***
— Канцлер! — Энакин ускорил шаг, завидев темную фигуру в кресле. Оби-Ван сразу отметил главное: руки Палпатина были прикованы к подлокотникам. Что ж, это ожидаемо. Даже находясь на полностью вражеском корабле, Дуку не собирался проявлять уважение к статусу пленника. Кеноби сосредоточился, еще больше сливаясь с Силой. Канцлера не могли оставить одного. А это значит, что рядом есть как минимум один охранник… Лайтсейбер буквально прыгнул в руку. И ярко-голубой клинок чуть загудел, когда алая полоса оружия ситха остановилась прямо перед лицом Кеноби. — Неплохо, — Дуку подался назад, разрывая контакт. Джедай немного опустил меч, цепко отслеживая все движения врага. Он отметил движение сзади: Энакин тоже не хотел пропустить все веселье. — Граф Дуку, я предлагаю вам сдаться и закончить наконец эту нелепую войну, — Оби-Ван саркастично усмехнулся. Глупые слова? Да. Но и не сказать этого он не мог — у каждого должен быть выбор. Это было его убеждением и мужчина не собирался менять его. А Энакин может говорить что угодно… — Тогда и я предлагаю, — Дуку слегка склонил голову, рассматривая джедаев. Кеноби и Скайуокер. Их сегодняшней целью был последний — Тиранус видел влияние Тьмы на внешне безупречном джедае. Но сейчас ему вдруг захотелось получить и Кеноби. Стать магистром в таком молодом возрасте — это показатель… — Присоединитесь ко мне и помогите построить новое государство, свободное от коррупции и того разложения, что царит сейчас. Я даю возможность построить новый мир… — Мир на крови! — Энакин оказался совсем рядом, обойдя бывшего наставника. Оби-Ван увидел его глаза — в них не было спокойствия. Юноша кипел эмоциями, впрочем, держа себя под контролем. — Я знаю, что ты говоришь тем, кто имел глупость присоединиться к тебе. Но это ложь! И я буду сражаться с тобой до конца! — Как… эмоционально, — Тиранус язвительно улыбнулся. Он видел то, что не замечали джедаи. Глаза Дарта Сидиуса за спинами самозваных защитников горели торжеством. И жаждой крови. Учитель хотел, чтобы его ученик пролил кровь как минимум одного джедая. Что ж, Дуку не собирался его разочаровывать. Ситх скользнул навстречу противникам в изящном пируэте, обостряя чувства до предела. В бою нет места жалости или сомнениям. Он сегодня победит — или умрет. Третьего не дано. Голубые клинки зажглись по обеим сторонам и схватка закипела. Энакин был спокоен. Что бы ни говорил Оби-Ван, он всегда контролировал себя и знал, что делает. Поначалу недоверие наставника злило, потом раздражало. Но теперь ему было все равно. Он был сильнейшим — и это признавали все, даже Совет магистров. И канцлер Палпатин. От последней мысли потеплело в груди. Признание такого человека, пусть и не обладающего возможностью оценить весь его потенциал, много значило для Энакина Скайуокера. Может, именно поэтому он был готов отстаивать право пойти на эту миссию — даже с оружием в руках. Удар! Оби-Ван отлетел в сторону и затих, распластавшись на полу. Энакин знал, что напарник жив: вот где пригодились способности чувствовать Силу! Джедай зло улыбнулся, видя отражение собственных эмоций на лице врага. Теперь, когда Оби-Ван не мог его видеть, Скайуокер не собирался скрывать свое отношение. Враги ничего не стоят по сравнению с ним. И он докажет это здесь и сейчас! Тиранус изумленно выдохнул, когда сила ударов джедая возросла. Казалось, в отсутствие поддержки со стороны Кеноби, мастерство Скайуокера только возросло. Ситх отпрыгнул назад, разрывая боевой контакт. — Интересно… а я думал, что без Кеноби ты ничего не стоишь, — сказал он, переводя дыхание. Враг смог неприятно его удивить. А еще… ему не нравилось, как Сидиус смотрит на Скайуокера. Будто тот уже победил. — Джеонозис смог тебя чему-то научить. — Только мертвые не учатся, — Энакин с превосходством улыбнулся. Опасливый взгляд Дуку приятно грел душу. Вот оно — признание его силы! Джедай первым начал движение навстречу врагу, чувствуя последние мгновения. Сейчас! Левая рука ловко перехватила чужой лайтсейбер, выбитый мгновением ранее из руки Дуку. И два клинка — алый и голубой — скрестились перед шеей отступника. Энакин видел разноцветные отблески в глазах врага. А еще видел неподдельный страх. И это наполнило его неожиданным удовольствием. — Убей его, Энакин! — голос Палпатина был твердым, но Скайуокер все равно уловил в нем скрытое желание. Желание убить. Уничтожить врага. Джедай вдруг остро ощутил твердость рукоятей, врезавшихся в ладони. Страх в глазах Дуку. И ощущение власти — власти над жизнью и смертью. Здесь и сейчас все зависело только от его решения. И это определило выбор. Единое плавное движение обоих клинков. Руки разошлись в стороны, освобождаясь. А Энакин… действительно почувствовал, как что-то изменилось внутри. Что-то очень важное. Джедай повернулся к канцлеру, все также сидящему в кресле и одним движением перерубил кандалы. — Вы свободны, Ваше превосходительство. С языка рвалось множество слов, но Энакин не мог их выразить. Да и как выразить то, что жизнь изменилась в одно мгновение? Кто это сможет вообще понять? Палпатин улыбнулся, поднимаясь неожиданно легким и изящным движением. — Я горжусь тобой, Энакин. Ты поступил правильно. И все. Энакин почувствовал, будто с плеч упала невозможная тяжесть. И как у канцлера получается сказать именно то, что надо? Удивительный человек. Он взглянул на Палпатина и почувствовал, как застывает улыбка на его лице. На него смотрели желтые глаза. Глаза истинного ситха.***
Палпатин долго пытался решить, как это будет — как Энакин Скайуокер узнает его истинную сущность. Вариантов было много. Но… за три года войны Сидиус так и не решился. Будто сама Сила останавливала его от этого шага. Было «не время». И поэтому эмоциональный порыв на борту осажденного корабля удивил его самого. Открыться после боя? Даже самый безумный ситх этого не сделал бы. А он — смог. Когда взгляд джедая, осознавшего правду застыл, Сидиус приготовился к худшему. Энакин был его лучшим творением, как мастера интриг. Сколько сил он вложил в то, чтобы раздуть в сердце юноши пожар гордости и превозносительства! Как он радовался, видя, что семена дали свои всходы. И в то же время — в молодом Скайуокере не было явной Тьмы. Это ли не вершина мастерства? И вот настал момент проверить его усилия на прочность. — Ситх… — Скайуокер медленно отступил назад. На расстояние удара. Палпатин отметил, что рукояти сейберов он так и не выпустил. Хороший воин. — Хочешь убить меня? — обманчиво мягко спросил Сидиус, не двигаясь. Энакин замер, сверля его взглядом. — Это был спектакль, — наконец резко сказал он, что-то решив. Мгновение — и в обоих руках зажглись яркие клинки. Ало-голубое пламя отразилось в глазах Палпатина, когда они также скрестились напротив его шеи. Вот только он не собирался просто так стоять. — Этого хотел Дуку, — канцлер доброжелательно улыбнулся, замечая, как дрогнуло лицо джедая. Хорошо. — Я всегда даю своим ученикам свободу. Пока это не мешает моим планам. — Зачем говорить об этом сейчас? — хрипло спросил Энакин, чуть сдвинув клинки. Но лицо Палпатина осталось таким же спокойным. Будто они говорили о посторонних темах, а не стояли насмерть друг против друга! Против воли Скайуокер почувствовал восхищение. Этот ситх не был слабым. А если он что-то и ненавидел в своей жизни, так это слабость. — Как джедай я обязан вас убить. Любой ситх — угроза миру и порядку в галактике! — А я помню, как ты говорил, что галактике нужна сильная власть. И я могу эту власть дать. Вот и все. Карты раскрыты. Энакин не глуп и сразу поймет, что он хочет сказать. Сидиус знал, что играет с огнем. И что может погибнуть, если его предположения окажутся не правильными. Но… он не мог иначе. Ему надоело прятаться и притворяться слабым. Пора выйти из тени и заявить свои права на эту галактику. И если Энакин Скайуокер встанет рядом с ним… у него все получится. Клинки вдруг исчезли. Энакин отступил назад, глядя на Палпатина знакомым упрямым взглядом. А затем… опустился на правое колено, склоняя голову. — Я клянусь в верности вашему учению, — самое интересное, что ритуальную фразу для посвящения в Орден ситхов знали все джедаи. Сидиус освобождено вздохнул. Теперь у него точно все получится. — Тогда твое имя… Дарт Вейдер. И мир дрогнул, принимая изменения. Дарт Вейдер встал, чувствуя, как губы расползаются в недоброй усмешке. Теперь ему никто и ничто не помешает. И тогда горе проигравшим.