Добро из зла

Спустя две недели от «Падения Бикона»

- Сара! Тащи еще пива! Пышненькая девушка в простом холщовом платье до щиколоток, с тугой косой соломенных волос, вопросительно посмотрела на отца. Вален, чуть опустив пухлую еженедельную газету Вейл, доставленную за день до бури, смерил внимательным взглядом маленьких колючих глаз небольшую компанию забившихся в угол сельчан. Отметил покрасневшие лица, лихорадочно блестящие глаза, два кувшина медовухи, аккуратно задвинутые в угол, и отрицательно покачал головой. - Ну Вален! – хором застонали пьянчужки. - Я сказал «хватит», - проворчал староста, вновь прячась за газетой. – Вам уже достаточно хорошо, еще немного – и станет плохо. Вот только негатива, даже такого, мне здесь не хватало. Волшебное слово «негатив», как всегда, сработало: безотказный довод, если ты живешь в мире, где на запах отрицательных эмоций могут прийти монстры, убивающие всех. Особенно, если дом твой – вне любого из четырех Королевств, где тебя не защищает армия и роботы, Охотники и высокие железобетонные стены, а между тобой и Гримм – лишь ты сам и те, кто рядом, ваша стойкость и старое оружие в руках, что досталось от деда. И пусть деревня твоя, которую все так и звали – Станция, находится высоко в горах, прикрытая с одной стороны глубоким ущельем, а с двух других – отвесной скалой. Пусть стены, возведенные прадедами, высоки и крепки, пусть небо сторожат старые зенитки еще времен Мировой Войны, а каждый житель, включая стариков и детей, умеет сражаться… пусть – все неважно. Значение имеет лишь одно – живешь ты в Темных Землях, вне Королевств, а значит, твое единственное спасение – скрытность, а не сила. Именно поэтому сейчас, поздней осенью, когда бедный урожай с клочка плодородной земли уже убран, снег закрыл перевалы, а снежная буря четыре дня назад заперла небеса, вся Станция собралась здесь – в главном Холле. Это время года – поздняя осень, зима и ранняя весна всегда были самыми опасными для всех: когда на улице ливень или мороз, дороги развезло или засыпало, а воздушная пристань простаивает из-за гроз и снегопадов у людей появляется слишком много свободного времени на всякую ерунду. На вопросы, ответы на которые причиняют боль; на ссоры и ругань, скуку и лень. Поэтому сейчас кто-то пьет и смеется с односельчанами, кто-то режется в карты, кто-то в двадцатый раз смотрит «Непокоренного», нашумевший прошлогодний кино-хит, танцует в противоположном углу под слишком дурацкую на взгляд Валена музыку, читает в соседнем здании... на все эти развлечения тратилось очень много денег – большую часть того, что получала Станция в качестве перевалочной базы контрабандистов. Привычно отстранившись от ровного гула развлекающихся односельчан, староста завозился в кресле, пытаясь поудобнее устроить свое грузное тело и вновь погрузился в чтение. Этот выпуск «Голоса Короля», как и любые другие вести из цивилизованного мира, был уже изрядно потрепан и зачитан до дыр – едва ли нашелся бы человек, который не успел прочитать его хотя бы один раз. Нынешний был куда популярнее предыдущих – только вслух, всей Станции, его читали пять раз. Да и как могло быть иначе, если большая часть статей была посвящена Вейл, ближайшему к ним Королевству, а точнее – событию, что уже успели вполне официально назвать «Падением Бикона»? О событиях такого масштаба снимали фильмы, писали книги и ставили спектакли – в них могучие Охотники противостояли безумным злодеям и, разумеется, в конце всегда спасали мир. В реальности получилось немного иначе – остановить вторжение Гримм, которому задним числом присвоили девятый уровень угрозы, безумных фавнов из Белого Клыка и сбрендившей кибер-армии Атласа удалось лишь огромной кровью, заплатив миллионами жизней. Вейл, одна из колыбелей цивилизации, лежал в руинах – оправляться от такого удара Королевство будет десятки лет. В выпуске «Голоса» много говорилось о Вейл: о том, что Бикон, лучшую академию Охотников в мире, пришлось оставить на откуп тварям Темноты – все выжившие Охотники, даже студенты, были как воздух необходимы в столице. О постоянных боях и победах, очищенных улицах, уточнении списка погибших, гуманитарной и военной помощи из других стран – каждое, даже самое ничтожное достижение, было преподнесено как великая победа. Что ж, может, так и было – восстанавливать страну, разоренную войной не может быть простым делом. Уделено внимание было и другим странам – Атлас, закрывший границы, официальные интервью, в которых Совет отчаянно пытался оправдаться за утрату контроля над своими роботами, ударившими в спину союзникам. Очень странно смотрелись редкие заметки из светской жизни – Вайс Шни, наследница крупнейшей энергетической компании в мире, SDC, собиралась дать свой первый после поступления в Бикон концерт, а после рассказать о Падении Бикона и ответить на все вопросы журналистов. И, разумеется, всегда были фавны. Раса зверолюдей, обладавших теми или иными чертами животных – хвостом или дополнительной парой ушей, рогами или чешуей: в зависимости от своего животного-прототипа. Белый Клык – те, кого обвиняли в атаке на Вейл, те, кто сознательно привел в столицу Гримм и взломал армию Атласа, был радикальной организацией, состоящей именно из фавнов. Они утверждали, что делают это ради равенства, ради своего народа, притесняемого и угнетаемого, но… все статьи, которые видел Велен, говорили лишь о возрастании напряжения между фавнами и людьми: взаимные упреки и погромы, пламенные язычки ненависти, мелькающие меж тлеющих углей Войны за Права, казалось, давно оконченного и ушедшего в прошлое восстания. Мир стоял на краю – и даже в тепле и безопасности главного холла Станции, в уютном кресле, среди друзей, вдали от центра событий Вален чувствовал ледяной холод, идущий от пропасти, перед которой замер весь Ремнант. От газеты его отвлекла странная тишина, опустившаяся на Холл. Разговоры, смех, приглушенные добродушные ругательства – все стихло, заставляя легкомысленную музыку казаться глупой и неуместной. Опустив «Голос» на колени и проследив за взглядами односельчан, Велен без труда определил причину всего этого – по отчаянно скрипящей под слишком большим весом лестнице спускался чужак, явившийся в деревню уже, фактически, по закрытым перевалам, прорываясь сквозь снежные заносы по пояс. На спине, крепко привязанного за талию и плечи, он нес кого-то еще, закутанного в теплую шубу и шарфы так, что невозможно было разглядеть даже лица. В сезон через Станцию проходило много очень разных людей, контрабандисты – народ пестрый. Чужак, представившийся Морроном Брауном, выделялся бы где угодно, в любой толпе даже самых неординарных людей. Он походил на вставшего на дыбы медведя – рост и размах плеч мешали проходить в двери, грубые, излишне крупные черты лица и темно-карие, почти черные глаза придавали ему диковатый вид, а два больших медвежьих уха на макушке заставляли напрягаться даже тех, кого не впечатляла эта аура угрозы, которую фавн, казалось, распространял вокруг себя, даже не замечая этого. Фавн. Станция была исключительно человеческим поселением – и даже не по причине расизма, просто… так получилось. Вне Королевств дискриминация и притеснение фавнов была редкостью – лишь сильнейшие могли позволить себе создавать негатив, не боясь атаки Гримм. Но после Падения Бикона даже сам Вален не мог не испытывать напряжения, зная, что где-то рядом с ним находится живой фавн. Он понимал своих людей, когда их первой реакцией было запихнуть чужаков в одно из складских зданий, обычно сдаваемых в аренду, но сейчас пустующих по зимней поре. Подчиняться и жить в холодном каменном здании на отшибе, отогреть которое по такой погоде было почти невозможно, пришелец не пожелал и селяне, чувствуя себя в большинстве, попытались заставить его силой. Результатом стали сломанная рука и три челюсти, несколько вывихов и больше десятка синяков. Пару дней спустя Саймон, один из трех Стражей поселения с открытой аурой, нехотя признался Валену, что чужак, если бы захотел, легко поубивал бы их всех – всю деревню, и спокойно занял бы ратушу. Они легко отделались – Браун попросил лишь теплую комнату в Холле, питание и даже не забыл заплатить за все это. Валену не нравилась эта история – некто, кого чужак принес с собой на спине, оказалась не просто молодой девчонкой, но тяжело раненной, причем совсем недавно – она даже ходить нормально могла только держась за стеночку. Сейчас, конечно, давно уже были не Темные Века, когда всех калек просто убивали, чтобы не звать Гримм, но… когда такая молодая и красивая девчонка оказывается калекой, она не может не страдать от этого. А страдания привлекают смерть в облике черных тварей с белыми масками вместо лица – Тварей Темноты. Сейчас зима – по закрытым перевалам и в такую метель даже Гримм предпочитают сидеть по норам, но что будет, когда буря закончится? А если у нее открыта аура? Встретившись взглядом с дочкой, Вален молча кивнул и шепнул «Неси», зная, что Сара без труда поймет его. И точно – быстро кивнув, девушка направилась в подсобку. В полной тишине медведь пересек Холл: казалось, он вовсе не обращал никакого внимания на густое напряжение, повисшее в воздухе. Сев в свободное кресло рядом с Валеном, он грохнул на стол стопку книг, взятых в довольно обширной библиотеке Станции еще в первый день. Подборка удивила старосту еще тогда – в основном книги по управлению коллективом, которые он сам выписывал из Вейл много лет. Не вязались как-то эти книги с первым впечатлением… Вален привык считать, что умеет разбираться в людях. Станцию ежегодно посещало очень много людей: контрабандисты, наемники и преступники всех мастей, от вменяемых до отмороженных убийц, которых останавливал лишь древний, как сама история, неписанный закон: «Не плоди негатив там, где живешь». Или, в данном случае, куда планируешь вернуться. По Брауну многое становилось ясно с первого взгляда – скорее воин, чем грабитель или убийца, сильный боец, но совершенно точно не Охотник. Если уж он рискнул пешком преодолеть перевалы поздней осенью, чтобы добраться до Станции, а не воспользовался перевалочной базой Вейл пятьюстами метрами ниже и двадцатью километрами южнее – медведь очень не хочет светится перед властями. А еще он был фавном. Два слова: «Белый Клык» Вален не осмеливался произнести даже про себя. Да сохранят его Боги от любых дел с террористами – контрабандисты и грабители куда лучше. - Сара сейчас все принесет, - сказал Вален вслух, сурово посмотрев на односельчан. Дисциплинировано отведя взгляды в сторону, те вернулись к своим занятиям – ровный гул, неизбежно создаваемый десятками общающихся людей, вернулся, пусть даже трижды фальшивый. Браун молча присел в свободное кресло рядом и откинулся на спинку, с привычной цепкостью оглядывая зал. Вален поймал себя на том, что вновь разглядывает правую руку фавна, точнее – стальной протез, заменяющий кисть. Дорогие и сложные, они были роскошью, доступной немногим, даже такая простая модификация, как у чужака. Вален был так далек от бойца, как это только было возможно, но жил в Темных Землях, и повидал достаточно шрамов, чтобы сказать – у Брауна они были свежие: всего пара месяцев прошла с тех пор, как он потерял руку. Сталь еще не успела утратить заводского блеска, зато глубокая зарубка, оставленная мечом, пересекала ладонь по диагонали, как пресловутая «линия жизни». Оторвав взгляд от протеза, он взглянул в лицо Брауну и обнаружил, что тот пристально разглядывает газету у старосты на коленях. Опустив глаза Вален тут же сообразил, что привлекло его внимание – большая статья на весь разворот, посвященная Вайс Шни, наследнице SDC, ее грядущему концерту и слухам о роли в Падении Бикона. Староста аккуратно сложил газету вчетверо и отложил в сторону – если его подозрения верны, то нет никакого смысла злить террориста, напоминая ему о наследнице Праховой компании Шни, главного врага фавнов и основной цели Белого Клыка. Хотя, как ни странно, вид у Брауна был скорее задумчивый, чем злобный… - Какая твоя любимая сказка? – внезапно спросил фавн, заставив Валена вздрогнуть. Всего четыре слова, один вопрос потребовалось чужаку, чтобы разбить все теории старосты о его личности. - Легенда о Вечном, - ответил Вален, протерев пухлые вспотевшие ладошки о штаны. - Дурацкий у вас код, - хмыкнул Браун. – Когда Озпин задал этот вопрос мне – я ответил именно так, даже не зная о нем. - Бессмертный воин, посланный Богом-Создателем, чтобы убедится в крепости духа рода человеческого, - осторожно сказал Вален, просто для того, чтобы что-то ответить. – Он живет под личиной Охотника, сражаясь с порождениями Бога-Разрушителя, и оценивает нас – всех в целом и каждого по отдельности. Если он посчитает Человечество достойным – то в час последней битвы поведет нас за собой: тогда мы победим и станем свободны от Гримм. Если мы разочаруем его – он оставит нас своей Судьбе. - Какой пацан может не любить эту легенду? – продолжая ухмыляться, сказал Браун. – У него было такое забавное лицо, когда я назвал твоего брата своим любимым сказочным персонажем. «Он даже это ему рассказал?!» - Озпин погиб в сражении за Бикон, - хмуро ответил Вален. – Да и братом моим быть перестал в тот день, когда его место занял… заняло ЭТО. - Насколько я успел узнать директора, он любил строить планы – у него был один даже на случай собственной смерти. Уверен, ты тоже получил какую-то весточку. - Я оказывал некоторые услуги Озпину в обмен на то, чтобы Вейл закрывал глаза на наше существование – Охотники даже помогали нам пару раз, во время вспышек активности Гримм. Но сейчас, после Падения Бикона, Королевству и без того не будет до нас никакого дела, а все Охотники будут заняты лишь тем, чтобы не дать Вейл развалиться окончательно. - Но они все еще Охотники, - заметил Браун. – Лучшие воины в мире, самая большая сила в Ремнанте. Вален отметил про себя это «они». Не «мы». Хоть в этом он не ошибся… - Чего ты хочешь? – прямо спросил он. - Немногое – просто чтобы никто не сдал нас, если не спросят. Не удивлюсь, если мы уже в списках «найти и захватить» или, того круче, «уничтожить» - даже награда, может быть, назначена. - Я здесь, конечно, главный, но не могу отвечать за всех, - покачал головой Вален. – У нас не принято трепать языком и якшаться с копами, но если награда будет достаточно велика – кто-нибудь может и соблазниться. - Ну так скажи всем, что тебе удалось узнать, что я направляюсь… ну, скажем, в Атлас. - Посмотрим, что я могу сделать, - кивнул староста. В конце концов, какая разница – и так было ясно, что долго пришельцы на Станции не задержатся, отправившись дальше с первым же судном, прорвавшимся сквозь метель. - Тебе придется что-то придумать, Вален, - тихо сказал Браун. – И убедить меня в том, что это сработает. Фавн подался вперед, ловя взгляд толстяка. - С моей точки зрения деревня, вымершая по неизвестным причинам, лучше, чем враги, идущие по следу и точно знающие, что я прошел здесь. Вален вздрогнул. Он привык к угрозам – контрабандисты, основные посетители Станции, торговаться иначе просто не умели: они кричали, потрясали оружием и изо всех сил пытались показать, какие они сильные и опасные. Браун не пользовался ни одним из этих приемов, но то спокойное жестокое равнодушие, с которым он озвучил свою угрозу, выражение карих глаз – почти скучающее, будто он говорил о погоде, а не убийстве десятков людей, пугало намного сильнее. А еще, стоило фавну наклониться чуть ниже, из-за отворота куртки показался краешек стальной бело-красной маски, похожей на маски Гримм – знак сумасшедших террористов, разрушивших Вейл, Белого Клыка. - Как Озпин вообще связан с Белым Клыком?! – выдохнул он. Он не виделся со своим братом уже очень давно – фактически, с того дня, три десятка лет назад, когда… ЭТО захватило его тело и разум, забрало от семьи, заставив отправиться в далекое и опасное путешествие из Темных Земель в Вейл. Какое-то время маленький Оззи еще пытался поддерживать связь, писать письма… но однажды перестал. А потом на Станцию заявилась команда его Охотников и сделало предложение, от которого невозможно было отказаться – директор так и не почтил его своим присутствием. - Это долгая история, - покачал головой Браун. – И тебе будет лучше ее не знать. Не думаю, что буря продлиться дольше пары дней – к тому времени мне нужен план, и он должен быть убедителен, Вален. Озпин мертв, он больше не защитит тебя – не от меня, во всяком случае. Пару секунд Вален молчал, а потом тихо спросил, глядя в сторону: - Как он погиб? Конечно, он читал об этом – в первой после вторжения Гримм газете Озпину был посвящен громадный некролог, восхваляющий одного из самых сильных воинов мира, директора Бикона – лучшей академии Охотников в Ремнанте. Но он прекрасно знал, сколь много лжи несет в себе «официальная правда» и должен был знать точно. - Озпин погиб как Охотник, - ответил Браун. Это был самый исчерпывающий ответ, какой только мог дать фавн. Его младший брат, маленький Оззи, пал в бою с чудовищами, защищая других – только так и умирали истинные Охотники. Поддавшись внезапно нахлынувшей скорби, староста прикрыл глаза. Из памяти всплыл образ брата – в тот день, когда они виделись в последний раз. Поправляя на спине большой походный рюкзак, Оззи сказал Валену: «Я теперь так много могу и знаю, Вал… Так много… ты себе и представить не можешь. Если сейчас я начну рассказывать тебе обо всем, то мы успеем состариться и умрем, не договорив и до середины. Я просто не могу остаться здесь – я должен продолжить то, что начали другие». И он ушел. Да и как мог легендарный, сказочный Вечный поступить иначе, променять клятву хранить человечество, до тех пор, пока солнце встает на востоке, а заходит на западе, на жизнь в забытой всеми деревеньке, занятой обслуживанием преступников? Оззи клялся, что ЭТО, поселившееся в душе, не изменит его, что навсегда останется его младшим братом… Разумеется, он соврал. Вечный не может быть чьим-то братом. В себя его привел тихий голос Брауна: - Сочувствую. Я тоже потерял в том бою брата. Открыв глаза, Вален действительно увидел неподдельное сочувствие в глазах медведя… и оттого его угроза казалась еще страшнее. Что за человек может искренне сочувствовать чужой утрате, намереваясь убить?.. - Он тоже был Охотником? Фавн опустил взгляд на протез, мгновение рассматривал глубокую зарубку, оставленную на металле чьим-то клинком… и, с еле слышным шорохом механизмов, крепко сжал кулак. - Нет. Он был террористом, - сказал он, проведя левой ладонью по лицу, будто пытаясь что-то стереть. – Я убил его сам. …Видимо, такой человек, который однажды убил собственного брата. - А я думал, у меня сложные отношения с семьей, - криво ухмыльнулся Вален. Тяжелую тишину прервал тихий голос Сары: - Отец… Дочка, настороженно косясь на фавна, поставила на стол перед ними крохотный кулек с лекарствами, запрошенными чужаком: снотворное и легкие антидепрессанты, черную краску для волос, а сверху положила тонкую трость, блестящую свеженьким лаком поверх желтой краски; от нижнего конца к ручке поднимались ярко-алые языки пламени. Лекарства, разумеется, были для спутницы Брауна, которая так и не вышла ни разу из комнаты за все эти четыре дня – сам фавн не производил впечатления человека, которому нужны все эти искусственные подпорки. Протянув руку, чужак схватил трость, покрутил в руках… и улыбнулся – открыто и радостно, со странной нежностью, казавшейся чужеродной на этом грубом лице. - Ей понравится! – кивнул он и, небрежно сунув пакетик с таблетками в карман куртки, поднялся на ноги. – Добавь к счету. И не забывай – мне нужен рабочий план, Вален. - План ему нужен… - проворчал староста себе под нос, провожая взглядом широкую спину фавна. Его Стражи ясно обозначили – в прямом бою чужаков не одолеть, Браун убьет всех, если захочет. Оставалась возможность попробовать яд или старый добрый кинжал в спину – даже Охотники должны сначала активировать ауру, чтобы она защитила от удара. Вот только ничто из этого не гарантировало победу – Озпин никогда бы не сделал ставку на слабаков и глупцов. В случае неудачи… Вален привык считать, что разбирается в людях, но трижды ошибся в Морроне Брауне. Он решил, что фавн – просто террорист и преступник, однако тот сумел заинтересовать Вечного. Маска Белого Клыка, эти пустые глаза убийцы, угроза, произнесенная со спокойной жестокостью человека, готового исполнить ее в любую секунду, казалось, лишь подтверждали первое впечатление… если бы не сочувствие о смерти брата, не боль, на мгновение исказившая лицо при воспоминании о смерти его собственного и не искренняя радость при мысли о том, что новая трость, должно быть, понравится девчонке, которую он привел с собой. Он понятия не имел, что за человек Моррон Браун и это делало его непредсказуемым и потому опасным. Яд или кинжал? Или проще сделать то, о чем он просит, спровадить чужаков куда подальше и навсегда выбросить из головы Белый Клык и Вечного? А еще где-то там паренек лет четырнадцати, обязательно чем-то похожий на его младшего брата, вот-вот обнаружит у себя в голове знания сотен жизней, опыт тысячелетней борьбы человечества за выживание против Тварей Темноты. Судьба этого мальчика – положить свою жизнь на алтарь этой бесконечной войны, что началась с сотворения мира и закончится лишь с его гибелью. Мальчик будет рассчитывать на тех, кому доверяло предыдущее воплощение Вечного – на Моррона Брауна и ничтожного старшего брата, струсившего однажды отправится следом, прячущегося на задворках мира среди преступников и убийц. Прикрыв глаза, Вален тяжело вздохнул. На самом деле никакого выбора у него не было – лишь его иллюзия. Люди всегда делают то, чего хочет от них Вечный. Всегда. Привычно щелкнув пальцами по баночке, Браун вытряхнул на поднос розовую таблетку, упавшую рядом с двумя другими – синей и белой. Фавн никогда не любил это химическое дерьмо, но сейчас не видел другого выхода – Фонарик следовало поддержать, хотя бы так. Сам он не мог сделать многого – он был воином, не психологом; умел за пару месяцев сделать из зеленых новобранцев сносных бойцов, но не имел ни малейшего понятия, как лечить депрессию у израненных семнадцатилетних девчонок, лишенных поддержки друзей и семьи. Особенно когда он сам был виновен в том, что она осталась одна… Посмотрев на часы, висящие на стене, медведь удовлетворенно кивнул – уже прошло два часа с тех пор, как он попробовал еду, принесенную дочерью старосты. Браун делал так всегда, с самого первого дня на Станции – не надо было быть гением психологии, чтобы разглядеть неприязнь и злобу в глазах жителей. А с завтрашнего дня придется и вовсе перейти на консервы, принесенные с собой – были ведь и особо редкие и дорогие яды, что действовали лишь спустя сутки… Браун вздохнул. Отодвинув поднос в сторону, положил голову на локти. Он был далек от того, чтобы назвать угрозу убить десятки людей: женщин, стариков и детей, хорошим или правильным поступком. Но им нужна была скрытность, особенно сейчас: покинув Станцию, они покинут и пограничную зону между Королевствами и Темными Землями, откуда расходятся десятки возможных маршрутов и путей. Вейл сейчас не в состоянии даже собственную территорию полностью контролировать, не то, что искать беглых преступников, но всегда оставался Атлас – гребанный генерал Айронвуд может и изменить свое решение… а еще где-то там, в глубине Темных Земель, что до сих пор оставались большим черным пятном на картах, пряталась монстры куда страшнее Гримм – жестокая сука по имени Синдер Фолл и новая Салем. Если их найдет генерал, то постарается убить его и забрать Фонарик, но если это будет Фолл… скорее всего, они просто умрут. В обоих случаях цель, ради которой он принес столько жертв, останется недостигнутой… но в первом случае хотя бы Фонарик останется жива. Утешительный приз для неудачников. Подняв голову, он посмотрел на меч в черных ножнах, прислоненный к стене в углу комнаты. Он забрал его у мертвого друга, наставника, брата… немного отца – Адама Торуса, что вел отделение Белого Клыка в Вейл долгие три с половиной года. Угрозы, насилие, страх – вот то, чему научил его Адам. Когда-то он верил, что это единственный путь, что именно так работает этот мир. Прямо сейчас… он просто не знал, во что верить. Путь учителя поставил мир на грань, заставил его пожертвовать столь многим – миллионами жизней, людей, фавнов и, в самом конце, своей собственной, не оставил когда-то самому преданному ученику иного выхода, кроме как продолжить игру по чужим правилам. Единственное, в чем он не сомневался – так это в цели, что должна быть достигнута. Сердито покачав головой, он с силой протер ладонями лицо. Эти мысли возвращались к нему снова и снова, каждый раз, стоило отвлечься лишь на миг или замереть в бездействии. Десятки вопросов, ответ на которые могло дать только время сталкивались в голове, терзали разум и сердце. Бесполезные мысли, несвоевременные вопросы… но как же тяжело было от них избавиться! Встав из-за стола, он подошел к мечу, осторожно взял в руки и кончиком большого пальца чуть выдвинул багровое лезвие. Ветераны любили рассказывать новичкам, что клинок Адама Торуса однажды просто стал алым сам по себе, впитав в себя кровь врагов фавнов. Разумеется, это была лишь выдумка – цвет клинку придавал огненный Прах, на основе которого был создан сплав. Просто выдумка… но Браун почти видел алую кровь, стекающую на пол. Этим мечом Адам отрубил ему руку, это лезвие обезглавило Скарлет – фавна-койота из команды, которую возглавлял Браун, им были убиты десятки, если не сотни: не только люди, но и фавны – соратники, что посмели не согласится с его хозяином. Полностью обнажив клинок, Браун привычным движением щелкнул переключателем на ножнах, раскладывая их в ружье, стреляющее разрывными праховыми снарядами. - Кровь смывает грехи, - вздохнул медведь, переключая ружье обратно в режим ножен и вкладывая в них клинок. Так всегда говорил учитель, убивая очередного человека, стоявшего на пути равенства фавнов. Интересно, хватило ли крови в его теле, чтобы смыть собственные? Интересно, сможет ли отмыться сам Браун, даже выдавив из себя все до капли? Он забрал оружие учителя в качестве напоминания самому себе – куда может привести путь, на который ступил давным-давно и не собирался отворачивать в сторону. Где-то там было и предупреждение Блейк Белладонны, девушки, голосом которой до сих пор говорила его совесть: «Однажды ты либо превратишься в Фавна-из-стали, которым пугали Атлас и Вейл, либо погибнешь, пытаясь остановить Белый Клык». С того дня, когда она сказала ему эти слова, ничего не изменилось. Аккуратно поставив меч на свое место, Браун повесил трость на сгиб локтя, подхватил поднос и вышел из комнаты. Ему были чужды оба варианта, но чувство, что окончательный выбор он сможет сделать только из них больше походило на предсказание. Далеко идти не пришлось – Фонарик жила в комнате напротив. Не утруждая себя стуком, он открыл дверь, пересек комнату и аккуратно поставил поднос на тумбочку рядом с кроватью. Она сидела на широком подоконнике, обхватив руками колени и смотрела в окно, на танец снежинок и заваленные снегом дома. Яркие золотые волосы сияли в тусклом свете ночника, включенного Брауном, падая на плечи. Фавн сам постриг ее сразу же, как они покинули Вейл. Он очень любил ее роскошную пышную гриву, достававшую кончиками до середины спины, почти также сильно, как выразительные сиреневые глаза, но выхода не было – последняя атака Синдер Фолл сожгла больше половины, оставив обугленные жаром кончики. Теплая черная водолазка с высоким горлом скрывала почти все шрамы, полученные в том бою – но узкий конец багрового рубца самым краешком виднелся из-под ворота, заканчиваясь прямо под подбородком. По-прежнему не говоря ни слова, он присел рядом, прислонившись спиной к стене и откинул голову, касаясь затылком ее бедра. Они часто сидели так, помногу часов, каждый из дней, проведенных на Станции. Звук ее дыхания, тепло тела на затылке – все это успокаивало его, прогоняло самые тяжелые мысли. Янг Сяо Лонг – мысленно он называл ее «девушка, которой не все равно». Самое большое и весомое доказательство против Белого Клыка и всего, чему учил его Адам – человек, которому оказалось не наплевать на фавнов достаточно, чтобы оставить ради них свою семью, друзей и судьбу всенародной героини – Охотницы. Опустив правую, неповрежденную, руку она опустила ее на голову Брауна, зарылась пальцами в отросшие волосы – это был единственный знак, что она вообще заметила его присутствие. Как и во все прошлые разы, мысли об Адаме и Белом Клыке сменили попытки придумать, как помочь Янг, что сказать и сделать, чтобы она перестала казаться лишь тенью былой себя. «Все будет хорошо»? Это было бы ложью – раны, что нанесла ей Фолл, не исцелятся сами собой, аура может лишь ускорить заживление, но не вывести его на качественно новый уровень, излечив то, что обычный человек излечить неспособен. Его собственная рука, в конце концов, так и не отросла заново. «Я буду рядом»? Это было бы правдой: он никуда ее не отпустит, даже если она сама решит уйти. Но в том, что произошло с ней, есть и его вина – фавн забрал ее из больницы всего через пару дней после ранения, чуть ли не с боем вырвав из рук Айронвуда. Может, если бы она осталась там, врачи смогли бы как-то помочь ей? Она никогда его ни в чем не обвиняла вслух, но Браун не мог избавится от чувства вины – к уже привычному весу его грехов добавился новый, тяжелее всех остальных вместе взятых. Или, может, ему стоит повторить те три слова, что шептал, сидя у ее постели после битвы за Бикон? «Я люблю тебя» - ведь именно это хотят услышать девушки от своих любимых? Тогда, на руинах Вейл, после всех этих смертей и потерь, по ту сторону отчаяния эти слова выходили легко и свободно. Сейчас же… Он знал, что выглядит старше, чем есть на самом деле. Его рост, размах плеч и грубые черты лица заставляли людей думать, что он давно разменял второй десяток, а скоро разменяет и третий. Но ему было всего девятнадцать, а единственная девушка, которую он любил до Янг – выбрала другого, сразу после признания. В Атласе, куда он сбежал от Адама и Блейк, была не одна женщина – его новая команда, а особенно Хонг, хитрый беспардонный лис, подсовывали их одну за другой, с полного одобрения кандидаток – даже тогда он уже был известен как Фавн-из-стали по всему миру. В Белом Клыке много значило, сколько нулей нарисовали Королевства в награде за твою голову… Ему вспомнилось, как они впервые встретились. Мог ли он подумать тогда, чем все закончится? Преступник и Охотница – по разные стороны закона и морали, может, и не враги – но совершенно точно чужие люди, они столкнулись в бою. Сколько с тех пор прошло – два месяца? Три? Единственное, что у них тогда было общего – Блейк Белладонна, для него – бывший партнер, для нее – нынешний. Блейк, оставившая Белый Клык, кто была его первой любовью, втянула свою команду в противостояние с террористами – и лишь потому, что сражались они именно против Брауна, все не закончилось чьей-то смертью. Тогда, раздираемый на части между Блейк и Адамом, но все еще верящий учителю, несмотря на все сомнения, он едва ее заметил. Он помнил и миг, когда впервые что-то шевельнулось в душе при взгляде на Янг. Это произошло на следующее утро после того, как он потерял руку. Глупая наивная девчонка лежала на спине, закинув одну ногу на низкую спинку дивана, свесив руку на пол и доверчиво подставив известному на весь мир террористу беззащитный живот, не прикрытый даже коротким топиком ее любимого оранжевого цвета. После фиаско с Блейк он решил было, что уже не сможет испытать это чувство к другой – еще одна вещь, в которой он ошибался. - Эй, Фонарик, - тихо позвал Браун. Запрокинув голову, он встретился с ней взглядом и пару мгновений просто смотрел в эти большие сиреневые глаза. Фавн привык видеть в них озорное веселье и искрящийся смех, иногда – каменную серьезность и непреклонную решимость… и поэтому усталость и пустота, что была в них сейчас, давили на сердце чугунной наковальней, а вина, его старая верная спутница, сжимала свою стальную хватку на горле чуть сильнее – и так было каждый раз, когда они встречались взглядом. Вполне возможно, однажды эта хватка сожмется достаточно сильно, чтобы он потерял возможность дышать. «Оставь это, Браун, - оборвал он себя. – Ты сам сделал этот выбор. Прими последствия» - У меня есть подарок, - сказал он, поднимая трость повыше. – Местные специально для тебя сделали. Отняв руку от головы фавна, она взяла в руки трость, внимательно оглядела сверху-донизу… - Спасибо, - бледно улыбнулась она, положив трость на подоконник рядом. …И это было все, что она сказала. С силой сжав зубы, Браун отвел взгляд. Он надеялся, что хотя бы подарок немного расшевелит ее, но... создавалось такое впечатление, будто Фонарик просто сдалась. Этого не могло быть – просто невозможно, чтобы Янг Сяо Лонг позволила чему-то, чему угодно, сломать себя. Она справится. Она встанет на ноги и улыбнется ему прежней улыбкой, отмочит дурацкий каламбур или глупую шутку и скажет: «Ха, купился!» - Знаешь… - тихо сказала блондинка, будто прочитав его мысли. – Прежняя я бы не сидела здесь. Я была бы внизу, с людьми – веселилась и танцевала, сидела в кинозале с огромным ведром попкорна и в десятый раз пересматривала любимый боевик с крутыми погонями и драками. - Мы можем и сейчас так сделать. «Неудержимые» - любимый фильм местных киноманов. -…Не хочу. Я знаю, что надо бы, но… просто не хочу. Браун упрямо сжал зубы. Он не мог ошибиться в ней – только не в девушке, которая вновь вернула ему веру в то, что есть в мире люди, которым не все равно, кто не будет игнорировать голос фавнов, готов вступиться за них, сделать хоть что-то, чтобы положить конец всему этому дерьму, которое уже однажды поставило мир на грань… а сейчас сделало это снова. Но он умел приводить людей в чувство лишь одним способом, тем, что применял к нему Адам: выживи или умри, стань сильнее или сломайся. Учитель всегда ставил все, что у него было, на один удар… Раньше Браун уже рискнул бы, но… у него больше не было уверенности в том, что то, чему учил его Адам – правильно. Он перебирал в голове каждое его слово, урок и жест, пытаясь решить, что из всего этого было ошибкой, а что – истиной. Почти всему, что было в жизни у Моррона Брауна, он был обязан Адаму Торусу – он забрал его из приюта, научил сражаться, познакомил с Блейк, дал цель и мечту, показал путь и способ… Браун восхищался им годами, следовал примеру, пытался подражать… но отчего-то сейчас мысль «я могу стать таким же, как Адам» вызывала скорее ужас, чем гордость. «Она заговорила, - успокоил себя фавн. – Это первый шаг» И в самом деле – стоило ему открыть глаза, как он увидел над собой лицо Янг: девушка переменила позу. Теперь она сидела на подоконнике прямо над ним, свесив ноги по обе стороны от Брауна и внимательно наблюдала за фавном. У Моррона екнуло в груди – в ее глазах наконец-то появилось что-то кроме равнодушия. Блондинка требовательно протянула правую руку, ладонью вверх. Без всяких слов поняв, чего она хочет, он дал ей свою – стальную. Несколько секунд она внимательно рассматривала ее, касаясь холодного металла кончиками пальцев, провела по глубокой зарубке, перечеркнувшей ладонь, а потом тихо спросила: - Как… как ты справился с этим? Я была с тобой в тот день, и на следующий, и все те две недели, что ты провел с нами в Биконе… было такое чувство, будто потеря руки – такой пустяк, который не может замедлить тебя даже на мгновение. - Я притворялся. - У тебя хорошо получалось, - горько улыбнулась она. – Намного лучше, чем у меня. Браун развернулся, не вставая с пола. Осторожно взял ее руку в обе ладони – она казалась такой крохотной в его грубых лапищах… да и сама Янг выглядела ужасно слабой и уязвимой – настолько, что сейчас он мог бы убить ее всего парой слов. - Не надо сравнивать меня с собой, Фонарик, – заглянув ей в глаза, тихо ответил Браун. – Я видел столько дерьма в своей жизни, что могу только молиться о том, чтобы тебе не пришлось столкнуться и с десятой частью. В Белом Клыке было так себе с медициной, и даже аура не может излечить все. Я видел друзей, которые не смогли справится с тем, что остались калеками и видел тех, кто преодолел это. У меня был враг, которого надо было остановить и цель, которую надо было достигнуть, будь у меня обе руки, всего одна или не будь их вообще. Он видел какой-то странный голод в ее глазах – Янг смотрела так, будто он давал ей какое-то откровение, ответ на все вопросы. Хотел бы он, чтобы у него был такой. Пока же, чем дольше он жил на этом свете, тем меньше было однозначных ответов, а вопросы лишь множились. - Ты знаешь, что такое Проявление, Янг? Уникальная способность, что таится в каждом, у кого открыта аура – она рождается из нашей личности, показывает кто мы такие на самом деле, под всей этой шелухой воспитания и культуры. И мое – это сила и стойкость. То, что убивает других, меня лишь ранит. Я могу принимать на грудь противотанковые снаряды, разрывать рельсу на части голыми руками и использовать вместо пластилина. Это то, кто я. У тебя тоже есть Проявление. И я им восхищаюсь. - Восхищаешься? – скривилась Янг. - Конечно. У тебя есть все шансы однажды стать сильнее меня. - Ты смеешься надо мной… - прошептала она. Казалось, она просто не могла поверить в то, что он говорил. - Сильнее? Она поднесла к его лицу левую руку, что все это время оставалась недвижимой – Янг будто прятала ее, даже от себя. Браун послушно посмотрел, куда было сказано. Черная водолазка скрывала почти всю ее руку – но кисть и ладонь были открыты взгляду. Длинные багровые шрамы пятнали кожу во всех направлениях – Браун знал, что точно такие же отметины покрывают всю левую половину ее тела. Но не уродство пугало ее больше всего. - Я больше не воин, Браун! – всхлипнула она, сжимая кулак. Точнее – попыталась. Поврежденные осколками стекла сухожилия не дали ей сделать это: указательный и средний палец почти коснулись ладони, не дотянувшись на пару миллиметров, но мизинец и безымянный не смогли пройти и половины пути. Все это казалось какой-то пародией на кулак, напоминая скорее скрюченную птичью лапку. Янг повысила голос, почти кричала – и Браун отчетливо слышал в нем надлом, хруст осколков раздавленной воли и черное безвыходное отчаяние смертельно раненного зверя. Ему были очень знакомы эти интонации – он и сам говорил с такими не так давно, когда принес свою последнюю жертву. - Я даже ногу толком согнуть не могу! Я просто бесполезный кусок мяса, который ты таскаешь за собой, чтобы Айронвуд не развязал войну! Эта последняя жертва сейчас сидела перед ним, не пытаясь вытереть слезы, текущие по щекам, и молила о помощи. И он решился. - И в самом деле. Ее расшившиеся в неверии глаза, судорожный вздох, будто пропустила удар под дых, вновь заставили его почувствовать эту холодную хватку на горле, удавку вины, затянувшуюся еще на самую капельку туже. Возможно, останься она дома, с семьей: отцом, дядей и сестрой, их любви и заботы хватило бы, чтобы пережить со временем этот удар. Но рядом с ней был только Браун – она сама так решила, он сам похитил ее из больницы. Даже вывернись он весь наизнанку, отдай всего себя – этого не будет достаточно. Может быть, в нем просто слишком мало доброты. Резко поднявшись на ноги и выдернув стальную руку из слабой хватки Янг, он щелкнул запорами и открыл окно, впуская в комнату ледяной воздух. - Зачем мне слабачка, утонувшая в жалости к себе? – спросил он, глядя на нее сверху вниз. Положив руку ей на живот, он мгновение смотрел в растерянные глаза, а после одним толчком, даже не вполсилы – в четверть, отправил в полет. И даже этого хватило, чтобы она пролетела через всю небольшую площадь, заваленную снегом по самый потолок первого этажа, и с грохотом ударилась спиной о каменную стену общинного дома напротив. С яркой вспышкой золотой ауры, защитившей от удара, она упала вниз, скрывшись с головой в сугробе. Забравшись на подоконник, Браун уселся на корточки и принялся ждать. Она не может сдаться так легко. Девушка, чья личность создала Проявление, позволяющее становиться с каждым полученным ударом лишь сильнее, не может сломаться из-за такой ерунды. Ей просто надо напомнить, кто она. Пару томительно долгих секунд ничего не происходило. Чувствуя, как крошится под пальцами край стены, за который держался, Браун прошептал: - Ну давай же, Фонарик… Ты больше, чем это. Она должна справится. Потому что… что он будет делать, если нет?.. Он улыбнулся, когда в небо ударил толстый столб пламени, а густой пар, казавшийся в огненном свете расплавленным золотом, заволок площадь. Всего пару мгновений – и на очищенной от снега площади он увидел Янг, пытавшуюся подняться на ноги. Левая нога, почти не сгибавшаяся в колене, превращала это в крайне утомительное и неловкое предприятие. Наконец, что-то неразборчиво прорычав себе под нос, она развела руки в стороны, ладонями вниз – и два потока огня приподняли Осеннюю Деву над землей, позволяя твердо встать на ноги. Запрокинув голову, она, широко оскалившись, посмотрела на него сияющими смесью золота и багрянца глазами и сделала шаг вперед. Янг едва не упала, беспечно перенеся вес на левую ногу, но тут же вновь обрела равновесие, выстрелив потоком огня в сторону. Браун не стал ждать, когда блондинка преодолеет весь путь. Оскалившись в ответ, он спрыгнул вниз, приземлившись всего в двух шагах и тут же бросился вперед. Его удар был простым и безыскусным – он мог и быстрее, и сильнее. Учитывая состояние Янг, мог, наверное, и победить в прямом бою носительницу половины сил Осенней Девы, но не это было его целью. Фавн позволил ей перехватить кулак, послушно подался вперед, даже немного сменил позицию ног, чтобы Деве было проще перекинут его через себя, с силой приложив спиной о камень. Не сделал попытки защититься, когда она уселась сверху, занесла над головой сцепленные в замок кулаки, сверкающие разрядами молний… он просто с нежностью улыбнулся ей, заставив замереть. - Вот она – Янг Сяо Лонг, - тихо сказал он, когда багрянец исчез из глаз, сменившись привычным нежно-лавандовым оттенком. – Вот она – девушка, в которую я влюбился как последний дурак, прекрасно зная, что она слишком хороша для меня. Это девушка, в которой таится такая бездна силы, что мне и не снилась – та самая Фонарик, что будет становится лишь сильнее, телом и духом, с каждым испытанием, каждом ударом Судьбы, который встретит лицом к лицу, не убегая и не прячась. Девушка, которую директор Озпин посчитал достойной силы Осенней Девы. Ты не перестанешь быть воином никогда – это то, кто ты есть и единственная, кому под силу это изменить – ты сама. Никто кроме: ни Синдер Фолл, ни я, ни кто угодно другой не может выбрать за тебя. Протянув руку, он коснулся ее щеки, провел кончиками пальцев от виска к маленькому ушку, оттуда – к подбородку… и когда она рывком наклонилась вперед, вцепившись в губы поцелуем, не стал отстраняться, а ответил с тем же пылом, что и она, так, будто этот поцелуй – последнее, что он сделает в жизни, ее тихий, вырвавшийся против воли стон – последнее, что услышит, а нежная кожа, огнем вспыхивающая под его забравшимся под водолазку пальцами – последнее, чего коснется. Даже будь это правдой – он бы не выбрал ничего иного. Янг уснула под утро. Обессиленная этой безумной ночью, она, довольно улыбаясь во сне, прижалась к нему слева, положив голову на грудь и перекинув ногу через живот. Медленно водя кончиками пальцев по бугристым полоскам шрамов, зловещими алыми росчерками разукрасившими всю левую половину тела, Браун думал о том, как же быстро он предал свое решение держать любимых подальше от всего этого дерьма, необъявленной официально войны, на которой, как и на настоящей, было слишком много крови и грязи. Падение Бикона, вторжение Гримм, взлом кибер-армии Атласа и Белый Клык, действующий заодно с Тварями Темноты, изменили все. Он не нашел никакого другого способа, кроме как занять в глазах власть имущих место Адама Торуса, безумного террориста, который, согласно официальной версии, чуть ли не в одиночку провернул все трагедии Вейл последних шести месяцев: Войну Праха, Прорыв Гленн, Падение Бикона… просто чуть адекватнее, с которым все еще можно было договориться. С трудом протолкнув воздух через сжатое спазмом горло, он коснулся шеи, будто пытаясь ослабить эту невидимую петлю, захлестнувшую горло. За годы в Белом Клыке он сделал много вещей, которыми не гордился, совершил достаточно преступлений, чтобы заслужить смертный приговор, но самый ужасный его грех сейчас тихо сопела на его груди, доверчиво прижавшись горячим телом и любила всем сердцем. Он так и пролежал до самого утра с открытыми глазами, с трудом заставляя себя дышать и гладил девушку, которой не все равно, по шрамам, что она получила из-за него, и молился, сам не зная кому, чтобы все это хотя бы не было напрасно.