Реальность, что слаще сна

      Сюйкун так хочет спать. Так сильно, до невозможности. Выпасть из реальности. Погрузиться в сладостную негу. Не думать хотя бы пару часов. Не чувствовать. Сюйкун не первый год на сцене. Он в курсе понятия «фансервис». А ещё он не новичок в отношениях и точно понимает, когда к нему проявляют романтический интерес. Так было до Idol Producer, так было до Чжан Исина. Теперь же…       Сюйкун едва слышно стонет сквозь стиснутые зубы и накрывается с головой одеялом. Пытается от мыслей отрешиться и заснуть. Соседи по комнате ворочаются, болтают, перешучиваются. И, эй, откуда у них вообще ещё на это силы? Сам Кун на тренировках устаёт настолько, что у него даже на разговоры энергии не хватает. Однако, как обычно это бывает, из-за переутомления сон нейдёт. Он лежит и в сотый раз осмысливает происходящее: анализирует своё поведение, поведение других участников, прикидывает как повести себя в той или иной ситуации, чтобы выглядеть как можно в более выгодном свете. Усиленно отгоняет мысли об Исине, но неизменно возвращается к ним.       С первой съёмки, с первой встречи, с первого взгляда. Эти лукавые улыбки, двусмысленные жесты, сердечки руками. И не понять: ему ли одному они предназначены или всей их разномастной толпе, а может кому-нибудь другому, особенному, из этой толпы? И значат ли они что-нибудь вообще? Вдруг это лишь искусная игра, которой в совершенстве овладел Исин в своей Корее. Этот самый фансервис, лишь чтобы взволновать чувствительные девичьи сердечки, привлечь ещё больше фанатов. Под одеялом становится жарко. Он отбрасывает его в сторону. Поворачивается лицом к стене. Ладони невольно сжимает в кулаки. Щёку с силой закусывает. Давит в себе всплеск злости и раздражения. Старается дыхание выровнять. Ему нельзя сейчас сорваться и начать кричать или плакать. Нельзя свою слабость показывать. Уж точно не перед соперниками в ночной тиши. Пустить слезу, пожаловаться на тяжесть и усталость – поиграть, можно лишь на камеру. Не иначе. Сюйкун самому себе старается не врать никогда. А ещё всегда чётко определять свои цели и желания. И потому точно знает: он хочет, чтобы лишь для него, лишь к нему, и чтобы по-настоящему Исин всё проявлял. Чтобы смотрел жарко на него одного. Чтобы улыбался восторженно только ему. Чтобы сердечки эти дурацкие… А, главное, чтобы это всё не для шоу было. Он снова ворочается. Вновь укутывается одеялом, засовывает ладонь под подушку. Пальцами натыкается на бальзам для губ. Тот самый, с сегодняшней записи. Правда, его там лишь на донышке осталось. Но всё же. Сюйкун его обратно забрал, как съёмка закончилась. Подошёл к Джэнтину, у которого тот в этот момент находился, под предлогом вновь пересохших губ себе попросил. Наврал, на самом деле. С губами всё в порядке было. Просто хотел самостоятельно наставнику вернуть, поблагодарить. И спросить: что происходит, в конце концов? К чему эта забота была? Но Исин ушёл слишком быстро, у него расписание очень забитое. А Кун остался стоять, глядя в широкую спину и сжимая в руке злополучный бальзам. На часах ровно три ночи. Комната залита лунным светом, что просачивается сквозь неплотно прикрытые шторы. Парни наконец угомонились и теперь лишь их сонное глубокое дыхание с редкими всхрапами и сопением нарушает тишину. Заснуть не выходит. Сюйкун садится на постели, потирает лицо ладонями. Ему нужно разобраться, нужно понять, что движет наставником Чжаном. Определить окончательно: игра или чувства? Потому что иначе – никак. Иначе, в незнании, тяжело слишком. На мысли, сейчас такие ненужные, много душевных сил уходит. Много волнений. А ведь ещё есть шоу – точнее, победа на этом самом шоу – главная его цель, он на неё должен трудиться, не разбрасываясь, не распыляясь в чувствах и переживаниях на вторичное. Из комнаты Кун выходит быстро, но тихо. Он скрывает лицо под маской и капюшоном чёрной толстовки. Старается как можно ловчее просочиться мимо установленных в коридорах камер. Бальзам, что сжимает в ладони, кажется обжигающе горячим, но положить его в карман, выпустить из руки... Ни за что! Ведь только эта боль фантомная и есть показатель, что происходящее не сон, не выдумка, а самая настоящая реальность. Что Сюйкун решился, наконец. Чжан Исин живёт в том же здании, что и трейни, только в другом крыле. Все это знают, но никто не знает – почему. Спрашивать, однако, не решаются. Да и смысла особого нет, разве что интерес удовлетворить. Сейчас, однако, это огромный плюс, ведь когда бы ещё Сюйкун мог найти Наставника и поговорить с ним наедине, без прицела объективов. А тут есть шанс, небольшой, ведь не каждый же раз Исин обязан ночевать здесь, но он есть. Стоит попробовать. Охранник мирно похрапывает на своём посту. Миновать его не составляет никакого труда. Кун шагает по коридору, постоянно осматриваясь, и вознося хвалу стаффу, что постарался – навесил на комнаты таблички с именами их обитателей. Иначе было бы сложнее разобраться. Но и так – трудно. Он тревожно оглядывается, тщательно всматривается в имена на дверях и почти уже отчаивается, когда обнаруживает в конце коридора заветное «Чжан Исин» на позолоченной табличке. Двери в его комнату больше раза в два других. Они из тёмного дерева и с резными ручками. Всё указывает на то, что здесь живёт главный. Сюйкун замирает с занесённой для стука рукой. Его сковывает волнение. Что же он делает? Неужели попытается высказать своё недовольство Наставнику. Неужели потребует от него честного разговора. К волнению примешивается страх. Кто знает, как вообще Исин отреагирует на подобную выходку. Кун сейчас собирается поставить на кон вообще всё, в том числе и сам факт своего на шоу пребывания. И всё же оставаться в подвешенном состоянии куда как более невыносимо. Решимость потихоньку возвращается, разрастается, переходит в уверенность. Дверь открывают не сразу. Несколько томительных минут ожидания, опасений, что вот-вот на стук придет так не вовремя проснувшийся охранник, переживаний, что Наставник сегодня вообще ночует не здесь, заставляют Сюйкуна несколько раз передумать и почти сбежать. Он нервно потирает ладони о штаны. Губу нижнюю покусывает. В который раз назад оборачивается, проверить: идёт кто или нет. И пропускает момент, когда Исин появляется на пороге своей комнаты. Когда взглядом с ним сталкивается, замирает. Дышать ненадолго забывает. Вновь страшно почему-то становится. В глазах напротив удивление, недоумение, в них тревога плещется, немой вопрос застыл – что случилось, почему ты здесь. А Кун и слова вымолвить не в состоянии. Он стоит, молчит, в чужое лицо вглядываясь. Оно красивое такое, и ничуть его не портят ни усталость, ни опухлость лёгкая, что после сна осталась. Исин тоже ни слова не произносит, взметнув аккуратные брови ждёт объяснений. А не дождавшись, отступает вглубь, рукой приглашающий жест делает. Внутри оказывается уютно. Весь интерьер в тёплых тонах исполнен, мебель из тёмного дерева. Кровать большая и даже на вид мягкая. Обстановка вообще богатая, ни чета комнатам трейни. Из освещения лишь лампа на прикроватном столике зажжена. От того полумрак и тени по углам. От того атмосфера такая спокойная, доверительная, интимная. - Итак, - Исин многозначительно на часы смотрит: почти половина четвёртого, - очень надеюсь, что причина веская. Что случилось? Кун рвано выдыхает, стягивает капюшон и маску, попутно собираясь с мыслями, оттягивая неизбежное. Весь заранее выстроенный стройный монолог видится теперь глупостью несусветной. Да такой, что со стыда сгореть хочется. - Я, - начинает едва слышно, видит кивок подбадривающий, - Наставник, я пришёл вернуть Вам его.       Рука едва заметно подрагивает, когда Сюйкун бальзам протягивает. Ему неимоверно стыдно за эту свою слабость. И за то, что тянет, что не может вот так сразу, сходу выпалить всё, что накопилось, что распирает изнутри, что покой отнимает. - И это всё? – Исин едва раздражение сдерживает, Кун это видит отчётливо: по скрещённым на груди рукам, по сжатым губам, по морщинке между бровей. – Если да, то, благодарю. Но можешь оставить себе. Считай, что это подарок. А теперь марш спать, ваше расписание не позволяет по ночам без дела гулять. - У меня есть дело, Наставник Чжан, - Сюйкун от этой отповеди себя таким мальчишкой сейчас ощущает, глупым подростком. И от этого злость разбирает. На самого себя, на ситуацию эту, даже на Исина немного. – Это дело – Вы. Фраза звучит до того пафосно, что даже немного неловко. Исин едва смешок сдерживает, губы поджимает, пытаясь непрошенную улыбку сдержать. У него от этого ямочка на щеке появляется. Сюйкун цепляется за неё взглядом, замирает вновь. Затем встряхивается, когда слышит заинтересованное: «Я? Твоё дело?». - Да. Вы. Вы нравитесь мне. Сильно, Наставник. Как мужчина нравитесь. – фразы выходят рубленными, отрывистыми. Воздуха в лёгких не хватает, Сюйкун почти задыхается от собственной смелости, наглости. Ему, на самом деле, впервые в таком признаваться приходится, так явно, открыто. Да ещё и человеку, что старше его, выше по социальному статусу. Человеку, от которого, может, его будущее зависит. Раньше, со сверстниками, всё по-другому выходило – признавались всегда ему. А ещё Кун опасается, что его поймут неправильно. Он добавляет торопливо и также сбивчиво. - Мне ничего от Вас не нужно, Наставник Чжан. Никаких поблажек. Никаких привилегий. Только Вы сами нужны. - Ты такой храбрый оказывается, Сюйкун. Не каждый мужчина решится признаться в чувствах другому мужчине. Особенно в нашем обществе, - голос Исина мягкий, вкрадчивый. – Считаешь, что я отвечу тебе взаимностью? Я не гей. - Тогда Вы явный бисексуал, - И пусть всё внутри оборвалось от неожиданного ответа, Сюйкун не позволяя себе отчаяться, упрямо продолжил. – Натуралы не смотрят на других мужчин так, как Вы смотрите на меня, Наставник. - И как же я смотрю на тебя, Кун? - Жадно. Жарко. С желанием, - Сюйкун от ласкового обращения шалеет окончательно. – Вы хотите меня, Наставник. - Уверен? Может тебе лишь кажется, – в противовес своим словам Исин подходит близко, касается щеки кончиками пальцев, нежно поглаживает бархатистую кожу. Сюйкун млеет, прикрывает глаза, искренне наслаждаясь нежданной лаской. Едва заметным кивком на вопрос отвечает. - Не пойми превратно, - продолжает Исин. – Но всё, происходящее здесь и сейчас, не должно покинуть пределы этой комнаты. Это важно, как для меня, так и для тебя.       Он напоследок мягко касается большим пальцем нижней губы Сюйкуна, отступает. Тот тянется вперёд, за ускользающим прикосновением. Дыхание сбившееся в норму приводит, так и не размыкая глаз. Слышит, как Исин по комнате перемещается, как на кровать опускается – шуршит откидываемое в сторону одеяло. И лишь затем открывает глаза.       Он взглядом вновь с Исином сталкивается и щёки жаром опаляет, столько тёмного, неприкрытого желания чужого видит. От радости, почти что счастья, едва на ногах держится. Не игра. Не фансервис. Не для шоу. Сюйкун в отношениях не новичок. Сюйкун понимает, когда его хотят. И здесь, в дали от камер, Исин настоящий. Не прячет чувств и желаний под иронией. Здесь и сейчас они напоказ, они для него. Для него одного. Кун делает шаг вперёд, приближаясь, и тоже не думает эмоций скрывать, взглядом Исина обласкивая. Он притягательный невероятно, сидит на кровати, слегка назад на вытянутых руках откинувшись. Халат, поясом не стянутый, распахнулся совсем, обнажая подкачанную грудь. Сюйкун тяжело сглатывает, усмиряя бешеный стук сердца. Малейшего знака, сигнала, что можно, ожидает. Исин молчит всё так же. На губах лукавая усмешка. Он забавляется, дразнит. А Сюйкун горит весь изнутри. У него подрагивают пальцы, так коснуться хочет. Губы саднит, так хочет целовать. Исин чуть голову запрокидывает, открывая вид на сильную шею. Красуется. С ума сводит. Чуть губы размыкает, языком по ним мимолетно проводит. Они влажные теперь, чуть поблёскивают в тусклом свете. Кун голову теряет. - Кажется, у Вас губы пересохли, Наставник, - хрипло, тихо, на грани шёпота, чтобы случайно не спугнуть, не упустить это нечто невероятное, установившееся между ними. – Я помогу Вам.       Сюйкун как в дурмане, в самом сладком сне сейчас. Он чувствует, ему дали разрешение, он знает, сейчас получит желаемое. Бальзама на донышке. Едва-едва, но Куну достаточно. Он наносит густо, так, что хватит на двоих. Он более не мнётся. Подходит, нависает, упирается коленом в кровать между слегка разведённых ног Исина. Рукой за вычурную спинку держится. Замирает на секунду совсем к чужим губам близко. Так близко, что чужое тяжелое дыхание чувствует. А потом окончательно сокращает расстояние. И просыпается.       Это действительно как пробуждение. Разум внезапно ясный. Сюйкун только теперь становится уверен, что не спит. Что всё это реально. Что это не игра воспаленного от усталости мозга. Исин под ним – сильный, неукрощённый зверь – это по-настоящему. Жаркие, мокрые, глубокие поцелуи с привкусом персикового бальзама – это по-настоящему. Взаимные страсть и желание, сильные руки на голой коже – это по-настоящему.       Эта реальность слаще любого сна.