Абстинентность

На самом деле, мы не тонем в темноте и не видим кошмаров. Всё, что мы делаем — это болтаемся в мыслях анабиозным косяком. Стучась брюшками о дно, плавниками друг о друга. Не можем ухватиться за соседа и хотя бы вымолвить «помогите». Ты нем, остальные тем паче. И пусть даже темный водоем на самом деле оказывается кастрюлей. И всё, что остается — смириться. Но окажется из стаи смиренных, лишь один победитель. Он выпрыгнет, и пусть его попытки закончатся удушением, эта рыба достойна, чтобы её вспоминали. Если даже их глаза уже побелели. Юнги чувствует, что начинает неметь, и отпускает свои мысли о рыбах. Кто он? Победитель или проигравший? Кто в этой борьбе за жалкую работу диджея, с его печеркнутой речью для эфира. Его сжирают взглядом до хруста костей ещё пятеро претендентов. Фальшиво улыбаются и натягивают смертные маски. Сегодня будет жатва. Юнги промаргивается и сглатывает. — Претендент номер 3, прошу в кабинет, — оглашает женский голос, и Мин старается сбежать, пока голодные до работы не содрали с него кожу живьем. Усаживаясь в кресло, он прокашлялся проверяя свои голосовые связки на наличие. — У вас, эм, всегда такой видок? — говорит девушка, забирая свои длинные волосы в хвост. — Это как-то мешает работе? — Нет, просто, старайтесь высыпаться, — она улыбнулась, надевая наушники. Жестом показывая тоже самое проделать Юнги. Пальцы начали отсчитывать секунды до прослушивания и записи речи Юнги. Кресло запечатало колодками Юнги, а демоном оказалась та самая леди. Почему он ещё здесь?! Страх отступил, когда Юнги представился и оглядел себя вокруг. Все же фантазия страшная штука. Его речь была хороша, особенно когда сам звукооператор задумчиво чесал подбородок, а девушка вылупилась на Юнги как на призрака. Хотя возможно так и было. Сахарная бледность с залегшим темным под глазами, челка на глаза, стиль — черный. Настрой — загробный. Некоторые шутки из ассортимента «самых черных» подхвачены звонким смехом и эфир в 30 минут закончен. — Мин Юнги? Оставьте ваш номер телефона, мы перезвоним вам, — лгала ли девушка или нет, Мин не уловил. Сейчас казалось, что он просто наговорил всякой херни, и теперь настало время самобичевания. — Как прошло? — Намджун перешел сразу к сути, не удосужился просто поздороваться по телефону. Юнги печально выдохнул, вынул сигарету из пачки. — Не знаю, — Юнги ссутулился, зажимая портфель и чиркая зажигалкой в руке. — Как это не знаю?! Ты вообще ходил туда или нет?! — если начнешь злить Джуна, пиши всему Сеулу пропало. Выедет и разнесет каждого. В прямом и переносном. Такой уж он человек. — Послушай, не заводись, — он выдохнул дым, стряхивая пепел по ветру. Спокойствие дымом подбиралось к нервным окончаниям. — Сказали позвонят, подожду. — Хорошо. Хён, ты молодец, что решился. Хосок звонил, он тоже на нервах. Юнги закашлялся дымом. Блять, он никак не ожидал, что Ким так просто скажет про Чона. Волнуется? За Юнги? — Ты в порядке? Мин чуть откашлялся, прежде чем согласно промычать. — Позвони ему, — через голос, чувствовалось, что Намджун улыбается. Вот все-то он знает. Сигарета выкинута в бачок, а нога в колене дрожит, заходится ходуном. Просто позвонить, узнать, как у него дела. Давай, это легче легкого. Но почему-то большой палец дрожал у иконки контакта, пока телефон в руках не завибрировал, показывая, что Хосок звонит ему сам. Мысли что ли читает?  — Хей? — прохрипел Юнги, сглатывая волнение внутри. — Бог мой, Юнги-я. Я уже пригубил спиртного, но всё равно волнуюсь за тебя. Как всё прошло? Улыбка сама заползла на губы, растягивая. Настроение резко вверх, и не только от обращения. — Ты занят сегодня? Я не против увидеться. — Диктуй адрес, я примчусь сразу же. И Юнги диктует привычный адрес студии Джуна. Мысленно прося, чтобы кроме них не было других ушей.

***

Они остаются наедине, глупо хихикая за пультом. Несколько бутылок пива при них, заедаются солеными снеками. В голове туман, но чем больше открываешь рот, тем больше хочется болтать. Повышается градус между ними, и Юнги, смотря на плечи Чона, хочет сжать их не жестом дружбы. Утянуть к себе ближе, за затылок грубо прижать к своим губам. — Эй, Хён? У меня что-то на лице. — Да, твоя сексуальность. — Прости что? — Хосок смеется, а Юнги краснея сбегает в туалет. О, класс, он выдал о том, что думал. В джинсах вибрирует мобильник. Рука нервно заходится, вытаскивая жужжащий кусок металла. — Чего надо? — Хён, это я Тэхён. Ну, конечно, кайфолом собственной персоны. — Тэ, что такое? — уже мягче, вспоминая, что надо остыть. Хотя бы для вида. — Этот уебок, Чон Чонгук! Поверить не могу, что он преследует меня на работе. Блять, да я вздернусь от него! — Найду тебе веревку покрепче и люстру, — Юнги прикладывается лбом к холодной плитке, немного остывая. — Вот утешил-то! Хочу набухаться, ты где? — С Хосоком. — Оу, — его оу звучит так, как будто он застал их в процессе траха. — Всё пучком, мы у Нама в студии, приходи, — на самом деле звучит скрипя зубами, потому что внимание Чона не хочется делить ни с кем. — Класс, уже ловлю тачку и еду к вам. Возвращаясь в студии снова, Юнги слышит брань Хосока и еще одного человека. — Ну и, нахуй, подавись своим бананом, — Чон кидает фрукт в младшего, наталкиваясь на Юнги. — Эм, я. — О, хён привет! — звучит Чонгук, победно поедая банан, удобно умещаясь на маленьком диване Намджуна. Вот Тэхён то обрадуется. — Звучало довольно пошло, — заметил Юнги, улыбаясь краем губ, протягивая младшему руку. Младший протянул руку в ответ, крепко пожимая руку Юнги. Ну, веселье началось. Взрыв температур не должен был произойти так заметно. Отголоски мнимой ненависти тоже. Тэхён беспардонно вламывается в их тесную каморку звукозаписи. Юнги сидит за пультом, покачивая в такт головой. Хосок навесился над ним, изучая, принимая отголоски бита. Чонгук затаил дыхание на диване, не шевелясь. Тэ скидывает кепку, затем жестко джинсовку. Его смуглые руки длинные и тонкие, влажные от джинсовой ткани. Плавится хмельной воздух, когда Тэ хотел прикоснуться к хёнам, но что-то не пустило. Руки. Горячие, сухие ладони на запястьях, потянули за спину, прижимая к себе. — Малыш Тэ попался? — Чонгук провел носом по голому плечу Тэ, собирая его естественный запах бархатной кожи. Сейчас бы вгрызться зубами в мягкость, наделать отметин. Но они сейчас не одни, это и будоражит. — Блять, откуда ты здесь? — приняв правила игры шепотом, Тэ послушно тихо произнес из-под закрытых ресниц. Щеки налились краской. — Соскучился, веришь? — зажав одной ладонью запястья, Чон погладил точенную талию. Внизу раздался жар, когда задница Тэ приложилась к паху Чонгука. — Конечно, — томный шепот в ушко, теснее, прошелся бедрами по паху. Он такая рисковая сучка. Чонгука рвет, хочет завалить его и без стыда оттрахать, чтобы не стоял. — Только, боюсь у тебя силенок не хватит. Мудак! — Тэ резко наступил ему на ногу, после острым локтем ударил в живот. Строптивая сучка, ему нравятся такие. Хосок повернул голову, оглядываясь. — Что здесь… Блять, Чонгук. — Теперь и здесь доебываться будешь? Хосок-хён посади его в клетку! — Тэ прильнул в объятия старшего, но ничего кроме приятного запаха от тела не почувствовал. Странно так. — Обязательно, прости, у него буйство гормонов. Юнги лениво снял наушники, огляделся. — Блять, забыл предупредить, — конечно, забыл, он. Когда Хосок сажает его в кресло, давит на плечи, и говорит своим томным голосом творить. Подчиняет. Юнги подчиняется. Чонгук, скрючил гримасу, зажавшись. — О, спасибо, хёны, я тут жив. Если что, — пробубнил Чонгук, и лишь Тэхён посмотрел украдкой, ухмыльнувшись. «Тебе же понравилось» «Ещё не конец, сучка» «Жду не дождусь, папочка».

***

Они сменили угарно-душный, на свежий и мягкий. Прогулка дала им сил и бодрости, выкинула из их голов дурные мысли. Хотя на самом деле, спрятала их в ларце пандоры, который каждый из них раскроет, когда глаза их будут закрыты. Чонгук бредет позади, наблюдая, как они общаются между собой, потом останавливаются у палатки с мороженным. Чон лениво поглядывает на ассортимент. Юнги забирая влажные пряди со лба, оглядываясь ищет младшего. — Кук, какой тебе захватить? — тон обычный, но такой теплый и неожиданный. Хосок мягко улыбнулся, приобняв брата за плечо. — Любой, хён, — невинная улыбка, Юнги кивнул, разговаривая с продавцом. Тэхён был в стороне, наблюдая за братьями Чон. Оказывается Чонгук умеет быть милым и таким невинным? Тэхён, что ты несёшь? Послушай себя, он же… — Тэ хён? — спросил Чонгук, кивнув ему. Нет, это всё обман, он же не такой. Просто мелкий извращенец, который хочет его нагнуть на раз, а после бросить в смятой холодной постели. Это же на один раз, не верь ему. Чонгук протянул мороженое в рожке ему. — Бери скорей растает, — Чонгук улыбается, чувствуя, как нервно потеет Тэхён. Или тает этим мороженным в крепких руках младшего. Хосок наблюдает за двоими со стороны, Юнги лениво полизывает фруктовый лед. — Они милые. — Наверное, — пожимает плечами Юнги, засовывая за щеку фруктовый лед. После немного шипит, от резкой зубной боли. Мороженое размазывается над мягкими губами Юнги. — Ох, надо осторожнее, — Хосок мягко улыбается, стирая с губ мороженое большим пальцем. Мин смотрит на его пальцы, гипнотически. Сплошная сладкая нега, внизу живота теплеет. В глазах темная дымка. — Почему смотришь на меня так, хён? — шепчет Хосок, смотря в его глаза, раскрывает мягкий податливый ротик пальцем, проскальзывая подушечкой на влажный язык. Юнги молчит, не может оторваться. Воздуха так мало, а Хосок ближе. «Поцелуй меня, Хосок» В памяти проносится смутная дымка памяти губ Чона, вкуса его языка. Теплоты рук. — Будь осторожнее, со своими мыслями, хён, — ещё одна улыбка, но она серьёзная. Юнги промаргивается от резкого света, когда Чон отходит к младшим. Юнги закапал своим фруктовым льдом асфальт. А может своими слюнями. Где-то шестеренки слабо переворачиваются, говоря о том, что Юнги смотрит под другим углом на Хосока. И он совершенно прав.

***

Что-то не чисто. У вечно точных мыслей всегда есть шанс сбиться. Зайти в сумасшествие и не отдавать себе отчета. В те моменты, когда они дышат одним воздухом на двоих, Юнги душно. Хочется выскрести всё, что вечно спрятано по карманам джинсов, ещё больше под ребрами. После расставания, он журит себе не пальцами. Грызет мыслями внутри, отдирая теплую плоть неправильностью. Что такое неправильно? Для кого вообще есть правильно? Философия, мать его, уже не к Юнги, прямая дорога к Намджуну. По ковру голыми стопами, снова не берет в сон. И он находит друга, музицирующим у прежнего кофейного столика в кресле. Так же как и он, писал речь. Единственное в чем разница сейчас, отсутствие дождя. Хотя надолго ли? — Ты не спишь, — констатация факта, Юнги всклочивает темные волосы, поправляя на плечах теплый плед. — Есть что-то посерьезнее чем сон. И у тебя тоже, — Намджун поставил точку на листке и выпрямился, усаживаясь удобнее. Впрочем Джун всегда такой. Граничит с заоблачной философией и падшей реальностью, скатываясь и поднимаясь всякий раз, когда тяжело. — У меня есть что-то, — Юнги присаживается на диван рядом, закидывая ноги на обивку, заматывается стопами в мягкость. — Что-то? — Намджун повторяет, смакуя слово, гоняя его звучание по полости рта языком. Молчанием выбивает, что скопилось. Юнги вцепился ногтями в обивку, язык онемел, холодный пот выступил раздражающими каплями на лбу. На теории было проще, в практике, как всегда, не очень. — Думаю, тут надо топить лед, — Намджун похлопал по тощему колену Юнги, вставая. — Чувак, тебе реально надо жрать, — привстав, глаза младшего зацепились за возмущение старшего, спрятав ногу под плед. — Отъебись, — не слишком грозно, чем могло выйти. Юнги не хотел отпугивать. В виски упали два кубика льда. Ровно две порции, без третьей. Тэхён сопит в комнате, летает во сне. Открывает новые миры, непостижимые другим. Видит миллиарды улыбок, но и даже триллиарды не сравнится с неправильными резцами вылезшими первыми коренными. Позже остальными по завету стоматолога. Сияющая, большими глазами бусинами, и вечным задирающим характером. Нежным внутри. Чонгук. После третьего бокала, Намджун утаивал стойкую трезвость, а Юнги расшатывало. В его организме чуть отпустили болты, засевшие металлическим пластом. — Блять. Знаешь, заебся. Куда не влезу — глушь. Всё какое-то неправильное и перевернутое вверх ногами. Как будто меня подменили, не я это, брат. Не такой какой был раньше. И это меня пугает и радует. Как ебучие весы, перевешивает. А состояние все подвешивает и подвешивает, — Юнги прикусил язык показав удавку вокруг шеи. — Посмотри на себя в детстве вообще не узнаешь. Это свойство людей, хён. Природа такая, — голос Намджуна мягкий, убедительный. Вбивает истины гвоздями, не вытянешь. Юнги шатается от общего мнения и одновременное ему плевать. Отвратительное чувство. — Мне кажется, он нравится. Что за хуйня? — Юнги отставил бокал и засмеялся нервно. Почти на уровне истерики. — Не хуйня, просто у любви нет пола, хён, — Джун взял его за запястье, выдержал паузу глаза в глаза. — Этого ты боялся? Признаться? — Это, блять, так неправильно, — шепчет Юнги, не отрывая взгляда. — Мне так страшно, но рядом с ним я этого не чувствую. Будто все так и должно быть. Всё верно, а я точка мира и господь бог. А не простая мирская тварь, Джун. — Не правильные вещи были придуманы глупцами, что назвали их таковыми. Ты решаешь для себя сам. Пойми ты уже наконец. Умрешь ты или выживешь, только твой выбор. Отказаться или согласиться. Всё просто, — хватка ослабла, руки снова к бутылке и стаканам. Старший завороженно смотрит на янтарную жидкость, облизывающую грани стакана, ласкаясь о стенки. — Я тоже неправильный человек, хён, — произнес Джун тост, поделившись стаканом. — Надеюсь, у тебя будет правильный выбор. Спокойной ночи. Всегда после их обсуждений есть маленькая недоговорка. Крупица невысказанности, которую разгрызть придется самому. Ощутить сладость или горесть. Юнги грызет заусенцы, и лишь потом взмахом руки выпивает залпом. Скользя стопами вниз, распластавшись на диване.