Actis testantibus

Из внутренней переписки Отправитель и адресат засекречены Документ c пометкой «ЛИЧНО В РУКИ» Примечание по делу №97877386 16 сентября Вы получили от меня папку с материалами по одному из нераскрытых дел. Все материалы являются подлинными, копии отдельных документов заверены. Часть материалов по делу имелась в нашем распоряжении с самого начала расследования, что касается страниц из личных записей одного из сотрудников, мы столкнулись с определёнными трудностями. Данные материалы были зафиксированы на телефон модели Sharp J-SH04 одним из наших доверенных лиц, по указанной причине отмечается их низкое качество. Трудностей с расшифровкой возникнуть не должно. В рассмотрении данного дела и сопутствующих обстоятельств, мы следовали соответствующим уставам и протоколам, а также Вашим прямым указаниям. Жду дальнейших инструкций. Приложение из папки «Дело №97877386» Короткое примечание К расследованию прилагаются дополнительные материалы: записи из личного дневника одного из сотрудников отдела, фотографии и внутренние документы. Объект 04-64 — мужчина, 36 лет, японец, доктор, жив. Начальнику отдела Сёкан Докладная записка Источник 2950-А сообщает об инциденте, вызвавшем глубокую озабоченность у патрульных сектора Z8D36. Никаких зацепок по делу не обнаружено. Объект 04-64 имеет непосредственное отношение к происшествию, что говорит о серьёзности сложившейся ситуации. Прошу провести оперативное расследование на месте. 22 августа 2000 г. /Тацуми Сейичиро/ Резолюция шефа: Разрешаю начать оперативное расследование. О ходе расследования сообщать своевременно. Начальнику отдела Сёкан Докладная записка Лица, ответственные за проведение данного расследования, введены в курс дела; с вышеозначенными проведён обязательный инструктаж. 23 августа 2000 г. /Тацуми Сейичиро/ Секретарю начальника отдела Сёкан Из заявления о выдаче наличных денежных средств под отчет [...] прошу выделить наличные денежные средства в оговоренном ранее размере для расходов на оплату проживания и питания сотрудников на период ведения расследования. 24 августа 2000 г. /Цузуки Асато/ Резолюция: Наличные денежные средства выделить в оговоренном размере. Извещаю сотрудников о том, что все статьи расходов должны быть документально подтверждены в виде чеков, квитанций и расходных ордеров. Начальнику отдела Сёкан Докладная записка Уведомляю, что сотрудники отдела Сёкан, Цузуки Асато и Куросаки Хисока, приступили к расследованию. Также для дополнительного наблюдения и выполнения побочных задач внедрено двое лиц, чьи имена не подлежат огласке. Операция начата. 24 августа 2000 г. /Тацуми Сейичиро/ Начальнику отдела Сёкан 25.08.00 Отчёт №1 Материалы дела изучены: принято решение считать объект 04-64 причастным к случившемуся. На данный момент он не вызывает подозрений. Запрашиваю подтверждение на продолжение операции. Резолюция от шефа: Операцию продолжать. Любые материалы по делу — мне на стол. О ходе расследования сообщать своевременно. Отчёт ежедневный на внутренний почтовый ящик. Запись из дневника одного из сотрудников 26 августа 2000 года [отпечатанная фотография плохого качества, некоторые слова трудно разобрать] Честно говоря, я всегда писал только для того, чтобы упорядочить мысли. Когда пишешь себе и о себе — это иногда помогает, но только не в этот раз, потому что всё слишком сложно. Слишком [неразборчиво]. Меньше всего мне хотелось участвовать в этом расследовании, и Хисока мои чувства полностью разделял, однако спорить с Тацуми было бесполезно. Это было как гром среди ясного неба. Он вернулся. Неизвестно откуда, [неразборчиво] как... В этом тоже следует разобраться, но всё это вторично по сравнению со свершившимся фактом его возвращения. Я [неразборчиво] давно сомневаюсь, что он человек, и сейчас только укрепился в собственных сомнениях. И очередной раз серьёзно задумался о том, что за могущественные силы поддерживают [неразборчиво]. Кажется, его действительно невозможно уничтожить. Судя по тому, что нам рассказали, он не имел ни малейшего намерения что-то предпринимать, да и вообще вёл себя как самый [неразборчиво] человек, не имеющий никакого представления ни о существовании потусторонних сил, ни обо всём, что творил. По крайней мере, так нам сказали. По какой причине он потерял часть своих воспоминаний, никто не понимает, а также остаётся загадкой, почему он [неразборчиво]. По этому поводу я сразу высказал свою точку зрения, впрочем, не я один — все прекрасно понимают, что такое Мураки и на что он был способен прежде. Почему что-то должно измениться теперь? Мне было очень сложно сдержаться, когда я снова увидел его, живого. Кажется, он даже не догадывался о нашем присутствии. Или только делал вид. А у меня ноги дрожали очень по-глупому. Я вообще себя чувствовал последним идиотом и всё задавался вопросом — какого чёрта мы пялимся на него, почему бы сразу не схватить и не отправить куда следует, пока он не натворил дел? [неразборчиво] сразу было отвергнуто с оговоркой, что нужно перед этим разузнать, что вообще случилось. Меня до сих пор терзают мысли, от которых всё в голове путается. Подумать только — столько времени пытался прийти в себя после того случая в Киото, и всё на круги своя вернулось... Я становлюсь дёрганным, плохо сплю, и в голову лезет всякая ерунда. Даже сейчас у меня руки дрожат. Такими темпами я себя угроблю раньше, чем до меня доберётся Мураки или ещё кто из нежити. Впрочем, поздно уже. Я, наверное, потом допишу всё: завтра вставать рано, как бы снова не пришлось выслушивать от Тацуми за опоздание. ИНТЕРЛЮДИЯ Мураки нажал на кнопку «сброс», закончив очередной разговор со своим новым лечащим врачом. Он знал, что раньше ему редко приходилось обращаться за помощью к своим коллегам, тем более, за помощью психологической. Но после того, что произошло, иного выхода он не видел. Мураки понимал, что ему необходима полная диагностика, чтобы всё проверить и удостовериться, что он не сходит с ума. Кофе, которым он скрашивал ежевечернее изучение результатов анализов и своей новой медицинской карты, успел остыть, и теперь казался совершенно безвкусным. Мураки поморщился и отставил чашку в сторону. В последнее время ему многое казалось безвкусным, тусклым и далёким. Иногда — нереальным. Он уже прошёл самые разные проверки у специалистов, однако все утверждали, что это всё временно, что это не более чем последствия травмы. Мураки и сам чувствовал себя совершенно здоровым, если исключить необычные сновидения в редкие часы сна, а время от времени — даже видения среди бела дня. Он готов был смириться с тем, что у него что-то не в порядке с психическим здоровьем, но и здесь ответ врачей был однозначен — всё пройдёт со временем. Но Мураки, человека, который стремился к определённости и даже предельной точности во всём, такое положение дел совершенно не устраивало. Мураки снял очки, устало закрыл глаза и потёр переносицу. Вот уже который день он чувствовал себя невероятно вымотанным. Разумеется, он никому не рассказывал о своей бессоннице, поскольку сначала ему казалось, что причина кроется в усталости и нужно «просто дать организму время восстановиться», но теперь в его душу начало закрадываться некое сомнение — а вдруг дело не только в этом? Не так давно он обнаружил ещё один не напугавший, но весьма озадачивший «симптом» (как он мысленно не без иронии это для себя обозначил). Всё случилось несколько дней назад в одном из небольших семейных ресторанчиков, которые иной раз обходишь стороной: в помещении почти не было людей, это и стало решающим фактором. Мураки сидел за дальним столиком, нависая над чашкой кофе и погружаясь всё глубже в собственные мысли. Он отстранённо наблюдал за немногочисленными посетителями, когда его взгляд остановился на одной женщине. В ней не было ничего необычного: прямые тёмные волосы, бледное лицо, вызывающая красная помада… Её бледные худые коленки выглядывали из-под короткой юбки. Она источала резкий, тошнотворно-сладкий аромат, который, кажется, распространялся на весь зал. «Безвкусица», — с пренебрежением, похожим больше на отвращение, подумал Мураки, морщась над чашкой кофе. Она походила на пустую глупую куклу, лишённую души, дешёвку. Он понимал, что разглядывает её уже на грани приличия и что она заметила это и теперь улыбается ему своим широким ртом, своими тонкими красным губами. Было бы совсем неплохо перерезать ей горло. Для этого можно использовать любую острую бритву — лишь бы порез был тонким, аккуратным, но глубоким. Какое это было бы наслаждение — смотреть, как кровь толчками будет выливаться из раны; как на лице, не выражающем ничего, мелькнёт запоздалый страх смерти; как её отвратительная красная помада смешается с кровавой пеной на губах; как терпкий металлический запах перекроет отвратительный запах её духов. Потом он мог бы раскрыть ей грудную клетку, заглянуть внутрь этой пустышки, лишённой всякого смысла существования. Можно было и вовсе обойтись без крови: просто вцепиться в её горло голыми руками и душить, душить, душить, пока не затихнут её судорожные хрипы, пока она не перестанет стучать в агонии ногами, пока из её глотки не вывалится посиневший язык, смазывая эту чёртову отвратительную помаду. Мураки не испугался своих желаний, подобного рода мысли могут возникнуть у кого угодно в определённые моменты. В тот день он был после очередной бессонной ночи, а она — совершенно отвратительна. Однако это повторялось с завидной регулярностью, в том числе с людьми, которые его не раздражали так сильно, как эта особа, одним свои существованием и присутствием. Например, вот милая девушка идёт прямо перед ним, когда он возвращается домой в сгущающихся сумерках. Она беззаботно беседует с кем-то по телефону, совершенно не обращая внимания на то, что за ней кто-то идёт. Мураки же смотрит на неё и представляет, как прохладные пальцы скользнут по её тонкой хрупкой шее и резко свернут её так, что хруст позвонков эхом разнесётся по пустеющим улицам, сладкой музыкой разливаясь в его наполненной сомнениями душе. На следующем повороте они разминулись — Мураки свернул в другую сторону, решив изменить привычный маршрут. Он знал, что не сделает этого, но всё-таки решил не искушать судьбу. Но убежать от собственных мыслей было куда более сложной задачей. Дома, вспоминая об этом и других схожих эпизодах и погруженный в самоанализ, Мураки всё вертел в руках сигарету, которую так и не закурил. Может быть, причиной всему усталость, но он прекрасно понимал, что есть в его душе, в самой его сути нечто, что заставляет раз за разом наталкиваться на подобные образы и мысли в собственном сознании. В дверь настойчиво позвонили. — Глупости это, — вслух резюмировал Мураки, спешно прикуривая и поднимаясь. Это пришла Укё: пару часов назад она звонила предупредить, что заедет, а Мураки успел об этом благополучно забыть, что тоже не было похоже на него. Человека, внимательного к деталям и не страдающего рассеянностью. * * * Укё всегда отчётливо ощущала приближение осени, грозы и перемен. Сейчас она слышала осень в шелесте листвы, пении птиц и завываниях ветра, которые последние несколько дней уходящего лета казались особенно пронзительными. Это преследовало её, подобно тем тревожным чувствам, которые поселились в её душе с недавнего времени, и перекликалось с ними, пробирая до самого нутра. Хотя на улице стоял тёплый августовский вечер, выбравшись из машины, Укё наглухо застегнула лёгкую куртку и подула на замерзающие ладони — они всё ещё казались детскими, пусть она была уже взрослой женщиной. Путь до дома Мураки занимал всего пару минут, но и за это время она успела продрогнуть. Это был скорее некий внутренний холод, от которого не было никакого спасения. Едва увидев Мураки, Укё едва не вздрогнула, ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что тот не спал уже несколько дней. Конечно, они не так часто виделись, но Укё уже и забыла, когда в последний раз видела его таким уставшим. Сердце её сжалось, и улыбка, которая должна была получиться приветливой, превратилась в сочувствующую. За весь их разговор, она никак не могла отделаться от мысли, что от неё что-то скрывают. Конечно, она не раз так думала и раньше, но после исчезновения и невероятного возвращения Мураки всё только обострилось. В этот вечер она много хмурилась — едва заметно, словно просто о чём-то вспоминала, отвечала рассеяно, отвлекалась и не особенно помнила, о чём именно они говорили. Её не оставляло тревожное чувство надвигающейся катастрофы. Возможно, это всё было не обосновано и являлось лишь домыслами, вызванными её беспокойством и затаённым страхом, но поделать с этим она ничего не могла. Мураки был сам не свой, но это далеко не всё, что она ощутила. С недавних пор Укё начало казаться, что за ней наблюдают: из тени деревьев и из дальних углов комнат, из переулков и через пустые окна. Кто-то пристально наблюдает за ней. Этот внимательный, изучающий взгляд следит за каждым движением, за каждым словом и вздохом. Она могла поклясться, что пару раз ей даже удавалось заметить что-то боковым зрением, но когда смотрела в упор, то ничего не видела. Выйдя из дома Мураки в ощутимо сгустившиеся сумерки, Укё снова задрожала. Борясь с подступающей панической атакой, она поправила лёгкую ситцевую юбку, скрывавшую её колени. Осторожно оглянувшись по сторонам, она вернулась к машине. Оказавшись внутри, Укё уткнулась лицом в колени, чувствуя, что дрожит всем телом, потому что, кажется, до сих пор ощущала на себе чей-то колкий, обжигающий взгляд. Это Ория и Мураки могли считать её маленькой глупой девочкой, она давно подозревала что-то неладное. Но она всегда держала свои догадки при себе, улыбалась и смеялась, и плакала только по ночам, до крови закусывая костяшки пальцев, чтобы не было слышно её сдавленных всхлипов, чтобы было потом не так стыдно. Ей было страшно. Начальнику отдела Сёкан Служебная записка Сакурайджи Укё проявляет особую чувствительность в восприятии духовного мира, однако вышеозначенная никогда не подвергалась пристальному наблюдению в связи с тем, что не представляла для нас особого интереса. Учитывая обстоятельства расследования и всю серьёзность ситуации, согласно протоколу №3751-С, прошу разрешения в установлении за ней наблюдения на период проведения расследования. 27 августа 2000 года /Тацуми Сейичиро/ Резолюция от шефа: Разрешаю установить наблюдение. О результатах докладывать своевременно. Начальнику отдела Сёкан 28.08.00 Отчёт №4 На данный момент мы заняты наблюдением за объектом 04-64. Лица, имеющие те или иные связи с объектом, также взяты под наблюдение. Выходящего за рамки соответствующих протоколов по сей день не обнаружено, за исключением поведения Сакурайджи Укё. Нас известили, что за вышеозначенной было установлено дополнительное наблюдение. Опрос Мибу Ории не дал никаких результатов в том, что касается расследуемого нами инцидента, но выявил факты, которые вызвали наше беспокойство. Продолжаем работу. Резолюция от шефа: Отчёт прислать мне. Впредь прошу употреблять более чёткие формулировки! Начальнику отдела Сёкан Служебная записка Направляем запрос на получение информации о паранормальной активности с 1998 по 2000 годы (статистические данные, свидетельства очевидцев, а так же любые происшествия, проходящие по протоколу №1457-В) по адресу: префектура Киото, город Киото [----- ----- ----]. Резолюция от шефа: По данному вопросу будет начато дополнительное расследование. К операции подключены ответственные за данный сектор сотрудники. Занимайтесь основным расследованием. По результатам отчитываться своевременно. ИНТЕРЛЮДИЯ «В самом-то деле, это почти смешно», — подумал Ория, оценив, как выглядит ситуация со стороны. В последнее время всё шло кувырком. Нет, прежде его жизнь тоже нельзя было назвать спокойной, но в ней уж точно не было такого скопления нелепых, странных и необъяснимых событий, которые обязательно происходили, если на горизонте появлялся Мураки. Пожалуй, тот ещё парадокс: человек, похожий скорее на глыбу льда, практически лишённый и эмоций, и чувств, и привязанностей, он всегда приносил за собой тайфун, и весь привычный мир крошился на части, шквальный ветер выворачивал с корнем привычные устои. Хоть стену возводи — всё равно перевернет всё с ног на голову. Человек-катастрофа. Сам Мураки при этом мог держаться совершенно спокойно, словно его не беспокоил весь этот хаос, и наблюдать за происходящим с едва заметной ироничной усмешкой, затаившейся в уголках его тонких губ. Всегда вёл себя так, словно был уверен, что его самого точно не зацепит. И сукин сын почти всегда оказывался прав. «Кто же прав в этот раз?», — Ория думал об этом, разглядывая двух шинигами, сидящих напротив. Оба явно были напряжены и обеспокоены, но каждый по-своему. Ория же был спокоен и сосредоточен, он курил, неторопливо и глубоко затягиваясь, и так же неспешно выпуская дым. Курение в разговоре дает множество преимуществ: можно подолгу молчать, изображать глубокую задумчивость, можно даже покинуть комнату под удобным предлогом, если наскучил разговор. В любой непонятной ситуации — курите. Но что делать с этими шинигами Ория уже не знал. Он был не то, чтобы удивлён их визиту (после возвращения Мураки его сложно уже чем-то удивить), но и не сказать, что сильно рад. Проблем и без того было по горло, и он уже по меньшей мере полчаса пытался втолковать этим двоим, что не имеет никакого отношения к тому, что случилось. Хотя не он один в этой комнате пристально изучал шинигами. Кошка, лежавшая у его ног, следила за каждым движением незваных гостей. Ория чувствовал, что она относится к пришедшим очень подозрительно — чуяла, что это не люди. Привыкшая только к местной разновидности потусторонней дряни, она сразу же вздыбила чёрную шерсть и зашипела. Пришлось успокаивать — ещё минут пять вежливого молчания. Ория всё ждал, когда же шинигами надоест эта игра, но те были настроены решительно. — Ведь по какой-то причине он появился именно здесь, — снова начал говорить старший, Цузуки, и вся его речь звучала, как оправдание. Орию это позабавило. Возможно, при иных обстоятельствах он бы почувствовал нечто похожее на жалость, но уж слишком он устал за последнее время ото всех неожиданностей. Цузуки тем временем продолжил: — Может быть, перед этим случилось что-то странное? — Странное, хм, — Ория нарочито задумчиво почесал выбритый до синевы подбородок, — что можно считать за странность… Ваше появление здесь, господа, вполне можно причислить к этому, не так ли? — Мы имели ввиду, — вступил разговор Хисока, — что-то… помимо этого. Перед тем, как появился Мураки, например. Ория не мог не отметить, что каждый раз, как Хисока произносит имя его старого друга, он словно выплёвывает его, опасаясь отравиться. Пожалуй, он был не так далёк от истины. — Не исключено, — Ория снова пожал плечами. — Я скажу вам то, что говорил прежде: это место по-своему исключительно, а вы, полагаю, должны были это заметить. И обычно всё, что происходит в этом доме остаётся между мной и... этим домом, — Ория неожиданно искренне улыбнулся, словно только что отлично пошутил, хотя на самом деле это было чистой правдой. И всё, чего он сейчас желал, чтобы эти двое убрались отсюда как можно скорее. Ория вовсе не был обязан им помогать. — Тогда объясните, что вы имеете ввиду, — настаивал Хисока. Ория снова сделал вид, что задумался. Разговор шёл по кругу. — В любом случае вашим законам в целом и Энме в частности мой дом не подчиняется. В нём обитают свои, особые силы, суть которых даже я не могу понять до конца, хотя прожил здесь чёртову прорву лет. «Если быть честным, то у меня и выбора-то не было», — подумал Ория, невесело улыбнувшись, но вслух ничего говорить не стал. — Но, — продолжил он, — я не думаю, что именно это место вернуло Мураки в мир живых спустя два года. Полагаю, к этому причастна иная, высшая воля. И я не имею ни малейшего понятия, кто мог лишить его всех духовных сил и значительной части воспоминаний. Разумеется, Ория по-своему переживал за Мураки — чёртов мудак всё время ввязывался в такие истории, из которых живыми не выходят, но у него это каким-то образом всегда получалось. В этот раз, конечно, случай был несколько иной... Мураки был лишён возможностей что-либо противопоставить потусторонним силам, и Ория — уже по привычке — за него волновался, но так же отчётливо понимал, что вряд ли сможет что-либо изменить. Через несколько минут оба шинигами, как по команде, встали со своих мест. — Уже уходите? — в голосе Ории не было ни капли сожаления. Просто формальная вежливость —не более того, он даже не двинулся с места, только голову приподнял, выдыхая едкий табачный дым в лица обоим. Всё же неприятно, когда на тебя смотрят сверху вниз. — Мы ещё вернёмся, — сообщил Хисока. Начальнику отдела Сёкан 01.09.00 Отчёт №7 Во время контакта с объектом 04-64 нами было обнаружено, что тот способен видеть сотрудников отдела в их нематериальной форме. Нельзя исключать, что данный факт является прямым свидетельством того, что объект 04-64 не лишился всех своих способностей, либо они не являются приобретёнными. Резолюция от шефа: Принято. Контакт с объектом не был санкционирован, вы могли сорвать всю операцию! Жду ваши отчеты с подробным описанием случившегося. Запись из дневника одного из сотрудников 1 сентября 2000 года [отпечатанная фотография плохого качества, некоторые слова трудно разобрать] […] вернулся Мураки. Мне кажется, что расследование длиться уже почти год, хотя календарь со мной не согласен. Сколько уже можно этим заниматься? Других проблем во всем Токио нет?! Мне кажется, что всё это совершенно безнадёжно. Ничего не происходит, мы движемся по какому-то замкнутому кругу: бессмысленная бумажная волокита, тайная слежка за людьми, которые вряд ли имеют к этому отношение, и никаких, совершенно никаких результатов. Мне кажется, что я попал в какой-то дурной сон где-то за границами привычной реальности и теперь слоняюсь по лабиринту собственных заблуждений. Меня раздирают противоречия и [неразборчиво], от которых я почти отвык. И меня не оставляет ощущение, что Мураки просто прикидывается, ждёт удобного момента, чтобы сделать, как всегда, что-то непредсказуемое, от чего кровь застынет в жилах. Больше всего я боюсь именно этого. Но у этих чувств хотя бы есть причина, чего не скажешь об остальном. О! Но что случилось сегодня днём... Как же страшно об этом шефу рассказывать. Но даже это меркнет по сравнению с тем, что мне довелось пережить. Это сейчас я более или менее внятно изъясняться могу и мыслить, а тогда вообще не соображал ничего. Мы с Хисокой дежурили возле больницы Мураки — обычное занятие для нас в последнее время. И бессмысленное. Но в тот момент Хисока отлучился ненадолго, чтобы получить для нас двоих какие-то там инструкции от начальства или ещё какую-то фигню... не это главное, короче. […] у меня зазвонил телефон — звонил как раз напарник, чтобы что-то там уточнить. Я отошёл в сторону, чтобы поговорить – мало ли, кто мог это услышать, я тогда ещё в материальной форме был. Но поговорить нам так и не дали. Связь была хуже некуда, какие-то помехи, перебои, чтоб их, из-за чего я отвлёкся и, поскольку находился рядом с парковкой, не заметил отъезжающего автомобиля... Вот случилось слишком быстро, как мне показалось, прямо в одно мгновение, но мне в тот момент казалось, что время растянулось до бесконечности. Это я очень хорошо помню, и хорошо помню, что думал в тот момент о какой-то ерунде: о том, что телефон у меня, наверное, разбился (на самом деле, он уцелел, но тогда я испугался не за себя — что мне станется — а что придётся покупать новый), о том, что я так и не понял, что хотел мне сообщить Хисока и что [неразборчиво]. Я рухнул на землю, ощутимо приложившись об асфальт. Из меня едва дух не вышибло! И мысли разные. В общем, всё голове перепуталось к чёртовой матери. Но после этого удары судьбы (несколько в буквальном смысле) не закончились. Потому что из машины вышел водитель. Вот честно, если бы у меня под ногами асфальт разошёлся, я бы меньше охренел. Это был Мураки. Вот так просто стоит и смотрит на меня, а я — на него, только я-то во все глаза пялился, аж дыхание перехватило. И сказать ничего не могу. Вообще не понимаю, что происходит. Лучше бы я ударился головой, и у меня бы галлюцинации начались, но это был Мураки. Настоящий. Рядом. Он у меня, конечно, начал спрашивать что-то вроде того, в порядке ли я, извинялся за что-то, даже руку протянул, чтобы мне встать помочь, а я, наверное, как идиот последний был — сижу и смотрю на него, ничего не соображая. Я не думал тогда, притворяется он или нет... Но, пожалуй, что не притворялся. Во всяком случае, мне так показалось. Не помню точно, что я ему плёл... Что-то про то, что всё в порядке со мной, и что живучий я, отшутиться пытался, наверное. Но в чём Мураки не изменился, так это в привычке настаивать на своём. Сказал, что это опасно и что это сейчас мне нормально, а потом будет не нормально совсем, в общем, разумное медицинское обоснование какое-то, я не слушал его особенно. Делал всё на автомате: и поднялся, и за ним пошёл, и в больнице оказался... Там, как и ожидалось, сказали, что со мной всё в порядке. Ещё бы!.. к тому моменту всё, что могло быть повреждено, уже восстановилось. Мы вышли из больницы, дошли до его машины, и тут (я совсем не ожидал) он сунул мне в руки свою визитку и сказал, что если вдруг буду чувствовать себя не очень, ему позвонить, а лучше в больницу сразу. Ага. Уже бегу. Но вслух я этого не сказал. А вот следующий момент я запомнил хорошо, вплоть до фраз, потому что вот это было уже по-настоящему СТРАННО. Перед тем, как сесть в машину и попрощаться, Мураки сказал, спокойно так: — Не буду больше задерживать, а то Ваш друг, кажется, заждался. Я не сразу сообразил, о чём он. Только потом, когда он уже уехал, я понял, что неподалёку стоит Хисока, который вернулся из-за того, что ему показалось, что у меня тут что-то случилось. Хисока был зол на меня, это понятно. Но я испугался другого — Хисока был в своей невидимой форме, то есть, обычный человек его увидеть НУ НИКАК не мог. Невозможно это. Напарник, наверное, хотел очень многое мне сказать о том, что я болван и всё такое... Но я заговорил раньше — МУРАКИ ТЕБЯ УВИДЕЛ! УВИДЕЛ! Тогда Хисока тоже удивился так, что и забыл о том, что сказать-то хотел... Ерунда какая-то получается. И ладно бы просто этот случай... Он, конечно, нелепый. Но больше всего я испугался того, что подумал о том, что Мураки, который вот так себя ведёт, как вполне нормальный человек, не пытается что-то странное сделать или выкинуть какую-нибудь мерзость, кажется человеком приятным. Я с этой стороны его не знал никогда. И не думал, что вообще узнаю когда-нибудь... А тут раз — и вот он! Конечно, если он не прикидывается и не водит нас за нос. Иногда мне проще думать именно так (хотя я уже говорил, что это всё взаправду), потому что проще сохранять жалкие остатки спокойствия и самообладания. Начальнику отдела Сёкан Докладная записка с предложением дисциплинарного взыскания За сотрудником отдела Сёкан, ответственного за сектор Кюсю, Цузуки Асато, обнаружено грубое нарушение правил безопасности во время наблюдения за объектом 04-64. Рекомендую назначить дисциплинарное взыскание в виде выговора и меру материального воздействия. /Тацуми Сейичиро/ Резолюция от шефа: Выговор сделан с последующим лишением премиальной выплаты. Вот балбес, ни на минуту нельзя оставить. ИНТЕРЛЮДИЯ Мир, который в последнее время казался блёклым и потускневшим, приобрёл невероятную чёткость, яркость и полноту. Он ощущал себя человеком, который долгое время дышал через кислородную маску и, наконец, вдохнул сам полной грудью, от чего у него едва не закружилась голова. Мураки не очень понимал, спит он или нет. В воздухе отчётливо ощущался запах осени, чувствовалось её присутствие. Она сама дышала полной грудью, в такт с его собственным чуть сбивчивым дыханием, распространяя по улицам, освещаемым тусклым светом фонарей, отчётливый запах опавших листьев. В небе скалилась луна, казавшаяся неестественно большой, и её мутный, призрачный свет, казалось, проникал в самые потаённые, самые тёмные уголки его души. Мураки не помнил, с чего начался этот сон, и не очень понимал, что делает, но чувствовал, что его словно ведёт чужая, злая воля. Он опустил руку в карман, в котором оказался аккуратно завёрнутый в плотную материю нож. Он откинул ткань и рассмотрел лезвие, зловеще сверкнувшее в свете луны. Нож был отлично заточен, но Мураки это уже не удивляло — подобные сны снились ему нередко. После них во рту надолго оставался металлический привкус, и приходилось долгое время стоять над раковиной, отмывая с рук воображаемую кровь. Ему продолжали говорить, что всё в порядке. Ему раз за разом твердили, что это просто последствия травмы. Но Мураки в это не верил. Он вообще никому никогда не верил. Самое страшное — он никогда не жалел тех, кого убивал. В своих собственных снах, разумеется, но всё же... Всё же... Сам того не осознавая, Мураки мерил темноту улиц шагами, следуя за какой-то женщиной. Маршрут был знакомый, ресторан Ории находился где-то неподалёку, но в тот момент Мураки это нисколько не беспокоило. Он чувствовал себя охотником, идущим по следу своей предполагаемой жертвы, и это ощущение наполняло его душу пугающим, тёмным ликованием. Она попалась в одном из тёмных переулков. Не успела даже ничего выкрикнуть — Мураки, повинуясь внутреннему импульсу, зажал ей рот ладонью и несколько секунд смотрел на животный, искренний ужас, который появился в глазах девушки. Ей не было и двадцати. В таких случаях люди говорят нечто вроде: «Что угодно, только не убивайте!», но это было бессмысленной просьбой теперь, потому что Мураки совершенно точно знал, что собирался сделать. Знал, чего хотел. Знал, что должен был сделать, словно его направляла некая страшная, неконтролируемая сила, высший разум — нечто неосязаемое, нечто, что указывало ему путь в непроглядной тьме. И он с каким-то отстранённым равнодушием понимал, что выводят его отнюдь не к свету. Это было странного для него, человека, который всегда считал, что он следует только собственным целям и интересам, не считаясь ни с кем. Первый удар вызвал у девушки судорожный, болезненный выдох. Её горячее, прерывистое от боли дыхание обожгло ладонь Мураки. Она продолжала смотреть на него всё теми же непонимающими, полными страха глазами, хотя к её взгляду теперь примешалась изрядная толика боли. Мураки почувствовал, как по его руке, которой он всё ещё зажимал девушке рот, потекла кровь, напоминающая кофейную гущу. Судя по виду крови и характеру кровотечения, у девушки был распорот желудок и повреждена брюшная часть аорты. Мысль мелькнула и погасла на самом краю сознания. В самом деле, какая разница? Следующий режущий удар был нанесён с ещё большей силой, чуть правее и наверняка распорол полую вену. Тёмная, тёплая кровь брызнула в разные стороны, заливая их обоих, она струилась по розовому кимоно девушки, пропитывая ткань, перечерчивая изображённых на ней летящих птиц. От каждого следующего удара одежда рвалась с тихим треском, девушка судорожно вздрагивала каждый раз, когда отлично заточенное лезвие входило в податливую плоть. И Мураки в те минуты испытывал наслаждение куда большее, чем от чего-либо за последнее время. Он чувствовал себя живым. В руках его пульсировала непонятная ему сила, невиданная мощь. Уходящая из девушки жизнь словно питала его самого. Луна на небосклоне уже не скалилась, а хохотала над ним, и стала не светлой, а будто бы алой, словно её напитала кровь этого юного тела. Слишком долго она ждала этой жертвы. Движения сопровождались глухими, сдавленными выдохами, похожими на стоны, глухо потрескивала ткань одежды. Нож входил в плоть так плавно, рассекая мягкие ткани, вонзаясь во внутренности — удивительно легко для обычного ножа. Мураки не думал об этом, полностью увлечённый этим завораживающим процессом. Дыхание девушки прервалось около минуты назад, но он не мог остановиться. Лёгкие, поджелудочная железа, печень, кишечник... большая часть внутренних органов за короткое время превратилась в кровавое месиво. Грудная клетка и живот девушки были полностью распороты, когда она окончательно обмякла в руках своего убийцы, прижимаясь своим ещё тёплым телом к нему — это был почти доверительный жест. Горячая кровь стекала по его рукам. Они оба были перепачканы ею с ног до головы, кровь собиралась в лужицы на потрескавшемся асфальте, и в этих красных зеркалах отражалась луна. Мураки осторожно опустил девушку и почти с нежностью провёл пальцами по её бледному лицу, на котором контрастно выделялись капли крови. Он очертил острые скулы, коснулся надбровных дуг и чуть приоткрытых губ, перемазанных тёмной кровью. В остекленевших глазах девушки, подёрнутых дымкой смерти, отражался зловещий свет луны. Это было безумно красиво. Он опустил взгляд вниз — туда, где белели кости, торчавшие из изрезанной грудной клетки. Куски плоти — всё, что осталось от её небольших, красиво очерченных грудей — ещё кровоточили. Видневшиеся в распоротой брюшной полости внутренности источали неприятный запах — все люди внутри выглядели и пахли одинаково, в этом-то Мураки давно убедился. И как бы не была обманчиво прекрасна оболочка этой девушки, в ней не было ничего особенного. Зато теперь о ней, скорее всего, скажут в новостях и напишут в газетах. Расскажут всему городу об очередном жестоком убийстве и маньяке, который терроризирует окрестности. Мураки едва не расхохотался — горько и как-то болезненно, с надрывом. Потому что на смену горячечности и возбуждению, которые захлестнули его в момент убийства, пришла знакомая опустошённость. На короткий миг он ощутил себя не убийцей, а всего лишь орудием убийства, зажатым в чьей-то властной руке, словно в тисках. Это было до отвращения неприятное чувство, но и оно быстро прошло. Мураки осторожно срезал окровавленным лезвием прядь иссиня-чёрных волос с головы своей жертвы и положил в заранее заготовленный пакетик. После этого он шумно втянул ночной воздух, который теперь был пропитан запахом чужой смерти, и резко обернулся, потому что почувствовал сильный удар и привкус крови, его собственной крови, который смешался со вкусом крови девушки. Перед глазами всё поплыло, и последнее, что он увидел перед тем, как открыть глаза уже в реальности, было лицо того самого человека, которого недавно случайно сбил на парковке. Его невероятные, печальные фиолетовые глаза смотрели на Мураки, но словно и сквозь него, на лице отсутствовало какое бы то ни было выражение. И это было страшнее всего. Кончики пальцев Мураки похолодели: «Это смерть», — подумал он. Пугающее равнодушие. Он шумно выдохнул и резко сел на кровати, заходясь в приступе кашля и задыхаясь. Жуткий сон, привычный кошмар, но он никак не мог прийти в себя и осознать, где находится. Запахи, чувства, образы, мысли были настолько реальны, что он никак не мог избавиться от этих ощущений: липкая кровь под пальцами и на рукояти ножа, этот тяжелый запах, забивающий нос, рот — всю глотку, и этот взгляд перед пробуждением… Теперь все его мысли были заняты одним — это было по-настоящему. Было? Слегка пошатываясь, Мураки поднялся с кровати. На часах было почти пять утра, через пару часов должен прозвенеть будильник, но после увиденного вряд ли можно заснуть. Спустившись вниз, Мураки включил компьютер и уже через несколько минут вбил в поиске первую фразу запроса: «Убийства в Киото». Он действовал по наитию, потому что должен был убедиться в том, что приснившееся не более чем шутки его подсознания. Он не рассчитывал, что наткнётся на что-нибудь интересное, однако поиск дал удивительные результаты, просмотрев которые Мураки убедился, что о работе сегодня не может быть и речи: ему необходимо увидеться с Орией. Начальнику отдела Сёкан Докладная записка Объект 04-64 проявляет признаки беспокойства. Нами изучена информация на его ПК, в том числе поисковые запросы и журнал браузера, обнаружены упоминания о событиях, имеющих отношение к незакрытому делу №8998757 от 1998 года. Объект 04-64 отправился в Киото. /Цузуки Асато/ Резолюция от шефа: Все найденные на ПК материалы должны быть отправлены в отдел. Немедленно отправляйтесь за объектом 04-64. Жду подробного отчёта о случившемся. Начальнику отдела Сёкан 03.09.00 Отчёт №10 Прибыли на место. Наблюдение за объектом 04-64 дало результаты, которые нас озадачили: во-первых, объект 04-64 настойчиво требовал от Мибу Ории архивы местных газет за осень 1998 года, из чего можно заключить, что случившееся имеет отношение к делу №8998757; во-вторых, есть основания полагать, что к объекту 04-64 частично вернулись утраченные им воспоминания; в-третьих, на место прибыла Сакурайджи Укё, которая уверяла, что ей были подкинуты архивные данные по объекту 04-64. К данному архиву прилагалась записка от неизвестного, текст которой мы вышлем отдельно. Данный инцидент также вызывает крайнюю обеспокоенность, обращаемся к вам с настоятельной просьбой узнать, кто и с какой целью это сделал. Нельзя исключать, что инцидент был организован неизвестным диверсантом с двумя целями: помешать ведению расследования, а так же в качестве провокации для объекта 04-64. Резолюция от шефа: С архивными данными и тем, кто это сделал, разберётся оперативная группа. Ваша главная задача — наблюдение и отчёт о действиях объекта 04-64. Продолжайте расследование по заранее оговоренному плану, не отвлекаясь на второстепенные задачи. ИНТЕРЛЮДИЯ Сердце стучало в горле, делая выдохи сдавленными, судорожными и каждый глоток воздуха давался с невероятным трудом. У Укё дрожали колени, когда она стояла там, перед Орией и Мураки, переводя взгляд полный растерянности с одного на другого. Никак не решаясь начать, она только прижимала сильнее к груди папку, которую обнаружила сегодня утром на столе. Отправляясь сюда, она и не думала, что застанет Мураки, ей не хотелось делиться этой страшной находкой с ним, не спросив совета Ории. Конечно, это было бы неправильно по отношению к Мураки, она знала, ему бы эта затея совсем не понравилась. За прошедшие годы Укё успела хорошо изучить этого человека. Человека со стальной волей и непреклонным характером. Человека, который требовал абсолютного доверия, хотя сам никому не доверял. И такой поступок он мог почитать предательством. Теперь же она стоит перед ним и вот-вот упадёт в обморок от перенапряжения. Конечно, она не верила тому, что увидела среди фотографий, отчетов, показаний… но хотела выяснить, кто и почему пытается таким образом подставить небезразличного ей человека. Человека, которого она столько лет любила. — Это... это же ложь? — спросила она, всхлипывая. — Укё-чан, о чём ты? — спросил Ория, делая шаг навстречу, но Укё отступила назад, не подпуская его ближе. Ей было необходимо услышать хоть какое-то объяснение прежде, чем у неё заберут эту ужасную, отвратительную фальсификацию. Она шмыгнула носом. — Все эти ужасные вещи, — тихим, надломленным голосом проговорила она, — все эти ужасные вещи, в которых якобы замешан Кадзу-кун… Это ведь ложь? — Укё-чан, позволь мне посмотреть, хорошо? — на этот раз заговорил Мураки. Тон его голоса был спокойным и мягким, он улыбался ей, и от этого Укё захотелось разрыдаться: как она могла подумать, что человек, которого она любит, на такое способен? Да, Мураки был человеком не самым простым и был способен на многое, но только не на убийство. И Укё протянула проклятую папку прямо в руки Мураки. Ория наблюдал за происходящим молча, не вмешиваясь, но на его лице явственно читалось беспокойство. — Откуда это у тебя? — поинтересовался Мураки, хотя папку не открыл, просто держал её в руках. — Лежало... лежало в моей комнате, на столе, — тихо ответила Укё, запинаясь, после чего достала из кармана какой-то клочок бумаги: — Это было вложено туда. Ория развернул записку, быстро пробежал глазами по строчкам и нахмурился, взгляд его потемнел: — Уважаемая Сакурайджи-сан! Надеюсь, появление данных свидетельств не сильно напугает Вас, как и их содержимое. Также прошу прощения за то, что по определённым причинам не могу называть Вам своё имя. Однако содержимое папки может представлять для Вас крайний интерес, поскольку речь здесь идёт о Вашем друге. Всё, что Вы видите, правда — у меня нет причин Вас обманывать. Это та правда, которую Вы давно искали и которую Вам никто не расскажет, кроме меня, — Ория прочитал записку вслух и добавил: — Подписи нет. Должно быть, это сделал кто-то из недоброжелателей... Укё чувствовала, что Ория не лжёт, но не понимала, что говорит ли он так, чтобы успокоить её или сам в это верит. Недоброжелатели — это слишком широкое понятие. — Но... но зачем? Разве у вас есть такие недоброжелатели? Откуда? — Укё было мало таких вот расплывчатых объяснений. Она очень устала от мира полуправды, в котором она жила столько лет. Ей казалось, что за плотно опущенными портьерами настоящего, где-то за кулисами её привычного мира, происходило что-то страшное. — Почему бы и нет? У меня тоже есть конкуренты, иногда они пользуются довольно грязными методами. Заставить тебя переживать — довольно действенный способ вывести меня из себя. — Мы изучим содержимое, — Мураки встряхнул папкой, — и выясним, кто мог это сделать и зачем. Потом мы обязательно обо всём поговорим, ладно? Сейчас тебе нужно отдохнуть. Укё понимала, что пытаться выяснить что-то сейчас, добиться от них правды — просто бесполезно. Всё, что она услышит, в лучшем случае будет сводиться к беспокойству о состоянии её здоровья. Уже через полчаса Укё погрузилась в глубокий сон без сновидений — сказалась и усталость последних дней, и терпкий горячий чай из трав, который приготовил лично Ория. * * * Ория был вне себя, хотя ещё мог держать себя в руках. Он-то прекрасно понимал, что нет никаких недоброжелателей и что дело куда более серьёзное и имеет к Мураки непосредственное отношение. Это было старое и болезненное чувство, которое он, заглушал в себе все эти годы. Из-за Мураки он вынужден был обманывать Укё, чего никогда не хотел, и она из-за него страдала. Мураки сделал его соучастником. Ория смотрел на то, как этот грёбанный ублюдок пролистывал эту чёртову папку с таким видом, словно содержимое к нему не относится, словно это какая-то история болезни очередного пациента. И пусть он ничего не помнит или только говорит, что не помнит, прошлого это никак не изменит. Ория не знал, чего ему хотелось больше — рассмеяться от нелепости сложившейся ситуации или врезать Мураки так, чтобы тот в ближайшие пару часов собирал по татами свои зубы. Ведь Ория предупреждал его и не раз, что согласен терпеть все его выходки и не будет вмешиваться в его дела, пока это не коснётся Укё. — Хочешь меня о чём-то спросить? — ровным голосом произнёс Мураки, не отрывая взгляда от страниц, на которых содержались доказательства его вины. — Хочу послать тебя на хрен, — Ория выдохнул это практически беззлобно, хотя в голосе его явственно чувствовалось раздражение. Он тоже чертовски устал. И больше всего — от Мураки. — Выходит, — тем же спокойным тоном продолжил Мураки, пропустив мимо ушей неприкрытый посыл, — всё написанное здесь действительно имеет ко мне отношение? Мураки положил раскрытую папку перед Орией, развернув так, чтобы тот видел её содержимое. Ория этого видеть не хотел, но всё-таки опустил взгляд и мельком просмотрел несколько фотографий, хотя необходимости в этом не было: он прекрасно помнил этих девушек и знал, что с ними происходило после знакомства с Мураки. Например, Аканэ. Её фотография была самой первой: голова, отделенная от тела, лежала рядом, ноги были раскинуты в разные стороны, и даже сейчас этот жест казался каким-то приглашающим и непристойным. Следующей была Хасуми — её нашли привязанной к дереву в залитом кровью светло-зелёном кимоно, изрезанном на мелкие лоскуты. У неё было перерезано горло и вспорот живот, из которого свисали блестящие от крови внутренности, похожие на мёртвых змей. У её ног собралась лужа крови, в которой плавали листья момидзи, багровые, словно напитавшиеся кровью убитой. Ещё, и ещё, и ещё... Их было десять. Каждой из них не было и двадцати — почти дети. И их убийца сейчас сидел напротив Ории с совершенно непроницаемым лицом. — Это действительно сделал я? — спокойно, почти с безразличием. — Эти девушки работали у тебя? — Не исключено, — как ответ на оба вопроса. Ория неожиданно улыбнулся краешками губ. — Как бы там ни было и кто бы их не убил, ничего уже не исправить, мёртвых не вернуть к жизни, тебе ли не знать, так что лучше не лезь — до добра это не доведёт. Я сам во всём разберусь. — Тебе не стоит беспокойства. Всё-таки это мои проблемы, а не твои, — отказ прозвучал почти мягко, но было ясно — отговорить Мураки не получится. Тот поднялся со своего места, забирая папку. — Это я возьму с собой. От злости Ория сцепил зубы. — Зачем тебе это, позволь узнать? — На всякий случай, — Мураки неопределённо повёл плечами. — Пожалуй, мне пора. Тебе тоже стоит отдохнуть, — несколько прохладно заметил он, направляясь к выходу. — И что, по-твоему, я должен сказать Укё-чан, когда она проснётся? — Ория перестал смеяться, снова чувствуя, что готов задушить стоящего перед ним человека голыми руками. — Что я отправился устанавливать личность виновника. Что меня срочно вызвали на работу. Придумай что-нибудь, ты же это умеешь. Мураки оставил Орию исходить от злости и бессилия. Чёрт возьми, как же он сам устал от этой бесконечной лжи за прошедшие годы. Устал от всего этого дерьма. — Мудак, — произнёс он, глядя на створку сёдзи, за которой пару минут назад скрылся Мураки, — не вздумай опять прикидываться мёртвым, этого я тебе точно не прощу. Ория вздохнул. Прошло уже два года, но казалось, что две вечности, с тех пор как он хранил у себя ещё кое-что. Когда Мураки покидал Кокакуро с намерением никогда больше не вернуться, он оставил записи своего деда. Получи Мураки их в руки, так просто бы это не закончилось. Он бы почти наверняка очередной раз заинтересовался и старой фотографией, и удивительными вещами, которые были там написаны, и своим братом. Пока же в Ории жила глупая, почти наивная надежда на то, что всё обойдётся. Он понимал, что она почти напрасна, потому что Мураки был не тем человеком, который так легко отступится, но Ория не собирался облегчать ему задачу. Из внутренней переписки Отправитель и адресат засекречены Документ с пометкой «ЛИЧНО В РУКИ» Примечание по делу №97877386 Согласно Вашему прямому указанию, дубликат архивных данных по делу объекта 04-64 передан Сакурайджи Укё нашим доверенным лицом. Выражаю искреннюю надежду, что данное действие будет способствовать скорейшему решению основной задачи. Начальнику отдела Сёкан 06.09.00 Отчёт №13 Архивные данные, переданные неизвестным Сакурайджи Укё в данный момент находятся в распоряжении объекта 04-64. Объект 04-64 вернулся на место своего постоянного проживания. Наблюдение за ним не выявило никакой подозрительной активности, однако нельзя исключать, что он может ощущать наше присутствие. Мы по-прежнему обеспокоены появлением архивных данных из отдела в доме Сакурайджи Укё — это очевидная диверсия. Просим внести разъяснения по этому вопросу. Резолюция от шефа: Поступил приказ сверху наблюдение с объекта 04-64 временно снять. Что касается ваших домыслов на счёт диверсии, то в данном отчёте они неуместны. Расследование по этому поводу ведётся, и отчитываться перед вами тут никто не обязан. Запись из дневника одного из сотрудников 7 сентября 2000 года [отпечатанная фотография плохого качества, некоторые слова трудно разобрать] Если раньше ситуация была просто нелепой, то теперь она стала совершенно абсурдной — я потерял связь между событиями. Нас отправили следить за Мураки, который неожиданно для всех вернулся в мир живых без части своих воспоминаний, отправили, чтобы выяснить, кто это сделал, для чего и действительно ли он ничего не помнит. Ответ мы пока получились только на последний вопрос. Никаких [неразборчиво] полезных результатов это чёртово расследование, [неразборчиво] потратили столько времени и сил, [неразборчиво] теперь нам сказали [неразборчиво] мы вообще больше не должны в этом участвовать! Нас [неразборчиво] отстранили. [неразборчиво], как какой-то [цензура] подкинул Укё материалы по делу Мураки. Какого чёрта происходит?! Они нас там за кретинов держат? Хисока полностью разделяет моё недоумение по этому поводу. Меня и раньше не покидало чувство, что нами просто кто-то вертит как хочет в собственных, [неразборчиво] целях, совершенно не интересуясь, что мы [неразборчиво]. [Две последние строчки написаны скачущим неразборчивым почерком, отрывочные слова, которые можно разобрать свидетельствуют о негодовании и возмущении автора.] Запись из дневника одного из сотрудников 9 сентября 2000 года [отпечатанная фотография плохого качества, некоторые слова трудно разобрать] И я больше не намерен это терпеть. Не хочу ждать чего-то. Поступать в угоду чьим-то планам. Я хочу пойти и поговорить с Мураки. Мне страшно от одной этой мысли, но я не знаю других способов, чтобы предотвратить катастрофу. Не знаю, что именно собираюсь сказать и поверит ли он мне... Да и вообще это совершенно бредовая, совершенно безумная затея! [неразборчиво] но я растерян и не вижу иного выхода. Я совершенно не представляю, о чём я должен говорить с ним, о чём с ним вообще можно разговаривать, и буду ли я в состоянии это сделать. Но всё меньше и меньше меня беспокоит то, что последует за этим. Они, безусловно, [неразборчиво] чего ещё ждать? На самом деле, мне страшно от этих мыслей так, как не было страшно уже давно. Когда я думаю о том, как приду в его дом, сяду напротив и вывалю на него всё, что он должен знать о [неразборчиво]. Правильное ли [неразборчиво] Я вовсе не [неразборчиво] как обычно. В отделе на меня смотрят косо и запрещаются даже, мать их, [неразборчиво] потому что это не моё [неразборчиво] словам! Так какого хрена нужно было устраивать весь этот [неразборчиво] цирк, если всё это не имеет никакого [неразборчиво] Они с самого начала знали то, чего [неразборчиво]. Но даже такой идиот как я начал догадываться [неразборчиво] неладное. Тот, кто подкинул Сакурайджи-сан эту [неразборчиво] в курсе происходящего, и мне кажется, что личность [неразборчиво] можно с лёгкостью обнаружить, стоит только покопаться в некоторых документах. Запись из дневника одного из сотрудников 12 сентября 2000 года [отпечатанная фотография плохого качества, в отличие от прочих записей, написано ровным разборчивым почерком] Наверное, это всё неправильно. Я даже почти уверен в этом… И то, что я собираюсь сделать, и мои мысли, и всё это. Я чувствую себя [неразборчиво] и загнанным в угол. Потому что я знаю, я понял, я всё понял... Чёртовы ублюдки. Но, как ни странно, у меня сегодня даже не дрожат пальцы, как обычно. Я чувствую, что должен сделать [неразборчиво] не могу, не имею права поступить иначе. Они-то думают, что я не узнаю, что я не догадаюсь, что я не смогу. Они планировали это с самого начала. Всё эту хрень и только водили нас за нос, делая вид, что якобы ведут расследование. Мы носились за Мураки, но всё оказалось гораздо хуже, гораздо страшнее, чем можно было бы предположить. Меня мучает и то, что я не могу, просто не могу рассказать об этом Хисоке. По многим причинам. Прежде всего, потому что подвергну его опасности, да и потом... у меня просто язык не повернётся. Я ещё такую глупость сделал... [неразборчиво] я сорвался. Повёл себя совершенно безответственно: купил бутылку какой-то дряни и напился в хлам. До сих пор стыдно, это же надо, так расклеиться... Каким же наивным я был. Каким дураком! Конечно, Мураки, ублюдок, каких свет не видывал, но есть вещи, есть... те, кто куда страшнее его. Они не оставят всё это просто так, они продолжат [неразборчиво], пока всё не придёт к финалу, которого они так хотят, но я не могу этого допустить. Я себе этого никогда не прощу, но в жизни моей и так много вещей, о которых я жалею. Поэтому я не могу закрыть на это глаза и, как прежде, плыть по течению. Я... [примечание наблюдателя: следующая страница дневника вырвана, последующие записи отсутствуют] ИНТЕРЛЮДИЯ Голова раскалывалась, виски сдавливали, как в тисках. На мгновения ему казалось, что кто-то вскрывает ему череп и набивает его стеклом. Тяжёлая форма мигрени, которую Мураки пытался игнорировать, хотя это было довольно сложной задачей. Сидя перед камином, Мураки один за одним сжигал фотографии убитых, смотрел на то, как огонь превращает свидетельства его преступлений в пепел, но нисколько не умаляя его вины. Впрочем, вины Мураки никакой и не чувствовал, он вообще мало что способен был ощущать в тот момент, кроме пустоты. Мураки был на грани потери связи с реальностью. И не только потому, что не спал уже вторую ночь, а потому что действительно начал что-то вспоминать — или ему стало так казаться после изучения содержимого той папки. Теперь кошмары его преследовали даже наяву, воплощаясь в тёмном, жутком, странном желании выйти в ночь и отобрать чью-то жизнь. Словно кто-то невидимый продолжал толкать его к самому краю бездны, на дне которой была пустота. Там не было ничего, кроме безумия и чужой боли. Ещё немного — и он оступится и сорвётся, полетит вниз, погружаясь в пучину тошнотворного мрака, испытывая и отвращение, и наслаждение. Фотографии сгорали одна за другой, оставляя после себя едкий запах. На каждой из них были запечатлены лики прошлого, которых он не помнил. Но среди них не было той единственной фотографии с одним-единственным лицом, которое он не забыл. Лицо того человека с фиолетовыми глазами, который убил его во сне, и убивал еще не раз в других кошмарах, полных боли и огня, пропитанных духотой, кровью и отчаянием. Тот самый случайный знакомый, который теперь вовсе не казался случайным. Наверняка он был ещё одним звеном в цепи утраченных воспоминаний. И, как подозревал Мураки, важным звеном. Благодаря ему эта цепь могла, наконец, сомкнуться, но у Мураки не было уверенности — не вокруг ли его собственной шеи она будет обвита. За окном начинало темнеть. Но не от того, что наступал вечер, а от того, что приближалась гроза: небо приобрело синевато-чёрный оттенок, тяжёлые тучи, полные скрытой угрозы, нависли над городом, словно желая придавить его, подмять под собой. Ветер завывал, поднимая с земли мусор и пыль, сгибая деревья, ветви которых стучали в плотно закрытые окна так, словно к нему в дом ломился сам дьявол. Фотография за фотографией. Каждая из них несла в себе отпечаток чужой смерти. Когда Мураки бросил в огонь последний снимок — стеклянные глаза, горло перерезано почти до позвоночника — в дверь раздался звонок. Неуверенный поначалу, но потом ставший очень настойчивым. Мураки не хотел открывать и не хотел никого видеть, но поднялся со своего места против воли, ведомый всё той же невидимой рукой. Через минуту раздался щелчок замка. * * * Уже после первого звонка в дверь Цузуки почувствовал, что совершает невероятную глупость. Не то, чтобы эта мысль не приходила в его голову раньше, то только сейчас он осознал, что творит. Это же Мураки. Это, чёрт возьми, Мураки. Почему он должен ему помогать? Цузуки уже думал было исчезнуть, но то же мгновение, словно почувствовав его нерешительность, дверь дома распахнулась. И на пороге стоял человек из ночных кошмаров. Цузуки растерялся, хотя и странно было бы ожидать увидеть кого-то другого. В глазах Мураки на короткое мгновение тоже мелькнуло удивление, после чего он улыбнулся — не весело, но, как показалось Цузуки, с каким-то почти облегчением. — Не ожидал Вас здесь увидеть, — тон его голоса был пропитан некой равнодушной вежливостью, от чего Цузуки передёрнуло. — Ваш... Ваш адрес был на визитке, — сказал Цузуки первое, что пришло в голову. — Нам нужно поговорить. С неба начали падать первые тяжёлые капли дождя. Несколько из них попали Цузуки за шиворот, от чего тот поёжился, сводя лопатки. Мураки это, судя по всему, заметил и посторонился, говоря: — Проходите. Цузуки предпочёл бы этого не делать, но торчать на пороге не было смысла, спорить с Мураки тоже. — Есть какие-то жалобы? — в голосе его скользнула знакомая ирония. Цузуки покачал головой. — Нет. То есть... в некотором роде. Но я не об этом пришёл поговорить. — Судя по вашему виду и времени визита, разговор серьёзный? — Цузуки не мог понять, смеётся с него Мураки или нет, но по большей части это было и не важно. Пока не важно. — Да. Очень серьёзный. Начальнику отдела Сёкан Объяснительная записка Я, Цузуки Асато, сотрудник отдела Сёкан, ответственный за сектор Кюсю, не смог оказаться утром 13.09.2000 года на своём рабочем месте по причине плотности рабочего графика. /Цузуки Асато/ Выдержки из полицейского отчёта 15.09.2000 На месте преступления обнаружены изуродованные трупы двух девушек. Рядом находились их личные вещи и ценности, что исключает ограбление в качестве мотива преступления. Найдены также паспорта, по которым удалось установить личность погибших: Фудзии Шиори, 18 лет, Тамура Рика, 19 лет. […] Родителей погибших известили о случившемся, после чего они прибыли в отделение полиции в течение нескольких часов. Проведено опознание тел. Поиск возможных свидетелей результатов не дал. Отпечатков пальцев или ДНК преступника не обнаружено. […] По оценкам экспертов глубокие режущие раны на телах были нанесены после смерти. Причина смерти — кровопотеря. […] Личный вывод: мотив и психологический портрет убийцы остаются невыясненными, отсутствующая информация о мотиве убийства позволяет судить о девиантном развитии личности. Эксперты предполагают, что убийца — серийный маньяк. Копии полицейского отчёта и фотографии места преступления прилагаю.