***
В саду дома, куда ей разрешалось выходить лишь под его чутким надзором поздно ночью, медленно увядали все цветы. Склонив свои яркие, так и не распустившиеся бутоны к земле, надламывая тонкий стебель, они медленно иссыхали, возвращаясь в почву в виде перегноя. У Вайза было много книг в библиотеке, посвящённых садоводству, но заниматься этим он ей категорически запрещал из-за болезни. От рождения слабое тело девушки, с трудом переносящее малейшие нагрузки, не справилось бы с этим. По крайней мере, так говорил Штайнер, и у неё не было причин этому не верить. Он рассказывал Ребекке вещи, о которых она не помнила из-за своего страшного недуга. О том, кто он такой и как она оказалась в этом большом доме. Почему ей нельзя выходить и как страшен этот постапокалиптический мир, который до сих пор наполнен страшными чудовищами, именуемыми в простонародье «зомби». Показывал старые фото, где они вместе дурачились и росли. Тогда она впервые узнала, как на самом деле выглядела, ведь в этом доме не было зеркал. Но он так и не ответил на этот вопрос, как и не отвечал на многие другие. Он подолгу пропадал во внешнем мире, куда ей строго настрого было запрещено выходить, а она ощущала, что подобно цветам в саду, увядала. Болезненные, но жизненно необходимые инъекции каждый день сопровождались горячими и успокаивающими объятиями. Вайз создал мир в пределах этого особняка, который она так и не могла покинуть, даже если бы хотела. Словно одомашненной канарейке в золотой клетке, ей не было нужды покидать его, но что-то внутри неё этого страстно желало. Однако все потребности заглушала привязанность к человеку, запершему её. У Ребекки было всё, чего она могла бы пожелать. Просторный дом в её распоряжении, холодильник доверху забитый сырым мясом, которое она любила, большая гардеробная с десятками, а то и сотнями различных нарядов, и Вайз. Час, когда на город опускались сумерки, был её любимым, ведь в это время можно было увидеть, как медленно заходило солнце и со стороны входной двери скрипел ключ. Штайнер всегда возвращался вовремя, не опаздывая ни на минуту. Она снимала с его плеч пиджак и следила, как мужчина ослаблял галстук и расстёгивал первые пуговицы кипельно-белой рубашки. Вайз целовал её руки, смотрел пристально и мягко, оценивая состояние сегодня. С благоговейным трепетом радуясь, что в этот раз его попытка оказалась успешной. Он коснулся повязки на левом глазу, что была украшена искусственными бутонами белого пиона, забирая светлые пряди за ухо. Бекка щурилась, ластилась о тёплую ладонь, вдыхая потрясающий запах Штайнера. Отвечала на его взгляды улыбкой, сквозь полуопущенные ресницы. В их маленьком мире, похожем на оранжерею, не было места для остальных. А тем временем, за стенами роскошного особняка, люди стенали в ужасе. Ведомые инстинктами мертвецы рвали живых голыми руками. Впивались в их плоть гнилостными зубами, с хлюпающими звуками отрывали куски. Улицы города были залиты кровью, мухи роем кружили над недвижимыми телами и бегали по незакрытым мутным глазным яблокам. Снующие мертвецы протяжно выли, клацали челюстями и заполняли собой опустевший от жизни город. Деянием одного человека мир погрузился в агонию.
24 марта 2021 г. в 14:10
Когда она впервые открыла глаза, мир, прежде не знакомый ей, казался ослепительно ярким. Но лишь на половину. Белый потолок, замызганные чёрной краской стены и стальные кандалы, стягивающие запястья. Всё в этой комнате было разделено на существующее и сокрытое во тьме. Так казалось до тех пор, пока чей-то незнакомый голос, отчаянно взывавший в исступлении, не привлёк её внимание. С хрустом повернув затёкшую шею, девушка поняла, что за непроглядной темнотой есть и другие вещи. Слепа лишь она. Пусть и на левый глаз. Красивый мужчина с холодными глазами и очаровательной улыбкой не переставал звать её по имени, которого она ранее не знала.
- С добрым утром, Бекка, - он подошёл почти вплотную к столу, к которому девушка была прикована, и с заботой потрепал по волосам. Было в этом действии что-то давно ею позабытое, родное и, как ручное солнышко, тёплое. На миг подумалось, что так, наверное, и ощущалось счастье, чем бы оно ни было. Вот только за добродушной улыбкой и тусклым светом глаз таилось лишь хорошо скрываемое безумие этого человека.
- Грх, - Ребекка удивилась. Произнести малейший звук было для неё непосильной задачей.
- Не переживай, это пройдёт, просто ты слишком долго спала, - говорил он, отстёгивая её от стола и помогая сесть. – Какие сны тебе снились, а, Бекка?
Он называл её имя, словно молился. Вкладывал в него больше смысла, чем оно могло в себе уместить. Что-то сакральное и фундаментальное таилось в этом, делая это едва ли не самой сутью вещей. В том, как едва заметно дрожал его голос при произношении, как менялся тембр и даже взгляд теплел. Это делало все мысли путанными.
- Ургх, - его запах был желанным и пробуждал в ней странные мысли.
«Если сдавить его голову со всех сил, что с ним случится?»
Мужчина перед ней выглядел уставшим: с тёмными кругами от недосыпа, которые не скрыть даже за стёклами очков, с глубокой складкой, пролёгшей меж бровей, и полнейшим беспорядком на голове. Всё это делало его старше. Выразительное подобие полуулыбки и сетка морщинок в самых уголках глаз добавляли ему по-настоящему взрослого шарма и очарования. Мужчина казался эстетично правильным в своей чёрной рубашке и классических штанах, поверх которых был накинут помятый, но чистый белый халат. Светлые волосы торчком, будто после продолжительного сна, выглядели колкими и жёсткими. Однако на ощупь приятно скользили между пальцев. Он позволял себя трогать без каких-либо возражений, подставляясь под её руки, как кот. Просто следил за движениями Ребекки и не препятствовал, разрешая изучать его. Ладонь девушки скользнула по щеке, очертила линию его скул и переместилась на подбородок. Прежде, чем Ребекка успела убрать руку, мужчина перехватил её и сжал. Тогда она впервые осознала их различия. Там, где соприкасалась кожа о кожу, Ребекка ощущала жар его тела на фоне её неестественно бледной ладони. До сих пор нельзя было объяснить, почему ей казалось это странным, но она просто знала это. Первые мысли, лишённые оттенков эмоций, подразумевающие собой лишь результат рационального анализа происходящего, являлись единственно правильными.
«Этот человек был красив, безусловно красив».
- Поначалу всегда сложно, - нежно проводя рукой по светлым волосам и перехватывая длинную прядь у самого кончика, он запечатлел на ней лёгкий поцелуй. Смотря исподлобья, где в глубине его почти что чёрных глаз проскальзывали безумные искры, он пытался убедить в этом одного из них. – Но я защищу тебя, в этот раз… В этот раз точно.
В тот момент, почему-то... она так и не смогла поверить его словам.