The emotions

Ватсон, вы на меня злитесь? Глупо самому себе задать вопрос. Прошло двенадцать часов с момента моего возвращения, четыре часа – как мы (без вас, доктор, я бы, наверное, не справился) поймали Морана. И уже сейчас из человека, имеющего логическое мышление, который способен производить дедуктивные умозаключения, я превратился в философа и индивида с обычными, присущими для всех эмоциями. Но я буду отрицать половину сказанного. И то, что, по моему мнению, - «положительное», я тоже разобью на две части: во-первых, я не мог предупредить вас, мой дорогой друг, что мне придется спасаться бегством, никак при этом с вами не связываясь; но, во-вторых, я искренне прошу прощения… Вы… вы много страдали. Слишком много. Мне всегда это казалось отвратительным, чуждым и вводило в странное тошнотворное чувство... Пока речь не зашла обо мне. Я - иррациональный корень. Я - анион. Я не подчиняюсь многим физическим законам. Такое ощущение, что я надышался сильнейшей смеси неорганических солей, и клетки отдела мозга с чувствительным центром омертвели. Я не чувствую, как бьется моё сердце. Только есть пульс – и на шейной артерии, и на месте запястья. Но стоит приложить руку к грудной клетке слева и немного к центру – ничего... Мы шли домой после успешно завершённого дела трёхлетней давности и я даже не смог вам, дорогой Ватсон, сказать… что-нибудь, но сказать, отвлечь вас от мыслей «мне много приходилось страдать». И именно по-человечески, не в счёт научные подходы и выводы. Вы внешне изображали счастье и радость, пытаясь не думать обо мне, но не нужно скрывать свою внутреннюю боль, со смесью гнева и обиды. Я не могу жить дальше, зная, что я принёс вам только разочарование и горе… Вот видите, дорогой доктор, до чего вы меня довели… C насмешкой скажу, что только с вами, мой милый Ватсон, график моих эмоций колеблется, а в остальных случаях, как выяснилось – всё по-прежнему. В этом «правиле» - вы моё исключение. Вы… дорогой мне человек. Вы же не спите сейчас, доктор? Наверняка думаете о том, какой я псих! Я не могу больше ждать, мне нужно вам всё сказать: - Ватсон, простите за беспокойство. Могу ли я с вами поговорить? - Прошу, Холмс. Но почему так поздно? - Мне не давались слова ранее. - Хорошо, - вы указали мне жестом о разрешении пройти и начать разговор. Как любитель прямолинейности, я выпалил на одном дыхании: - Ватсон, вы на меня злитесь? Прошу вас, говорите! Говорите всё, что обо мне думаете! Если ваша обида действительно того стоит, то ударьте меня! Да, разумеется, меня не волнует состояние людей, но ваш взгляд меня беспокоит. Я… - Холмс!.. – Вы встали и подошли ко мне. – Зачем же вы так говорите? Я на вас не обижен. Я просто слишком долго ждал. - Но я вернулся! - Я вижу. Я готов был встать пред вами на колени. - Прошу, Ватсон, простите меня. Я умоляю вас, вы мне… очень дороги. Я хотел как лучше, а чего хочу сейчас – это чтобы вы снова были моим другом. Я увидел вашу добрую улыбку, прекрасные искрящиеся карие глаза, которые наполнились таким… прекрасным для меня чувством. А каков же будет ваш ответ? - Я всегда готов умереть за вас. И вы не раз делали тоже самое. А то, что случилось тогда - я скорее вам благодарен, чем разочарован. За что же мне обижаться на вас? За что же мне не уважать вас? Я никогда не думал, и ни за что не буду думать о вас плохо. - Как же вы можете вот так меня простить? Я - ртуть… - Нет! Вы уникальны, но не ядовиты. Вы мой… кислород! Два ваших атома Оксигена – блестящий ум и человечность, в которых много ещё индивидуальностей, заставляют меня жить. Дышать! Я просто не знаю, совершенно не представляю, как бы я выжил после военных действий, которые, как я думал - полностью сломали мою психику… Ваше отсутствие побудило во мне скорбь. Это нормально. Разве без кислорода есть жизнь? - Ватсон… - Вы всё-таки очень умны. Порой, признаюсь, что не всегда мне вас легко понять. Сейчас же - ничего не смог сказать: резко заболело горло, образовался ком, перед глазами помутнело. Я усмехнулся; это не был саркастический смешок, скорее – радость и облегчение. Не осознавая ситуацию, я заметил ваш обеспокоенный взгляд… - Холмс, вы чего? Я опомнился, когда ваша рука дотронулась до моей щеки. Вы вытерли мою… Слезу? Я рассмеялся - от счастья, немного устало, но всё же искренне. Ничего вокруг себя не узнаю: вы восприняли всё это серьезно, а я плакал от радости с примесью горя… Итак, вопрос: кто из нас более склонен к сантиментам? И снова же два ответа, один из них: я – поскольку сейчас не совсем адекватно воспринял ситуацию. Вы обняли меня, вполне привычно осознавая мои скрытые порывы... - Ох, мой доктор… Мне так стыдно за это. Вы же не считаете меня ненормальным? - Нет, что вы, - рассмеялись вы. – Я, скорее, в лёгком шоке. - Если вы испытывали шоковое состояние, ваши действия были бы медлительными и скованными. - Я просто знаю, что делать. По крайней мере - всегда наготове, - уверенно сказав, вы одарили меня чудесной, доброй, открытой и немного смущенной улыбкой. - Знаю, мой доктор, знаю… - Холмс, я хочу вам сказать… - Да, Ватсон, я слушаю. - Хм… Нет. Простите, никак, - вы показали отрицательный жест. - Хорошо, если не можете, то не утруждайте себя. Мы продолжали разговаривать; время шло очень быстро. Мой друг, признаюсь, я восхищен вами! А что вы говорили мне после «анаэробного дыхания»? Я… тоже вас люблю. Ведь вы же это хотели мне сказать?