Точка Мировоззрения

      После всех этих лет мне не страшно — и даже нисколько не совестно признать, что я ненавидела её. Даже больше, я бы с удовольствием сказала это вслух, если бы только кто-то захотел меня услышать: я ненавидела первого лейтенанта Лию Стрейнджер всем своим сердцем, со всей силой, которую человек может вложить в чувство. И она отвечала мне взаимностью, я уверена.       Технически, мы не были врагами. Мы привыкли воевать на одной стороне годами, но это никогда не было хотя бы мало-мальской причиной даже терпеть друг друга. Я имею в виду, мы должны были ладить на поле боя, и я никогда не позволяла себе подпустить настоящего врага близко к её маленькому раскрашенному самолётику, если это зависело от меня. Но это то, как хорошие солдаты выполняют свою работу, знаете ли. И никто не имел права сказать, что мы были плохими солдатами. Но полёты есть полёты, и на земле мы были не более, чем врагами.       Я всё ещё помню как встретила её впервые. Это было не так давно после начала войны и пять лет спустя я была военным лётчиком. У меня уже была наработана небольшая репутация в эти дни, но я никогда не возражала против того, чтобы иметь ещё пару людей в воздухе, достаточно смелых для того, чтобы оставаться в рычащей летающей машине под атакой на высоте тысяч метров.       Так что я была рада познакомиться с Лией... Я имею ввиду, была перед тем, как я её увидела, стоящей в ангаре со всеми этими людьми, рассказывающей какую-то глупую шутку. Кто ей сказал, что война это хорошее место для практики своего чувства юмора? Она была такой всё время, слишком шумная, слишком беззаботная, как будто бы она ничто не воспринимала всерьёз. И она была ирландкой, той самой раздражающей, смешной патриоткой и так гордой своей чёртовой рыжей ирландской головой, которая непонятно как пришла воевать за Англию.       Она таки нравилась людям. Они позволили ей стать одной из нас достаточно быстро, слишком быстро на мой вкус, и даже когда я получала столько же доверия, почтения и гордости как и раньше, я чувствовала себя так, будто бы она забирала у меня что-то, чего она не заслуживала. Это было слишком похоже на личную обиду и стало почти не выносимо, когда выяснилось, что она удивительно хороша в небе. Нет, я, конечно, здесь привираю — она была идеальна. Так же, как и я, и я ненавидела её не только за то, что она была так же хороша, как я, но так же храбра, самоотвержена, и... была точно такой же, как и я. Мы были равны во всём.       Кроме того, что она была опрометчивой, разговорчивой и даже очаровательной, в то время, когда я всегда верила, что хороший солдат должен быть спокойным и серьёзным. Мы были равны и различны в одно и тоже время, и это заставило нас бешено ненавидеть друг друга и соревноваться во всём. Я потеряла счёт тому, сколько у нас было потасовок, ссор и состязаний — а так же не забыть военные победы... но пришло время перестать считать.       Уже стало темно. Я осталась одна, остальные уже ушли, подальше от ледяного ветра, могильных камней и скорби. Подальше от маленького мраморного мемориала с именем на нём — с именем, которое было мне слишком знакомо.       Внезапно, мне захотелось расплакаться, но я знала, что ей бы это не понравилось, она бы назвала меня плаксой и засмеялась, а после, она бы считала это своей маленькой победой. Я не могу позволить ей выиграть, не сейчас, когда тут только я одна. Это было дело памяти, дань уважения. Я осталась неподвижна, мой взгляд замер на земле. Я была поражена тем, что ещё никогда не ощущала себя настолько одинокой и потерянной — одной, без моего лучшего врага.