Настройки моей жизни

      Сейчас в Питере слякотно, собственно как и всегда. Снег неумолимо тает днём и превращается в лёд ночью.       Пальцы предательски мерзнут, когда парень в очередной раз отвечает на сообщение, быстро набирая текст. Тихо шмыгнув носом, мальчишка убирает телефон в карман, предварительно включив музыку. Наушники мягко заглушают мир, вскоре и вовсе отключая его звуки. Миша уже привык, привык прогуливаться по почти ночному Питеру, привык отключаться от мира, затыкая уши и врубая музыку на полную, привык к замершим пальцам и шмыгающему носу, привык к промокшим кедам. Он привык много думать.       Совергон часто думает о своём, порой мысли заводят его в непроглядные дебри, из которых он очень долго выкарабкивается. А делает он это сам. Не жалея рук и ног, сдирает кожу о шипы памяти и раздирает ладони об острые камни прошлого. И все для того, чтобы оказаться у омерзительно чёрного озера настоящего. Сколько раз он в него погружался, сколько раз тонул? Сколько раз эта вязкая, липкая гадость затягивала его, проникала в лёгкие и медленно душила?       Наверно, ещё с самого детства, а точней с того дня как появился злополучный знак на запястье. В тот день маленький, худенький мальчик, с полными жизни, пускай и тёмными, глазами,узнал, что такое настоящая боль.       Родители говорили, что иногда "метка" приносит боль. Но метка маленького мальчика приносила ему её с первого же дня. Казалось будто к тонкому запястью прикладывали раскаленное железо или раз за разом вырезали её ножом. -Миша, не плачь.- тихий, такой мягкий голос матери успокаивал его. Она всегда обнимала своё сокровище, аккуратно гладила по голове, успокаивая ребёнка. А мальчишка плакал, задавая каждый раз один и тот же вопрос:"Почему так больно? Может моя половинка меня ненавидит?"       И женщина с доброй улыбкой тихо вздыхала, качая головой:"Ты не можешь знать этого наверняка, малыш."       А мальчик верил, он верил маме, верил её тёплой улыбке, ее мягкому голосу, её прикосновениям, верил и любил. Но даже сама женщина не знала ответа, ее метка никогда не болела, это было только один раз, когда она очень сильно поссорилась со своим любимым и тот не появлялся два дня, но подобного больше не повторялось.       Женщина и правда была растеряна, она не знала как ещё помочь своему маленькому сокровищу, маленькому чуду, поэтому просто прижимала его к себе, гладила по спине и голове, напевая незамысловатую мелодию, но такую успокаивающую и родную.       Кареглазый остановился, поднимая голову к небу, звёзд как всегда не видно, а луну заволокло тучами, такими родными для этого города, для этой жизни. Запястье неприятно заболело, Миша даже не стал обращать на это внимание, он привык, уже очень давно привык. Ещё в том же детстве, чтобы не беспокоить маму и не заставлять её волноваться, парень перестал ей говорить о болях, боль стала его верной спутницей, которой подросток был точно не рад.       Натянуто улыбнувшись Совергон продолжил свой путь, опустив взгляд на холодный, мокрый и грязный тротуар.       Но вы не думайте! Этот парнишка очень жизнерадостный, даже когда становится действительно сложно, он находит выход и продолжает улыбаться, продолжает жить. Его голову никогда не посещали мысли суицида, он не считал его выходом, а наоборот бегством. В любых своих поступках он находил что-то смешное, мастерски шутил над этим, чтобы и люди вокруг улыбались, чтобы в пасмурном Питере было хоть немного светлее. -Миша, бля, как ты так умудрился?- шипел рыжий, судорожно ища среди огромной кучи лекарств нужные, Аня же в свою очередь звонила врачу, с которым не так давно связывалась.       Тур был действительно сложным. Для всех сложным. Каждый вымотался, что-то потерял, но и приобрел.       Для Миши это стало действительно интересным приключением, он многое подчеркнул для себя, но и многое вспомнил. То, что давно хотел забыть... -Я люблю тебя.- мягко улыбнувшись сказал голубоглазый и обнял хрупкое тело мальчишки, а тот в свою очередь уткнулся в грудь своей половинке. А как иначе? Ведь их метки совпадают, а значит боли прекратятся, а значит ад закончится.       Так думал Совергон. Но запястье все также ныло, пускай и реже, но ложь продолжала своё существование. -Ты.. ты врал мне?- с грустной улыбкой прошептал подросток. Слезы наворачивались на глаза, но парень отгонял их, не хотелось сейчас плакать, пускай было и больно, как физически так и морально. -Ты серьезно? Тебя было так легко обмануть, Миш.- засмеялся голубоглазый,- С тобой было занимательно проводить время, да и в постели ты спокойно меня удовлетворял, но мой настоящий партнёр наконец нашёлся, так что не держи зла, хотя меня особо это не интересует. Ну, бывай!- и махнув рукой вышел из квартиры, захлопнув дверь.       Боль, разочарование, страх. Все смешалось в одно. Смешалось в комок истерики. Она бушевала не долго, парень не долго тихо смеялся вытирая слезы и сжимая подушку. В тот же день он изменился.       В гардеробе появилось больше чёрного, капюшон все чаще покрывал голову, а рукава закрывали кисти по самые пальцы.       Друзья первое время пытались узнать, что стряслось, но это приносило много боли для их дорогого друга, поэтому в скоре эта тема вовсе перестала подниматься.       Прошло много времени с того дня, Миша нашёл в себе силы идти дальше. Друзья помогли. Он все чаще улыбался, а вскоре вернулся в норму. Да, он порой уходил в себя, как сейчас. Закрывался от мира, но делал это только в одиночестве, с друзьями он был собой, собой настоящим, это не могло его не радовать, не могло не радовать окружающих.       Только одна вещь изменилась, появилась повязка на запястье, скрывающая метку, метку его печального существования. -У нас одинаковые метки!- зеленоглазый улыбнулся, весь он ,казалось, светился, даже стал похож на солнышко. -Нет...- безразлично ответил подросток, пряча запястье под рукавом кофты. -Миш, но...- рыжий был удивлён, он раньше не сталкивался с таким Мишей. Запястье как-то запекло, из-за чего Данил сжал его рукой. -Слушай, Дань, давай не будем об этом? На моей руке знак бесконечности, а это значит только одно! Мой гребанный соулмейт находится у черта в заднице.       Почему-то на душе заскребли кошки, после слов друга. Кашин знал о "циферблатах" и о том, что они могут стать знаком бесконечности, но отрицать возможность найти свою половинку...       Да, Данил многого не знал о Мише, об этом маленьком мальчике с, кажется, хрупким телом, но таким сильным характером. Но он знал одно, он именно тот, кто ему нужен.       А понял это парень в тот же день, когда размышляя о произошедшем, знак бесконечности на его запястье разгорелся обжигающей болью. Парню пришлось выйти из номера, чтобы хоть как-то успокоить боль, он решил прогуляться на свежем воздухе.       Сигаретный дым заполнял лёгкие, дурманил мысли, которые и так смешались из-за адской боли. В какой-то момент захотелось закричать, но сжав зубы Кашин терпел. Когда боль прошла, по телу пробежала волна мурашек, неприятный вкус металла растёкся во рту. -Черт...- прошипел рыжий вытирая кровь с губы, прокусил случайно. Докурив сигарету и потушив бычок, парень поплёлся обратно в номер. Губа побаливала, все ещё чувствовался металлический привкус, когда ему наконец удалось уснуть.       На следующий день губа немного припухла, но это было особо не заметно, правда пить горячие напитки было довольно больно.       Пускай Миша и отрицал Данила как своего соулмейта, но с ним ему было комфортно. Они оба становились похожи на двух дебилов, которые были настолько одинаковы и в тоже время совершенно разные, что можно было подумать, будто они созданы друг для друга. Но один это усиленно отрицал, а другой не настаивал.       Да, пару раз Кашину сносило тормоза, он пытался поцеловать свой комочек радости, но тот, словно кот, мастерски уворачивался, а после смеялся, превращая происходящее в шутку. Это делало действительно больно, больно не только морально, но и физически.       Метка напоминала о своём существовании зеленоглазому все чаще, из-за чего порой подскакивало давление или температура. Только вот об этом никто не знал, кроме самого рыжего. Правда некоторые друзья начали что-то подозревать, даже в разговорах стали проскальзывать наводящие вопросы, только вот Данила Кашин отвечал со своей любимой шутливостью, то и дело расплываясь в улыбке и пропуская заразительный смех. А после дома, в полном одиночестве, он открывал новую пачку сигарет и бутылку алкоголя, заваливался на второй этаж и заполнял всю комнату дымом и запахом спиртного.       Он любил работать, порой парень подолгу засиживался за компьютером, монтируя новый видос или создавая бит, ему это нравилось, пускай на это и уходило много сил, но так он мог думать о чём-то кроме этой чертовой метки.       Кровь медленно капала на белое покрытие раковины, смешиваясь с водой и убегая в сток. Парень намочил полотенце и заткнул им нос, продолжая дышать через рот. Намокшие и запутанные пряди чёлки небрежно свисали на лицо, зеленые глаза устало смотрели в прострацию, а тёмные круги под глазами так и привлекали внимание.       Да, видок не очень. А куда денешься? Кровь из носа стала для него уже обычным делом, как и постоянные головные боли, как и до крови искусанные губы. Полотенце полетело в стирку, а рыжий как-то не свойственно для себя усмехнулся.       Зеленоглазый взял открытую бутылку спиртного со стола, рядом все с той же раковиной, и сделал пару больших глотков. -Бля... Походу футболку в крови испачкал.- прошипел он, ставя бутылку обратно,- Похуй, потом замочу, может отстирается.       И с этими словами он выходил из ванной комнаты, тушил свет и ложился на низкую двуспальную кровать, проваливаясь в сон, который был ему сейчас так необходим.       Но всё не всегда было так плохо. Порой рисунок на запястье не давал о себе знать целыми днями, в такие моменты все возвращалось на круги своя. Данил проводил время с друзьями, записывал необходимый материал и просто веселился. Как говорится, наслаждался жизнью в полной мере, которую только мог себе позволить. -Получается, я должна сидеть здесь одна и пить колу со льдом?- спросила Света отпивая через трубочку немного холодной тёмной жидкости. -Да! Там, короче, типо, надо будет эммм...- задумался зеленоглазый, иногда ему нужно было время, чтобы сказать ту или иную информацию,-Бля! Походу поймёшь, короче!- закончил парень заразительным смехом.       Сегодня, в день съёмок, он как обычно дурачился. А куда без этого? Так ведь будет совсем скучно, нужно брать все возможное от жизни, даже если это будет бесполезно потраченное время, могут остаться бесценные воспоминания, а они очень важны.       Каждый знает, что воспоминания и пережитое прошлое создают человека, строят его, как дом, по кирпичикам, каждый из которых индивидуален. -Даня! Почему ты ему просто не скажешь на прямую?- вспылила девушка, вскакивая с дивана и раздраженно всплескивая руками. -Лиз, уймись. Ты мне сама рассказала о его прошлом. Я просто не хочу его ворошить.- покачав головой ответил зеленоглазый, сделав несколько глотков спиртного. -Да ты себя в зеркало видел? Я все понимаю, но это не дело. Взрослые люди, а ведёте себя как дети малые.- как-то немного обиженно прошипела подруга, плюхнувшись обратно на диван. -Мы и есть дети, только великовозрастные, сука.- засмеялся парень, протягивая бутылку девушке.       Да, Лиза все знала. И о прошлом Миши, и о чувствах Кашина, и о их безмолвном противостоянии. Знала, но не могла помочь. Она пыталась повлиять хоть на одного из парней, но создавалось впечатление, будто девушка стучала в закрытые двери пустой квартиры или говорила с кирпичной стеной. Это сильно её опустошало, сильно давило. Но Неред продолжала, она не хотела терять друзей, они были для неё очень важной частью жизни.       Хоть сейчас уже был и март, но снег продолжал заваливать улицы Питера. Кареглазый убрал его с лавочки рукой и сел, облокотившись на спинку. Хлопья были уже небольшие, мелкие, они неприятно падали на лицо, заставляя щуриться. Посильнее натянув капюшон парень уткнулся в тусклый экран телефона.       Запястье все ещё отдавалось болью.       Данил порой напоминал ребёнка, которого радовали настолько маленькие, кажется, совсем незначительные вещи, что невольно хочется улыбаться. Но такой уж он был человек. Ему нравились маленькие и обычные на первый взгляд вещи.       Так же было и с Мишей. Этот человек ему просто нравился. С ним было как ни с кем другим спокойно, но в то же мгновение невероятно весело, что напрочь стирались рамки реальности. Поэтому он и любил Совергона. Любил его тонкие запястья, его вечно падающую на лицо чёлку, его неожиданные идеи, огромный запас позитива, его внутренний мир.       Этого мальчишку не всегда можно было понять. Он был сложен, но и полностью открыт в общении. Все это так тянуло, что хотелось прижать к себе этого самодовольного мальчугана, присвоить и спрятать от греха подальше. Но этого нельзя было сделать...       Порой его действия отзывались болезненными ударами, а слова выстрелами, которые пробивали насквозь и никогда не промахивались. Только ведь ничего в этом мире нельзя получить не уколов палец. Чтоб сорвать малину, нужно пробраться через шипы, чтоб приручить кота, нужно подставить руку для укуса, чтобы полюбить, нужно отдать сердце. А Кашин именно это и сделал. Отдал сердце, но продолжил улыбаться, не требуя его обратно, продолжил жить. Продолжил молчать.       Нельзя сказать, что Миша этого не замечал. Он все прекрасно видел и знал, но боялся, боялся повторения прошлых ошибок. Он вбил себе в голову определённые параметры и не хотел их нарушать, так лучше, когда есть от чего плыть и знать примерное направление, а не когда находишься в полном незнании. Но что-то все же в нем изменилось, стены вокруг, что он возводил трескались, как лёд от давления, повязка на его руке постепенно развязывалась. И он не мог этого остановить.       Он пытался. Пытался отрицать, что рыжие волосы приятные на ощупь, что изумрудные глаза завораживали его, что немного бледные губы хотелось поцеловать, что его просто хотелось обнять. Совергон давно заметил, что рядом с ним все куда красочней, куда теплей, но...       Он всегда находил какое-то "но", только куда его это завело? -Тц...- зашипел кареглазый, по руке, с внутренней стороны, от локтя и до запястья, словно провели раскалённым железом. Парень наконец задрал рукав и застыл.       Метка, которую он так ненавидел, маленький её кусочек из чёрного становился серым. Сердце как-то сдавило, в ушах слышался гул, он смешивался с громким стуком сердца, давя на ушные перепонки и заглушая музыку в наушниках. Все будто замерло, только сердце продолжало биться разбивая остатки стен, возведённых с таким трудом и упорством.       У рыжего перед глазами плыло. Кажется, у него в очередной раз пошла кровь из носа, уже третий или четвёртый. Обезболивающее вообще не помогало, а запястье пекло.       В комнате было немного прохладно из-за окна, что открыл парень, чтобы хоть как-то выветрить запах сигарет, помогало не очень, так как зеленоглазый продолжал курить, дурманя голову, в надежде отвлечь мозг. Но тот продолжал выдавать картинки событий за последние полгода-год. Неприятное чувство. Какая-то беспомощность, одиночество, страх и ,кажется, обида. Обида на самого себя, за то что сдался, отступил, где-то доверился разуму, а не сердцу.       Было больно, но в тоже время как-то уже и похуй, как-то все заебало. Хотелось закрыть глаза и наконец-то выспаться, выспаться за всю прожитую жизнь. Но что-то держало, что-то усиленно не давало расслабиться, причиняя боль.       Но в какой-то момент что-то щёлкнуло. Глаза медленно закрылись, стало чертовски хорошо и спокойно, а главное боль прошла, главное все закончилось. Только вот было обидно, обидно за то, что так и не обнял своё солнце, пускай и такое пасмурное, но все же солнце.       Жаль. Действительно жаль... -Даня!- звал дрожащий голос. Кареглазый сидел на коленях перед парнем и тряс его, пытаясь привести в чувства. Было страшно, чертовски страшно. Парень даже толком не помнил как добрался, помнил только то, что сидел на лавочке, потом была боль, а потом пустота.       Нет, были ещё обрывки, была дорога, такси, лестница, почему-то незапертая дверь и тишина на вопросы. А ещё был страх, жуткий страх, перерастающий в панику.       Рыжий тихо зашипел, кажется, у него болела голова или ещё что-то. Ему было чертовски больно, обоим было больно. -М..Миша? Какого хуя ты здесь делаешь?- открывая глаза, еле собирая слова в предложение спросил Кашин. Ему вообще слабо в это верилось. Он бы быстрее сейчас поверил в то, что сдох чем в это.       Но ответа не последовало. Он был, но Совергон не стал говорить, он сделал...       Чувствовался вкус крови, сигарет и спиртного, но несмотря на это было чертовски хорошо. Руки, что всего пару мгновений назад дрожали, сейчас прижимали худое тело, а тонкие пальцы сжимали рыжие пряди волос. И все было как должно быть, все было правильно. Боль наконец пошла к черту, как и весь мир, как и повязка на запястье, как и пятна крови на полотенцах. Остались только тёплые объятья и парные знаки на руках, знаки бесконечности, знаки бесконечно дурацких шуток и невероятно прекрасных минут вместе.