — Если я буду перечислять все твои недостатки, то, боюсь, за ночь не управлюсь, — несколько мученически вздохнул Мильтен. — Вечно мне говорят о недостатках, забывая при этом о том, что у меня есть масса достоинств, — Безымянный явно развеселился. — Это каких же? Безымянный снова наклонился ближе, но Мильтен его больше не отталкивал, даже не поморщился. — Для начала — я никогда не сомневаюсь в принятых мной решениях. И никогда не треплюсь попусту. Шершавые, огрубевшие от постоянных тренировок с оружием ладони Безымянного довольно быстро оказались под мантией Мильтена, скользнули по спине, опустились на поясницу, притягивая ещё ближе. Мильтен — совершенно неожиданно для Безымянного — отвёл в сторону ворот его рубахи, уткнулся губами в ключицу. — И давно ты одежду стирал? — чуть хрипло спросил он, в голосе его звучали одновременно и насмешка, и недовольство — непонятно, чего было больше. — Не до стирок мне, знаешь ли, — в тон ему ответил Безымянный и в следующий момент резко опрокинул Мильтена на спину. Тот только и успел, что охнуть от неожиданности — если бы не волчья шкура, синяков было бы не избежать. — Осторожнее нельзя никак, а? Безымянный никак не отреагировал на это замечание, пока стаскивал с себя действительно давно не стиранную и видавшую виды рубаху. Он и в самом деле не любил тратить время попусту, поэтому вскоре всем телом припечатал Мильтена к полу к полу, горячие губы мазнули по плечу, щетина оцарапала кожу. — Ты довольно тяжёлый, — заметил Мильтен. — А ты сегодня довольно разговорчивый, — рыкнул Безымянный. Он приподнялся, рука его скользнула вниз, и Мильтен сдавленно выдохнул какое-то проклятие, когда чужая ладонь сжала его член. Кого именно проклинал Мильтен в тот момент, Безымянный предпочёл не задумываться. Он усмехнулся, сполз пониже, обхватил губами головку, сглотнул сразу ставшую густой и вязкой слюну. Мильтен с силой вцепился руками в его плечи, с силой сжимая пальцы. Безымянный тут же отстранился, вызвав тем самым у Мильтена несколько разочарованный выдох. — Хм, надеюсь, это не шнапс, — весело заметил Безымянный, доставая из своих вещей очередную склянку. — Иначе ничем хорошим это не закончится. — Что ты там… — начал было Мильтен, но рука Безымянного тут же вернулась на место и следующий комментарий Мильтену пришлось проглотить вместе с шумным выдохом. Через несколько мгновений — минут? секунд? часов? время внезапно потеряло значение — он снова навалился всем телом на Мильтена, вцепился зубами ему в горло, наверняка оставляя синяки, но в тот момент он совсем об этом не думал, а Мильтен его не останавливал. Сильные руки, перепачканные в маслянистой жидкости, подхватили Мильтена за бёдра, притягивая ещё ближе. Тот судорожно всхлипнул, зарылся рукой в светлые волосы, с силой сжал их. Безымянный что-то рыкнул, будучи неспособным сейчас сказать хоть что-то связное, резко подался вперёд, впиваясь в приоткрытые губы Мильтена. Вместо поцелуя они неловко стукнулись зубами — и это обоих развеселило, хотя нечто похожее на смешки быстро превратились в тяжёлое шумное дыхание. Тепло разливалось по телу, заставляя то и дело жадно глотать раскалённый воздух, вдыхая его сквозь плотно сцепленные зубы. Кажется, в этой проклятой комнате всё-таки было слишком жарко. Но и это скоро несущественным: если в голове Безымянного до этого момента и были какие-то тяжёлые мысли, то их уже выместила оглушающая пустота. Он зажмурился почти до боли, сжал член Мильтена в подрагивающих пальцах, чувствуя, как тот — как выяснилось потом, до крови — впился зубами в его плечо, прогибаясь всем телом. Вечность минула или всего пару минут, Безымянный не знал. Он лежал на полу с закрытыми глазами, охваченный странным безвременьем, считая удары собственного сердца, которое всё ещё колотилось где-то в глотке и слушая хриплое дыхание Мильтена. Окончательно Безымянный пришёл в себя, когда уже не лежал, а сидел на полу и бездумно копался в том барахле, которого у него всегда было в достатке. Кажется, он что-то искал, но уже успел забыть, что именно, и теперь просто бесцельно рылся, перекладывая вещи, чтобы хоть чем-то себя занять. Мильтен полулежал рядом, упёршись затылком в его спину. Они молчали, но не из-за неловкости, а потому что говорить снова стало не о чем. Мысли, которые не так давно перестали беспокоить Безымянного, снова вернулись. — Это то, что нужно, — Безымянный, наконец, понял, что искал, когда наткнулся на бутылку с вином. — Ума не приложу, как ты умудряешься всё это с собой носить? — насмешливо фыркнул Мильтен, приподнимаясь, чтобы разглядеть то, что было в руке Безымянного. — Самому интересно, не поверишь. Не иначе, какой-то дар свыше. Как думаешь, это благословение Инноса? — в голосе Безымянного послышалось веселье. Мильтен вместо ответа только коротко рассмеялся, резко подался вперёд, выхватывая вино из руки Безымянного и тут же сделал несколько глотков. — А вы не дурак, господин маг, — проворчал Безымянный, провожая бутылку взглядом, — пить-то. И тогда Мильтен снова заговорил, однако голос его уже не выражал веселья: — Так куда ты собрался? — Я сказал, что ещё не знаю, — огрызнулся Безымянный, в голосе его послышалось раздражение. — Никогда не знаю, где окажусь на следующий день. Мильтен поморщился. — Нет уж, я знаю тебя слишком хорошо, чтобы кое-что замечать. Так что ты всё-таки задумал? Безымянный молчал несколько мгновений. Он мог бы многое сказать о том, что давно не давало ему покоя. Он мог бы рассказать о том, что боги — всего лишь жестокие ублюдки, которые только и делают, что требуют чего-то от людей, оставляя взамен только разрушенные войной города. Он мог признаться, что всё это ему надоело до тошноты. Что он, в конце концов, просто устал. Безымянный мог бы признаться в том, что он всего лишь хочет, чтобы все жили собственной жизнью, чтобы воля жестоких богов день за днём не довлела над ними всеми. Он мог бы напомнить Мильтену о том, что процветающее некогда королевство превратилось в руины, в жалкое пепелище, над которым поднимался запах смерти из-за непримеримой вражды Инноса и Белиара. Он мог бы сказать всё это, но понимал, что Мильтен и сам видел достаточно, что он и сам всё это понимает. Вопреки привычке говорить всё прямо, он проглотил все вертевшиеся на языке слова. Но вместо этого Безымянный просто повернулся к нему лицом, отчего Мильтен едва не рухнул на пол от неожиданности, но Безымянный успел придержать его за плечи. — Когда-то ты говорил, что хочешь сам заняться обучением юных магов, хочешь открыть свою Академию или что там… помнишь, тогда, когда мы покидали Ирдорат? Так вот, сделай это. Вы все вы должны жить так, как считаете нужным. Мильтен медленно кивнул, кажется, толком не зная, как реагировать на эти слова, которые он явно не ожидал услышать от Безымянного. — Что это значит? — вместо ответа мрачно спросил Мильтен. В глазах его плескалась тревога. — Ты что, умереть собрался. — Вот ещё придумал, не дождёшься, — Безымянный тут же весело оскалился, стараясь сгладить странную неловкость. — Просто хочу, чтобы мои друзья жили на полную катушку. — Ты никогда не был похож на альтруиста. Что на тебя нашло? — Мильтен попытался улыбнуться, но получилось не очень весело. — Это и не альтруизм. Чистой воды эгоизм, уж поверь! — коротко посмеялся Безымянный и, наконец, разжал пальцы, отпуская Мильтена, а после снова потянулся за бутылкой. — Так что к Белиару все эти разговоры. Время всё расставит по своим местам. Всё будет хорошо. Безымянный понимал, что у Мильтена есть, что сказать по этому поводу, но тот привычно не промолчал, оставив при себе свои выводы. И Безымянный был ему за это несказанно благодарен. …Безымянный проснулся от того, что чужие волосы щекотали его нос. Он дёрнул головой, отфыркиваясь, и открыл глаза. Первое, что он увидел — было серое предрассветное небо и хлопья белого снега, которые кружились за узким окном. Безымянный на мгновение зажмурился, словно пытался вспомнить, как вообще лёг спать. На узкой койке было неудобно спать вдвоём, и у него основательно затекли конечности. Мильтен лежал к нему спиной, почти вжавшись в ближайшую стену. Да уж, кровать эта явно предназначалось на одного человека и то — тощего. Безымянный с неохотой вылез из-под тёплого одеяла в утренний холод, и огляделся вокруг. Хотя ничего нового не увидел — здесь так же стояли полки, забитые книгами и рукописями. В углу ютился алхимический стол. Несколько минут ушло на то, чтобы натянуть на себя одежду и доспехи, и проверить, ничего ли он не забыл. Торопиться повода не было, но какое-то странное чувство подсказывало ему, что нужно убираться поскорее. Может быть, потому что он терпеть не мог прощаться. Он порылся в своих вещах, достал оттуда последнюю бутылку со шнапсом и поставил её на алхимический стол, весело хмыкнул каким-то своим мыслям, направился к двери, но тут же вздрогнул от звука чужого хриплого спросонья голоса: — Увидимся. Безымянный обернулся, глядя на растрёпанные рыжие волосы и заспанное лицо, усмехнулся: — Береги себя, Мильтен. Сказав это, он решительно вышел прочь и растворился в предрассветном сумраке, словно его здесь и не было.