Кумир

Блять. В средней школе меня не взяли в волейбольную секцию. Всех, блять, взяли, а меня нет. Я просто мечтал быть хорошим волейболистом, асом, слюной истекал, глядя на волейбольный мяч, не поймите неправильно. Думал, в волейбольной форме спать буду, если получу ее. Но все говорили — какой из тебя волейболист. Какой волейболист из абсолютно не контролирующего себя человека? Действительно. Я сидел дома каждый ебаный день, знаете, не общался ни с кем, ни с родителями, ни с бывшими друзьями, ни с девушками или парнями. Бывает такое, когда сидишь и думаешь, все, все потеряно, дурацкая краска растеклась, а у меня тут только черное пятно, и никаких красок. И кажется, что все, уже и эмоций нет, и желания вообще что-то делать. Я даже школу пропускал, методично, каждый день, не делал ровно ничего. Пялил в потолок целыми днями, думал, когда там уже сдохну. И как-то вышел случайно в гостиную и увидел по телеку какой-то матч молодежной сборной. По волейболу. Хотел идти уже обратно закидываться успокоительными, как обычно, но почему-то остался, и сто раз потом пожалел. «Молодой капитан средней школы Фукуродани, Котаро Бокуто, на сегодняшнем матче показал наивысшие результаты — семь прямых атак за сет, необычайное везение. Давайте спросим у связующего команды, что он думает по поводу такого ударного настроя своего капитана.» «Бокуто всегда такой, — со лба связующего градом лился пот, но он улыбался, когда рассказывал об этом непонятном парне, — ему ничего не стоит поддерживать команду, весел всегда и везде. Неудивительно, что мы вышли в полуфинал, с таким капитаном мы становимся только лучше.» Я протер глаза тогда, думал, повезло пацану, не унывает, в большой спорт попал и радуется, как сипуха какая-то. Его показали потом крупным планом — обычный парень, волосы темные, глаза какие-то неопределенные, желтые и хитрые, и, кажется, кроме как забавляться и бить больше и делать-то ничего не умеет. Ни разу не увидел я за тот матч, чтобы он опустил свои совиные вихры или перестал лыбу давить хоть на пару секунд. «Получает удовольствие от игры, наверное», — устало подумал я и вернулся в комнату. Но черт бы побрал этого Бокуто Котаро — его безумная улыбка не выходила из головы ни на секунду, и на чистом холсте потолка то и дело возникало его довольное жизнью лицо. Я пытался уж не смотреть на этот потолок, но не особо помогало. Я хотел играть в волейбол. Чтобы хоть раз встретиться с этим парнем, спросить, отчего он такой счастливый. Вряд ли спортсменом так уж весело быть, как он показывал. В старшей школе меня взяли в волейбольный клуб. Но я все еще не думал, что это что-то даст. Я думал только о Бокуто. Прошло два ебаных года, а его лицо все еще стояло у меня перед глазами, и я не мог избавиться от ощущения того, что после встречи с ним все само собой разрешится. Я тренировался так усердно, что почти не бывал дома — такой, если говорить правду, контраст по сравнению с предыдущими годами жизни. Было непривычно оставаться в школе до самого закрытия, перекидываться шуточками с сокомандниками, но я подумал, что это неплохо. Это весело. Мы никогда не проходили дальше четверть финала, но я не особо и думал об этом, пока не наступил последний год. Я настоял на том, чтобы мы попытались поучаствовать в Чемпионате Японии по Волейболу. Какая-то левая команда, вроде нашей, которая даже Токийский Волейбольный Клуб победить не может, вряд ли пройдет дальше первого тура, но мне страшно хотелось попробовать. Колени тряслись, глаза бегали по желтому листу бумаги. По вискам струился пот, и я осточертело вытирал его одной рукой. В другой держал письмо, в котором говорилось о распределении команд на первый тур. — О, Ива, письмо с распределением уже пришло? Я молча ткнул письмо в грудь капитана и пошел в толчок, чтобы умыться. Конечно, страсть как хотелось прополоскать лицо в кипяточке, потому что, кажется, я вернулся к тому же состоянию, в котором находился прошедшие несколько лет. Но вместо этого я с силой повернул вентиль холодной воды и подставил голову под струю. Не охладился ни капли, конечно, но я уверил себя, что от этого будет лучше. Первый тур у нас был против Академии Фукуродани. Блять. Вот почему меня не взяли на волейбол в средней школе? Правильно, потому что я отбитое мудачье, которое не умеет себя в руках держать. Я расколошматил школьную раковину, когда узнал, что мы играем с Бокуто Котаро. Что Я играю с Бокуто Котаро. У нас не было ни шанса. Он улыбался просто в тысячу раз ярче, чем показывали по телевизору. Его глаза просто ослепляли, не знаю, блять, умом или чем еще. Они были такие солнечно-желто-рыжие. А волосы, Господи, до чего же горячо он стал выглядеть с неряшливо обесцвеченными волосами. Я от него глаз не отрывал ни на минуту. Горел, весь, всем телом и сознанием, но не отрывал глаз. Я думал, точно что-нибудь произойдет, если я не буду на него смотреть. — Отличная работа, капитан. — Братан, давай еще один! — Бо, ты сегодня в ударе! — Когда вернемся в Академию, покажите мне этот удар, Бокуто-сан. Нет, у меня тоже нет ни одного шанса. Ни одного чертова шанса. Он щурился, улыбался, весело ухал, а его лицо делила на клеточки разделяющая нас волейбольная сетка, но он все равно выглядел так, как будто не умирает блять изнутри, как это делал я. Думал, он счастлив в своей жизни. У него семья, братья-сестры, возможно; возможно, девушка, хорошие оценки и дело, которому он давно уже жизнь посвящает. Не то, что я. Я умер, когда он посмотрел на меня, вроде, в сотый раз. Таким заинтересованным веселым взглядом. Конечно, мы проигрывали, кажется, 23-4, но мне было так похуй на это, потому что он смотрел только на меня, мы встречались глазами каждую секунду, но только это не мешало ему играть блестяще и звездно. «Жизнь хороша» — думал я, когда ловил искринки в его радостно-оранжевых глазах. Да, жизнь определенно хороша, от него веяло таким весельем и жизнерадостностью, что мне невольно и самому плясать хотелось. Само собой, мы проиграли. С таким разгромным счетом, что мне хотелось рыдать, но Бокуто так радовался, что и я радовался тоже. Ебучие чувства, я так и не понял, что со мной происходит, но мы столкнулись в пустом зале, абсолютно одни. И мне кажется, я сердце в раздевалке оставил, но возвращаться уже было поздно. Увидев меня, Бокуто Котаро приветливо улыбнулся и протянул руку для пожатия. — Оя, это же ты тот парень, который весь матч на меня смотрел, верно? А нет, вот оно, сердце, только что ушло в пятки, это я почувствовал. — Бокуто Котаро, приятно познакомиться, — парень тряс мою руку, — а тебя, стало быть… — Иваизуми. Иваизуми Хаджиме, — неловко представился я. И что это за чувство? Как мне к нему обращаться? В моих мыслях он всегда был Бокуто Котаро, как он и сказал, как я и запомнил тогда с первого раза. Ничего не изменилось, звучит так же. Бокуто-сан? Котаро? Что мне говорить? — Иваизуми, значит, — Бокуто задумался на секунду, — ты играл лучше всех, ты знаешь об этом, да? Ты интересный парень, я подумал, было бы неплохо потренироваться с тобой вместе, ну, конечно, только если ты не против… Я подумал, мать твою, это что, свидание? А нет, показалось, тренировка. Но все равно, ушам я своим не поверил. — Тренироваться с тобой? — не подумав, выпалил я. Еба, он же мой кумир, об этом хотя бы мечтать разрешено? — Ну да, — ответил Бокуто, — я пойму, если ты не хочешь, но… СОВИНЫЕ ВИХРЫ ПОНИКЛИ, ВНИМАНИЕ, БЛЯТЬ, Я УВИДЕЛ РАССТРАИВАЮЩЕГОСЯ БОКУТО, и мое сердце, кажется, потихоньку останавливается. — Нет, конечно, то есть, да, я с удовольствием, — начал тараторить я, вообще не контролируя себя. Прекрасно, только этого не хватает. Бокуто мигом повеселел и притянул меня к себе для дружеских, мать их, объятий. Я замер, но тот быстро опустил. — Ладно, тогда… — Бокуто забегал глазами, — я бы мог написать тебе где-нибудь свой номер, мы могли бы созвониться и собраться для тренировки, скажем, в… Я перестал слушать, не знаю, почему. — Можешь просто продиктовать, я запомню, — невольно вырвалось. — Тогда отлично, запоминай… Мы поболтали еще какое-то время, и я понял, что абсолютно не зря его лицо въелось мне в память на такое долгое время — он действительно отдавал всего себя волейболу, и смотреть на это было так клево и грустно, и одновременно хотелось кричать и еще играть в волейбол. И он был счастлив от того, что постоянно болели мышцы, что постоянно глаза слипались от долгих тренировок, и он был так чертовски горд собой и своей командой, но своей командой больше, потому что он как будто сам вырастил их всех. Хотя, я бы сказал, что это они вырастили его. И что в младшей школе его тоже не взяли на волейбол, потому что он относился к этому слишком несерьезно, но он все равно не опускал руки и тренировался столько, сколько мог, чтобы в средней школе наконец-то хоть чего-то достичь. Я понял, что не зря сердце выбрало его кумиром — настолько искренне любить свое дело наверняка вообще мог только Бокуто, и это вдохновляло даже такого мудака, как я. Приходило время прощаться. Но я не хотел, да и он, вроде, тоже. Было забавно наблюдать, как он тянет время, чтобы поговорить еще немного. Не понимаю, конечно, что он нашел во мне интересного, но, видимо, что-то да было. — Эй, Бокуто, могу я тебя еще кое о чем попросить? — Конечно! — воскликнул он. Я подумал: «Автограф. Попрошу у него автограф, черт знает, когда мы в следующий раз встретимся. И вдруг это приглашение потренироваться вместе — всего лишь гадкий рофл?» — Тогда, не мог бы ты дать мне свой… — Автограф? — Поцелуй. Ох. Охох. Как же я зря не выпил сегодня успокоительного, блять. Как же зря. Я сказал это случайно, честно. Просто само вырвалось. Нельзя было стоять рядом с настолько ярким парнем и не выпалить случайно чего-нибудь похожего. Но Бокуто не понял, видимо, что я был немного не в себе, и положил свою блядскую руку на мою блядскую щеку. Кажется, внутри меня желтое пламя загорелось, и стало что-то булькать, потому что я ведь даже не пошутил, но хотелось бы, чтобы пошутил. Из глаз чуть искры не посыпались, и задрожали колени, и еще я подумал, что вот он, мать его, армагеддон, извержение вулкана, цунами, да блять все что угодно. Мне хотелось свалить отсюда, потому что это было невероятно смущающе и вообще, я стоял не шевелясь, как пятилетняя девочка, а не совершеннолетний мужик. Хотя нет, я шевелился — у меня поджилки тряслись, и колени, и еще я моргал, потому что боялся заплакать. Полный пиздец, короче, творился. Бокуто внимательно наблюдал за моей реакцией, и больше всего меня поразило, что он ни слова не сказал. Ну там, послал бы, пощечину бы влепил, это ладно. Но он же не собирается целовать парня, с которым от силы полчаса знаком, правда? Я понял, что ему похуй на эти полчаса. Вполне возможно, ему показалось, как и мне, что мы уже вечность знакомы, и вообще, друганы с детства, кореша со школы и братья по душам. Что мы ходим в качалку вместе по выходным с седьмого класса, и у нас уже есть общая собака и машина. Потому что как иначе объяснить то, что он слегка наклонился и приблизил свое лицо к моему, столкнув нас лбами. Знаете, где была его рука? На моем блядском затылке. А другая знаете где? А другой он наши пальцы переплел, господи, за что мне этот ад. Я подумал, ну все, это конец. Надо же было ляпнуть, надо же было. Нельзя же было просто сказать «Бокуто, могу я попросить тебя расписаться вот на этой салфетке?», нет, надо было ляпнуть что-то подобное. Блять. Блять. Это было чертовски хорошо. Я и не думал, что я вообще могу испытывать такие чувства, пока он меня не поцеловал. Пока он мне дыхание не оборвал тем, что так просто взял и прикоснулся своими губами к моим. Как будто все вокруг покраснело и у меня перед глазами круги цветные пошли. Потом я понял, что целоваться с открытыми глазами, это, наверное, дурной тон. У Бокуто были маленькие веснушки, очень загорелая кожа, но не такая, как у меня, и очень длинные ресницы, которые подрагивали, потому что он закрыл глаза и теперь щурился. Приятное ощущение. Тепло. Мне показалось, что Бокуто усмехнулся, но, может, только показалось. Потом я понял, что непроизвольно подался вперед и подумал: «Блин, наверное, неплохо будет, если я положу руку ему на шею». И я действительно это сделал, хотя, может, и не хотел. Хотя кого я обманываю, наверняка хотел. Мы целовались несколько секунд и я почти умер, потому что от волнения и восторга не мог дышать. Но Бокуто приоткрыл глаза и скользнул горячей рукой по моему лицу, от чего я чуть ли не трястись начал. Глупо было думать, что он может быть в чем-то не хорош. — Так? — спросил он, все еще оставляя глаза прикрытыми. Я кивнул и опустил взгляд, потому что мне почему-то стало очень стыдно. Что вообще произошло? — Бокуто-сан, нас ждет следующий матч, пожалуйста, поторопитесь! — в зал заглянул какой-то мелкий парниша. — Оя, я уже бегу! — ответил он, и дверь в зал снова захлопнулась. Я все еще стоял и не мог поднять глаз. Красный цвет ушел, и я подумал о том, что, возможно, мне не стоило ничего такого делать или говорить. А потом я еще подумал, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. Да и Бокуто не выглядел так, как будто чем-то недоволен. Я приподнял глаза буквально ненамного, чтобы увидеть, что его обеспокоенный взгляд направлен на меня, и тут же опустил их. — Эй, ну-ка, проверка на внимательность, ты все еще помнишь мой номер? Я застыл. Конечно помню. Я отрапортовал ему его же номер, и Бокуто выглядел изрядно удивленным. — Ну ничего себе, Иваизуми, у тебя действительно невообразимая память, — обрадованно сказал он, и я, кажется, побледнел. Или покраснел, черт знает, — тогда звони в любое время. Я побежал. Он развернулся и собрался уходить. И я думал, вау, неужели, я что-то да могу. — Эй, Ива, знаешь что? — я поднял глаза, — мы можем разговаривать не только о волейболе, если хочешь. Думаю, мы поладим. Я опять ослеп от такой искренней улыбки. Уверенный в себе, Бокуто покинул зал, а я остался здесь, и снова и снова думал. Наверное, жизнь все же чертовски хороша. Да и волейбол, если честно, тоже. Конечно, одно в голове не укладывалось. Меня только что поцеловал блядский Бокуто Котаро, а чего добились вы?