Ты болен

— Ну, Вера Павловна, уверяю вас, на меня можно положиться, — Кирсанов спокойно смотрел на неё глубокими синими глазами, раскрывая свой небольшой тёмно-бежевый саквояж и рассматривая, всё ли он взял. Александр неловко оглядывал истощённую бессонными ночами и беспокойством о муже, сжимая ладони в кулаки. Он аккуратно взял её за плечи и пообещал, что позаботится о Дмитрии, насилу отправив её спать. После чего подошёл к комнате Лопухова, поднял руку, чтобы постучать, но остановил себя в нерешимости. Осмотрелся вокруг себя, опустил голову на грудь, рассматривая носки своей обуви, и, наконец, вздохнув полной грудью, сделал короткий предупредительный стук подушечкой пальца и, тихо открыв дверь, зашёл в неё, замерев возле входа и приглушив даже собственное дыхание. Разведённые руки в стороны, сползшее или нарочно опущенное до живота, скрываемого рубахой, одеяло, прилипшие от пота ко лбу чёрные локоны слабо кудрявых волос, сведённые к переносице брови — Лопухов тяжело дышал, сильно вздымая грудь и хрипя. Сон его был хрупкий, он морщился так, будто вот-вот проснётся. Он был бледный, как полотно, и похудевший. Руки его сжимали иногда простынь, будто он старался не кричать от боли. Александр тихонько подошёл к нему, с беспокойством глядя ему в лицо, и сел на стул возле кровати. Сначала он в нерешительности рассматривал Дмитрия с ног до головы, кусая в раздумьях нижнюю губу. После, отведя глаза и тяжело выдохнув, углубился в чтение книги, которую он достал из своего портфеля. Но не прошло и пяти минут, как Лопухов, проснувшись, стал внимательно изучать его лицо из-под полуприкрытых век и пушистых ресниц.  — Что же, лечить меня пришёл? — Александр оторвался от книги, посмотрел на него и мягко улыбнулся.  — Зачем же мне ещё заходить в твою комнату теперь?  — А раньше заходил? Когда мы в одной квартире жили, — Дмитрий ответил такой же доброй улыбкой, пытаясь держать глаза открытыми, когда как веки опускались от усталости. Кирсанов немного подождал, пока Дмитрий всё же не закроет глаза, перешёл на полушёпот, чтобы не раздражать больного, и ответил:  — Да, заходил. А ты будто и не помнишь, как я тебя рассматривал: боялся, что разбужу. Я тогда уверен был, что ты не спишь ещё. Но, может, ошибаюсь.  — Да, точно, заходил, — поправил неловким движением липкие от пота усы, — точно, точно, помню. У нас же общее исследование было, а у меня привычка всё у себя оставлять, хах.  — Ну, да-к, что?  — Не ошибаешься.  — Ах, нет, я не об этом, — Александр встал со стула, положил в портфель книгу, поставив его возле ножки стула, и устроил открытый саквояж на тумбочку возле кровати, — я о том, что тебя лечить надо.  — Меня уже не вылечишь.  — То есть?  — Въелась, зараза.  — А я всё же проверю, — Кирсанов достал ложечку, ларингеальное зеркальцо, подошёл к Дмитрию и, неловко сев на край постели, наклонился к тому, попросив открыть рот, — Ты её так не увидишь. Лопухов послушно открыл рот, принимая осмотр Александра. Тот закончил, отложил использованные инструменты и заключил: «Гиперемия слизистой».  — А, да-к, ты об этом. Тогда ничего особенного, просто респираторное заболевание, — Александр молча посмотрел на него пару секунд и принялся доставать стетоскоп:  — Давно болезнь началась?  — Лет пять назад.  — То есть?  — Дней, я хотел сказать дней: мысли мешаются, — Дмитрий устало закатил глаза, когда ему надоело следить за каждым движением друга. И уже предугадывая их, расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки. Александр благодарно кивнул и потянулся рукой, чтобы удобнее отвести её края. Когда он слегка коснулся груди, Лопухов перехватил её за запястье, замер на пару секунд и сказал, тяжело и шумно дыша:  — Александр, твои руки, твои прикосновения причиняют мне боль. Он отпустил его руку, Кирсанов взял её второй также, за запястье, и поспешно ответил:  — А, да, прости. Мои руки очень холодные. Я согрею их и продолжу осмотр.  — Холодные, а так жгут, — с натянутой улыбкой ответил тот.  — Это потому, что ты очень горячий, — спокойно отвечал Александр, обдавая руки тёплым дыханием и разминая их.  — А ты холодный. И так всегда. Отогрев свои руки, Кирсанов послушал его дыхание, недовольно вздохнул, снял пиджак, сказав: «Надо лечить тебя», положил его на спинку стула и, оглядев его с ног до головы, сказал:  — Действительно, обычное респираторное, только, главное, чтобы осложнения за собой не повело. Сейчас не сезон инфлюэнцы, но всё же лучше выписать тебе потогонное средство.  — Ну, тогда я совсем испарюсь — итак, будто плавлюсь. Впрочем, оно и хорошо, потогонное средство. Но лучше с средств полегче начать, а то толку никакого не будет.  — Знаю, конечно, знаю, Дмитрий.  — Да ты просто хочешь, чтобы я вспотел? — Александр посмотрел на него с невинным ожиданием, прописывая на листе блокнота средства, — Впрочем, у меня мысли мешаются. Знаешь, как говорят, что у трезвого в голове, то у пьяного на языке. Да-к вот, а болезнь так пьянит меня.  — Оно и ясно, — не поднимая взгляд из-за опущенных ресниц, Александр отвечал спокойным, тихим голосом — Такая болезнь всякого опьянит. Александр осторожно достал из своего саквояжа заранее подготовленную микстуру и ложку, налив в неё лекарства до краёв. Дмитрий остановил его дрожащей рукой. Он пару раз тяжело моргнул и после устремил на него взгляд:  — Давай я сам.  — Но у тебя руки дрожат. Ты же не можешь ничего выпить.  — Если это будешь ты, то я тоже ничего не выпью. Кирсанов аккуратно, чтобы не поранить его и не разлить лекарство, отвёл его руку в сторону своей свободной и крепко, но бережно ухватил подбородок. Полминуты он держал взгляд на беспокойных глазах Дмитрия, кусал губу и наконец тихонько приоткрыл его рот, приставил к губе ложку и медленно приподнял её, вливая лекарство. Дмитрий послушно выпил. Александр облизнул верхнюю губу, крепко сжал её с нижней, отвёл руку с ложкой и выдохнул. Он встал, собрал саквояж с медицинскими инструментами, повернулся к двери и собирался уйти, но, задержавшись возле конца кровати Дмитрия, повернулся к нему, улыбнулся и сказал, что и ещё придёт скоро, а сейчас тому следует отдохнуть и поспать. Дмитрий улыбнулся в ответ, поднялся на локти и ответил: «Ты только приходи, а то я сгорю в болезни. Совсем сгорю»; после чего вновь упал на кровать, закрыв глаза. Кирсанов кивнул и поспешно вышел из комнаты, закрыв дверь и оперевшись на неё спиной. Он неловко почесал кончик носа и закрыл рот ладонью. Пытаясь выровнять дыхание, он с беспокойством осматривал гостиную, когда глаза его встретились с глазами Веры Павловны, которая так и не смогла уснуть, и, услышав стук двери, выбежала узнать о состоянии «миленького». Вера Павловна подошла к нему чуть ближе и спросила:  — Ну, что он? Как он? Ах, совсем позабыла: налить вам чай? Вы, наверное, устали.  — Не могли бы вы дать мне что-нибудь покрепче, а то я сейчас разобьюсь на части.  — В смысле, расклеитесь?  — Да-да, расклеюсь, расклеюсь от болезни. А алкоголь, он отщелачивает кровь и не даёт инфекции развиться. Вера Павловна поспешно пошла к шкапчику налить, пока Кирсанов осторожно сел за стол, потирая лоб. Вера, добравшись до шкапчика, вновь спросила в нетерпении:  — Ну, и, как он?  — Он прекрасен.  — Что? — она подошла, поставив ему рюмочку.  — Г-говорю, он — прекрасно. Думаю, это обычная простуда, он скоро поправится. По крайней мере, надеюсь, у него скоро спадёт температура, иначе она подскочит и у меня, — произнёс Александр сначала в желании успокоить , но после в задумчивости отвёл взгляд в сторону.  — Ах, как же вы! — вскрикнула встревоженно девушка - Кирсанов повернулся к ней, — Не рискуйте собой. Ведь вы так заболеете!  — А я и не против.  — Как?  — То есть, остаться здесь и лечить его. Я ему многим обязан, тем более он — мой друг, а мне не хотелось бы страдать после.  — Ах, вы — наш спаситель.  — Не стоит. Недолго они проговорили, пока Александр объяснял ей, когда он будет приходить и какие лекарства надо давать Лопухову, пока его нет. Вера всё внимательно слушала, кивала и запоминала. Вскоре Александр ушёл из их дома, сославшись на дела и обещав навестить их очень и очень скоро.