***
Больше всего поразила такая же картина вечером. Ну, почти. У другого окна, в одежде, с собственноручно приготовленной чашкой чая. Гоголь заплетал волосы в хвостик, чтобы не мешали и все также смотрел в окно. Когда чашка пустела, Яков заходил в комнату и, облокотившись на косяк двери, ожидал пару минут, пока Николай обернется, причмокнув и игриво разглядывая следователя. Каждый вечер хвостик Николая расплетался руками Якова. Гуро запускал свои руки в спутанные волосы, часто схватывал их, легко поглаживал, путал. А после, уже поздней ночью, заплетал их. Гоголь был не против. Он, уставший и обессиленный, лежал на груди у него. - Яшенька, - прошептал однажды в ночной тишине комнаты Гоголь, - А ты замечал, что восходы и закаты в конце января нереально прелестны? - Он повернулся к Гуро лицом, - Но от них становится жутко холодно, - юноша сжал простынь, вздрогнув, - А вот когда я смотрю в твои глаза, вижу черноту, но такую теплую, - он проводит холодной ладошкой по груди Гуро, - Что и солнце становится уже не важным. - Романтик ты, Коленька, - Яков лишь гладит Гоголя по спине и нежно смотрит на парня. - Не спорю, - кивает Николай, - Но я вот к чему клоню, - твердо говорит он, - В минуты, когда я смотрю на солнце, я понимаю, что возможно я и влюблен в красивые закаты и восходы, но люблю я только тебя, - сдвинув брови, будто обижен, закончил Гоголь. - Коленька, - нежно шепчет Гуро и тянет к себе юношу. Легко целует его в губы и крепче сжимает в объятьях.***
После этого Гоголь больше не стоял у окна. Лишь отвечал на вопросы Якова "Восходы больше не так красивы" или "У меня уже есть солнце, на которое я хочу смотреть" - и так многозначительно смотрел на Якова, улыбаясь и чуть прищурив глаза, отпивал из чашки.