Февральским ветром

      У нее в волосах искрятся крошечными бриллиантами снежинки, оттеняя бледно-розовое безумие густых прядей – у него в глазах рябит от этого зрелища, а на задворках памяти воскресают образы сказочных фей с такими же удивительными глазами, в которых и сталь, и золото, и зелень молодой листвы. «Очень глупо, так и простудиться недолго» - он изо всех сил старается думать правильно, по-взрослому. Так, как положено кому-то его возраста и положения, и он в подтверждение своих мыслей плотнее надвигает капюшон черного шерстяного пальто на глаза и застегивает молнию воротника.       Снег покрывает город плотной белой пеленой, падает невесомыми хлопьями с небес, что, несмотря на серые тучи, не кажутся хмурыми. И сейчас, под белым покрывалом, которое сияет под пробившимся меж плотными облаками закатным солнцем, и угрюмые коробки домов, и машины, и голые остовы деревьев кажутся красивыми. И она тоже кажется красивой.       Хотя, нет, она – не кажется; она – красива.       А у него – невыразительное лицо и черт знает сколько шрамов на душе.       Солнце вновь скрывается, а снег усиливается – и вот уже на расстоянии пары десятков метров ничего не видно из-за белой пелены. Она смешно морщит нос, поправляет огромный шарф и засовывает руки (какие же маленькие, почти детские ладошки!) в карманы светло-серого пальто. Он идет за ней, как тень, как верный пес на невидимом поводке, сам не понимая, что его ведет – призрачный запах духов, цитрусовый, напоминающий о каникулах, или забавные нарочито-грубые ботинки, оставляющие маленькие следы на свежем снегу. Шутки ради он начинает идти за ней след-в след, закрывая ее следы отпечатками своих больших, чуть косолапых ступней. Семенить (а у нее такие мелкие шажки) ужасно не удобно при его длине ног, но детская игра затягивает и заставляет уголки губ приподниматься сами собой.       Она заходит в неприметный практически пустой бар, скидывает пальто и шарф и остается в простых черных джинсах и сером объемном свитере. Подхватив небольшой кожаный рюкзачок, садится за барную стойку и уверенно заказывает «Зеленую Фею» – он усмехается про себя: «А не рано ли тебе коктейли, да еще и с абсентом и текилой, деточка?».       - Паспорт есть? – хмуро интересуется бармен, видимо, солидарный с его мыслями. Она устало вздыхает, копается в рюкзаке и извлекает на свет божий книжечку в яркой обложке:       - Ну вот же ж, уже же десять лет, как все можно… - ее голос – грудной и тихий – совсем не вяжется с образом феи из сказки, но все-таки невероятно ей подходит: раз услышишь, и ни с чем не спутаешь.       Бармен лучезарно улыбается (зубы белые и ровные, как из пресловутой рекламы зубной пасты) и тут же отвешивает дежурный комплимент:       - А выглядите совсем юной, прямо как школьница.       То, как этот парень с аккуратно выбритыми висками и модной бородой улыбается ей, почему-то заставляет его внутренности сжаться, брови непроизвольно сходятся на переносице, хоть умом он и понимает, что бармен просто делает свою работу (а вежливость, шутки и комплименты – часть оной).       - Вовремя заспиртовалась, - немного хмуро отвечает она.       - «Зеленую Фею», пожалуйста, - его низкий бас звучит хрипло с мороза.       Бармен быстро намешивает еще одну порцию ядовито-зеленого пойла – уж у него-то никто не спрашивает документов: взглянешь в лицо, и все становится ясно. И так было лет с пятнадцати.       - За что выпьем? – панибратски спрашивает он, чокаясь с ее бокалом, мирно стоящим на стойке.       - Вы – за что хотите, а я – за повышение, - она пожимает покатыми плечами.       - Тогда я – за знакомство. Алекс, - он протягивает большую широкую ладонь.       Она не отвечает, молча прикладываясь к коктейлю, проигнорировав трубочку – Алекс зеркалит ее жест и фыркает: он давно не пил ничего такого, и коктейль оставляет странный привкус на языке. Девушка достает из рюкзачка блокнот и принимается что-то рисовать – карандаш порхает по плотной бумаге, оставляя уверенные линии.       Штрихи и плавные контуры складываются в скетч, в котором парень узнает себя, по бокам – дома той улицы, по которой они шли, за спиной – раскрытые крылья не то дракона, не то летучей мыши. Она время от времени молча прикладывается к своему коктейлю, и когда бокал окончательно пустеет, тихо и уверенно просит бармена повторить.       - А дурно не будет? – уточнил Алекс, также дублируя заказ, - Кстати, здорово рисуешь.       - Будет, но сегодня можно, - она снова морщит нос и отсаживается в самый угол барной стойки, поближе к стене: бар наполняется посетителями, а за окном стремительно темнеет.       - Потому что повысили?       - Точно, - она добродушно салютует коктейлем.       Напиток постепенно исчезает, обнажая кубики льда, бармен время от времени поглядывает в их сторону, играет приглушенный блюз, рисунок наполняется деталями, и вот уже с листа бумаги на Алекса смотрит его двойник, стилизованный под таинственного Мефистофеля.       - Так с какой должностью можно тебя поздравить? – спросил Алекс, допивая вторую «Фею» и тут же требуя третью, хотя понимает, что это, вероятно, лишнее.       - Это – коммерческая тайна.       - А имя?       - А имя – не принципиально. Зовите, как хотите, раз уж решили идти за мной.       - Зеленая Фея – как тебе? – парень даже не удивляется, что его заметили.       - Да хоть бы и так, - она уже не смотрит на собеседника; последние штрихи, усиливающие тени, и рисунок закончен – непонятная каракуля внизу и дата завершают его окончательно.       Девушка складывает блокнот и карандаш в рюкзак, расплачивается с барменом, надевает пальто и шарф и, несильно покачиваясь, направляется на выход. Невидимый поводок натягивается, затягивая призрачную петлю строго ошейника тающим ароматом цитрусовых духов, и Алекс тянется вслед за ней. Бармен, принимая, чаевые, с усмешкой уточняет:       - Надеюсь, Вы не маньяк, потому что я запомнил Ваши приметы.       - Ничего, я хорошо пользуюсь париками, линзами и гримом, - усмехается он в ответ.       - Тогда больше не используйте этот образ, если что, - советует на прощанье бармен.       Парень выходит на улицу – фонари горят через один, а снег все падает и падает, наверстывая упущенное в начале января. Алекс быстро догоняет идущую по витиеватой кривой девушку и снова идет на расстоянии полутора десятков шагов за ее спиной, провожая ее до дома – старой добротной постройки, он стоит недалеко от уютного сквера.       А в понедельник Алекс узнает, что не прошел конкурс на руководителя службы информационной безопасности, поскольку утвердили внешнего кандидата, вернее кандидатку – Николь Стаффорд. Уже знакомые светло-розовые пряди гладко уложены, а не торчат в разные стороны в веселом хаосе, на носу с аккуратной горбинкой блестят очки в серебристой оправе, серый брючный костюм идеально подогнан по фигуре, по полу дробно стучат каблуки строгих лаковых «лодочек».       - Значит, все-таки Николь? – Алекс, как ведущий специалист отдела первым протягивает руку.       - Именно, - кивает она и теперь отвечает мягким, но уверенным пожатием.       Обидно признавать, что она как профессионал по праву выиграла конкурс на должность, но Николь показывает себя как эффективный руководитель, и команда работает как никогда слажено – даже наедине с собой Алекс с трудом сознается, что не обладает ее навыками профессиональной и социальной коммуникации. По пятницам она ходит в один и тот же бар – в образе школьницы, но бармен уже ее знает и не просит паспорт. Пьет одну-две порции «Зеленой Феи» и рисует скетчи: в ее блокноте Алекс представал уже в десятке разных образов – всегда неожиданно, но неизменно узнаваемо.       - Может быть нам…       - Может, нас и занесет однажды февральским ветром по одной дороге, - напевает она на манер старинной баллады и не отвечает на попытки продолжить разговор, углубляясь в рисунок какого-то мифического существа.       Если бы Алексу сказали, что эта девчонка и офисная бизнес-леди из его отдела – одно и то же лицо, он бы от души рассмеялся и покрутил пальцем у виска. Но эти два образа – как Инь и Янь – сливаются в один, дополняя друг друга и отражая дуальность мира. На Алекса тоже никто бы не подумал, что он занимается тайским боксом и, проводив (снова – удаленно) свою руководительницу домой, идет в зал, выкладываясь по полной. Свободные футболки и толстовки (а в офисе – пиджаки не самого удачного кроя) хорошо скрывают жилистые руки и широкую спину. Лицо у него угрюмое (виноваты широкие прямые брови и длинный несуразный нос – уверен он), но она однажды ему сказала, как бы между прочим:       - Умей отпускать то, чему пришла пора уйти. Если постоянно цепляться за прошлое, не сможешь прийти к будущему, - и немного исправляет одну формулу в написанном им алгоритме (он часто писал такие и никак не мог найти слабое место программы, повторяя старую ошибку из раза в раз).       - Откуда тебе знать? – ворчит он, раздраженный ее странной манерой давать неожиданные советы.       - Потому что я тоже сирота, - она легко улыбается и больше не заговаривает с ним в тот день.       Почему-то ему кажется, что она все знала с самого начала. И это на первый взгляд незаметное «тоже» вроде как открывает пока неясные, но все же перспективы.       Он часто работает в одиночку и берет на себя очень сложные проекты – она не лезет на его территорию, пока он не показывает ей доработанные программы. У него на рабочем месте играет тяжелый рок и царит вечный кавардак из разбросанных листов, ручек, дисков, флешек и огрызков карандашей. У нее на столе удивительный порядок, не характерный для творческого человека.       - Ты кого-нибудь оставлял? – однажды задает Николь ему вопрос.       - Да, - едва слышно отвечает он, обескураженный тем, что она начала разговор.       - Значит, ты знаешь ситуацию с обеих сторон.       - Это что-то значит? – он осторожен.       - Конечно. У тебя есть понимание, как делать не надо.       - Если бы… - бархатисто смеется он.       - Ты знаешь, просто еще не принял это знание, наверное.       - А должен?       - Если и должен, то только себе, - она возвращает ему тихий переливчатый смех.       Она чудесно звучит вместе с ним, она ему созвучна. Как альтовая скрипка и виолончель – Алекс не интересуется классической музыкой, но ему приходит на ум именно это сравнение. Оно кажется ему логичным и правильным.       Парень наблюдает за ней: когда она работает, когда она обедает в кафе напротив офиса, когда она пьет в баре или бегает в парке по утру – «Хоть завел полезную привычку» - усмехается себе Алекс, забывая о далеко неполезной привычке пить треклятую «Зеленую Фею», от которой порой на утро болит голова (она называет это «пятничный алкоголизм офисного планктона»). Но по субботам, не изменяя привычке, она выходит на пробежку, и он – вместе с ней; его чуть скошенные следы ложатся рядом с ее легкими отпечатками на снегу, складываясь в какой-то до безумия завершенный (совершенный) узор. Она знает, что он стал ее тенью, но реагирует на это как на что-то само собой разумеющееся – словно так и должно быть. Она не показывает недовольства, когда он на неделю пытается отвлечься и, игнорируя свой поводок, сдавивший горло до предела, не преследует ее. Она не удивляется, когда его тень снова появляется за ее спиной, обнимая ее собственную – тонкую и маленькую.       - Может быть, мы как-нибудь… - начинает Алекс третьей «Феи», набравшись смелости снова заговорить – до этого он только тихо смотрел, как она рисует.       - Тссс, - она прижимает палец к губам, - Я еще занята, - почти час они сидят, не проронив ни звука, пока она завершает очередную миниатюру.       - Здорово, - шепотом выдыхает он ей почти что в шею, склоняясь над рисунком дракона.       - Спасибо, - также шепотом отвечает она – два дыхания смешиваются на долю секунды.       - Ники, может, мы как-нибудь… - возвращается он к разговору.       - Я – Николь. Это плохая идея – уводить коммуникацию за рамки служебных обязанностей, знаешь?       С этим она по обыкновению собирается домой, а он – провожает ее, следует шлейфу ее аромата, но держится на почтительном расстоянии, дальше, чем обычно. Она неизменно добра и справедлива, но проявляет удивительную непреклонность, когда речь заходит о принципах – будь то рабочая программа или что-то, касающееся личных взглядов. Алекс принимает это как должное – они на удивление спокойно мирятся с особенностями друг друга. Словно две параллельные прямые, пролегающие на расстоянии нескольких миллиметров, но Алексу иногда кажется, что между их дорогами есть какой-то (очень маленький) угол – а значит, когда-нибудь они пересекутся, подталкиваемые в спины февральским ветром.       В понедельник она обнаруживает на столе заявление об увольнении, а вечером курьер приносит ей аккуратный букет светло-розовых кустовых роз, напоминающих оттенок ее волос, и приглашение на свидание в новый бар с припиской, что «Зеленую Фею» местный бармен мешает просто фантастическую.       Она неопределенно качает головой и улыбается – впервые открыто и совершенно по-детски, без капли жеманства или злого сарказма.       Может, однажды он тоже сможет так улыбнуться.