На следующий день Ньюта сняли с седативных, и к вечеру он уже не спал. Просыпаться оказалось сложнее, чем обычно. Готтлиб заявился в медпункт в сопровождении двух охранников и решительно подошел к группе врачей, что-то шепотом обсуждавших у закрытой двери. Те как по команде повернулись к нему.
— Я пришел увидеть доктора Гайзлера. Маршал Хэнсен дал мне разрешение.
— Не думаю, что вам стоит туда заходить, — сказал один из врачей. Готтлиб заметил толстый слой бинта у него на руке. — Пациент немного…
— Я пришел к доктору Гайзлеру, — настойчиво повторил Готтлиб, кивая в сторону двери. — А теперь прошу меня
простить.
Врачи расступились, давая ему пройти. Германн толкнул дверь тростью и заглянул внутрь. Один из охранников собирался пойти за ним, но остановился, поймав на себе его сердитый взгляд.
— Если мне понадобятся ваши услуги, джентльмены, я вас позову, — сказал он.
— Маршал Хэнсен дал нам четкие указания…
— Защищать меня, да, я в курсе, — перебил его Готтлиб. — И если меня нужно будет защитить, я крикну.
Охранники переглянулись и нехотя стали по обе стороны двери. Готтлиб довольно кивнул и зашел внутрь, позволив двери захлопнуться. Её закрыли снаружи со звонким щелчком, и на мгновение Германн испугался, почувствовав себя как в ловушке. Но стоило ему посмотреть на койку, как страх тут же пропал.
Первое, что бросилось ему в глаза, это нездоровый вид Ньюта. Он сидел на кровати, глядя в окно, и с унылым видом ел пудинг. Он перевел взгляд на дверь, затем присмотрелся и широко улыбнулся.
— Эй!
Маленький комочек страха, засевший в груди Германна, исчез окончательно, и он улыбнулся в ответ. Он кивнул на поднос с едой, которую Ньют, очевидно, проигнорировал.
— Ты ешь только десерт?
— Ну люблю я тапиоку, что поделать.
Присев на стул у кровати, Германн вытянул ногу, облегченно при этом вздохнув; от беспокойства он целый день провел на ногах, и напряжение начало на нем сказываться. Ньют доел десерт, но ложку изо рта не вынул, продолжая жевать тонкий пластик. Он был явно рад компании, но не стремился заводить беседу. Готтлиб, который в этом деле был не лучше него, всё же решил попытаться.
— Так что, — сказал он, — как ты тут?
— Да так, — уклончиво ответил Ньют и отвернулся к окну, — лежу вот.
— Не было проблем с врачами?
— Нет, нет. Они… хорошо ко мне относятся. Правда.
— Нормально проснулся?
Ньют заёрзал и искоса глянул на Германна.
— По-моему, я укусил одного из врачей.
Повисла неловкая тишина. Готтлиб кашлянул.
— Понятно, — сказал он. — Была какая-то причина?
Раздался приглушенный треск. Ньют выплюнул кусочки пластиковой ложки на одеяло.
— Я не
знаю, — сказал он тихо, не решаясь посмотреть на Готтлиба. — В тот момент… это показалось мне хорошей мыслью. А потом я окончательно проснулся, а один из них кричит
«Какого хрена он меня укусил?!», и… оказалось, это была плохая мысль.
Готтлиб протянул руку к его плечу, но Ньют отстранился, резко замотав головой.
— Не надо.
— Я десять лет терпел твою бескультурщину, — сказал Готтлиб. Ньют уставился на него широкими глазами. — Если начнешь кусаться, как капризный пятилетка, мне лишь придется смириться с ещё одним твоим недостатком.
— У меня
нет недостатков.
— Только нарциссист будет так думать! Ты просто ходячая
энциклопедия дисфункционального поведения.
— Сказал тот, кто помечает, какую зубную щетку использовать в какое время суток! Тебе нужна только
одна зубная щетка! Кто вообще будет заводить две зубные щетки для утра и вечера?
— Я свои зубы хотя бы чищу, — отрезал Германн. — А ты просто неотёсанный неряха. Скажи спасибо, что я напоминаю тебе когда причесаться.
— Ну что ж,
спасибо, Германн. Правда, — сказал Ньют с таким недовольством, что Готтлиб не смог сдержать улыбку. —
Что?
— Ничего. Я скучал по нашим разговорам, — ответил он. Ньют улыбнулся, покачав головой, и даже немного засмеялся, хотя его смех звучал как-то натянуто.
— Манипулятор хренов.
— Ну-ну, давай без обзывательств, — сказал Готтлиб, доставая из кармана очки для чтения. Он взял журнал со столика рядом с кроватью Ньюта. — Боже мой, какого он года, 2018?
Ньют наблюдал за ним, стараясь не обращать внимание на неизменную боль в левом глазу. Она становилась всё более явной, вместе с тем, как он просыпался, и теперь, когда седативное окончательно выветрилось, она отдавалась четкими ударами, пульсируя в ритм сердцебиению. И теперь она пугала его ещё больше, ведь он знал, откуда она.
— Что ты здесь делаешь, Германн?
— Читаю про внебрачные похождения богатых и знаменитых. Суммы алиментов в девяностых были просто космическими.
Ньют вырвал журнал из его рук, и Германн наконец поднял на него взгляд.
— Что ты здесь делаешь? — повторил он уже тише. Готтлиб вздохнул.
— Ты не настолько глупый, чтобы спрашивать меня, почему. Ты же знаешь, я терпеть не могу хождение вокруг да около.
— Со мной что-то
не так, Германн.
— Я тебе это каждый день говорю.
—
Я не шучу!
Боль продолжала стучать, Ньют с трудом взял себя в руки и сделал несколько глубоких вдохов. Готтлиб наблюдал за ним с непроницаемым выражением лица, затем положил руку ему на плечо. На этот раз Ньют не отстранился.
— Я
знаю, о чем ты говоришь, — сказал он. — И какой из меня друг, если я позволю тебе переносить это в одиночку.
Впервые в жизни Ньют не мог придумать остроумный или саркастичный ответ. Он кивнул, потирая левый глаз, и, опустив голову на подушку, вновь посмотрел в окно. Готтлиб вернулся к журналу, листая страницы как ни в чем ни бывало.
Спустя час Ньют почувствовал сонливость. Наблюдать за океаном довольно скоро ему наскучило, игра света на волнах больше не отвлекала. За звуками кардиомонитора и шелеста страниц, Ньют различил шум разбивающихся валов. Он закрыл глаза и прислушался. Боль резала, словно нож, но он оставался к ней безразличен. Дыхание замедлилось, стало поверхностным. Давление накатило на него, прижимая к кровати. Боль всегда была с ним. Он просто научился с ней жить.
холодхолодхолодхолодхолод
тишинаодин один одинодинодинодин боль страх одинодинодин
Где-то далеко беспорядочно запищал кардиомонитор.
больбольболь давление холод опять боже да закончится это уже когда-нибудь один нет ты не холодболь один
тишинаодинболь слушай меня сукин ты сын
давлениедавление боль холод
Нет тишинатишина боль холод
Не один холоддавлениетишина хватит тишинатишина боль хватитхватитхватит!
тишина ?
нет. ты знаешь что я здесь
Ньют оцепенел, дыхание застряло в груди. Кровь стекала из носа на воротник его больничной рубашки. Ему казалось, что голова сейчас разорвется от боли, и кто-то крепко держал его за запястье.
— Не позволяй ему тебя контролировать, — прошипел Готтлиб ему на ухо, не отпуская даже когда Ньют пытался вывернуться. — Где он?
холодхолодхолод боль злостьпутаница страх где где где где
— Найди его. Я могу помочь остановить это, если ты найдешь его.
давлениедавление боль холод
свет
— Свет, — прохрипел Ньют. —
Свет.
— Давай без загадок! Где он?
светсветсветсвет город уничтожить охота директива директивадиректива директива? тишинатишинатишина
нет
директивы
я
один
Ньют издал полузадушенный вскрик и вырвался из рук Готтлиба, схватившись за голову. Нечто сильное, ужасно сильное, пыталось затянуть его в давящую темноту. Оно не хотело оставаться в одиночестве. Как оно могло перенести одиночество после того, как было соединено с целым коллективом? Почему он не может это
понять?
я не такой как ты
ты делаешь мне больно!
Секунда тишины растянулась в целую вечность, и Ньют ощутил, как голос в его голове превратился в мертвецкую хватку челюстей.
я сделаю
тебя
таким
как я
Слова оглушали, заполняя каждый уголок сознания, пока он больше не мог ни о чем думать. Он слышал свой крик, слышал, как распахнулась дверь и люди начали что-то говорить. Боль накатила удушающей волной, и Ньют потерял сознание.
