Крионика

Время медленно ползет по циферблату, словно гусеница передвигает свои лапки по черным делениям круга. Еще несколько полных оборотов тонкой секундной стрелки, и наступит новый час. Пальцы сжимают плавящийся остаток сигареты, подносят ко рту, позволяя сделать очередной затяг. Легкие пропускают через себя очередную порцию никотина, выпуская изо рта небольшое облако сизого дыма. Поглощая дымящий яд для организма, мужчина всматривается в прозрачные двери больничного корпуса. При приближении людей, они медленно расходятся в разные стороны, пропуская внутрь и выпуская наружу. Внутри выбеленные коридоры и всюду снующий персонал. Коллеги по рабочему быту и, в некотором роде, призванию. Выждав еще минуту, пальцы крепко вжимают окурок сигареты в железную поверхность встроенной в панель пепельницы. Другая ладонь тянется к рычагу дверцы машины, костяшками пальцев надавливая на него и открывая салон. Выйдя из машины и поставив ее на сигнализацию, направляется к уже приглашающим внутрь дверям. Уже на проходной, заполняя очередную бумажку, ставит подпись L.Ackerman и проходит внутрь больничных помещений. Пара пролетов вглубь здания, мимо палат заполненных до отвала пациентами, мужчина попадает в святая святых всего персонала. Общая раздевалка. Каждый спешит, по возможности, пробыть здесь чуточку больше, чем возможно, развалиться на широких скамьях, поговорить с коллегами о житейском, о надоедливых мужьях/женах, о собаках и злых соседях. А, главное, о пациентах. Здесь можно услышать все, что угодно. От истории болезни и того, какое лекарство выписано доктор, до порций съеденной пищи и маникюра, с котором прибыли сюда. Здесь самые суровые и серьезные люди превращаются в обычных людей, над чем-то смеются, отпускают глупые шутки, даже пьют чай и перекусывают на скорую руку. Здесь происходят самые личные события и разговоры. Все меняются в этом помещении. Все. Кроме Леви. Здесь он пребывает от силы минут десять. И то это считается сильной задержкой. Оказавшись возле одного из небольших шкафчиков, где хранятся личные вещи, мужчина набирает четырехзначный код на замке и распахивает дверцу. На свет он вытягивает яркий зеленый костюм санитара и осторожно кладет на скамью. Переодеваясь в рабочую форму, мужчина краем уха слышит отголоски разговоров. Они не особо интересны и содержат минимум информации, которая могла принести какую-либо пользу. Лучше всего, конечно, провести даже эти несколько минут в тишине, не попадая под шквал чьих-то эмоций. Самое главное - никто не лез с разговором именно к Леви. Старшего санитара загробного помещения, или же просто морга, кто-то боялся, а кто-то недолюбливал. Леви Аккерман именно такой, каким обычно представляется служитель столь мрачного помещения. Никто не сомневается, что на его руках побывало множество человеческих останков. Никто бы не удивился, если бы он сам убил кого-нибудь и расчленил в больнице. Да, и профессиональная деятельность позволяет списать очередной неизвестный труп в утиль. Слишком мрачный и молчаливый, смотрящий, если не искоса, то из-под немного суженых к носу нахмуренных бровей. Никогда ни с кем не заводит беседы, исчезает, так же как и появляется, почти незаметно. Единственное, когда можно толком разглядеть его невысокую широкоплечую фигуру, когда он доходит доходит до раздевалки, а затем отправляется к дальнему лифту. Именно туда и отправляется Леви, закончив c переодеванием и закрыв шкафчик на замок, предварительно повесив в него уличную одежду. Уже стоя в просторной кабинке лифта, он водружает на голову широкий больничный чепец в тон рабочей формы и убирает в карман мобильный телефон. Грузовой лифт в южной части больничного холла практически никогда не пользуется спросом. Выше этажами только отделениями с передвигающими самостоятельно больными, а они, прежде чем покинуть помещения, отмечаются на стойке регистрации, делая значительный путь против ближайшего лифта. Иногда спускается персонал, но и они используют его крайне редко. Основная траектория движения кабинки - на цокольный этаж и обратно. И тут уже не важно, двигается он с первого этажа или с последнего. Каталки с телами везут именно на этом лифте, как ближний к отдельному подземному строению морга, используется он труповозкой гораздо чаще, чем в мирных целях. Особо боязливые обходят лифт стороной, идя окольными путями, даже,если нужно проехать всего один этаж. Ночные дежурные вообще не пользуются этим лифтом, то ли суеверные, то ли набожные, потому что Аккерман очень часто слышал всякие дотошные псевдомистические истории о бродячих мертвецах, привидениях и завываниях. Единственные, более крепкие морально и спокойно относящиеся к лифту и помещению морга в целом - санитары и патологоанатомы, чей профессионализм, в целом, подразумевает в себе стойкость к суевериям и умертвленным телам. У Леви никогда не существовало отторжения или какого-то сомнения в собственной работе. По его мнению, работа была практически идеальной. Почти. И это почти выражалось в его сменщике, точнее, очень иррациональной и во все сующейся, санитарке Ханджи Зоэ. Мужчина никогда не приходит раньше положенного ему времени на смену, потому что знает, что всегда его ждет хаос и извечная болтология неугомонной женщины. Зато приходя вовремя, можно поберечь мозг от ненужных разговоров, потому что Ханджи убегает почти сразу. У нее всегда есть свои дела. После ее ухода, Аккерман остается один. И наступает то время, за которое он и любит свою работу. Наступает тишина. Так как Леви чаще работает в ночные смены, то и живые люди сюда не заявляются. А трупы - это просто кусок мяса, который нужно привести в форму, обработать, забальзамировать и отправить множеством анализов на стол к Эрвину Смиту. Хотя, если тот не захочет отрывать свою задницу от насиженного места, то и анализом придется заняться самому. Леви никогда не боялся трупов. Он не помнил, чтобы существовал какой-то первичный страх или отвращение к останкам тел. Он видел трупы не один раз до выбора профессиональной деятельности. Первым умер отец. Когда мальчишке было всего пять лет, пьяный водитель на всей скорости, которую способна была разогнать его развалюха, сбил пешехода. Идущего рядом с ним ребенка не задело, а, вот, мужчину отбросило далеко в кювет. Умер он в машине скорой. Все это время мальчик был рядом. Вплоть до того, как приехала мама, а отца увезли в морг. Так ребенок понял, что оттуда, из морга, уже не возвращаются. Второй ушла мама. Резко, сгорела, практически за месяц. Уже при вскрытия выявилось, что у нее был рак в последней стадии. И, когда сын пытался дозваться, разбудить ее, она была уже несколько часов, как мертва. Так Леви узнал, что трупы - это просто спящие люди. Так увидел, как они коченеют. Прямо перед похоронами приехал дядя. Его звали Кенни. Но и он протянул недолго. Леви было уже восемнадцать, когда его вызвали на опознание тела. Аккерман-старший был искорежен до неузнаваемости, множество ран, отеков, ожог, сплющивший когда-то выразительное лицо в рельефную гримасу. Говорят, его пытали, а ожог, предположительно, был от старинного чугунного утюга. Подросток не вдавался в подробности дела, постаравшись поскорее похоронить искореженный труп рядом с мамой, благо, оставленные дома деньги дяди позволяли сделать все бесшумно и скоро. Парень никогда не интересовался жизнью дяди вне дома, но по его разгульному виду и вечно пьяному лицу было понятно, что ничем хорошим большие деньги заработать он не мог. Уже изрядно привыкший к смерти и трупам, Леви пошел учиться на патологоанатома. Учиться оказалось не особо сложно, особенно, когда понимаешь суть дела. Сложнее оказалось совмещать работу и учебу. Парень подрабатывал пешим курьером, разнося различные документы, кейсы, и в итоге уставал так, что иногда просто валился с ног, едва дойдя до кровати. Через некоторое время, узнав о свободном месте среди санитаров в госпитале, где проходила учебная практика, устроился туда. Работа была не менее тяжелая, но давала некоторые поблажки у учителей, которые иногда ради успешного, но вечно клюющего носом парты, студента переносили даты экзаменов. Закончив шесть лет обучения, Леви попытался пойти по основной профессии. Но не тут-то было. Где-то не хватало опыта, где-то возраста. Хотя, в общем-то все сводилось к одному - все друг друга знали и устраивали своих. У нового патологоанатома не было никого в этом кругу. Тогда Аккерман подался в госпиталь, где до этого всегда проходил учебную практику. Его приняли с удовольствием, но вот места, дальше санитара в морге, не нашлось. Оно и понятно, такой крупной персоне, как Эрвин Смит, не нужен напарник, и помощник тоже. Хотя, получив нового санитара с патологоанатомической специальностью, он начал освобождать себя от множества ненужной работы, подкидывать на изучение трупы, которые должен был исследовать сам. Естественно, от этого зарплата Аккермана не особо существенно, но поднималась, а профессионализм рос с каждым годом. Уже идет шестой год, как он работает в этих стенах. Проходя по яркому освещенному коридору, Леви на мгновение вспоминает, как первый раз пришел сюда, как изучал все и вся, и как хотел уйти из-за этой чокнутой Ханджи, которая творила в помещении черте знает что. Постепенно она научилась убираться, а он выработал свой график прихода и работы. Дверь со скрипом распахивается, и Аккерман заходит в просторное помещение. Здесь всегда сухо и холодно, работающий кондиционер частично выветрил запах еще недавно разлагающегося здесь трупа. Ханджи Зоэ сидит за небольшим столом, что-то рассматривая на тоненьком стеклышке сквозь микроскоп. На звук открывающейся двери она привычно оборачивается, расплываясь в самом доброжелательной улыбке из всех возможных. --Леви, ты как всегда во время, - воодушевленно произносит женщина, поправляя съехавшие с переносицы очки пальчиком, облаченным в белый латекс. --И тебе здравствуй, - Леви еле заметно морщится, мысленно надеясь, что перчатки сменщицы не побывали до этого в трупе или в той жиже, что она сейчас рассматривает. Об обработке даже мысли нет. Сколько Аккерман трепал нервы Ханджи, чтобы та обрабатывала все и вся, не счесть. Но что-то так и осталось в привычках. Так, например, очки она иногда поправляет машинально, но честно клянется, что каждый раз после работы их обрабатывает по несколько раз. Подходя к стеклянному шкафчику, Аккерман вытаскивает из него личную упаковку одноразовых перчаток и пакетик с марлевой повязкой, флакон с антисептической жидкостью и флакон со спиртом. Также достает черный кожаный чехол с отделениями для инструментов. В каждом карманчике по предмету. Мужчина никогда не берет чужое. Для себя у него всегда найдется новое, стерильное. Даже инструменты он использует свои. Все, кроме пилы, которой распиливает черепную коробку. Пила из госпитального запаса. Все остальное - личное, принесенное сюда и периодически пополняемое. В помещении кроме них двоих еще два тела. Одно стоит на передвижной каталке, готовое вот-вот отправиться в морозильный отсек. Видимо, исследованием как раз его и занимается сейчас Ханджи. Второе на отдельном столе, в одежде, привезенное сюда совсем недавно. Возле стены валяется черный полиэтиленовый мешок на молнии, в котором привезли сюда. Вид у тела совершенно неопрятный, грязный. Темное пальто длинное в каких-то разводах. Волосы похожи на масляное месиво, грязные и спутанные. Густо поросшая щетина. Не воняет на все помещение, и то хорошо. Хотя, это было бы неудивительным, по всем признакам новый труп вел бомжатский образ жизни. -Смит подкинул новое тело, сказал его нужно обследовать. Узнать, есть ли насильственные признаки. Если нет, то составить рентгенограмму, чтобы попытаться найти родственников, - говорит Зоэ, кивая в сторону каталки с бомжом. --С каких пор мы занимаемся бомжами? - хмуро отвечает на реплику Аккерман, подходя к эмалированной раковине. Включив умеренно теплую воду, он берет небольшой кусок мыла и тщательно моет ладони -Смит сказал, что нашел его возле своего дома. Что это очень странно, найти возле дома главного патологоанатома города, труп. Как бы не было убийство, - пожимает плечами. -Это я знаю. Он звонил еще два часа назад, - Леви вытаскивает одноразовое полотенце и насухо вытирает руки. Затем обрабатывает руки спиртом, почти втирая его в кожу. Вытащив из упаковки пару перчаток, одевает их на ладони, немного оттягивая за края, чтобы ладекс крепче осел на тонких пальцах. - Что сделано за это время? -Я... Ну, - мешкается Ханджи, слабо улыбаясь и понимая, что за изучением тканей она совершенно забыла о новом поступившем. Отодвигая микроскоп, она поднимается со своего рабочего места. - - Ну, я провела первичный осмотр,. -Короче, ничего не сделала. Можно было не спрашивать, толка от тебя никакого, - хмуро проговаривает мужчина, он подходит к привезенному телу. Рядом с ним на препарированном столике стоит железная большая миска с инструментами. Все предметы, в том числе и миска, в крови и чьей-то гнили. Осторожно взяв за края миску, Леви относит к большому железному короду со сливом и краном, опускает все туда. - Вымоешь и вали отсюда, - подходит к столу, где оставил свои принадлежности и обрабатывает в этот раз перчатки дезинфектором. -Я бы занялась, но у тебя вся ночь впереди. И тут такой интересный случай. Да и ты лучше всего его обработаешь и подготовишь к обследованию, - пытается оправдаться Зоэ. -Поэтому бомжа надо оставить именно на меня, - к телу Леви возвращается с большой проспиртованной салфеткой. Уверенными движениями он обрабатывает рабочую поверхность и выкидывает уже ненужную ткань в урну. Он достает новую миску, недавно простерилизованную им самим и ставит на столик, раскрывая рядом чехол с инструментами. Дезинфектором снова обрабатывает перчатки. Поднимаясь немного на мыски, тянется к выключателю и зажигает огромную лампу дневного света. Склонившись над телом, осматривает со всех сторон. - Что известно из твоего поверхностного заключения? -А? Да, - женщина продвигается вперед, подходя ближе. - По первичным признакам, умер он часов восемь - десять назад. Молодой человек. От силы лет двадцать. От чего же ты умер? - почти произносит вслух, кончиками пальцев мужчина проходится по тонким выступающим линиям шеи вверх. Тремя пальцами ухватившись за затылочное основание черепа, а большим пальцем уперевшись в подбородок, поворачивает вправо и влево, внимательно рассматривая. Отпуская голову трупа, Аккерман поднимает руку, чувствуя неприятную липкость. -Не дело, надо его в секционную, - говорит Леви, вытирая руки спиртовой салфеткой и поднимаясь на носочки. Он выключает освещение и обращается к сменщице. - Привези каталку из подсобки, там была лишняя. Леви снова направляется к стеклянному шкафу, с нижней полки достает прозрачный полиэтиленовый фартук и повязывает его поверх своей формы. Пока Ханджи подкатывает каталку к столу, вытаскивает из чехла длинные ножницы и широкий скальпель и складывает к себе в глубокий карман фартука. Ухватившись за плечи, мужчина перетаскивает на каталку верхнюю часть тела, а затем за ноги переваливает на железную поверхность. Ладони обхватывают загнутые поручни и надавливают, толкая вперед. Колесики бесшумно скользят по керамическому полу. Аккерман передвигает каталку в соседнее помещение, отделенное от основного автоматической дверью, которая раздвигается при приближении. Внутри помещения светло и просторно, вокруг много оборудования, подобранного по последнему продвижению технологий. Годами неизменным остается лишь секционный стол. Смит в свое время хотел поменять его на более новый, улучшенный, из прочной сдобренной химикатами пластмассы, но санитары настояли на сохранении более удобного из нержавеющей стали. С выемкой для укладки крана и иногда складирования моющих мочалок и рядом стоящей тумбой с полками, куда обычно ставят пустую тару. К слову, после прихода в заведение Леви, складирование перестало иметь место, а мочалки, вымытые и продезинфицированные начали складываться в те самые полки рядом с тарой. Аккерман подкатывает каталку с телом к секционному столу. Вытащив из прозрачного кармана фартука приготовленные ножницы, он нависает над распростертым телом. Острия ножниц осторожно скользят под плотную ткань темного плаща и начинают, словно скальпель, разрезать плоть крепкого полотна. Они захватывают за собой тонкую рубашку, оказавшуюся под толстым слоем плаща, распарывая. Ровными изгибами линий расползается пунктир разрезов от запястий по движению рук и вдоль изгибов плеч. Воротник распахивается в разные стороны, обнажая тонкую шею. Ножницы скользят под измятую планку с рядом пуговиц, разрезает вплоть до брюк. Отложив ножницы, мужчина снимает с тела грязные ботинки и откидывает в сторону. Туда же летят и носки. Взяв обратно в руки ножницы, заканчивает с одеждой, разрезав брюки вместе с бельем. Обхватив тело за плечи. Леви перетаскивает сначала верх туловища на секционный стол, а потом за ноги и низ. Одежда темным разрезанным коконом остается на каталке, еще какое-то мгновение сохраняя часть структуры, облаченного в нее тело. Каталка под напором крепкой руки отодвигается немного дальше, а сам санитар склоняется над обнаженным телом, осматривая. Даже не так, рассматривая. И в какой-то мере любуясь. Это тело было идеально. Оно идеальнее всех тех тел, что когда-либо бывали на секционном столе. Поджарое юное тело с кубиками преса, разлиновывавшие торс. Аккуратные темные соски. Плавная линия ключиц, резко заостренная на фоне бледной кожи. Изогнутые дуги отчетливо выступающих ребер. Худые плечи и тонкие руки. Крепкие ноги. И даже этот синюшный оттенок с россыпью проступивших вен не портил картину. А, наоборот, украшал. Словно узором расцветал на замершей плоти. От тела так же и не исходил запах, отличающий обычного человека от бомжа. Не смотря на свой образ жизни, парень умудрялся мыться. От него пахло только потом и каким-то еле уловимым запахом, сродни запаху зеленых яблок, который, вероятно, был его личным. Портили картину лишь значительная синюшность в области спины и ягодиц, образовавшаяся из-за скопившейся крови. И, конечно голова. Не найдя никаких признаков травматичности тела, Аккерман берет в руки удлиненный кран с присоединенным к нему железным шлангом и нажимает на педаль прямо под секционным столом. Вода бесшумно тонкой струей расползается по обнаженному телу, рисуя на белой коже незамысловатые узоры. Держа в руки небольшую мягкую мочалку, Леви ведет ей по телу, смывая пыль и грязь с кожи, невольно изучая юные изгибы. С ног до головы пройдя мокрым войлоком, откладывает его и принимается за голову. Несколько раз обдав струей воды, мужчина пытается пальцами разобрать слипшиеся пряди. Поняв тщетность попытки привести в порядок обычным способом, он берет в руки ножницы и состригает волосы почти по основание черепа, проникая длинными лезвиями в расстояние между шейными позвонками и столом. На мгновение задумавшись, принимается и за лицо, отрезая до бровей в тех местах, где у обычных людей бывает челка. Отложив ножницы на стол, снова обдает волосы водой, теребит пальцами, немного разбирая на пряди. В очередной раз рассматривая уже проступившие молодые черты, Леви понимает, что чего-то не хватает. Он не настолько молод, чтобы выглядеть на свои двадцать. Такой повзрослевший подросток получился. Ногу снимает с педали, закрывая поток воды и откладывает шланг в желоб. Преодолев расстояние от секционного стола до шкафа возле стены, мужчина достает коробку, в которой хранятся принадлежности для приготовления усопшего к последнему пути. Множество химических средств, косметики, тонирующих масок скопом лежат в небольшой коробке рядом с мужскими принадлежностями. Достав пену для бритья, Леви возвращается к столу. Выдавив на поверхность латексных перчаток немного пены, размазывает ее по острым скулам юноши и подбородку, оставляет немного в носогубной впадине, а затем тянется в карман за широким скальпелем, взятым с собой на всякий случай. Осторожными, но очень четкими движениями, Леви срезает всю растительность с юного лица. Словно художник, взмахами инструмента, подобно мазкам кисти, убирает все ненужные штрихи. Склоняется над телом, увлеченно занимаясь своим неожиданным занятием, что не слышит, как за спиной открывается дверь и раздаются мягкие шаги. Щетина бесследно исчезает с застывшего лица, оседает мелкими вотосками в остатках пены. Доведя процесс до совершенства, Аккерман выпрямляется, берет в руки шланг и снова обдает голову трупа водой, почти до упора вжимая педаль в пол. -Вот это да! - раздается совсем рядом восхищенный голос Ханджи, когда Леви кладет обратно в желоб пустой шланг. - Да он же красавчик! В очередной раз Леви осматривает представшее перед ним тело, понимая, что в этом то сменщица права. Парень выглядит теперь на свой возраст. Молодой. Красивый до невозможности. Только вот... мертвый.