Revenge of the Jedi

Впервые за всю историю Храма Джедаев на Корусанте в Зале Миллиарда Звёзд собралось так много существ: все выжившие в результате приказа шестьдесят шесть джедаи, часть пятьсот первого легиона с одинаковыми свежими шрамами на голове и некоторые личности, которых нельзя были назвать ни военными, ни мирными гражданами. Все эти существа быстро переходили с места на место, выискивая живых друзей. Среди них была и Асажж Вентресс, неизвестно как позволившая себя заманить в Храм. Вот уже больше получаса она терзала магистра Кеноби вопросами. И не давала сбежать, чтобы надеть нечто большее, чем алые форменные трусы. Хорошо ещё, что плащ не отобрала. Но и Оби-Ван был совершенно не против того, что сидящая рядом дама вполне привольное расположилась на его груди. Голосом довольного жизнь кота он рассказывал о прошедшей операции. И при этом не забывал тихо напевать себе под нос: — Первым делом как всегда самолёты, ну, а потом, сама знаешь кто… Пусть непыльная наша работа превратит небеса в решето. Кто-то кричит: нам без неба не жить, а я просто птица и люблю провода, Аэропланы нас будут любить, ангелы уже никогда. Выглядело это всё несколько неподобающе, потому несчастный и ничего не понимающий магистр Йода остановился именно около них. Остановился и горько уставился на счастливую парочку. Не понять по выражению его лица, что Йоде что-то очень срочно надо, мог только Мейс Винду. А лежал тут совсем не он. И врать учителю учителя своего учителя лежащий совсем не умел. — Магистр, с вами всё в порядке? Йода трагично вздохнул. Так, чтобы все вокруг поняли, что он ко всему этому дурдому не относится. — Случилось тут что? Оби-Ван мрачно привстал и покосился на маленькую зелёную форму жизни, как выражались дроиды, и на прелестную молодую женщину, недовольно, но упорно опирающуюся на него. Асажж сонно прищурилась и, обняв своего магистра, указала на шатающуюся неподалёку тёмную фигуру. — У этого спросите. Магистр Йода обернулся и замер. Между рядами сидящих джедаев спокойно расхаживал Дарт Мол (который уже, кажется, не совсем Дарт). В руках его был датапад, в которые забрак без остановки что-то записывал. И с кем-то разговаривал. Хотя нет, пел. Это магистр понял, подойдя немного ближе. — А в Тимбукту везде растут кокосы, Орехи, ананасы, абрикосы, Над ними вьются бабочки и осы, Жуют бананы обезьяны в бухте Тимбукту. Мило улыбаясь, забрак прогуливался между сидящими на полу или на импровизированных стульях и диванах. Периодически он наклонялся, спрашивая имя, и следом отмечал что-то в библиотечном датападе. Удивительно, но все окружающие абсолютно спокойно отвечали ситху, а некоторые даже перебрасывались с ним шутками. На всякий случай магистр протёр глаза. И уши тоже — не повредит. Но ситх, поющий популярную среди солдат песенку, никак не исчезал. Вместо этого он целенаправленно двигался в сторону престарелого магистра, оглядываясь на мир счастливыми глазами. Хотя магистр Йода не исключал, что бедолага попросту сошёл с ума. Слишком похоже. — Ах, магистр! Вы выжили! Это прелэстно! И, продолжив приговаривать последнее слово, Мол послал магистру воздушный поцелуй и летящей походкой удалился к следующей группе джедаев. Йода пришибленно пошевелил ушами и подумал, что Ордену всё-таки стоит начать делать своё вино. Хотя бы для восстановления нервов после общения с ситхами. А в этот же самый момент дико краснеющий Мейс Винду стоял и вздыхал около медицинской палаты. Неизвестно, за кого он переживал больше — за Депу, опять абсолютно нечаянно подставившуюся под удар, или за Луминару, о которой он волновался просто так. Хотя поволноваться стоило, учитывая немаленькую дыру и металлический штырь в её ноге. Хотя причин попереживать было предостаточно, Мейс никак не мог выбрать, о чём же ему думать, и просто вздыхал, смотря на дверь палаты. Послышался шум, дверные панели разъехались, и в коридор вышли три женщины: тогрута, мириаланка и чалактанка. Бинты занимали свои места у одной на ноге, у другой на руке, а у третьей — в виде платка, залитого чем-то с не самым приятным ароматом. Воняла тряпочка знатно. Шаак Ти на секунду оторвалась от усиленного самообмахивания нашатырём лишь ради того, чтобы сунуть его в нос ничего не подозревающему Мейсу и, усмехнувшись его реакции — он дёрнулся и отпрыгнул в сторону — громко воскликнула: — Мейсик, ты всё-таки такой стеснительный! Луминара с опаской покосилась на подругу и попыталась её остановить. — Шаак... Это только подстегнуло весёлую тогруту, и она, шлёпнув собственное начальство чуть пониже спины, отправила его в короткий полёт в сторону великой любви. Потому что иного способа преодолеть трусость Главы Совета (причём, трусость эта каким-то образом проявлялась только в вопросах любви) не было. А заставлять бедолагу ещё раз слушать горестные монологи Скайуокера — слишком жестоко. Шаак быстро подхватила Депу за здоровый локоть и утащила её с глаз долой немолодых влюблённых. — Пошли, ребёнок. Сейчас я тебе расскажу, откуда джедаи берутся. И тут же, ехидно просматривая на оставшихся лишь в обществе друг друга джедаев, громко и излишне выразительно запела. — Я на тебе, как на войне, А на войне, как на тебе. Но я устал, окончен бой, Беру портвейн, иду домой. Но не только они переживали сильные эмоции в этот момент. Совсем рядом — в операционной, переоборудованной под родильный зал, на свет появилась новая жизнь. Хэйлин Хэнтц наконец, через несколько часов мучений разродилась сыном. Мальчик оказался абсолютно здоровым, что удивительно, если помнить, в какой момент он решил заявить о себе. Эйла Секура, удерживая Хэйлин на весу, вынесла её из танцевального зала, лишь только почувствовала волнение в Силе. И именно Эйла проследила за медицинскими дроидами и была с подругой всё время до того, как в медкорпус в одних трусах примчались бледно-зелёный Квинлас Вос и ярко зелёный (хотя для него это являлось нормой) Кит Фисто. Магистр абсолютно спокойно объяснил будущему молодому отцу его перспективы увидеть жену, если тот не перестанет нервничать. Благо, вовремя попавшийся на глаза нашатырь сделал его слова более убедительными. И Квинлан смог вживую увидеть появление своего ребёнка. А заодно и услышать мат жены. Сейчас же Вос, по цвету почти сравнявшийся с магистром Фисто, трясущимися руками держал маленького истошно орущего человека. А Хэйлин нежно улыбалась, поправляя на себе больничное одеяло. — Милый, ты в порядке? Немного подёргиваясь, Квинлан посмотрел на жену бешено-восхищённый взглядом. Раньше он никогда не подозревал, что в простом лазутчике может быть столько силы воли, столько терпения и сдержанности. И столько доброты — не все, лишь только завершилась мучительная боль, станут волноваться о чувствах других. Это достойное качество даже для джедая. Но от волнения он всё-таки немного заикался: — А мы можем больше детей не заводить? Хэйлин удивлённо улыбнулась и, протянув руку, погладила мужа по голове. — Почему? Я так хочу дочку... От мысли, что ему придётся ещё раз увидеть, как любимая женщина корчится от боли, а он сможет лишь говорить с ней, Квинлан пошатнулся. Больше такого ужаса он пережить не сможет. А оставить в этот момент Хэйлин одну — тем более. — Я вторых родов не выдержу! И, передав сына стоящему рядом дроиду, смелый и храбрый джедай Квинлан Вос упал в обморок. Хэйлин же снова мило улыбнулась и, решив как следует поспать, закрыла глаза. Он ведь тоже, можно сказать, спит. А наблюдающий за всем этим из коридора магистр Фисто с едва сдерживаемым смехом вызвал второго дроида. Он, как и Квинлан, успел накинуть на себя лишь свободный плащ. Потому Эйла, десять раз проверившая состояние подруги, спокойно и немного хищно косилась на его тело. Просмеявшись, магистр попытался уточнить у Эйлы: — Может, сказать ему, что она на обезболивающем и успокоительном? Наконец хоть немного улыбнувшись, она взяла его за руку и положила её себе на плечи. — Не... Пусть уважает. И тут же, будто устав намекать, крепко обняла любимого, передавая в Силе свои желания. А спустя ещё секунду, в коридоре остался лишь задумчиво пищащий дроид, не понимающий, ради чего его вызвали. А вот в медицинской кладовой стало слишком тесно для халатов и перчаток — но только не для двух существ, объединивших свои сердца и тела в порыв любви. В другом, несколько отдалённой от медицинского корпуса зале в это время кипели значительно более страстные страсти. Такие вот страсти-мордасти в квадрате. Всклокоченный герой войны гонялся за бывшим падаваном с громкими недвусмысленными комментариями. Общий их смысл заключался в том, что она его того самого, а теперь, когда он уже того, она совсем не того и вообще — нафиг. Примерно так понял это Энакин. Асока же была уверена в том, что она вполне имеет право некоторое время подумать, даже если поцеловала его. Тем более, что была она в состоянии аффекта. Это даже для преступления является смягчающим обстоятельством. Но только не для обезумевшего Скайуокера. Бегущая впереди Асока легко перепрыгнула через неизвестно как появившийся на пути ящик, а вот Энакин, неотрывно любующийся её спиной, нет. Зацепившись сначала одной ногой, он со всех сил взмахнул второй. Ну и неудивительно, что он рухнул на пол с громким воплем. Затормозив, Асока с опаской обернулась. Внешне казалось, что ящик пострадал намного сильнее Скайуокера — на нём хотя бы была вмятина. Асока аккуратно приблизилась и присела рядом. — Ну и зачем так гоняться? С усилием Энакин повернул голову. Щёки его пылали, что во время погони Асока заметить не успела. — Обнять тебя хотел. Уже спокойнее она села на пол рядом и положила руку на плечи. Может, после этого он хотя бы не будет крушить и ломать всё вокруг. Или даже станет вести себя, как положено нормальному человеку. — Так, сказал бы сразу. Чего фантазии свои сразу озвучивать? — А вдруг, ну... Ты опять уйдёшь... Настроенная на любовные переживания свои и Энакина, она не сразу заметила тёмную фигуру с той стороны, откуда появился судьбоносным ящик. Бывшая подруга, бывшая союзница, бывшая противница. Кажется, она так и осталась в том времени, когда Асока искренне радовалась победам в битвах и горевала о проигрышах. — Баррисс. Поняв, что остаться незамеченной не удалось, мириаланка немного вышла из тени. Недовольно поджав губы, она выразительно кивнула сначала на Энакина — на нём ещё было одеяние ситхов — а потом на саму Асоку. Хотя придираться к платью с боевого задания было некорректно. А то, что оно порвалось в нескольких местах — издержки профессии. И нечего тут языком цокать. — Некоторые слишком уверились в своей безнаказанности. Устраивать подобное в Храме Джедаев! Ехидно подражая мимике самой Баррисс, Асока поджала губы и вычурно вздохнула. И для верности три раза цокнула. — Я в отличие от некоторых Храм не взрывала. Недаром считается, что ситхи никогда не смогут играть с мозаикой — у них нет терпения. Первым не выдержал, конечно, Энакин. Нельзя сказать, что ему было жаль Баррисс, которая нарывалась на гнев той, что смогла одолеть самого Дарта Сидиуса. А насчёт Асоки он был уверен — в схватке, где оружием является острый язык, его падаван никогда не проигрывает. Ему просто очень хотелось наконец обнять свою любимую, поцеловать её и, если разрешит, сделать нечто большее, стать ещё ближе. А при свидетелях Асока на такое точно не согласится. Поэтому он просто показал Баррисс язык и поцеловал Асоку. — Извращенцы! Выплеснув в этом всё своё презрение, Баррисс быстро вышла из зала, забыв помятый ящик с красным крестом. Но через несколько секунд вернулась и с гордо поднятой головой забрала свою собственность, при этом громко напевая нечто наиболее обидное, что она сейчас только смогла вспомнить. — Я вам ответил: "Мадам, вы кокотка, Падшая женщина, жалкая гойша. Так улетайте же Вы одиноко. Нам разговаривать не о чем больше! Асока же в этот момент, пропустив мимо слуховых рецепторов своих монтраллов гнусные инструкции Баррисс, усиленно раздумывала, куда можно затащить Скайуокера, чтобы хоть там не натыкаться на всевозможных знакомых. И лишь только такое место всплыло в её памяти, с лёгким укусом она отстранилась от него. — Вот ты — точно извращенец. Энакин блаженно улыбнулся и, покрепче обняв Асоку, прижался губами к её лбу. Усмехнувшись, Асока принялась что-то шептать ему на ухо. Что-то очень нежное, приятное. Вроде бы и ласковое, но в меру страстное. Такое, от чего сердце ненадолго замирает, но тут же навёрстывает потерянные удары большой скоростью. Такое, что душа воспаряет над телом, стремясь куда-то ввысь — к звёздам. Это удивительно напоминало музыку — ту самую мелодию, что пел несколько часов назад сам Энакин. — Ночь темна, мир отчаянно пуст, Облака плывут домой. До тебя долетит моя грусть, Упадет с ресниц слезой. Жизнь и смерть — всего лишь два мгновенья, Бесконечна только наша боль... Неудивительно, что вскоре после этого в зале никого не осталось, а вот из комнатки при одном из малых тренировочных залов — туда, где хранились многотомные мануалы по фехтованию, не зайдёт добровольно ни один джедай — начали доноситься звуки весьма определённого характера. Да и грохот оттуда двусмысленным быть просто не мог. И лишь спустя больше, чем целый час, вся эта разношёрстная компания всё же нашла в себе силы собраться в зале Миллиарда Звёзд. И пусть половина явилась в несколько помятом виде, они хотя бы присутствовали. Некоторые, конечно, были вынуждены остаться в медкорпусе, но их голографические проекции вскоре появились около друзей и товарищей. Что удивительно, наибольшую разумность проявили не мудрейшие мастера-джедаи, а спасшиеся по неизвестной причине Рекс и сенатор Чучи. Именно они притащили в зал истошно сопротивляющегося магистра Винду. А магистра Йоду наоборот — отправили в медкорпус пить успокоительное. И отняли у Мола драгоценный список присутствующих. И сделали ещё многое, счесть которое попросту невозможно. Усиленно строя подбадривающие рожи, Рекс подтолкнул магистра Винду к лестнице. Только с неё можно было увидеть всех присутствующих и показаться им. Мейс нервно прокашлялся, привлекая к себе внимание. Он набрал воздуха, готовясь выдать пламенную тираду, о том, что всё хорошо, но как-то не очень, поэтому не стоит расслабляться. И при этом упомянуть, как он рад отсутствию жертв со стороны Ордена. Но ляпнул совершенно другое, — Я не понял. Вы, что, все выжили?! Зал погрузился в тишину. Магистр Винду понял, что сказал что-то совершенно неподходящее и попытался перекрыть это горькой новостью о вероятном прекращении финансирования со стороны Республики. А ведь при этом джедаев ещё надо поддержать, что следует сделать именно Главе Высшего Совета. Мейс надел серьёзное выражение и добавил: — Денег нет, но вы держитесь. На этот раз джедаи не выдержали и разразились громким, постепенно нарастающим смехом. Смеялись мастера и падаваны, смеялись юнлинги и рыцари, смеялись наёмники и политики. Именно так — через почти безумный бесконечный хохот выходило напряжение последних дней. Выплёскивался страх за родных и близких. Исчезало волнение о будущем, о неуверенности в завтрашнем дне. Всё уходило через этот тяжёлый смех. А Энакин Скайуокер — бывший джедай и бывший ситх — в первый раз за всю свою жизнь понял, что ему так нравится у джедаев. Они вольны делать то, что считают нужным, тогда как ситхи обязаны повиноваться тёмной стороне. Тут самый сильный мастер может ошибаться, а к маленькому юнлингу прислушаются, если его слова верны. А среди ситхов и тёмных джедаев есть только рабское повиновение словам старшего и поклонение всему его существу. Обняв покрепче своего бывшего падавана, он прижался лицом к её плечу, не в силах сдержать истеричный хохот, и подумал, что никогда больше не соблазнится тёмной стороной.