***
Проводник был старый единорог. Как и многие в прериях он носил пончо и широкополую шляпу. Когда-то они были черными, но теперь выцвели почти до белизны, будто поседели, как грива их хозяина. Со стариком была кобыла — может дочь, может просто ученица. Довольно красивая земнопони, бежевая, с яркой оранжевой гривой и огромными золотыми глазами. Она напряженно смотрела на странную тройку путников и не говорила ни слова. — Я не поведу вас. — сказал проводник. — Тогда ты продашь нам карту. — сказал Катберт. — И карту я вам тоже не дам. — ответил единорог. Он повернулся к Пинки, которая сидела за столом между двумя людьми. — Я же понимаю куда ты идешь — сказал он тихо, почти шепотом — но мертвецам не место на святой земле. — Да чего вы заладили «мёртвые, мёртвые» — Пинки всплеснула копытами — да не мёртвая я ни разу! Пинки переводила взгляд со старика на его ученицу, но никто не сказал больше ни слова. Перед встречей Берт попросил ее не делать резких движений — на всякий случай — но похоже для Пинки это было нереально. Она поднялась из-за стола и указала копытом на лицо единорога. — Знаете что, мистер? — сказал Пинки — Я и без вашей карты найду дорогу домой. Пусть это займет немного больше времени, но я могу обойтись без помощи. Как-то же СЮДА мы добрались? Я вполне себе пинки-чувствую нужное направление. Старик поднялся, его лицо сравнялось с Пинки и он заглянул ей в глаза. Серый выцветший усталый взгляд встретился с сияющим небесно-голубым. — Послушай, маленькая пони, — сказал старик — я вижу тебя насквозь, я вижу хорошее в тебе и обращаюсь к нему. Эквестрия должна оставаться закрытой. То, что снаружи — разлагающиеся остатки умерших миров и только Эквестрия не дает им рассыпаться окончательно. Пусть и искусственно поддерживаемая, но жизнь Эквестрии продолжается. Не нужно тащить туда заразу из внешнего мира. Отступись, ты найдешь себе место здесь. Корпус рейнджеров не позволит тебе пройти, но с распростертыми объятиями примет в свои ряды. Пока он говорил лицо Пинки менялось. Черты остались те же, но выражение стало настолько неестественным для розовой пони, что знакомые едва ли узнали бы ее. Ненависть, злоба, ЗЛОБА. — А теперь ты послушай меня, старый дурак! — сказала она внезапно изменившимся голосом. — Мне глубоко плевать на эти ваши гниющие миры, мне плевать, что после всего, что я видела мне в Эквестрии не будет места! Я просто хочу взглянуть в глаза той, что предала меня, той, что обрекла меня на это все. Смотреть в ее умирающие глаза, полные боли — вот чего я хочу! А потом я уйду из твоей драгоценной Эквестрии навалив им под дверью здоровенную кучу! Телепатический обмен репликами в реальном мире занял доли секунды, волосы Пинки которые внезапно перестали кудрявиться даже не успели полностью опасть за это время. — А теперь УБИРАЙСЯ из моей головы! — прорычала она вслух и выбросила вперед копыто, стараясь выбить старику побольше зубов одним ударом. Что быстрее — рука или мысль? Многие с уверенностью ответят, что мысль быстрее, но они ошибаются. Мысль довольно медленная штука и она оказывается быстрее тела только если движение должна предварять другая мысль. Если движение рефлекторное, отточенное десятками тысяч повторений то оно окажется гораздо быстрее мысли. Револьвер Катберта рявкнул дважды. Одна пуля прошила кончик рога старика, погасив магическое свечение телекинеза. Вторая припечатала к боку кобылы ее собственное оружие, выводя его из строя и ломая кость держащей его конечности. Да, это инвалидность до конца жизни и несколько сломанных костей, но лучше чем смерть, правда? Запоздавшие на пол секунды выстрелы Алена не были столь избирательными. Первая пуля прошла через прекрасный золотой глаз кобылы, заставив его взорваться, запачкав розоватой жидкостью нежный кремовый мех ее лица. Вторая пробила череп рейнджера насквозь, оставив маленькое отверстие в области виска и огромную уродливую дыру на затылке. Видавшую виды шляпу изорвало осколками черепа и сбросило с головы на пол. — Какого черта, чувак?! — Катберт смерил друга раздраженным взглядом — Мы же договорились! Ален меланхолично пожал плечами и развел руками в извиняющемся жесте. Пинки завороженно сопровождала взглядом револьверы, пока они возвращались обратно в кобуры. Голова гудела от грохота, который обрушился на нее сразу с двух сторон. До этого она ни разу не видела их применение так близко. И ни разу не видела боевого применения — только пару раз издалека, во время охоты. Ален сделал шаг назад и выпрямился, глядя на мертвых пони. Он сдержанно поклонился и приложил ко лбу кулак в древнем салютующем жесте, ведущим свою историю из другого мира. Катберт вопросительно посмотрел на него. — Они были рейнджерами — сказал Ален — стрелками этого мира. — Ну раз ты так говоришь — Катберт повторил жест товарища. Пинки все еще завороженная отсутствующим взглядом смотрела на их ритуал. — Выстрелы слышала вся округа — сказал Катберт, обыскивая единорога — надо убираться отсюда. В одном из многочисленных карманов выцветшего пончо лежал маленький тубус с картой ближайших разломов. — Я хочу ее шутки — сказала Пинки хрипло — контроль над голосовыми связками еще не полностью вернулся к ней. Она указывала на накопытники мертвой кобылы-рейнджера. Металлические конструкции в сочетании с мощью земнопони представляли собой устрашающее оружие ближнего боя, а в передние было встроено по трехзарядному пружинному стреломету. Пуля повредила спусковой механизм на одном из накопытников, но это скорее всего было поправимо. Катберт помог Пинки справится с ремнями. Внутри левого была кровь, но Пинки будто бы не заметила этого. — Уходим — сказал Ален. — По коням! — сказал Катберт. — Я никого не понесу, пешком идите. — сказала Пинки.***
— Сдайте убийцу и остальные могут идти! — крикнул шериф из-за укрытия когда стихли выстрелы. — У меня встречное предложение — крикнул Катберт, сидя под изрешеченным пулями окном — вы сейчас разойдетесь подальше — так чтобы ни перышка не торчало, мы уйдем и больше никто не умрет. — Рейнджеры это опора порядка в нашей стране. — крикнул шериф — нападение на них не может оставаться безнаказанным. — Это было недоразумение. Я искренне сожалею о случившемся. Шериф ответил выстрелом, за которым последовала лавина пуль, стрел и болтов других осаждающих. — Не многовато ли на нас троих народу они нагнали? — спросила Пинки из глубины комнаты. Пока Катберт «вел переговоры» они с Аленом прятались в темноте. — Мы только что убили двоих стрелков. Даже если один из них был всего лишь учеником. — ответил Ален. — В нашем мире в таком случае вообще поднимали армию. — Я вам сейчас фокус покажу — крикнул Катберт когда грохот стих — а вы потом еще раз подумаете, окей? Жестом он подозвал к себе Алена. На долю секунды они высунулись из-за укрытий и на землю полетели сбитые шляпы и сломанные ружья. Вернувшись в безопасное место друзья обменялись жестами. Когда ты в ка-тете для понимания простых вещей не обязательно нужны слова. «Можешь же когда хочешь!» «Да отстань уже, задолбал!» Ответный огонь запоздал почти на секунду. — Ну теперь как? — крикнул Берт — Пойдете по домам или нам еще пострелять? Ответа не последовало. Пинки почувствовала дрожь. В шее, в пояснице, в хвосте. Волосы на загривке встали дыбом. Она метнулась в сторону как раз вовремя чтобы убраться c места, на котором в оранжевой вспышке появились три пони. Единорог пошатнулся и остался позади — телепортация далась ему нелегко, но пегас и земнопони не медля ни секунды с криком рванулись вперед на затаившихся в укрытии людей. Первые выстрелы прошли мимо — дезориентирующий эффект телепортации и темнота подвала сделали свое дело, но в маленьком помещении они вполне могли рассчитывать разделаться с врагами в ближнем бою. Пегас рухнул и покатился по инерции к ногам Алена — в его шее, голове и груди торчали болты выкованные в корпусе рейнджеров — идеальное оружие несущих порядок и смерть. Атаку земнопони прервал удар железного копыта. В последний момент ему удалось уклониться и череп выдержал. Из темноты на него выскочила пони. Кобыла, маленькая, с длинными прямыми волосами — прической, больше подходящей столичной красавице, чем разбойнице из прерий. Лицо ее можно было бы назвать прекрасным если бы не гримаса злобы, которая портила его красоту как огромный уродливый рубец. Она опиралась на узнаваемые накопытники рейнджера, причем стояла так, будто надела их впервые. Мародеры. — Займитесь теми, что снаружи, тут я разберусь! — крикнула пони своим подельникам. — Не будь так самоуверенна! — прорычал жеребец, начиная резкий диагональный удар прямо в прекрасную и одновременно уродливую мордашку разбойницы. Такой удар почти не видно до того самого момента как становится слишком поздно, а парировать его с такой разнице масс она бы не смогла в принципе, но пони уклонилась — будто читала его мысли и встречный удар — неуклюжий, круговой, «удар фермера» как его еще называли — разбил голову лучшему охотнику за головами на сотни колес в округе. Единорог-охотник Зап никогда не отличался воинственностью. Работу делали его подельники, он просто поддерживал их магией. Но вот теперь, когда он унял пульсирующую в висках боль от заклинания телепортации и огляделся он с ужасом осознал, что остался один. Большой Джон лежал без движения, а Риты нигде не было видно (и слышно — ее боевой клич он узнал бы из тысячи). Он увидел пони, которая медленно шла в его сторону, зловеще улыбаясь. Передние копыта оставляли на полу кровавые следы, цепочка которых вела к телу Джона. Телепортироваться наружу сил не хватит. Зап потянул с пояса револьвер. Он никогда не отличался расторопностью, но в конце концов это всего лишь земнопони, да еще такая мелкая. Что-то ударило его в голову, свет магии погас и он рухнул на спину рядом со своим револьвером. Жуткая пони нависла над ним, их взгляды встретились. — Ч-что ты х-хочешь? — проговорил Зап — у м-меня есть немного денег, я все отдам! Я что угодно сделаю! — Я хочу, чтобы ты смотрел мне в глаза. — сказала страшная пони. Ее лицо отдалилось и потом резко приблизилось, а нижнюю часть тела Заппа пронзила жуткая боль. Она раздавила его тазовые кости обутыми в железо копытами. Единорог закричал, его передние копыта замолотили по воздуху. — Ты обещал смотреть мне в глаза! — сказал тонкий голос, похожий на скрип плохо смазанных дверных петель. Или может быть это было гвоздем по стеклу? Что-то прижало его голову к земле и в размытом мареве боли он увидел два голубых огонька. Медленно вокруг них проступило лицо. «У пони не бывает клыков» — успел подумать Запп перед тем как следующий удар раздавил его живот. Пылающие огоньки глаз, похожие на газовые факелы загипнотизировали его и он больше не сопротивлялся. Он хотел кричать, но крик не выходил из легких, которые сдавил последний спазм. Он видел как прекрасное лицо богини смерти отдалилось и приблизилось в последний раз. Потом железное копыто раздавило грудную клетку и сердце.***
Катберт остался под прикрытием бетонных стен, в то время как «одаренные» из его тета вышли под свет солнца чтобы проверить безопасность и очистить путь. Для того, кто не может предвидеть будущее это было бы слишком опасно, но они чувствовали себя в полном порядке. Он видел как человек и пони одновременно пригнулись и как Ален выстрелил даже не смотря в ту сторону. Засевший на крыше единорог рухнул вниз. Пинки была вся измазана в крови. Передние копыта чуть ли не до плеч, грива, хвост, который потеряв кудрявость стал длиннее и волочился по земле, оставляя красные отметины. — Все чисто — крикнул Ален. «Черт побери, пони, я предупреждал вас!» — подумал Катберт, обходя трупы. Он привык к смертям, но эти пони ни в чем не были виноваты. Они были за правое дело. Но и ка-тет Пинки Пай за правое дело, так ведь? Значит судьба настигла их тут. Ка. «Вам надо было просто послушать меня.» — Мне надо смыть это дерьмо. — Сказала Пинки — Я устала, я хочу вернуться. Она подождала пока Катберт поравняется с ней и заглянула ему в лицо. На милой мордочке застыло отвращение. — Никогда не говори со мной об этом, ладно?