За окном шел снег

За окном шел снег. Этот день крайне приятен для всей группы. Хотя кому я лгу… Группа не вся. Кого-то не хватает. Кого-то кудрявого, хриплого и любимого. Я валяюсь в номере киевского отеля, листаю ленту инстаграма и нахожусь в глубочайшем расстройстве. Нет, дело не в снеге, который срывается с неба, бесконечным потоком покрывая землю, не в пронизывающем насквозь ветру, который совсем непривычен для калифорнийца. Нет. Дело в тебе. Я не отвечаю на звонки матери, Анны и друзей, которые интересуются, не пропал ли я в потоке красивых украинских девушек. Я жду лишь твоего звонка. Твоего. Ты, конечно, позвонишь мне где-нибудь в Екатеринбурге, ебануто-странное название кстати, спросишь, как прошел концерт, передашь привет ребятам, а я буду искать в твоем голосе хотя бы одну подсказку. Хотя бы одну. Попивая мерзкое пойло, название которого я не могу прочитать, но что-то мне подсказывает, что это ром, я пялюсь на нашу с тобой фотографию (там, правда, еще присутствуют парни, но на это насрать), сделанную на пляже летом. Твои кудри растрепанные, впрочем, это их обычное состояние, на твоих татуированных плечах свободно болтается майка, ты щуришься, глядя в камеру, а я, как обычно скорчив одну из ебанных рожиц, фотографирую. Я не смотрю на себя. Меня интересуешь ты. Ты. ты. ты. ты и только ебанный ты. Тебе захотелось блядской сольной карьеры. Ты никак не развиваешься. А обо мне ты подумал? Я живу этой группой. Дышу этой группой. Точно так же, как любой из парней. Ты просто ушел. Просто, блять, ушел. Конечно, я хочу, чтобы ты был счастлив, хочу видеть твою улыбку, твои морщинки перед глазами, я хочу видеть счастливого тебя. Но ты решил быть счастливым без группы. Ребята приняли, почти смирились, ведь мы знаем друг-друга лучше, чем кто-либо. Они смирились, но не я. Я все еще хочу вернуть время назад. Хочу нарезать круги вокруг твоей установки, подмигивать, пить, танцевать, петь, жить. Хочу жить. С тобой. Хочу, чтобы ты бил по своим ебанным барабанам, конечно, ты скажешь, что это «перкуссия», но я до сих пор не могу запомнить это блядское слово, сколько бы ты не говорил мне раньше. Мне важна не твоя «перкуссия». Мне важен ты. Я хочу пить с тобой во время концертов, спасать тебя от тупых шуточек Чарли, украдкой целовать тебя в гримерке, в самолете, в автобусе, в отеле, в сортире. Везде. И не только украдкой. Хочу целовать тебя, обнимать, целоватьцеловатьцеловать. Ты будешь отпихивать меня, крича, что не какая-то девятиклассница, чтобы обмениваться слюной постоянно. Но я то знаю, что ты, маленькая кудрявая сучка, таешь от моих поцелуев и сам тянешься за мной. Ты никогда не увидишь себя таким, каким вижу тебя я: ты растрепанный, раскрасневшийся, с блядски-светящимися глазами, бормотавший своим охуенно-сексуальным голосом какую-то хуйню. Ты умеешь выгибаться. Когда твои мышцы напрягаются, проступают вены, то я схожу с ума. Я точно не помню, когда это началось: то ли во время одной из пьянок, то ли во время одного из туров, когда я немного втянул белого порошка. Я помню лишь твои руки, глаза, блядские губы и охуенный голос. В прошлый раз, в этой стране, ты прижал меня к двери и имел. И это было охуенно. Это было настолько охуенно, что мне пришлось грызть свою руку, чтобы не застонать. За дверью стоял менеджер, что-то крича, но ты не останавливался и я стопроцентно уверен, что на твоем блядском лице расплывалась ухмылка. Я кончил прямо на дверь в то время, как подошли Джей и Дэнни-бой. Мне не хватает тебя. Не хватает, черт возьми. Мы жили в одном номере, не спали целую ночь, а потом, на следующий день, переживая чтобы не было синяков или усталости, отыгрывали концерт. Ты ревновал, когда я улыбался красивым украинкам, подмигивал и во всю пялился. Ты ревновал, когда я хлопнул парня, которого вызвали на сцену, по спине. Ты вообще был ревнивым. Был. Сейчас тебе наплевать, абсолютно и безразговорочно. То ли ты прекрасно притворяешься, то ли тебе действительно глубоко поебать, но ты не ревнуешь. Я видел тебя так давно. Я слышал тебя так давно. Мне не хватает тебя, кудряшка. Не хватает. Я хочу любить тебя, но вместо этого лежу в номере и пью в одиночестве, вместо этого, я нахожусь на другом конце земли и пялюсь в телефон. Ты мог бы быть со мной. Мог. мог. мог. мог. Конечно, сегодня вечером я буду улыбаться, махать флагом и петь. Возможно, ко мне подойдет Дэнни, взмахом головы указывая на двух сногсшибательных сестричек в толпе и улыбаясь, но я буду думать про тебя. Только про тебя. Про твои губы, про твои кудри, про твои глаза, про твои руки. Я, возможно, улыбнусь одной кудрявой девчонке, но буду думать лишь о тебе. Только о блядском тебе. Никто из этих людей не зацепит мой взгляд. Мне нужно будет играть на публику и я буду это делать, изображая из себя того, кем не являюсь. Я буду играть, желая скорее затянуться и обнять тебя, но смогу исполнить только первый пункт. Я буду Фанни Мэном. Но единственное, что я хочу сделать сейчас — быть с тобой. Прижать тебя к блядской стене этого чертового номера, стянуть с тебя всю одежду и трахать тебя, стараясь выебать всю твою дурь. Почему ты ушел не только из группы, но и, постепенно, из моей жизни? Ты уходишь и я не могу это контролировать. Я далеко, но ты еще дальше. Ты закрылся, делая свой блядский альбом. Я хочу, чтобы ты был моим. Сотни прочитанных, но не отвеченных сообщений покоятся в нашей переписке. Я стараюсь не писать, не звонить, но каждый раз открываю твое последнее сообщение, последнюю фотографию отправленную мне и ни о чем не думаю. Мне определенно нужно затянуться, но я не могу этого сделать до концерта. Не могу подвести ребят. Раньше ты меня спасал, но…в жизни всегда есть огромное но. Звук потухшего экрана пронзил тишину комнаты. Я откинул телефон, потирая глаза и со звоном поставил стакан на тумбочку. Определенно нужно в душ. Снять напряжение и, может, не оставить попыток утопиться. Оповещение затрезвонило на весь номер и я лениво потянулся за телефоном, с безразличным видом открывая сообщение. Наверняка это Чарли, мудака кусок, зовет бухнуть или Дэнни, допытываясь, не подох ли я. Пусть даже не надеется. Сердце пропустило удар, кровь хлынула к лицу, желудок сжался. Я чувствовал себя какой-то девочкой-подростком, которой подмигнул самый крутой мальчик на районе. На дисплее были всего лишь два слова: «Miss you» За окном шел снег.