Плохое зрение

Со зрением у Машнова проблем никогда не было. Да, не стопроцентное, но людей и окружающий мир вполне себе видел и не жаловался. Слава вообще не задумывался о плохом зрении как о проблеме – порой он бы даже не отказался развидеть (или хотя бы свести к нечетким размытым пятнам) большую часть того, что его окружало. И было так ровно до тех пор, пока его не угораздило влюбиться в одного пенсионера рурэпа, который – в придачу к таким "издержкам возраста" (как шутил Слава и за что каждый раз огребал) как облысение и постоянные причитания – в тайне от всего народа носил очки. А без них слишком эротишно и забавно (Слава и сам не понимал, как Мирону удается такое совмещать) щурился. Мирон не сразу показался ему в очках, а Слава не сразу понял – почему. Поначалу Машнов был слишком уж удивлен, что, в принципе, был пущен на порог квартиры великого рэпера Оксимирона. А уж когда тот опустил забрало и скинул свою рыцарскую броню, говоря тем самым «вот такой я все еще тебе нравлюсь? /бери/», он сначала потерял дар речи, а после (по утверждениям Мирона) совсем обнаглел и… забрал. Всего полностью. Слава и сам не подозревал, что способен на такое. Про очки и плохое зрение (в контексте Мирона, конечно) Слава всерьез задумался, когда понял, что диоптрии в очках того исчисляются далеко не десятыми и даже не первыми пятью цифрами. Когда Мирон застенчиво предстал перед ним в очках, Славе, наверное, впервые в жизни не хватило духа что-либо спросить. Мирон был смущен и чувствовал себя неудобно. Тогда Слава будто увидел перед собой мальчишку, про которого так любили расспрашивать Мирона на интервью – вечный новенький с застывшим в глазах ожиданием: начнут бить или прижмут к груди. Слава выбрал второе, потому что: – Ты слишком обаятельный для мужчины, зай. Мирон опять же поверил не сразу, но убеждать Слава умел. Поэтому вскоре рурэп мессия уже очаровательно улыбался фанатам и выдавал Славины комплименты за собственные умозаключения. Слава был не против, он ведь КПСС, а там ведь как? – «Слова – крестьянам, музыку – рабочим, права на высказывания Славы и самого Славу – Оксимирону». Ну, или около того. Очки Мирон носил только дома, и Машнов сделал вывод, что они просто не так удобны как линзы. Тему зрения не поднимали – Миро ничего не говорил и уже не казался смущенным, когда носил их при Славе. Для последнего это стало очередным достижением в их отношениях, поэтому сквозь эйфорию принятия и доверия проблема нарисовалась как-то внезапно одной из ночей, и тогда Слава понял, насколько он иногда бывает слепым мудаком. – Слав? – раздалось в коридоре. Машнов не спал – рубился в приставку. Знал, что Мирон будет поздно, у того был какой-то небольшой концерт и довольно долгая автографсессия для фанов. – Что-то ты быстро, принцесса, - Слава вырулил в коридор и уже было хотел щелкнуть выключателем, как Мирон осек его: – Стой, не включай, - голос у того звучал чересчур устало. – Эмм, окей, чего случилось? Накачались чем-то с больше-чем-семьей? Я, блять, и им и тебе вставлю ведь, Федоров. – Успокойся, Слав, просто глаза болят. Устал смотреть, - он уже стянул с себя обувь и куртку и теперь непрерывно тер глаза. – Прости. Хэй, иди сюда, зай, - Мирон тут же нырнул в его объятья. – И не три, ты же в линзах. Оставь в покое свои глазки, Анюта, - Мирон тепло рассмеялся и вместо того, чтобы тереть жутко болевшие глаза, залез своими холодными руками под футболку Славы. – Какие еще Анюты, Слав? Узнаю, что изменяешь, нахуй сожру, - ласково пригрозил Федоров. – Как Венерина Мухоловка мошку? Я не против, - растянулся в улыбке Машнов. – Ай, чего щипаться-то сразу, я ж шучу, какие измены, Оксан, ты ж одна такая ебнутая, которая такого уебана, как я, может стерпеть. – Пойдем ляжем? – Пойдем, только давай сначала я посмотрю, что там у тебя с глазами. И вынь линзы, я все еще помню, как ты однажды выл, что забыл это сделать. – Есть, сэр, - усмехнулся Мирон и, с усилием отлипнув от Славы, поплелся в ванну. – Я мог бы тебя и на руках отнести, зай! – Только под венец, Слав, только под венец, - Мирон звучал почти нейтрально и тихо и снова тер глаза. – Заметь, ты сам предложил, - попытался пошутить Машнов, но в голове под действием волнения насчет глаз уже вовсю работали шестеренки. Федоров умылся наощупь и в такой же темноте снял линзы. Натренировался. У двери в спальную его ждал Слава, которому все-таки удалось уговорить его на «ну давай до кровати хотя бы донесу?», а там уже раздеть и уложить. Мирон жутко вымотался за день и вечер, глаза все еще щипало, хотя после избавления от линз стало легче и свободнее. В Славе же откуда-то обнаружились залежи нежности – он укутал Федорова в одеяло и осторожно поцеловал сначала в губы, а потом в веки. Целительными свойства поцелуи Машнова, к сожалению, не обладали, но на душе стало легче и вся мирская поебота со всей болью на уровне физическом уступила место теплу и любви, которыми щедро делился его Слава. Мирон, завернутый в кокон из всего этого, без особых усилий провалился в спокойный сон. * - Короче, мне похуй, он заболел и сегодня не то что из квартиры не выйдет, даже с кровати не встанет, - Слава был раздражен из-за того, что приходилось уже в пятый раз объяснять, что ебал он всех на какой-то там суперважной презентации чего-то там, потому что за стеной минут десять назад наконец-то уснул Мирон. Проснувшийся посреди ночи с высоченной температурой. Слава вдыхает побольше воздуха, пытаясь быть терпеливым, насколько он вообще может. – Блять, Жень, прости, конечно, но ты заебала. Ты его менеджер, вот и решай поступившую проблему. Переноси всю эту хуету-муету. Не думаю, что фаны будут рады общению с температурящим человеком. … Бля, а кому я тогда в шесть утра написал, что у Мирона высокая температура? … Ой, ну нахуй вас всех в вашем пидорском бизнесе, весь мозг уже выели мне. … Ладно, прости, спасибо, напишу позже, что как. Слава сбросил вызов, но облегчения не почувствовал. Ладить с друзьями Мирона получалось не очень, но он ведь и не с ними в отношениях, а с одним евреем. А табор этих отбитых трудоголиков он уж как-нибудь перетерпит. * – И что это ты делаешь? – Слава оперся о дверной косяк и сложил руки на груди. – А ты не видишь? – Мирон посмотрел на его отражение в зеркале. – Вижу, - с нажимом процедил Слава, - но оттого мне понятнее не становится. – Слав, что вот ты начинаешь, а? – Мирон не выдержал и, так и не надев линзы, повернулся к Славе, щурясь. – Бля, Мирик, тебе доктор что сказал? Не носить пока линзы, так как ебанный грипп вызвал осложнения на глаза. Смотри, красные же до сих пор, - Слава оторвался от косяка и сделал шаг к Мирону, нежно касаясь его щеки и заглядывая в прищуренные глаза. В любой другой ситуации Мирон бы вспылил и настоял на своем, но сейчас он понимал, что Машнов прав. – У меня презентация, где будут фаны и СМИ, - Мирон закрыл глаза, будто так мог спрятаться от всех проблем. – И? Надень очки, - Слава начал большим пальцем рисовать круги на щеке Мирона, который так ничего и не ответил на предложение Славы и только поджал губы как насупившийся ребенок. – Хэй, - свободной рукой Слава дотянулся до очков, лежащих на полке рядом с раковиной, – посмотри на меня, - попросил он осторожно, и Мирон нехотя разлепил веки. Машнов медленно посадил очки на его переносицу, дужки плавно зацепились за уши. – Мирон Янович, может, я все-таки могу как-то отработать пропуски? - Слава по привычке сначала сказал, а потом подумал (читай как: сморозил глупость) и теперь с замиранием ждал, какой будет реакция Мирона. – Нет, Вячеслав, Вы безнадежно потеряны для общества, - Мирон тяжело вздохнул: все-таки он тоже человек, и обычные вещи – например, переживания на тему «я выгляжу в очках как лох-пидр» – были ему не чужды. Слава кожей чувствовал эти сомнения. Он обхватил лицо Мирона обеими ладонями и притянул того ближе к себе. Они почти сталкивались носами. – Ты слишком глупый для обаятельного мужчины, зай, - Слава, не отрываясь, смотрел сквозь диоптрии прямо в глаза Мирона. – Действительно ведь ходячий оксюморон: рэп весь про себя любимого, а в очках идти стремаетесь, батенька. Мирон молча смотрел на Славу. А что говорить-то? – Я, конечно, просто тащусь от мысли быть единственным, кому позволено видеть тебя в этих секасных очечах, но страданий твоих это не стоит. Поэтому слушай сюда, зайка моя, и вникай. Сам же знаешь, что люди не за внешний вид полюбили. Хотя, кто будет отрицать, что ты у нас обаятельный хомячок – ай, чё ты вечно щипаешься вот? – Окей, в следующий раз буду кусаться, цапелька ты моя ненаглядная, - съязвил Федоров. – Ладно, похуй на это, извращуга садистская. … Ммм, ладно, поцелуи с укусами у тебя хороши. Так, все, стой, дай сказать. Я тут, может, впервые решил побыть серьезным. – Мирон, собирающийся было отвлечь Славу от этого разговора, тут же сдулся, выпустил бока Славы из рук и уселся на бортик ванны – слушать готов. – Зай, ты охуенен и в очках, и без. Да, я не сталкивался с тем, что уже на расстоянии метра предметы и люди расползаются в неясные очертания. Но. Я вижу, как с этим ебешься ты. Я ничего не говорил раньше, так как думал, что линзы реально удобнее, и уверен, что так оно и есть. Но ведь бывают ситуации по типу этой или когда тебе не надо прыгать-бегать по сцене, а просто спокойно сидеть в креслице, ходить там, фоткаться с фанами. Тут очки не будут мешать и не спадут, а глаза отдохнут. Поэтому перестань ебать себе мозги неясными комплексами и готовься к волне комплиментов, которой тебя накроет уже через полтора часа. Вангую, что, если еще скажешь фанам фирму очков, сделаешь той неплохие продажи, - Слава улыбается беззащитно и думает, что хотел как-то приободрить, а в итоге наговорил каких-то банальностей. Мирон Славу слушал внимательно. Сначала смотрел в его глаза с недоверием, пытаясь почувствовать - просто ли это слова поддержки или тот действительно считает, что он хорош в очках. Вообще Слава давно говорил ему, что очки придают ему умный вид, и часто шутил про сексуального профессора. Мирон это всерьез не воспринимал, но понимал, что Слава говорил это все искренне, и, наверное, поэтому сейчас ему верил. – Хуй им, они мне даже скидку не сделали, хотя я у них постоянный клиент. Слава расплылся в улыбке, как объевшийся сливок кот, растянувшийся на майском солнышке. Мирон расслабленно улыбнулся и встал с бортика. – У меня есть еще пятнадцать минут, прежде чем приедет такси. – Как же все-таки хорошо, что исключительные права на этого профессора есть только у меня. Остальные пусть хоть обсмотрятся, похуй. Мирон весело засмеялся, а в следующую секунду нерадивый Вячеслав получил шанс "отработать пропуски". *** *Где-то месяц спустя* Мирон звонит поздно ночью. – Слава, это что? – начинает Мирон, как только Слава отвечает на звонок. – Ммм? – Ты напился там, что ли? – В смысле? – Коромысле, блин, Машнов! – Эй-эй, притормози коней, Мирош, - если в ход пошли рифмы-дразнилки на уровне детсада, то дело серьезное. – Что случилось, объясни нормально, а? – Что еще за «Очки – это вам не очко»?! – В смысле? – Слава тут же выдыхает: ничего серьезного не случилось – Ваня, как они и договаривались, опубликовал тречок. – Норм трек же. – Да, особенно обложка, блять! – В смысле, какая обложка, - на последнем слове он замедлился, вспоминая, как на прошлой неделе пьяный в хлам рассказывал Ване про свой великолепный план выпустить трек в поддержку Мирона в очках. Ванька согласился опубликовать тречок перед крупной встречей Окси с фанатами, так как сам Славка решил съездить домой и в этот момент должен был трястись в поезде и ебаться с интернетом в дороге не сильно-то хотелось. А еще Слава был настолько пьян, что той же ночью скинул Ваньке фотку своего еврея в очках и пошутил, что это обложка к его новому треку. – Блять, Ваня! – Ну, ахуеть! Я даже не хочу знать, при чём здесь он. – Мирош, я перезвоню. За обложку прости, за трек – нет, он весь тебе. Хотя, на фотке той ты – чертовски горяч. Убью Ваню за то, что разбазарил ее. – Бля, Слав, нет слов, только ты так мог, - уже спокойнее говорит Мирон и тяжело вздыхает. А Славе не хватает сил сбросить вызов, чтобы позвонить с разборками Светло – «Да и толку-то», - думает он, - «все равно уже разлетелось». Он слушает дыхание Мирона и ждет. – Мне понравился трек, особенно «стекла уменьшают большие глазки моей еврейки». Спасибо, Слав. На губах расцветает улыбка от уха до уха. – Но ты же знаешь, что ты долбаеб, Слав? – Я такой от большой и светлой же, Мирик, от большой и светлой, - смеется Машнов, и на другом конце ему вторит Мирон.