Чувства

Мерт никогда не проявляет чувства. Суматоха, заставляющая кровь будоражиться, а легкие — вздыматься чаще, и бесконечная игра в полицейского-мафию, где нет эмоциям от слова совсем — все это не оставило ему иного выхода. Он рассудительный, быстрый, язвительный. Эти качества защищают его, делают неуязвимым для любого противника, становятся живым щитом. Мерт не умеет чувствовать. Его не тревожит ни морально-этическая сторона деятельности отца Джеляля, ни трепыхания безмозглых полицейских и тщетные попытки начальника Юсуфа нарыть на отца Джеляля компромат. Мерт действует по мере своих возможностей, старается выполнять поручения отца, потому что так нужно. Ведь по-другому, в общем-то, и не получится: всю жизнь самыми главными направляющими для Мерта были слепая привязанность к отцу Джелялю и сестре Мелек и отвращение, испытываемое к каждому, кто посмел выступить против людей отца. Их не должно быть — чувств. Мерт отталкивает на задворки сознания те, что ему мешают, и оставляет лишь необходимые для выживания: любовь к с е м ь е, ненависть к врагам. Слаженность действий и отсутствие излишнего вмешательства сердца в дела головы не раз выручали. Мерт ненавидит дурацкие проявления чувств, предпочитает раздавать всем фальшивые улыбки и наслаждаться собственной популярностью. Сердце. Глупый насос, спрятавшийся за грудной клеткой и стенками костей, беспрерывно работающий на хозяина, без цели и желаний. Нужный лишь для одного: поддержания жизни в организме. Оно жалостливо бьется, сжимается где-то там, внутри, подавляемое силой характера. Очерствевшее, не способное ни на что человечное. Иногда Мерт сожалеет о том, что не использует его полностью. «Так вышло», — бесстрастно размышляет он, шагая вниз по улице, как вдруг сталкивается с кем-то больно похожим на Сарпа. Мерт растерянно ойкает, и по его телу расползается мелкая дрожь. Тянуще-сладкое ощущение заполняет его всего, тянет к нему свои голодные руки; он тут же теряет суть своих размышлений и прислушивается к глухому стуку внутри. Иногда он забывает, что в его жизни есть одно исключение. И имя ему — Сарп Йылмаз. Назойливое солнце лезет в окно. Мерт с трудом открывает глаза, желая убедиться в том, что наступило утро. В следующий момент его загребают в охапку и придвигают к себе, невзирая на сопротивление и множество брошенных в воздух ругательств. — Черт возьми, Сарп… — шепчет Мерт, осознавая всю сложность ситуации, в которой он оказался. Неприлично яркие воспоминания вчерашнего вечера лавиной обрушиваются на голову, не давая ни секунды на отступление. Прочная стена, выстроенная Мертом, дала трещину. Собственное тело не послушалось хозяина — судя по всплывшим моментам прошедшей ночи, оно творило все, что угодно, руководствуясь не инструкциями головы, а животным желанием. Пнув под бок развалившегося на его кровати Сарпа, Мерт резко поднимается и тут же кривится от неприятных ощущений. Все же следовало принять душ сразу, а не засыпать в чужих объятьях. Покосившись на смятую кровать, Мерт замечает несколько капель засохшей за ночь крови. Отчасти это объясняет болезненные ощущения. «Еще одна причина ненавидеть тебя, деврем», — вздыхает он и, стараясь не обращать внимание на дискомфорт внизу, уверенно двигается вперед. Позади слышится шорох, и в следующее мгновение до Мерта доносится насмешливый возглас: — Куда направился, комиссар? Мерт усмехается и закрывает дверь в душ на защелку. Маска спадает. Мерт отчаянно проводит рукой по своему лицу и шумно выдыхает: хочется кричать. Он думает о том, как легко, наверное, сейчас Сарпу: тот не ломает себя противоречивыми мыслями, не беспокоится о том, что впустил кого-то в свою жизнь. Он живет мгновениями, не обращает внимания на пустяки, не старается вписать себя в рамки. Возможно, Сарп — идеальный пример человека, которому нечего терять. Исключенный из академии прямо перед выпуском, работающий на человека, против которого мог идти сейчас, если бы не тень прошлого отца. Мерт же совершенно другой. Он не впускает в свою вселенную никого, кто мог бы отвлечь его от самого важного дела. Он острый, как лезвие ножа. Его движения отточены до предела, разум тщательно выискивает возможность вытащить отца Джеляля из очередной передряги. Видя скривившегося в глупой ухмылке начальника Юсуфа, Мерт всякий раз дает себе слово: это продлится недолго. Он привык выполнять данные себе обещания, чего бы это ни стоило. Ради отца Джеляля. Нет, Мерт определенно не может чувствовать. И он не понимает, почему так часто вздымается его грудная клетка при виде Сарпа, почему он так тянется к коварному взгляду с поволокой, обезумевшему и в какой-то мере опасному. — Ты жив, братец-полицейский? — слышится совсем рядом, за дверью, и Мерт вздрагивает, услышав этот голос. Сердце — тот самый бесчувственный насос, перегоняющий кровь, — ощутимо дергается. Мерт увеличивает напор воды и закрывает глаза. Невнятные обрывки фраз, обращенные, должно быть, к нему, больше не долетают до цели. Так быть не должно. Из этого не выйдет ничего хорошего. — Ну уж нет, — шипит Мерт. — Что ты забыл возле моего дома? Сарп невинно пожимает плечами и оглядывается, будто проверяя наличие свидетелей преступления. — Мы давно не виделись, дорогой братец-полицейский, — сообщает он и подходит ближе, нагло перемещая свой взгляд на губы Мерта. — Я соскучился. Не впустишь меня? Мерт застывает. Тело тут же реагирует на колкие взгляды, и он, как одержимый, отчаянно вдыхает запах чужого одеколона. В его голове крутится одно и то же: «Сарп, Сарп, Сарп». Мерт не должен иметь с ним дел, ведь так? Неужели этот сумасшедший считает, что его примут с распростертыми объятьями? В жизни Мерта есть только отец Джеляль и Мелек. Сарп никак не вписывается в его распорядок. Слишком шустрый, а значит, может догадаться о том, что Мерт "внутри". К тому же в последнее время Сарп часто ходит за ним по пятам, будто преследует: Мерта давно стало настораживать то, что их дороги постоянно переплетаются. А тем временем приторно-сладкое ощущение расползается по всему телу, до щекотки под ребрами. Оно заставляет дышать рвано, нервно. Сарп медленно приближается к Мерту, и тот понимает, что проиграл первый раунд: спиной нащупывает стену и упирается в нее, раздраженно шикнув. — Чего молчишь, комиссар? — поджимает губы Сарп и смотрит сверху вниз. — Или ждешь подкрепление? — Сарп, — Мерт усмехается, кривит губы. Справиться с ощущениями удается не сразу, но он берет себя в руки. Чертов Йылмаз. — Говори быстрее, я собираюсь попасть домой. Внезапно Мерта хватают за руку и притягивают к себе. Он мычит и раздраженно дергается, но Сарп не стремится его отпускать. Мерт подумывает над тем, чтобы проучить обезумевшего в конец «сослуживца» парой хорошо поставленных ударов в живот, но что-то Мерта тормозит. Он чувствует, как нечто чужое проникает в его голову, медленно высасывает подобные мысли и заполняет пространство другими, противоположными. В конце концов, он и Сарп на одной стороне. К тому же, тот заставляет Мерта испытывать невозможную гамму эмоций. В Сарпе есть что-то особенное, иначе как он смог пробить брешь в его броне? Возможно, пришло время отказаться от предрассудков и установленных ограничений. — Ты все еще не понял? — слегка удивленно произносит Сарп, вглядываясь в глаза напротив. Мерт сглатывает подступивший к горлу ком, чувствуя, как его заполняет странное ощущение. Сначала он по-детски наивно моргает, а затем отрицательно покачивает головой, сосредоточив свое внимание на Сарпе. Впервые в жизни Мерт хочет, чтобы ему сказали нечто такое, что заставит его изменить свое мировоззрение. Жить, ограничивая себя, слишком сложно. Иногда выбрать путь наименьшего сопротивления — значит спастись. Мерт машинально облизывает губы, чувствуя, как предательски сильно стучит его собственное сердце — тот самый не способный ни на что орган. — Я хочу тебя, — спокойно произносит Сарп и замирает. Видимо, хочет подметить все эмоции, выступающие на лице Мерта. И, прежде чем тот находит что ответить на такое заявление, порывисто подается вперед и целует — грубо, до боли. Крепко сжимает чужие плечи и буквально заполоняет собой все сознание Мерта. Взгляд того затуманен, закрыт плотной темной пеленой, в голове блуждают странные мысли. Сарп хватает Мерта за волосы и оттягивает его голову назад, чтобы успеть вдоволь налюбоваться растерянным видом, прежде чем согнуться от удара ногой в живот. Мерт бьет размашисто, не щадя, и Сарпу остается лишь ухватиться пальцами за чужую куртку, чтобы не упасть на землю. — Ты сошел с ума, деврем? — рычит Мерт. Тяжело дыша, отталкивает от себя Сарпа и дрожащими пальцами правой руки набирает четырехзначный код. Дверь отворяется, но кажется, Сарп успевает проскочить внутрь и теперь следует за ним, словно тень-убийца из второсортного фильма ужасов. Мерт нажимает на кнопку вызова лифта и краем глаза видит, как Сарп останавливается позади. Мерт чувствует: Сарп буквально пожирает его взглядом. Наконец двери лифта отворяются, и Мерт вваливается внутрь одновременно с Сарпом, явно не собирающимся уходить. Пока они поднимаются, Мерт внимательно изучает стенки кабины, сдерживая крик, вырывающийся наружу. Не доверять. Не моргнув глазом рвать связи, если так угодно отцу Джелялю. Источать холод. Не привязываться ни к кому, кроме семьи. Как только Мерт подходит к двери квартиры, Сарп снова хватает его за руку и разворачивает к себе. Они сталкиваются взглядами, полными животного упрямства. — Все никак не съебешься? — спрашивает Мерт, скривившись в презрительной ухмылке. — Ты не оставил мне выхода, — улыбается ему Сарп и выдыхает, сокращая расстояние между их губами до каких-то несчастных миллиметров. — Мы слишком часто пересекаемся, у меня нет времени даже на то, чтобы забыть тебя. Остается только два варианта: избить тебя или воспользоваться более приятной возможностью. Что выбираешь, братец-полицейский? — Блядь, — выдыхает Мерт и закрывает глаза. У него чешутся кулаки, но тон, с которым Сарп произносит последнее предложение, является намеком на кое-что другое. — Деврем, ты сошел с ума? Что будет, когда о твоих похождениях узнает шашлычник? — Мерт ухмыляется и поправляет прядь волос. — Из тебя получится вкусное блюдо. — Много говоришь и мало — по делу, — замечает Сарп и проводит ладонью куртке Мерта, а затем резко расстегивает молнию. — Я ведь вижу, что ты ко мне неравнодушен. Слишком сложно признать? Мерту кажется, что он резко теряет равновесие и падает вниз. Сарп слишком уверен в своей победе, и, что немаловажно, Мерт с этим не спорит. Он неспешно нащупывает замочную скважину и вставляет ключ, поворачивает его два раза. Секунду назад у него была возможность выколоть Сарпу глаз или всунуть этот самый ключ ему в плечо, а затем — наслаждаться истошным воплем и пьянящим видом крови. Но вместо этого он открывает дверь и рывком затягивает Сарпа внутрь. — Какой ты внимательный, — шипит Мерт, бросает ключи на пол и стягивает с себя куртку. Секунда, две — Сарп недоумевающе смотрит. — Совестливая мафия. Мерт сдавленно выдыхает, когда Сарп прикусывает тонкую кожу на его шее и бросает короткое: «Бессовестный полицейский», а после целует в губы. Зубами оттягивает нижнюю губу и проникает языком в рот, ловя приглушенные стоны. Мерт жадно срывает одежду с Сарпа и медленно продвигается к кровати, предвкушая ее жалобные поскрипывания. Сарп вылизывает его рот, трахает языком до тех пор, пока Мерт не прерывается, чтобы запастись кислородом. Остервенело выдыхает и падает на кровать, тянет за собой Сарпа. Тот, кажется, сходит с ума от такого Мерта, открытого и разгоряченного. Пока Сарп пытается справиться с ширинкой, Мерт послушно открывает рот и, не прекращая контакта с полными животной похоти глазами напротив, вылизывает его пальцы. Слегка прикусывает их, за что мгновенно расплачивается. Сарп прижимает его к кровати и до синяков сжимает бедра, а затем наклоняется и шепчет: «Я мечтал завалить тебя с тех пор, как ты заделался полицейским и начал лезть в мои дела». Мерт сдавленно смеется и проводит руками по голому торсу Йылмаза. Подается вперед и прижимается, чувствуя, как частит пульс Сарпа. Тот вжимается своим стояком меж ягодицами Мерта, покачивается, имитируя толчки. Насмехается. Мерт недовольно мычит и, кажется, поскуливает, и Сарп понятливо усмехается. Достает из кармана штанов смазку, надавливает пальцами на тугой вход, проталкивая две фаланги. Мерт кривится, но молчит. Терпит. Сарп медленно входит, растягивая Мерта до предела, и слышит сладкий стон, смешанный с едва различимым недовольством. Мерт захлебывается наслаждением, стараясь не думать о режущей боли и противоречивом чувстве заполненности: он привык терпеть. Удовольствие расползается тянущей мукой; Сарп подхватывает Мерта под бедра, закидывает на себя, и тот с готовностью прижимается, обвивая его ногами. Ритмичные толчки заставляют кровать пошатываться, и Мерт хрипло стонет, когда Сарп двигается особенно резко. Он натягивает Мерт на себя, упиваясь его тихими пошлыми стонами. Мерт подается навстречу, насаживается глубже и трется своим членом о живот Сарпа. Тот его жадно целует, так, что сносит крышу, влажно хлюпая и причмокивая. Их языки переплетаются, взгляды слишком затуманены. Движения становятся рваными и агрессивными, под стать их отношениям. Идеально. Мерт не соображает, что творит: объедает собственные губы, стараясь заглушить слишком громкие стоны. Переплетает свои пальцы с пальцами Сарпа, и, не разрывая зрительного контакта, шепчет его имя. Сарп шепчет, что ничего лучше он пока не слышал. Шепчет, что все-таки это охренительно — брать Мерта грубо, не задумываясь, что он может попросту сломаться в его руках. Кисти и поясницу сводит, последние толчки выходят слишком размашистыми. Мерт весь сжимается, и Сарп целует его в губы, кончая в презерватив; берет член Мерта в руку и помогает ему. Вскоре тот протяжно стонет и устало откидывается на подушку. Они лежат рядом, не разъединяя рук, и ловят отголоски оргазма. Мерт слушает свое сбившееся дыхание и нервно улыбается. Уже находясь на грани между сном и явью, он внезапно осознает, что скоро пожалеет о случившемся. В его мире нет места никому, кроме… Впрочем, неважно. Иногда можно позволять себе расслабиться. Горячий кофе с утра бодрит чуть меньше, чем расхаживающий по квартире полуголый Сарп. Мерт смотрит в окно, изображая из себя крайнюю заинтересованность происходящим на улице. Сарп раздраженно разбрасывает и без того раскиданную по квартире одежду, но, похоже, так и не находит нужное. Отчаянно вздыхает и садится на кровать, переводя свой взгляд на Мерта. — Не делай так. — Сарп морщится, чем-то недовольный, и Мерт разворачивается к нему лицом. — Что именно? — спрашивает он, подходя к американскому столику и ставя чашку на место. — Ты думаешь, — бросает Йылмаз и откидывается на кровать, разводя руки. — Мне кажется, твои мысли настолько плотные, что способны материализоваться. — Будь так, я бы давно убил тебя, деврем, — ухмыляется Мерт и садится рядом. Сарп резко поворачивается к нему и начинает изучающе разглядывать, словно не доверяя. Его брови вздымаются вверх, а рот искажается в ухмылке. — Артист, — произносит Сарп и придвигает непонимающего Мерта к себе. — Твоя улыбка такая же искусственная, как и половина эмоций, что ты показываешь на публике. Защитная реакция? Мерт хмурится и отталкивает слишком сообразительного Сарпа подальше. — И какой же я настоящий, совестливая мафия? — спрашивает он, выплевывая каждое слово по отдельности. Сарп раздражает его настолько, что он хочет врезать ему. — Одинокий, — пожимает плечами Сарп, и Мерт замирает. — Боишься, что тебя раскроют. Боишься оголить свои чувства. — Надо же! — ворчит Мерт. — И что же ты знаешь о чувствах, Сарп Йылмаз? — Немного, — подумав, отвечает «сослуживец», неотрывно глядя на Мерта. — Уверен лишь в том, что ты от меня без ума. Сарп смеется, а Мерт задумчиво чешет переносицу. Он никогда не проявляет чувства. Суматоха, заставляющая кровь будоражиться, а легкие — вздыматься чаще, и бесконечная игра в полицейского-мафию, где нет эмоциям от слова «совсем» — все это не оставило ему иного выхода. Он рассудительный, быстрый, язвительный. Эти качества защищают его, делают неуязвимым для любого противника, становятся живым щитом. Мерт не умеет чувствовать. Теплые объятия Сарпа и слишком ласковый, шутливо-приторный шепот где-то над ухом сводит с ума и заставляет забыть обо всем на свете. Сердце стучит как ненормальное, пульс учащен. Кажется, Мерт попался в капкан. Дикий зверь, чьи когти готовы разодрать любого глупца, приблизившегося к отцу Джелялю, оказался приручен таким же сумасшедшим, как и он. — А еще я знаю, что у тебя нет семьи, — произносит Сарп, и Мерт отчаянно пинает его. Но Сарп не сдается: заламывает ему руки и прижимает к себе, заразительно смеясь. — Возможно, я буду слегка настойчив, предлагая свою кандидатуру… — Смеется, глядя на недовольно-испуганного Мерта, проводит рукой по слегка отросшим волосам. — Но ты никуда от меня не денешься. Нет, Мерт никогда не чувствовал. Он не был пленником сильных эмоций, не считал их чем-то определяющим. Не дышал полной грудью. Для него самым главным в жизни была цель; дело, ведущее его вперед, не дающее сдаться. Это навыки выживания на улице — их след, их отпечаток. Мерт не понимает, почему тянется к Сарпу, почему так не хочет отпускать его. Он не понимает собственное тело, неадекватно реагирующее на этого ублюдка. Не понимает, почему из его головы вылетают все умные мысли, как только ухмыляющийся Сарп появляется на горизонте. А еще Мерт не понимает, каким образом бесчувственный насос, перекачивающий кровь туда-сюда, становится за штурвал корабля и вытесняет заточенный до предела, отполированный разум. И почему, когда Сарп наклоняется к нему и целует как-то настойчиво и по-своему нежно, Мерт резко осознает, что ошибался?