Прощание

— Мэри! — кричит маленькая девочка, забывая обо всем. Кажется, уже в следующую секунду она кинется в огонь, спасти свою драгоценную подружку и уберечь от всего плохого, что есть в жизни. Закрыть от смерти. Занять ее место. — Иб, не надо! — кричит ей человек, которого она встретила не так давно. Малышка оборачивается и смотрит на путника. В глазах плотной пеленой стоят горькие слезы. — М-м-мэри… — шепчет она имя блондинки, зажимая в панике уши. — Иб! Гарри! Пожалуйста! — раздается жалобный визг страдалицы. Голубые глаза наполнены болью, обидой, тоской. В голове мелькают мысли, картины однообразной сырой жизни в этом иллюзорном мире. В мире, наполненном картинами и монстрами. — За что, отец?..       Мэри знала, что картину с ней написали без малейшей помощи натурщицы, что было удивительно для такой реалистичной девочки. Гуэртена, что стало музой для тебя в ее создании? Что пошло не так? Что за краску ты использовал, величайший творец и создатель? Почему слой ничтожного красителя теперь кричит от боли и страданий так громко, что даже взрослый парень в страхе отворачивается?       Что ты сотворил, Вейс?       Она не успела сделать абсолютно ничего из того, чего так хотела. Наивный ребенок теперь будет слепо надрываться слезами, ведь она так и не поняла, каков это мир. Насколько он жесток, холоден и безразличен. Был просвет. Но и теперь этот просвет отняли.       Красные глаза, красная юбочка, точно такой же чудный алый галстук. И ослепительная алая роза, загонявшая Мэри в тупик одним своим видом. Если бы девочку попросили описать срезанный цветок, то она совершенно точно бы сказала: «Реальный». Для Гарри или Иб ничего особенного, но для этой крошки она будто имела запах чего-то желанного и потустороннего. Такого, казалось бы, близкого. И в то же время далекого.       Одинокая мечтательница, запертая в мрачной клетке. Здесь у каждого холста есть сердце в том случае, если ты оставил на нем даже самую каплю акварели или случайный густой мазок масла. Волшебное место. Но для детского воображения слишком мрачное и гнусавое.       Пришелица стала для нее новым неизгладимым впечатлением. Новая подружка, напарница выйти, да и… шанс спастись из этой запертой клетки. Но кто же знал, что все так обернется?       Девочки без шуток привязались за кратчайший срок. Так быстро понять друг друга еще никто за их короткие жизни не мог. Мэри больше не чувствовала себя забитой одиночкой. А Иб просто-напросто радовалась новому знакомству.       А теперь одна из них пылает. Слезы обеих, казалось, только раззадоривают жадное пламя, языки которого вздымают зелененькое платье. — Иб… — шепчет она. Огонь мгновенно угасает. А с ним гаснет и надежда. Тают ослепительные мечтания. Бьются чувства.       Иб зарывается в плащ спутника, безутешно рыдая. Вроде, ничего не случилось убийственного. Но нет же. Мэри больше не скажет, какая у нее хорошая новая подружка. Девочки больше не пробегутся по галереям, задорно смеясь. Не выпьют чашку надуманного чая, попутно болтая с плюшевыми мишками и кроликами, посаженными за игрушечный столик.       И, конечно же, Мэри так и не успела сказать все. Сказать, что любит. Сказать, что ценит. Сказать, что не имеет былых намерений.       Их пути расходятся отныне и более не пересекаются.       Это прощание.