Пустой Грааль

Фрэн по уже устоявшейся привычке направилась в подземелья Слизерина. Их с Малфоем успехи на поприще цветоводства оставляли желать лучшего: она смотрела на растения, которые подрастали у сокурсников и удрученно вздыхала. Кроме того, в последние несколько дней Малфой неуловимо изменился. Он и раньше язвил по любому поводу, но теперь в его взгляде читалась такая неприкрытая ненависть, что Фрэн порой становилось страшно оставаться с ним наедине. Она назвала пароль, благополучно миновала портретный проем и, громко стуча каблуками по каменному полу, направилась в слизеринскую гостиную. По пути ей никто не встретился; в подземельях, как всегда, было сумрачно, только лишь факелы чадили на стенах, слабо освещая дорогу. В другой раз окружающая обстановка навеяла бы на Фрэн тоску, но сегодня ее мысли были заняты другим: она решалась на одно мероприятие. Если она пойдет на это, их отношения с Малфоем могут стать еще хуже. Но, с другой стороны, это могло вывести его на откровение, которое поможет ей понять, что же такого произошло в последние дни. - Привет, – она стояла на пороге и улыбалась. Малфой не переставал удивляться, зачем она так приветливо ему улыбается, если знает, что через пару минут начнет говорить гадости. - Привет. Проходи. Какую форму пыток для несчастного растения ты избрала сегодня? - Ну, зачем же так жестоко? – гриффиндорка опустилась в одно из кресел. Потом склонилась к цветку, который стоял на журнальном столике. – Да уж, цветет и пахнет… - Ну, так что? - Мы будем играть, – Фрэн положила ногу на ногу и посмотрела Малфою в глаза. Он прочел в ее глазах какую-то мрачную решимость, – в мою любимую игру. - Из твоих уст это звучит почти как угроза… Что за игра? – Малфой опустился в кресло напротив Фрэн. - Мы ведь с тобой совсем ничего друг о друге не знаем. А это выглядит странно, особенно если учесть, что мы жених и невеста, пусть и неофициально, – Фрэн было трудно решиться на эту реплику, но ей нужно было, чтобы он согласился. - Хочешь, чтобы я рассказал о себе? - Не совсем. О тебе буду рассказывать я. А ты расскажешь обо мне. Согласись, это намного интереснее, а в нашем случае, думаю, и более правдиво. Посмотрим, насколько ему это понравится, – Фрэн взглядом указала на цветок, - его ведь не обманешь. - Ну, что же, давай, – Малфой ухмыльнулся, видимо, желая продемонстрировать свои сомнения в успехе задуманного. – Будет логично, если начнешь ты. Я в твоей игре новичок. - Хорошо. Это действительно будет логично. Начнем, пожалуй, с детства. Ты был не любимым ребенком. Твое рождение было в большей степени обусловлено статусом твоей семьи: такой семье предписывалось иметь блестящего наследника. И твои родители принялись лепить из тебя образцового ребенка. Блестящее воспитание, фехтование, танцы, верховая езда… В детстве ты очень боялся лошадей, просто до дрожи. Тебе хотелось убежать как можно дальше, но тебя тащили на очередной урок, и за всем этим неизменно наблюдал твой отец. Отца ты всегда уважал и стремился во всем на него походить. Ты быстро понял, что поблажек давать тебе никто не собирается, поэтому тебе пришлось наступить на горло собственному страху, и со временем ты приобрел репутацию великолепного наездника. Но никто не знал, какую цену тебе пришлось заплатить за это. Тебе не с кем было поделиться своими страхами, но и радость своего успеха разделить тебе тоже было не с кем. Твоих родителей интересовал только результат, твои эмоции их интересовали мало, если не сказать, не интересовали вовсе. Ты привык держать свои чувства под замком и носить маску безразличия ко всему происходящему. Ты вырос избалованным ребенком, который ни в чем не знал отказа. Ты получал все, что только хотел, тебе достаточно было только повести бровью. Когда тебе исполнилось одиннадцать, тебе прислали письмо из Хогвартса. Слизерин, а как иначе? Твой отец не простил бы тебе никакого другого факультета, но ты его не разочаровал. Слизерин гостеприимно распахнул перед тобой свои двери. Ты моментально стал популярен, многие хотели дружить с тобой, но ты не торопился называть кого-то своим другом. Ты огляделся по сторонам и остановил свой выбор на Поттере. Не потому, что он тебе нравился как человек, просто его популярность давала ему привилегии перед всеми остальными. Иными словами, ему по статусу было дружить с тобой. Но Поттер стал твоим первым в жизни обломом. Ты не мог понять, как тебе, блестящему аристократу, могли предпочесть этого рыжего недоумка Уизли и грязнокровку Грейнджер. Ты ведь так их называл, Малфой? Драко ничего не ответил. Он немигающим взглядом смотрел в огонь, который полыхал в камине. Но побелевшие костяшки пальцев свидетельствовали о том, что он не остался равнодушным к рассказу Фрэн. - С твоего позволения я продолжу. Шло время, но твоя ненависть к золотому трио только крепла. Поттера ты ненавидел за то, что он имел всеобщее восхищение и преклонение, которое, по-твоему мнению, достались ему просто так. Тебе тоже хотелось признания окружающих, но тебе это признание доставалось гораздо дороже. То, что Поттер заплатил за это смертью своих родителей, тобой в расчет не принималось. Уизли ты возненавидел за то, что у него была семья, о которой ты сам всегда мечтал, хоть и не признавался себе в этом. У него была мама, которая читала ему на ночь сказки, дула на разбитые коленки и беззлобно ругала за мелкие шалости. А у тебя была гувернантка, которая знала четыре иностранных языка, и которую ты ненавидел до зубного скрежета. Грейнджер ты ненавидел за ее успехи в учебе. Она вообще была явлением чужеродным в этом мире, но она смогла обойти тебя и приобрести репутацию лучшей ученицы Хогвартса. Но больше всего ты ненавидел их за то, что они были друг у друга и за то, что тебе было никогда не стать одним из них. Они ценили друг друга за то, какими они были сами по себе, со всеми недостатками и слабостями. А у тебя таких друзей не было. Ты знал, что если у них что-то случится, они никогда не позовут тебя, а если тебе вдруг станет плохо, они не побегут к тебе, забыв про все свои дела. Но ты смирился и научился с этим жить. На старших курсах ты решил утвердиться в другой сфере. Ты в совершенстве овладел еще одним искусством – искусством обольщения. Сначала это был охотничий азарт, потом это стало рутиной, а потом и вовсе превратилось в обузу. Ты прекрасно умел различать фальшь и не терпел ее в отношении себя. Странно, будучи законченным эгоистом, ты требовал от окружающих людей искренности и самоотверженности. Но зачастую всех твоих девушек интересовало или твое положение в обществе, или твоя фамилия, или твоя внешность. Твой внутренний мир никого из них не интересовал, и понять тебя никто из них не пытался. Зачем им было это делать, ты был слишком сложной загадкой, ведь куда проще и приятней было сказать в компании подружек: «Смотри, я встречалась с этим красавчиком пару недель!» Конечно, они забывали добавить, что эти две недели стоили им разбитого сердца и моря слез, выплаканных ночью в подушку. Никого из них ты не подпустил к себе близко. Тебе с ними было скучно, а им с тобой было холодно. Ты соблазнил самую красивую и самую недоступную ученицу Хогвартса – главный трофей, огляделся по сторонам и понял, что снова проиграл. Ты был по-прежнему одинок и никем не понят. Вот так ты и прожил семнадцать лет. Ты сумел убедить себя в том, что одиночество – благо, которое дано понять лишь избранным. Все, что было у тебя в жизни – твоя свобода. Но и она была иллюзорной. Ты собирался окончить школу, жениться и работать, прекрасно понимая, что счастья это тебе не принесет, но, по крайней мере, от тебя отстанут. Родители или общество, частью которого ты был, и которое диктовало тебе свои правила игры. Ты понимаешь, что это замкнутый круг, и даже твоя свобода не больше, чем самообман… Фрэн закончила говорить и внимательно посмотрела на Малфоя. Он по-прежнему не проронил ни слова, и тишину комнаты нарушало только потрескивание поленьев в камине. - Моя очередь? – слизеринец взглянул на девушку своими серыми непроницаемыми глазами. - Пожалуйста, – Фрэн улыбнулась ему и приготовилась слушать. Она была уверена, что он не сможет играть по ее правилам. Сама она училась этой игре с детства. Она всегда умела понимать людей, разгадывать их. Она и сейчас видела, что преуспела. Что ж, возможно, так оно и было. Только вот она поняла, что на этот раз это больше, чем просто игра. У нее было странное ощущение, которого она не могла объяснить себе. Как будто озвученное ею сжигало какой-то мост; мост, по которому она могла вернуться. Куда? Она не знала, просто ее рассказ имел привкус чего-то необратимого. Драко, и впрямь, не мог не признать, что она поняла его настолько, насколько его не понимала ни родная мать, ни люди, знавшие его с рождения. Но это была только верхушка айсберга. Малфой усмехнулся, подумав, что было бы с ней, если бы она узнала, в чем состоит первопричина их знакомства. Но ей это было знать необязательно, она и так поняла слишком много. Этот козырь он приберег напоследок. Он ненавидел ее сейчас слишком остро: он смотрел на нее, и перед глазами вставала картина: сумрачный холл, двое: его враг и его невеста. Поцелуй. - Ну, что же, слушай. Ты тоже росла нелюбимым ребенком. С возрастом ты стала все чаще задаваться вопросом: зачем твои родители вообще завели детей? Твоя мать не замечала никого и ничего, кроме твоего отца, а отец был помешан на своей работе. Вот так оно и было: Он, Она и его Работа. Тебе там места не было, но тебе отчаянно хотелось иметь нормальную семью. Но родители тебя не замечали. Зато у тебя тоже была гувернантка. Она постоянно делала тебе замечания, чем доводила тебя до бешенства. В детстве ты была сущим кошмаром для окружающих: ты ни минуты не сидела на месте, лазила по деревьям, разбивала в кровь коленки и убегала играть с детьми, социальное положение которых явно оставляло желать лучшего. Темпераментом ты пошла в свою испанскую родню. В конце концов, твоя мать поняла, что леди в классическом понимании этого слова из тебя не получится, но все же она смогла привить тебе необходимые манеры. Ты освоила эту науку и иногда пользовалась полученными знаниями и умениями. Лет в десять тебя отдали в школу для маглов. Мир волшебников не слишком будоражил твое воображение, в мире людей тебе понравилось, и очень скоро ты освоилась на новом месте. По деревьям ты больше не лазила и коленки не разбивала, но тяга к свободе и независимости никуда не пропала. Теперь это выражалось в учебе. Ты искренне не понимала, зачем читать книжки, которые тебе не нравились, в то время, когда можно было читать интересные книжки; зачем было учить вещи, которые в жизни едва ли могли пригодиться, и так далее. Ты провела лет пять в оппозиции к системе образования, которая едва ли не переросла в конфронтацию. На оценки тебе всегда было плевать, хотя зачастую ты была гораздо умнее своих одноклассников-отличников. Твоих родителей твоих успехи или неудачи нисколько не трогали, ты научилась мириться с их равнодушием и не обращать на это внимание. Друзья… У тебя были друзья. Скорее даже подруги. Ты познакомилась с ними в детстве, когда люди еще не носят маски и не хотят казаться лучше, чем они есть на самом деле. Скорее всего, они были ниже тебя по социальному положению, но тебе было все равно. Свое происхождение ты не считала чем-то, заслуживающим большого внимания, поэтому большинство твоих знакомых попросту не знали, чья ты дочь. Мир, в котором жили твои родители, ты ненавидела, в первую очередь за жесткие рамки, выходить за которые было нельзя. А в мире, где жили твои подруги, ты могла быть такой, какой не могла быть у себя дома. Ты никогда не строила иллюзий на их счет: они не были идеальными, но были готовы ради тебя броситься и в огонь и в воду. Ты за них тоже. У тебя, наверняка, была компания вроде компании Поттера. Они были величинами в твоей жизни постоянными, и ты их ценила, но ты была слишком переменчивой и ветреной особой, поэтому в твоей жизни всегда было много случайных знакомств - друзей на один день. Ты не обманывалась на их счет, просто весело проводила с ними время и забывала о них. Сидеть на одном месте тебе всегда было скучно: ты много ездила, зачастую с этими самыми случайными знакомыми. В попытках набраться новых впечатлений, а может, в попытках убежать от самой себя. В твоей жизни всегда был только один человек, с которым тебе было легко и интересно - ты сама. Ты всегда понимала себя, и всегда прощала. Окружающие не могли дать тебе ни того, ни другого. Любовь… Любовь ты не искала: ты прекрасно сосуществовала со своим эгоизмом, третий там явно был бы лишним. Все твои поклонники немедленно забраковывались: они казались тебе слишком примитивными, а так как в глубине души ты была уверена, что ты королева, то ты и вела себя соответствующим образом, искренне уверенная, что имеешь право на любой ход. И еще, что от королев ходить можно только вперед - на трон или на эшафот. На деле тебе был нужен идеал, но ты этого или не понимала, или сама себе в этом не сознавалась. И однажды ты его нашла. Совершенно случайно, так, что даже сама сначала в это не поверила. Он был идеальным, даже слишком. Было вообще сложно поверить, что он настоящий. А еще он понимал тебя лучше, чем ты сама. Ты посчитала это провидением и настоящей любовью, кинувшись во все это словно в омут с головой. Но очень скоро на смену эйфории пришло разочарование: ты его разгадала. До конца, до последней ноты. И заскучала. Он стал как книжка с любимыми сказками: они тебе нравятся, но ты наперед знаешь, что будет на следующей странице. И однажды ты ушла от него. Просто растворилась в утреннем холодном тумане. Ты забрала с собой альбом с вашими фотографиями, но не оставила ему записки. Тебе было жаль твое и без того разбитое сердце: его в нем больше не было. А ему остался только горький кофе и сигареты, которые он курил, одну за другой. В какой-то момент ему даже стало казаться, что тебя нет, и никогда не было: он просто придумал тебя однажды во время дождя. А ты снова сбежала, в попытке найти объяснение тому, почему твои мечты в очередной раз оказались иллюзорными. У тебя снова осталась только твоя свобода. Но твоя свобода была настоящей, в отличие от моей. Так просто и сложно одновременно. Бег по замкнутому кругу, из которого нет выхода. Это не закончится, пока ты не встретишь человека, которого не сможешь разгадать до конца. Понять – да, но не разгадать. Драко посмотрел на сидящую напротив девушку. Он никогда не видел ее такой растерянной. Он понял, что его рассказ был тоже очень близок к действительности. Он усмехнулся про себя. Фрэн поднялась из кресла и подошла к камину, в котором ярко полыхал огонь. Драко вдруг подумал, что если бы в его комнате было окно, она бы непременно подошла к окну. К свету. Девушка, которая сейчас смотрела на огонь в его камине, принадлежала Свету. А он? Он принадлежал Тьме? Но он этого не хотел. Он хотел принадлежать Тени. В его мире все и так было слишком сложно, а с ее появлением стало еще сложней. Он в последнее время часто ловил себя на мысли, что ему лучше было бы вовсе не знать ее. Так было бы намного проще, для него, по крайней мере. А теперь он не знал, как с этим жить. Она была таким необычным явлением в его жизни, но она не принадлежала ему, она никому не принадлежала, только самой себя. Впрочем, нет, она принадлежала Темному Лорду. Эта мысль отдалась нестерпимой болью в висках. Он пытался гнать от себя эти мысли, но в последнее время он все чаще вспоминал об этом. Это был капкан, который захлопнулся за ним, когда он дал свое согласие на эту сделку. Что это было, угрызения совести? Или что-то большее? Второго он боялся гораздо сильнее. - Браво, для первого раза просто блестяще. Подведем итоги? - она говорила тихим, но отчего-то охрипшим голосом. - Мы с тобой не такие разные, как кажется на первый взгляд. - И не так похожи, как кажется со второго, – Фрэн, наконец, повернулась и посмотрела ему в глаза. Он не увидел в них обычной насмешки, она смотрела на него очень серьезно и как-то испуганно, что ли. - Зря, правда? - Это ты придумала, – он старался, чтобы его голос звучал бесстрастно, но получалось плохо. - Знаю. - Хотела все усложнить? - Не думала, что все будет так. - Твоя система дала сбой? – Драко усмехнулся. - Ты прекрасно понимаешь, о чем я. - Понимаю, – он пожал плечами, соглашаясь, – как раньше уже не будет. - А придется постараться, – она в последний раз посмотрела на него и вышла и комнаты. Он запрокинул голову на спинку кресла и недовольно поморщился: голова стала болеть еще сильнее. «Фрэн, что же ты наделала?»