misbelief

      Лето тёплое и душное, но каждый вечер, по выходе на улицу, воздух обжигает неожиданным холодом, по-особенному уютным и мягким. Чимин ёжится под новой волной слабого ветра, растирая покрывшиеся мурашками плечи — футболка не спасает, и очень хочется вернуться в утро, чтобы все-таки не полениться взять с собой толстовку.       Юнги редко опаздывал, потому что боялся оставлять Чимина в позднее время одного рядом с укутанным темнотой парком. Но сегодня он предупредил, что работа вынуждает остаться чуть дольше, а Чимин только и может, что мерить шагами пьедестал перед главным входом универа. Позади в свете прожекторов выделяются колонны с названием университета. Оборачиваясь назад, Чимин на секунды задумывается о том, где бы он оказался, если бы в один день Юнги не захлопнул перед его носом ноутбук с документами в экономический университет.       Тогда был холодный день, и Чимин сидел в кресле, укутанный в плед, и с каплями грусти в глазах и душе заполнял форму зачисления на факультет экономики. Юнги оставил его одного с кружкой чая и ушел в соседнюю комнату, закрылся в своем кабинете, и Чимин не лез к нему — он понимал, что тому тяжело работать за двоих. Юнги много делает для него, и Чимину кололо сердце каждый раз, когда он просыпался ночью попить воды и заставал старшего за столом в гостиной, корпящего над стопками бумаг и горящим экраном ноутбука. Юнги замечал его не сразу, улыбался сонно, и в глазах его читалась усталость, а обнимал все так же ласково и спрашивал, почему не спится. И так хотелось Чимину чем-то помочь, но все, что он мог, — это развязать тугой галстук и принести с кухни крепкого кофе. Он часто засыпал рядом, на диване, непременно утром просыпаясь в кровати под трель будильника.       Ему нравился дизайн, сколько Чимин себя помнил. С тех пор, как однажды ему в руки попали обычные простенькие цветные карандаши, он влюбился в пустые бумажные листы и толстые скетчбуки. Они так быстро заполнялись эскизами и зарисовками, что родители разорялись на новые альбомы почти каждую неделю. Сам процесс, когда картинка из собственного воображения медленно материализуется на листе, невесомые минуты, когда Чимин выводит линии и штрихует пастелью, скользит кистью по холсту или элементарно расписывает симметрией тетрадные листы — это восхищает его, вдохновляет и раскрывает новые эмоции даже ему самому. Когда он сам не был способен понять себя, его всегда понимало его искусство.       Понемногу он начал осматривать мир вокруг себя, и уже помимо собственной души стал рисовать чужие. Люди раскрываются в мелочах: мимолетные взгляды, абстрактные образы чьего-то плейлиста, воображаемая комната, идеально подходящая для соседа по парте, может, платье, способное подчеркнуть естественную красоту его соседки сверху. Все комнаты и одежда, украшения на обрывках стикеров, на каждом листе конспекта — обязательно замысловатый узор и орнамент; они вылились в желание творить чаще и делать из этого больше, чем просто увлечение.       У Чимина талант, которым всегда восхищается Юнги. Чимин ловит его на подглядывании за собой не сразу, но замечает в отражении зеркала, как тот стоит в дверном проеме и виснет на его силуэте, разглядывая со спины парня, рисующего пейзажи мест, где хотелось бы оказаться. Юнги поддерживал его любовь к искусству с самого дня знакомства и дарил вещи дороже даже чиминовского смартфона последней модели, дороже часов, которыми светит старший при любом удобном случае, и Чимину неловко и стыдно, что он не может многого. Его «талант» не принесет ему дохода, достойного Юнги.       И Чимин после недельных терзаний в тот день решил оставить дизайн любимым хобби и заняться поиском прибыльной работы. Он старательно искал, куда мог поступить, чтобы зарабатывать так же много, как и его Юнги, работающий с утра до утра ради повышения и прихотей Чимина.       — Чем ты занят? — Чимин дернулся и вздрогнул от неожиданно близкого — едва ли не у самого уха — голоса, когда на плечи его опустилась тяжесть бледных рук.       — Ничем, — Чимин чуть прикрывает крышку ноутбука, стараясь отвлечь парня, в упор смотря в глаза, но старший знает его слишком хорошо, чтобы вестись на такие уловки, — я просто играл.       Юнги потянулся к технике, и Чимин машинально остановил его руку, тут же словил вторую, навязчиво желающую поднять светящийся экран. Мин навалился на парня сверху и крепко обнял, перехватывая запястья, отчего рука сделалась свободной для любых манипуляций, и младший только и мог брыкаться на стуле в неумелых попытках освободиться.       — Врушка, — беззлобно говорит Юнги и треплет его за щеку, кивая на экран, — зачем тебе экономика? Ты говорил, что ненавидишь финансы.       Чимин куксился и упирался взглядом в собственные колени под пытливым прищуром. Он боится быть понятым неправильно, если скажет, что не хочет, чтобы Юнги тащил его на себе. Он не имеет в виду, что сомневается в Юнги, не подразумевает, что ему мало дохода старшего и никогда не был возмущен ничем — Юнги для него, наверное, самая большая влюбленность и привязанность, он никогда не станет упрекать его за деньги. Чимину просто стыдно за себя, и он чувствовал себя золушкой, разве что не обделенной любовью и заботой — его подобрал обеспеченный и весь из себя роскошный Мин Юнги, взрослый и загадочный, почему-то запавший на школьника, который может только рисовать.       И Чимину сложно сформулировать, что он боится стать обузой.       — Я, — он колебался и все еще не знал, как сказать правильнее и не остаться непонятым, ему совестно, хотя он даже не начал говорить, — я просто подумал, что должен хорошо зарабатывать и вносить хоть какой-то вклад в отношения. Подумал, что хотел бы быть как ты.       Ответа не было, и Чимин чувствовал, как кровь приливает к щекам — он явно краснеет каждый раз, когда смущается. Юнги молчит и просто смотрит на него, а Чимин думает, что все же ненавидит, когда тот делает это — просто прожигает и словно сканирует, видит насквозь; невольно чувствуешь себя нагим, и словно вся душа напоказ.       Неожиданно Юнги развернул на себя кресло и присел перед Чимином, захлопывая ноутбук. Чимин не успевает возмутиться из-за несохраненной формы, когда старший берет его ладони в свои:       — Если хочешь быть как я, ты должен заниматься тем, что ты любишь, — Юнги говорит медленно, вполголоса, словно рассказывает важнейшую часть какой-то сказки, которую Чимин слушает с замиранием сердца, как самое важное в истории. — Я работаю там, куда стремился и хотел, поэтому ты тоже должен быть тем, кем хочешь, тем более раз у тебя есть возможность. Понимаешь меня?       Чимин кивнул коротко и смотрел исподлобья своими виноватыми глазами и расслаблялся понемногу, не замечая злости и упрека в глазах напротив, но читал нежность в тронутых улыбкой губах. Тогда он так отчетливо чувствовал разницу между ними.       — Вот и хорошо, — Юнги по-детски играет с чиминовыми пальцами, и сжимает их чуть сильнее перед тем, как выпустить и встать, — а моего дохода вполне хватает на нас двоих, даже если ты останешься безработным.       Чимин бросил в него ручкой, но тот ускользнул из комнаты, оставляя Пака глупо улыбаться вслед.       Чимин думает, что Мин Юнги — самое большое везение, которое случилось с ним в жизни.        Без него он бы на многое не решился и многое бы упустил. Без него Чимин бы никогда не поверил в себя и свой талант, у него не хватило бы смелости быть самоуверенным и говорить на интервью в институтах: «У меня есть талант».       Юнги научил его быть храбрым и вселил уверенность, без которой он сейчас не чувствовал бы себя таким собранным и целым. Ведь ему все школьные годы так не хватало этой твердости.       Знакомая чёрная BMW выезжает из-за поворота и тормозит прямо перед Чимином. Машина так и сверкает свежей полировкой — все же заезжал утром на автомойку.       Чимин падает на пассажирское место и расплывается в радостной улыбке при виде потрепанного Юнги, вальяжно восседавшего на водительском сидении в расстегнутой по верхним пуговицам рубашке — краем глаза младший замечает отброшенные на задние сидения галстук и пиджак — вещи, которые Мин ненавидит больше всего, но работа вынуждает носить. А Чимин соскучился по этому беспорядку на чужой голове, оставшемуся от укладки, по чуть отдающему хрипотцой от усталости голосу и длинным пальцам, которые иногда в машине Чимину разрешали переплетать поверх коробки передач. По правде, он не видел мужчину всего со вчерашнего дня, но как бы сильно ни уставал на учебе, при виде родных глаз становилось легче дышать.       Еще приятнее наблюдать за восторгом Юнги, когда тот сидит за рулем и вещает в сотый раз о невероятных особенностях «своей детки». Они встречаются с Чимином уже пять лет, и все это время, с самого дня знакомства, у Юнги была одна мечта — BMW 4 series*. Безграничная любовь к машинам у мужчины заканчивалась на пике в виде данного авто, которым тот грезил где-то со старшей школы, как начал помогать в мастерской дяди. И сейчас, когда они наконец выплатили ипотеку за дом, Юнги с гордой и спокойной душой две недели назад потащил Чимина в автосалон, чтобы тот разделил с ним эту долгожданную радость. Такой же больной по машинам друг Чимина рвался с ними, но Мин отправил парня обратно восвояси — Чонгук все еще иногда вызывает у Юнги подозрения.       Однако Чимин последнее время часто раздражается, что машина буквально вытесняет его с места главной любви всей жизни Мин Юнги. Чимин крайне понимающий в этом плане: когда мужчина отделал ему в честь поступления в универ комнату под студию, он сам из нее три дня не вылезал, пока друг за шиворот его не выволок обратно в мир. Но его забвение продлилось три дня, а Юнги уже неделю не хочет покидать гараж и торчит там вместе с Намджуном, своим лучшим другом.       В какой-то степени Чимину даже завидно — он тоже хочет порулить на этой машине. Она выглядит красивой, и Чимин, даже не разбираясь в машинах, может сказать, что она смотрится дорого снаружи, а изнутри выглядит впечатляюще настолько, что в первый раз он даже сомневался, можно ли ему в нее сесть — не дай бог он запачкает кожаный салон или ткнет что-то не то на панели.       А Юнги разбирается в машинах, и даже слишком хорошо, раз работает с ними со старшей школы и теперь занимается контролем их производства и продажей, и, по его словам, эта машина — идеальная для него. И если для Чимина она остается просто дорогим куском металла, то Юнги так расхваливает ее на все лады, что уже и самому непросвещенному Чимину интересно, что такого в этой машине, раз вместо того, чтобы спать с ним, мужчина спит с ней.       Самое главное, Юнги на каждую просьбу Чимина пустить его за руль отнекивается, аргументируя это четырьмя проваленными Чимином экзаменами по вождению и, следовательно, отсутствием у младшего прав. Он, конечно же, знает, что Пак неплохо водит и на экзаменах просто каждый раз слишком сильно переживает, но Юнги не хочет, чтобы на его мечте так же перепутали газ с тормозом или припечатали в конус фарой.       — Мы же уже говорили с тобой, солнце, — Чимин немного надеялся на другой исход, но снова слышит избитое оправдание, сосланное на его собственную неуклюжесть. — Как только ты сдашь на права, я обязательно дам тебе порулить. Тебе еще стоит потренироваться на старой машине.       — Ты ведь знаешь, что я еще долго не сдам, и машину ты продал, чтобы купить эту, — младший кивает вперед, указывая на машину в целом, и поворачивается в сторону окна. — И даже если я сдам, ты всё равно любишь ее слишком сильно, чтобы пустить меня за руль.       Он обижен из-за такой мелочи и чувствует себя капризной барышней, которой не купили желаемую безделушку. Это глупо, и Чимин считает проскакивающие в окне фонари, когда сам хочет повернуться и просто разговаривать о прошедшем дне. Ему хочется много рассказать о том, как сегодня он хорошо написал тест, как на практике наконец сдвинулся с мертвой точки в проекциях интерьера в стиле арт-деко, и ему очень хочется спросить, как прошла презентация Юнги, ради которой последний недосыпал несколько ночей дома. Чимин начинает злиться больше на себя, потому что уже испортил атмосферу, и момент упущен, а он со своим иногда вредным характером не хочет прекратить воротить носом. Он не хочет считать фонари за окном, он хочет считать искрящие взгляды в свою сторону и мимолетные улыбки.       Поток фонарей останавливается и заменяется людьми, бегущими к дороге в попытках успеть на зеленый для них сигнал светофора. Медленный рывок, лицо Юнги оказывается очень близко к Чимину, и тот невольно вжимается в кожаное кресло.       — Я же говорил тебе: обязательно пристегиваться. Как ты у меня сдашь без знания основ? — он щелкает застежкой ремня и говорит все на том же расстоянии, оттесняя Чимина в кресло и с забавой наблюдая за реакцией. Пять лет отношений, а Чимин в этом плане не меняется.       Светофор перегорает для пешеходов, и Юнги возвращается на свое место, скользя от предплечья к запястью и беря ладонь Чимина в свою, притягивая чуть ближе к себе, и дает младшему повод оставить разглядывание окна — Юнги знает его достаточно и привык ко всем углам на характере Чимина, чтобы биться о них каждый раз по новой.       Уже на подъезде к дому тишину в салоне прервал звук чего-то умирающего, потому что Чимин до сих пор не знает, что это за звук стоит на контакте Намджуна, но парни утверждают, что это его смех.       — Юнги, у меня свободный дом, и я требую тебя в нем, — раздалось из динамиков, когда Чимин провел пальцем по экрану, отказываясь выпускать руку старшего. — Джин оставил меня одного и уехал к родителям менять фотографии, мне скучно.       — Нам нельзя выпивать, ты ведь помнишь, чем твой благоверный пригрозил тебе в прошлый раз за нашу пьянку? — Чимин хихикает про себя, сдерживая смешок, прокручивая в голове, как Джин-хён клялся секатором вырезать Намджун-хёну печенку, если тот не перестанет напиваться. — У меня твоя группа крови, но тебе не видать моей печени.       — Да твоя печень еще хуже моей будет, это только для Чимина ты мальчик-одуванчик.       — В каком таком смысле только для Чимина? — с наигранным возмущением встревает в диалог сам Чимин, делая круглые глаза на дрогнувшую улыбку Юнги.       — Ты на громкой, сделай одолжение, прекрати ахинею нести, — Чимин прищуривается и рукой показывает «я слежу за тобой», когда Намджун ржет в трубку и рушит налаженный разговор.       — Ладно, мы не собирались пить, Чим, мне еще нужна моя печенка, а ты, — тон Намджуна снова сменяется на небрежный, когда он обращается к Юнги, — мне машину пригони, я еще раз хочу ее разогнать на трассе, ты мне так и не дал в прошлый раз проехаться выше семидесяти.       Чимин откидывается на сидение и резко поворачивается лицом к Юнги с глазами, полными замешательства. Старший возводит очи к небу и шумно выдыхает, прося друга не продолжать и поспешно скидывает.       — То есть вот так, да? — Чимин крайне возмущен, потому что Намджун-хён вообще никогда не сдавал экзамен по вождению. — Меня за руль ты не пускаешь, а Намджун-хёну можно?       — Чимин, — этот тон Чимин знает, тон, который он считает похожим на взрослого, прощающего ребенку шалость, как сейчас Юнги снисходительно относится к его возмущению, — мы оба знаем, что Намджуну можно доверять машины. Он работает в сервисе, и права для него не играют роли.       — А я сдавал экзамен четыре раза и провалил просто из-за волнения, об этом ты тоже знаешь, но все равно и близко меня к ней не пускаешь. Это что за распределение доверия такое?       Злость медленно закипает и вынуждает говорить то, чего младший не хочет. Сказывается его усталость, раздраженность после последнего нудного факультатива и этот стресс с подготовкой к пятой попытке сдачи экзамена по вождению. Чимину не хочется сильно ссориться из-за пустяка, даже если очень тянет высказаться по поводу боготворения этими двумя этой машины.       — Хорошо, делай что хочешь, я просто пойду готовиться к проекту, — Чимин хватает сумку и выходит, ощутимо хлопая дверью, явно слыша за спиной возмущение за неосторожное обращение с железным сокровищем.       — Эта машина нас свела, она же и разводит, — ворчит Чимин, заходя в прихожую и уходя в свою комнату, чтобы поработать над одной из своих картин.       Это довольно забавная ситуация, что они ссорятся из–за машины, которая однажды их познакомила. Когда Чимин учился на втором году старшей школы, подружился с одним переведенным в середине семестра парнем, чьи родители кидались деньгами направо и налево. Чонгук тогда одним июньским днем позвонил ему из Канады и попросил зайти в автосалон и посмотреть, по каким ценам в Корее выставляют BMW 4 series.       — Просто зайди в салон и найди эту модель, — диктовал Чонгук, высылая дополнительно фотографию, — только будь осторожен, катастрофа, там очень дорогие машины, ничего не задень.       Поначалу Чимину было очень неловко и страшно там находиться, потому что цены на баннерах перед сверкающими иномарками вгоняли его в такой ужас — он за свои семнадцать на тот момент столько не потратил, сколько стоили эти машины.       Помещение было большим и просторным, стены заменяли стеклянные витрины, через которые снаружи еще можно было полюбоваться на новенькие сверкающие авто. Смотреть на них с улицы и находиться внутри — совершенно разные чувства. Чимину казалось, что он зашел в другой мир, состоящий из впечатляющих форм и запаха новой резины. Чимина впечатляло то, как величественно смотрят на него железные звери с разнофигурными фарами, и руки его невольно тянулись к карману со скетчбуком, чтобы зарисовать несколько моделей.       Искомая машина нашлась довольно быстро и даже без помощи приветливых консультантов, внушающих Чимину, что здесь ему рады и не нужно быть таким скованным. Чимин сфотографировал нужную Чонгуку машину со всех сторон и даже поснимал видео, когда заметил развязанный шнурок своих кроссовок. Вспоминая просьбу друга быть осторожнее, парень решил от греха подальше исправить ситуацию и присел на одно колено. Он положил телефон на пол рядом с собой, заправляя ниточки шнурков.       — Вам точно не нужна помощь?       Консультантка подкрадывается сзади в своих бесшумных балетках и пугает Чимина слишком сильно. Настолько, что тот от внезапности подрывается с пола и резко разворачиваясь сносит рукой зеркало желанной Чонгуком иномарки. Ударяется о него так размашисто, что невинное зеркало улетает к стойке регистрации разбиваясь еще где-то в момент удара о руку Чимина.       — Боже, простите, пожалуйста! Извините! — парень кланялся под девяностоградусный угол и старательно зажимал порезанную о стекло руку, представляя, сколько стоит одно только это зеркало, если сама машина выставлена почти за сорок семь миллионов вон.       — Я понимаю, но вынуждена позвать управляющего, — девушка-консультантка смотрит на него с нескрываемым сожалением, читая еще больший страх на чужом лице. — Вам придется обсудить с ним, как вы будете платить.       Сердце Чимина ухнуло вниз, и страх пробирал до чертиков, пока ждал рядом со стойкой в компании приставленного к нему охранника. Стоя вот так виновато, он был похож на загнанную лань, и сейчас, вспоминая, даже не был удивлен, что к нему поставили секьюрити — он тогда на полном серьезе подумывал, а не сбежать ли ему под шумок.       За дверью в кабинет управляющего послышался раздраженный громкий возглас, после которого Чимин уже был готов чуть ли не плакать от отчаяния и свернувшихся в трубочку нервов. Ожидание давило, рука саднила и болела сильно, словно бы там могло остаться стекло, даже мужчина в черном костюме рядом с ним только сильнее пугал, не смотря на добрый взгляд.       Дверь в кабинет распахнулась, и следом за всклоченным парнем шла та самая девушка-консультантка, попутно указывая на Чимина и разбитое зеркало. Юнги выглядел враждебно и раздраженно, с ним не хотелось даже просто говорить, не то что получать нагоняи. Ему тогда было еще двадцать пять, и он только начинал работать на новой должности, поднявшись с должности консультанта. Его заваливали поручениями, электронная почта разрывалась от писем и телефон не замолкал больше, чем на пять минут, и он просил персонал самих разбираться с мелкими проблемами и неустойками, а они дергали его почти каждый день по всяким пустякам. Как и тогда, вытащив его из кабинета, где снова трезвонил мобильный и рабочий телефоны, они должны были сами уметь решать проблемы с такими вещами, но снова выдернули Юнги.       Он несколько раз прошелся по Чимину тяжелым взглядом с головы до ног и остановился, глядя на зеркало в его руках. Брови у него сместились к переносице и он выдохнул тяжело, словно готовился к гневной тираде, которую обрушит на школьника, но вместо этого повернулся к девушке и сверкнул грозным взглядом в ее сторону.       — То есть ты дернула меня вместо того, чтобы сначала разобраться с ним? — консультантка в шоке округлила глаза, не понимая, в чем ее ошибка, когда Юнги кинул сломанное зеркало ей под ноги и раскрыл ей ладонь Чимина, пестреющую кровью. — А если у него какая-нибудь гемофилия или анемия и он грохнется тут, ты будешь отвечать за это?       Юнги взял его руку крепко, но аккуратно, не тревожа порезов, поднес ближе к лицу, всматриваясь в ладонь, и саркастично фыркнул, подталкивая его в свой кабинет, не закрывая дверь.       — Аптечку мне принесите, чего встали, вы ему даже стекло не удосужились вытащить из руки, — старший смотрел на него насмешливо, но чувствовал себя неуютно, глядя на перепуганные глаза и сжатые в тонкую линию губы; руки у Чимина тогда — и те подрагивали. — Чего смотришь на меня так? Еще подальше не мог эти осколки запихать, чтоб вообще не достали?       Чимина тогда так и не заставили платить, потому что камеры в зале показали наличие вины той девушки в произошедшем. И в этом, опять же, родители Чимина благодарили молодого управляющего, решавшего это дело с начальством; правда, через полгода им пришлось мириться с мыслью, что их сын состоит в отношениях с мужчиной, и их разделяет восемь лет разницы. Это был долгий разговор, о котором Чимин не любит вспоминать. Все, что его радует — что сейчас его родители приняли Юнги и всегда ждут их в гости, даже если им на это потребовался не один год.       Чимин замечает, что водит кисточкой по одному и тому же месту, в сотый слой прокрашивая и без того синее небо на картине. Тяжелый вздох сам по себе вырывается из груди, и рука с кистью опускается на колени — рисовать сейчас ему совсем не хочется. А если он и сядет сейчас, то только попортит нежную картину темными красками. Он берет в руки телефон и проводит пальцем по экрану, видя сообщение от Юнги:       От: Юнги 21:23       «мы зависнем у Джуна до двенадцати, не сиди долго, отдохни»       Что ж, сегодня он снова будет коротать вечер в одиночестве, в компании серий Шерлока и домашнего альбома. Вообще, сегодня он хотел зажать Юнги в тисках на диване и не выпускать весь вечер, теперь, когда у старшего позади презентация и Чимин преодолел злосчастный арт-деко, вечера стали радовать свободным временем. Но никто не виноват, что Намджун-хён умирает со скуки и украл у Чимина любимого мужчину, чтобы провести полвечера на дороге, гоняя на новеньком авто.       Но в незашторенном окне Чимин замечает припаркованную у дома машину.       Чимин припадает к стеклу и всматривается — без сомнений, любимая детка его Юнги мирно стоит перед воротами, не загнанная в гараж, сверкая полированным капотом.       Идея, которая пришла Чимину в голову, была максимально плохой и не предвещала ничего хорошего. Внутри поселился опасливый трепет, как если бы ребенок нашел запрятанные от него конфеты и решил съесть пару штук, и Чимин медленно идет в коридор, с колебанием открывая ключницу и видя там им же подаренный Юнги брелок с писклявым датчиком, чтобы старший быстрее находил ключи, собираясь утром на работу.       Идея все еще не казалась хорошей, когда Чимин подхватил указательным пальцем ключи и тихо вышел, бесшумно закрывая двери, будто Юнги был дома и мог бы услышать, как парень сбегает вместе с планами угнать его машину.       Юнги не будет до двенадцати, и, если Чимин прокатится по пустой дороге полчасика, никто ведь даже и не заметит, верно?       Волнение переполняло возбужденного парня, и сердце колотилось так, что стук его, казалось, слышат даже Юнги с Намджуном на другом конце улицы. Машина моргает приветливо фарами, когда Чимин жмет на кнопку блокировки, словно бы ей самой интересно, кто это вышел к ней вместо её хозяина.       Чимин побаивается её, но больше любопытничает, с сомнением дергая на себя дверь и аккуратно захлопывая, опасаясь, что чёрная красавица на него обидится за неаккуратность. Хотя сам понимает, как бредово звучит то, что он боится обидеть машину. Должно быть, это влияние Юнги, который вообще разговаривает с ней как с живой.       На месте водителя машина ощущалась по-другому, нежели на пассажирском, даже ремень безопасности тут казался поудобнее. Чимин проводит руками по деревянным вставкам на руле, привыкая к новой обстановке и собирая потихоньку в себе уверенность. Машина заводится с тихим рыком, и, переключив коробку передач, Чимин на пробу давит слегка на педаль газа, округляя глаза от восторга, как плавно едет авто и слушается каждой команды.       За весь свой водительский опыт Чимин для себя усвоил, что всё зависит от его собственной уверенности в себе, которой ему недостает на экзаменах из-за волнения. Поэтому, стоило ему привыкнуть, он уже без опаски выезжает на дорогу и едет по улице, выезжая за шлагбаум, учтиво кивая охраннику на посту.       Чтобы не кататься по городу и не наткнуться на ночной патруль, Чимин выезжает на загородную автомагистраль и едет в свете мелькающих ночных фонарей. Он чувствует себя легче и свободнее, даже отчасти начинает понимать, за что Юнги любит машины, особенно свою. Есть своя романтика и атмосфера в машинах, в езде поздним вечером по полупустым дорогам в компании тихой музыки и собственных мыслей. Сидя за рулем, ему думается, что он может в любой момент уехать куда угодно, повернуть в другую сторону и устроить себе маленькое приключение, а может остановиться и выйти подышать прохладным воздухом. Чувства обиды и скованности распутываются и отпускают, оставляют после себя чувство спокойствия и расслабления, вынуждая Чимина хотеть получить права еще больше теперь, когда он понимает, что преимущества машины не только в быстром передвижении.       Юнги наверняка заметит, что машина будет стоять не так, как он оставлял, наверняка будет немного злиться и ворчать, что Чимин бессовестный, раз берет чужие вещи, и примется осматривать машину на наличие царапин и сколов, но Чимин не будет обижаться. Ему кажется, что эта шалость позволила ему чуть лучше понять Юнги и видеть мир с его стороны. Да, они встречаются уже пять лет, да, между ними разница в целых восемь лет и они привыкали к ней далеко не один месяц и не два, Чимин знает, какой кофе любит Юнги по утрам, когда к нему можно прийти за порцией нежностей, а когда стоит не мешать и заняться чем-то своим; Чимин знает, что стабильно в пять утра Юнги чаще всего перестает быть способным на продуктивную работу, поэтому уже сам выработал у себя привычку иногда просыпаться в это время, чтобы забрать старшего в уютную кровать; Чимин знает, что Юнги бросает важные вещи где попало, и собирает их за ним, складывая на видное место, чтобы тот не нервничал утром; Чимин за годы выучил вкусы Юнги, знает его даже лучше, чем знает, наверное, самого себя, но все равно с каждым годом находит для себя что-то новое в чужом характере. И Чимину нравится это понимание — он влюблен так сильно, и это чувство пускает в нем корни.       Еще больше ему нравится только ощущение собственной важности каждый раз, когда Юнги подкрадывается сзади с объятиями, вынуждая намешивать в палитре краски в пастельных тонах.       Гитарная трель стандартной мелодии звонка негромко жужжит сбоку — на экране фотография кривляющегося Чонгука с выпускного, и вибрирующий мобильник медленно норовит уехать по креслу на пол, но Чимин ловит его и устанавливает на подставку для смартфонов.       Вспышка.       Чимин оборачивается и не успевает моргнуть, как гул сигналящей машины превращается в звон стекла и скрежет железа. Время будто приостановило свой ход, и замедленной раскадровкой в Чимина на полной скорости влетает внедорожник, припечатывая в бок и вынося с дороги.       Нога автоматически бьет по тормозам, машину ударной силой уносит к краю, когда Чимин выворачивает руль в другую сторону и вцепляется в него со всей силы, потому что машину закручивает по дороге с диким визгом скользящей по асфальту резины, и его мотает как на карусели, пока авто не тормозит с резким ударом о столб.       Чимин с силой бьется головой о руль, и его размашисто ударяет подушкой безопасности. Сознание гаснет, и с открытыми глазами Чимин видит лишь темноту, или ему просто кажется, что они открыты — он не понимает, его настолько сильно приложило или он просто в отключке. Затылок резко пробивает острым уколом, и цветная картинка расплывается, раздваиваясь; Чимину плохо и больно, его тошнит, и глаза никак не могут поймать фокус. Руки, будто зачарованные, онемевшими пальцами все еще сжимают руль, и отпускать его страшно, как и моргать часто, чтобы снова видеть ясно.       Пахнет дымом и жженой резиной, холод пробивает дрожью вместе с откуда-то бьющим ветром, и сердце Чимина пропускает удар, когда он осознает.       Он не может двинуть ногами.       Глаза распахиваются и предметы прекращают троиться, перед ним пустое окно на месте лобового стекла, осколки которого валяются по всему салону и торчат по краям рамы. Ноги все еще неподвижны, и Чимин с силой дергает коленом и выдыхает чуть облегченно, обнаруживая, что чувствует его, но не может двинуть под давлением смятого корпуса. Но напряжение сковывает внутренности в узел, когда он замечает дым, идущий из-под расплющенного всмятку капота.       Паника начинает подступать короткими шагами и заходит со спины холодом и скользким чувством внутри; Чимин дышит судорожно, собирая в кучу остатки трезвого рассудка.       Машина вот-вот вспыхнет.       Теперь ему страшно по-настоящему. Он привык все время на что-то рассчитывать: что на сложных предметах ему помогут одногрупники, что с личными проблемами всегда рядом родители или что на улице всегда можно попросить помощи прохожих или полицейских. Он привык, что рядом всегда есть кто-нибудь, кто мог бы вытащить его из неприятностей, помочь решить серьезные проблемы и забрать из полицейского участка, когда он набедокурит с друзьями на улице.       Он привык, что рядом есть Юнги, который всегда придет к нему.       Но Юнги здесь нет.       И Чимину страшно. Страшно до дрожи и боли в мышцах, до слёз и истерики сейчас, когда он смотрит на собственную размазанную по салону кровь, чувствует горячие капли, стекающие по виску, и как начинает жечь порезы на руках.       Но он силой заставляет себя отпустить руль и дергает ручку машины в надежде открыть дверь, но ту переклинило, и от последующих истеричных рывков дверь не двигается и на сантиметр. А Чимин бьет руками по рулю и двери, не замечает, как попадает в середину и сигналит оглушительно, раз за разом.       — Эй, парень, ты там как?       Чимин дергается и оборачивается испуганно. На него смотрит мужчина средних лет в каске и пожарной униформе.       Спасатель.       — Ты ранен? Ноги чувствуешь? — он касается чиминовского плеча и тот дергается снова, но кивает часто, остатками разума понимая, что только эти люди вытащат его отсюда, и нужно отвечать на все их вопросы.       Мужчина кричит что-то и снова наклоняется к Чимину, легонько встряхивая за плечо, успокаивая. Он разговаривает с ним и не убирает руки, рассказывая, что сейчас они вытащат его и не дадут капоту загореться, он старается отвлечь Чимина и не дать ему отключиться от страха и перенапряжения. А Чимин только кивает и все так же вцепляется в руль, потому что чувствует в себе необходимость за что-нибудь зацепиться.       — Так, сейчас ты выдохнешь и посидишь спокойно, — он наполовину высунулся и с серьезностью в глазах последний раз хлопнул Чимина ладонью. — Не дергайся, и мы откроем дверь быстро. Хорошо?       Последний кивок, прежде чем мужчина отошел от машины, и глаза Чимина сделались круглыми, когда к окну начали подносить гидравлические ножницы, закусывая теми дверную ручку. Спасатель показал соединённые большой и указательный пальцы перед тем, как техника начала медленно сдавливать железо, переламывая блокирующий дверь механизм с громким трещащим звуком. Или Чимину он казался таким долбящим, потому что он слишком впечатлительный.       Стоило двери с грохотом открыться, как знакомый ему мужчина быстро за шиворот вытащил его из машины, как раз в момент, когда появились первые признаки огня. Спасатели тут же принялись тушить возгорание, но на сам процесс Чимину не дали посмотреть, уводя к машине подъехавшей скорой помощи.       Чимина усадили на выступ в машине и начали осматривать, спрашивая, обо что он ударялся и чем, тут же обследуя указанные места. Женщина врач периодически бросала пару фраз вроде «сожми-разожми-подними-опусти» и в итоге сделала вывод, что ничего серьезного с Чимином не произошло и он отделался разве что царапинами и легким сотрясением.       — Эй, парень, сейчас за тобой приедут, — Чимин смотрит на вернувшегося мужчину и чувствует себя как в трансе, словно это все происходит не с ним, а он проходил мимо, как вон те водители, остановившиеся посмотреть на место происшествия и поснимать. — Я позвонил твоей семье по экстренному набору.       Чимин распахивает глаза, и сердце его пропускает удар, глухо запинаясь в груди.       Юнги сейчас приедет сюда.       Чимин разбил его машину.       Чимин разбил любимую детку Юнги, о которой тот мечтал всю жизнь.       Юнги его убьет.       Не так бы сильно Чимину перепало за взятую без спросу машину, как влетит теперь за то, что он эту машину разбил. И не просто поцарапал, задел конус, не получил штраф за превышение скорости и не прописался в бордюр бампером, а разбил к чертовой матери машину целиком. Вывернул ей капот наизнанку, внутренности и железо валяются по всей дороге, искореженные; некогда аккуратное роскошное авто превратилось в груду металлолома, которую сейчас потушили и проверяют на наличие новых возгораний. Она выглядит как металлический фарш, и Чимин боится представить, что будет чувствовать, глядя на это, Юнги, если самому Чимину колет сердце за эту прекрасную машину.       — Как тебя хоть зовут-то?       Чимин поднимает голову и понуро смотрит на спасателя, в чьих руках тлеет сигарета. Сейчас он может рассмотреть его получше и замечает темные от усталости ночных смен круги под глазами, короткую щетину, и теперь, без перчаток, на его пальце, не скрываясь, красовалось обручальное кольцо.       — Чимин.       — Ли Тэджун, приятно познакомиться, — Чимин бросает на мужчину последний взгляд и снова поддается унынию и горечи, предвкушая приезд Юнги. Хотя сейчас он был благодарен спасателю Ли за то, что тот на протяжении всего этого кошмара старался его успокоить и выполнял свою работу максимально профессионально. — Как-то убито ты выглядишь для того, кто только что чудом выжил. У тебя что-то болит?       — Нет, — голос у Чимина звучит как-то тихо и надломленно, что он сам удивляется звучанию, — просто думаю о машине.       — Парень, брось, ты должен радоваться, что у этой тачки мощный ремень безопасности, иначе ты бы вылетел ласточкой через лобовое стекло, — усмехается господин Ли и смотрит в сторону развороченной машины. — Но согласен, такую машину было бы жалко потерять.       — Она не моя, — в глазах господина Ли немой вопрос, о чем тогда волнуется Чимин, — она принадлежит близкому человеку, который очень сильно ее хотел. Ей нет даже месяца.       — Ты сам виноват, полез за руль, когда у самого даже прав нет, — Чимин забывает о страхе и в замешательстве поднимает голову, получая в ответ смешок спасателя Ли. — А ты думал? Мы уже проверили тебя и твою личность.       Он кидает Чимину в руки бумажник с проездным и сурово поворачивает голову на шум. Со стороны зевак была какая-то перепалка, и полицейский рьяно спорил с прохожим, не пропуская того за ограничительную ленту.       — Пропустите, блять, я родственник!       Чимин узнает этот голос даже на кричащем стадионе. Юнги прорвался через полицейского и, внаглую проходя под желтой лентой, оглядывается по сторонам, пока не натыкается на сидящего на выступе скорой Чимина, который сразу же отвел глаза и сгорбился еще сильнее.       Глаза мужчины мечут молнии, он зол и этим взглядом, кажется, может убить. Он прожигает Чимина насквозь, смотрит пронзительно и не двигается с места, только спустя минуту медленно подходит к младшему и продолжает молчать.       Чимин боится поднять голову и встретиться с этими глазами. Сейчас он чувствует себя таким маленьким и виноватым, словно провинившийся щенок, и ему страшно от мыслей о наказании. Чимин мнет собственные пальцы, даже не морщась от открытых вновь царапин, украшающих ладони, слишком сильно на него давят нервы, и холодный голос заставляет его дрогнуть.       — Чимин, — коротко бросает мужчина, а Чимин слышит его сквозь гул собственного сердца.       Он не может оттягивать неизбежное, и на глаза наворачиваются слезы. Он только сейчас понял, что его глупая выходка ему едва не стоила жизни, и из-за этой выходки Юнги потерял свою исполнившуюся мечту. Чимин не знает, отчего ему больше больно и страшно — оттого, что у него все еще сердце горит в воспоминаниях из разбитого стекла и визга шин, или от холодящего страха, что Юнги в этот раз не простит ему его самовольные выходки.       — Юнги, — держать копившиеся истерики при себе стало слишком сложно, выплеснуть эмоции куда-то казалось жизненно необходимым, и Чимин сквозь пелену в глазах чуть расплывчато видит бесстрастное лицо Юнги, — прости меня, пожалуйста, прости меня, я не хотел, чтобы так вышло, я не хотел ее разбить, Юнги, прости-прости-прости, — он тараторит и всхлипывает почти через каждое слово, не замечая свою смазанную речь, — я не нарочно разбил её, я все исправлю, эта машина…       — Да хуй с ней, с машиной, ты себя теперь исправишь как? — Юнги прерывает словесный поток и руками берет лицо Чимина в свои ладони, вытирая слезы, и аккуратно касается большим пальцем пластыря на лбу и высохшей крови на виске. — Что ты со своим лицом сделал, солнце, говорил же тебе первое правило вождения: всегда смотреть на дорогу.       — Как раз-таки первое правило вождения — это пристегнутый ремень, и его выполнение спасло его от полета бабочки в кювет, — спасатель Ли напоминает о себе и выбрасывает сигарету, затаптывая ее ногой. — К слову про кювет, если смотреть по следам, то туда должна была бы перевернуться машина, но, кажется, кто-то вовремя повернул руль и спас себя от участи перевертыша*.       Лицо Юнги делается напряженным. Чимин чувствует, как тот берет его ладони в свои и подносит к лицу, смотря с сожалением.       — Все руки искалечил, — он ведет вверх по локтю к плечам, невесомо обходя многочисленные ранки и пластыри, задевая только особо большой бинт на предплечье, — как будешь рисовать? Проект я за тебя сделать не смогу.       На сердце Чимина опускается тяжесть, и ему хочется плакать еще сильнее от такого Юнги. Он смотрит на него без угроз и молний, заполненный беспокойством и волнением, он мчался сюда, скорее всего, на машине Намджун-хёна. Чувствуя на себе сквозь эти пальцы тревогу, пересекающуюся с нежностью, Чимин еще больше ощущает себя виноватым и хочет опустить голову и сжаться до размеров вон того отскочившего болта, чтобы его так же не было видно.       — Сильно испугался? — слова, словно бьющие банку с чиминовыми страхами, и он кивает часто-часто, не сумев заставить себя говорить.       И Юнги обнимает его, прижимая к себе трепетно, словно боится сломать младшего или навредить. Чимин утыкается ему в плечо и жмется ближе, когда ближе уже некуда, принимает всю нежность и хочет, чтобы дрожь отпустила быстрее. Юнги гладит по голове своими холодными пальцами, но Чимину тепло внутри настолько, будто он сидит перед камином, тепло, как будто он дома, и внутри разливается спокойствие, с которым приходит ощущение безопасности. За что-то зацепиться было жизненно необходимым, и Чимин цепляется за Юнги, как цеплялся за руль в машине, словно бы это был единственный спасательный круг.       У чиминовского страха глаза оказались слишком велики. Настолько, что он за фантазиями забыл о правде. Он знает Юнги давно, знает его на отлично и даже лучше, чем знает самого себя, и часто забывает, что влюблен в него ровно настолько же, насколько Юнги влюблен в него. Пак Чимин — большая проблема, катастрофа, собирающая столбы по пути домой, когда засматривается на небо, роняющая свой мольберт и бьющая посуду стабильно раз в три дня. Чимин второй раз за месяц ловит на ноутбук троянского коня, сбивает настройки телевизору, он путается в собственных ногах, и все коленки у него в шрамах от постоянных встреч с асфальтом, хотя он поскальзывается даже дома в носках на паркете. Чимин приносит много неприятностей, он неловкий, и каким бы уверенным в себе ни стал, как бы ни вырос, остается застенчивым и немного неуклюжим, даже если творит прекраснейшие картины и преподаватели пророчат ему перспективное будущее в дизайне.       Чимин воришка, часто по случайности уносящий предметы, попадающие к нему в руки, но чертовски везучий, потому что однажды унес с собой из автосалона кусочек сердца Юнги.       Машина разбита вдребезги и не подлежит восстановлению, но Юнги послал её, потому что не машина живет с ним пять лет. Не машина укладывает его спать каждый раз, когда он сам уже не в состоянии даже встать, не машина готовит ему по утрам и заботливо ставит кружку кофе. Не машина пять лет обнимала его в плохие дни и засыпала рядом в кресле, пока он работал. Не машина поняла его, когда все отвернулись, не машина принимает его любым и возвращается каждый раз после ссор первая, опасливо заглядывая в кабинет из-за дверного косяка.       Чимин молодой и непутевый, но подходит Юнги слишком сильно, чтобы позволить отпустить.       Юнги испугался. Он никогда не пугался так сильно, как когда услышал вместо родного голоса чужой и просящий подъехать на место аварии. Юнги пожалел, что не дослушал, когда, подгоняя Намджуна, задумался, едет ли он забирать Чимина или на опознание его тела. Он успел подумать обо всем и прокрутить все варианты. Намджун гнал по трассе как в былые времена на автогонках, но время словно нарочно тянулось медленно, вынуждая Юнги сжимать кулаки и кусать губы, считая знаки с номерами дорог.       Чтобы жить, ему необходим Чимин. Он въелся в его жизнь слишком прочно для школьника, который однажды доставил ему проблем, отбив зеркало у почти самой дорогой машины в салоне. Грань в воспоминаниях между деловыми отношениями и переходом на «ты» стерта, потому что Юнги даже не помнит, когда начал смотреть на семнадцатилетнего старшеклассника восхищенно, когда единственным обладателем такого взгляда стал Чимин.       Без его мягких прикосновений и уютных объятий день проходит не так. Он видел Чимина так мало последние пару дней, а в свободный вечер Намджун вытащил его с этой помощью в подготовке к годовщине. Он оставил машину и не дал другу счастья прокатиться, потому что не хотел, чтобы Чимин снова чувствовал себя подавленно. И, подъезжая к месту, первым делом он замечает вывернутую наизнанку машину, думая, что лучше бы забрал ее с собой.       Он с боем прорывался через полицейских, чтобы увидеть его, Чимина, перемотанного в машине скорой помощи, не дай бог накрытого простыней, а тот сидел на краю и рассматривал собственные ноги, пестря кровавыми порезами и кучей пластырей.       Юнги наполняется облегчением и шумно выдыхает, когда касается миниатюрных по сравнению со своими рук; они покрыты мелкими царапинами, и Юнги боится прикасаться к ним, чтобы не сделать больно. Но Чимин весь как одна сплошная царапина, а Юнги нужно к нему притронуться и убедиться, что он может забрать его домой, что он проснется утром, и младший будет все еще рядом с ним или шуршать на кухне тостером.       Ему нужно касаться Чимина, потому что без него привычная реальность рухнет.       У него из семьи не осталось никого, кроме Чимина. И он заменил их всех.       Юнги не хотел, чтобы так получилось. Он не давал Чимину сесть за руль не потому что не доверял, а потому что хотел, чтобы тот со сдачей на права ездил уже на своей машине. Юнги готов был пойти с ним в ближайший автосалон их компании и махнуть рукой, мол, выбирай любую, хотя он уже знал, чего хочет этот малыш, падкий на простые и изящные вещи. Чимин бы наверняка выбрал что-то неброское, что-то обычное, но такое же, как его картины, неизменно притягивающее глаз. Ведь Чимин сам воплощение своего искусства — простой, и кажется, что не выделяется, но он — именно тот, кого замечают в толпе.       В Чимине нет роскоши, как в разбитой машине, в нем пестрят маленькие детали, делающие его совершенным.       Непривычно чувствовать от Чимина запах гари вместо привычных масляных красок и парфюма, как так же непривычно гладить дрожащие от перенапряжения плечи. Чимин строптивый и даст фору любому, но сейчас кажется слишком маленьким, даже если по комплекции будет больше самого Юнги. И Чимин плачет слишком редко, потому что очень сильный духом, но каждый раз, когда начинает, у Юнги рушится уверенность во всем, и он теряется, желая вернуть на лицо младшего улыбку, с которой тот встречает его после долгого дня.       Юнги глупо улыбается самому себе, чуть покачивая Пака в объятиях. Он перестал трястись и просто через раз всхлипывает и жмется ближе в поисках тепла, пряча руки под курткой Юнги. Конечно, он немного обидится на Чимина за машину, все-таки он даже кредит взял ради нее.       Но машину он позже купит новую, а нового Чимина он не купит себе, даже если будет каждый день зарабатывать миллионы.

~~~

      — Юнги, я же получил права, ну пожалуйста.       Юнги закатывает глаза и пьет свой кофе, отворачиваясь к окну. Спорить с Чимином крайне сложно, особенно когда он делает такие глаза и начинает канючить.       — Я тебе уже говорил, что ты сядешь за руль только через мой труп, — ему под нос подсовывают карточку с фотографией, и Чимин сидит перед столом на корточках, старательно смотрит с надеждой и выжидает.       Осталось хвостом повилять и будет вылитый щенок.       Юнги сдается.       — Хорошо, но без меня ты никуда не ездишь.