Кофе с солнцем.

Она сидела в кресле из лозы в небольшой белой беседке среди весеннего сада. Кроны деревьев чуть подернулись зеленым и ловили черными сучьями стремительный еще прохладный ветер. По земле уже распространялась сочная трава, пробиваясь из-под замерзших камней дорожки. Ее руки грела пузатая чашка нежно-кремового цвета с горячим кофе, а плечи - теплая вязаная шаль. Она наслаждалась этим прохладным весенним утром, даже несмотря на сырость, исходящую от земли, и серые тяжелые облака, практически не пропускающие солнечный свет. Волосы рассыпались золотом по темной коже и жадно ловили каждый лучик. Не подойти к ней я не смог. Меня тянул ее загадочный взгляд. Я присел напротив, в такое же плетеное кресло. Теперь нас отделяла лишь безукоризненно белая столешница. Я поздоровался и представился. - Доброе утро, господин, – мягко сказала она ровным и нежным голосом. – Я Магдалена дель Корра. Но мне будет приятнее, если вы будете звать меня просто по имени. Ее речь была такая же приятная, как и ее внешность. Казалось, что если я сейчас сделаю резкое движение, то она вспорхнет и улетит в это серое небо как бабочка. Но ее лицо, будто вуалью, закрывала грусть. Я не мог остаться равнодушным и спросил причину, а она охотно ответила. - Я думаю о днях, давно ушедших в небытие и оставивших твердый и грубый оттиск в моем сердце. Возможно, вы сможете меня выслушать. Я согласился легко. А как вообще можно было отказать? Я был готов на что угодно, лишь бы она вот так говорила со мной, иногда заглядывая в глаза. - Мне бы хотелось рассказать вам все, с самого начала, - она выждала паузу и снова заговорила. – но я боюсь утомить вас. Я заверил девушку, что не против выслушать ее биографию. Губы Магдалены тронула мягкая улыбка. - Я родилась двадцать лет назад в первый день зимы. Мой первый крик прозвучал ранним утром среди воющей метели. Как рассказывал отец, я была долгожданным ребенком, и не первым. Мой старший брат умер в возрасте четырех месяцев отроду от сердечного приступа. Родители боялись, что меня может постигнуть та же участь, поэтому всячески оберегали. Я росла в достатке, так как мне посчастливилось родиться в дворянской семье. К сожалению, вторые роды матери прошли очень тяжело, и она начала часто болеть и слабеть. Когда мне было три, мы с папой остались вдвоем. Он очень сильно горевал и винил себя в смерти и моей матушки, и брата. Говорил, что врач, который позволил умереть своей любимой, не может быть настоящим врачом. Но потеря близких была велением рока, неотвратима и неотложна. Я стала самой любимой его женщиной, и только в моем присутствии он мог безмятежно улыбаться. Магдалена снова улыбнулась и спрятала бирюзу глаз под пушистыми светлыми ресницами, отпив немного кофе. Затем продолжила. - Я, помнится, в свои семь или восемь мечтала стать актрисой, как мама. Папа долгое время упирался, говорил, что у меня нет таланта к сцене, но все-таки нанял учителя. Вскоре я и сама поняла, что бездарная из меня актриса. Очень долго по этому поводу переживала и пыталась смириться с суровой реальностью. А отец постепенно приучал меня к лесу. Брал на охоту с друзьями, устраивал в свободное время пикники. В общем, моим воспитанием он занимался лично, так же как и учебой. Нянечки только приглядывали, что бы я не расчесала себе коленку, не поставила на лбу шишку и не порвала длинные шлейфы выходных платьев. Также одевали, причесывали и занимались прочим моим внешним видом. Я росла очень шустрой и любознательной. Даже не умея еще толком читать, я часто бегала в нашу домашнюю библиотеку, брала томики со скупыми черно-белыми картинками и подолгу перелистывала. Учить меня папе было только в радость, так как он был для меня самой высшей формой авторитета, я слушала его беспрекословно. Но ведь это всего лишь детство, когда ты становишься подростком, начинаешь понимать, что твоя свобода ограничена, начинаешь делать то, что тебе запрещают, пытаешься быть самостоятельной. Естественно, что я тоже своевольничала, показывала характер, пренебрегала манерами. В общем, расстраивала отца как могла. Но в учебе я не смела перечить ему. Мы часто теперь ходили в лес вдвоем, собирая лечебные травы, благоухающие цветы, ловили разнообразных животных. Даже на рыбалку ходили. Девушка тихо рассмеялась. Видимо воспоминания о рыбалке были у нее очень приятные. - Не каждая дама при дворе может похвастать тем, что в свое время удержала приличного по размерам леща. Он делал из меня настоящего врачевателя, по крупинке передавая свои знания мне. Первый раз я посетила анатомический театр в возрасте шестнадцати лет. Тогда я упала в обморок, не выдержав не то, что вскрытие, даже вид трупа для меня был шоком. Отец понял, что плохо подготовил свою дочь и действовал слишком резко. Но уже после одного года постоянного присутствия на работе отца, я могла высидеть все представление в этом злосчастном театре. Тогда я ощущала себя какой-то ведьмой из старых потрепанных книг библиотеки. Зажигала ароматические свечи, что бы поднять настроение прислуги в доме, помогла папе готовить настойки для клиентов. Однажды в наш дом пришел моложавый мужчина, старше меня лет на шесть – семь. Отец познакомил меня с ним, мы вместе пили чай в гостиной. И когда гость ушел, я узнала от отца, что это мой будущий муж. Конечно, все было в правилах традиции, но я отказывалась, топотала ногами, говорила, что никогда не выйду замуж и плевать хотела, что это граф и что он для меня лучший вариант. Но отец был неумолим. Через некоторое время мужчина начал заглядывать в гости чаще и даже в отсутствие отца. Меня словно приручали к незнакомому человеку, дескать, привыкай, деточка, к будущему мужу. Даже сидя друг напротив друга мы молчали, иногда просто читали, иногда играли в гляделки. Я не пыталась почему-то выгнать его или предпринимать какие-то действия, чтобы он сам ушел. Я действительно к нему привыкала и постепенно влюблялась. В запах табака из его трубки, в его большие и изрезанные тонкой паутинкой шрамов руки, в его серые, словно дымка, глаза и в его скупую, но душевную улыбку. Прошел еще один год, и мы с ним начали разговаривать, подолгу, о самых разных мелочах, поднимая все темы. Пили кофе и чуть ли не ели из одной тарелки. Он попросил моей руки у отца. Это был чисто символический и формальный жест, так как все было уже давно обговорено. Я уже была не против надеть подвенечное платье. Наша любовь была странной, я такого больше никогда не испытывала. Это были высоко духовные чувства. Он не прикасался ко мне, делал еле уловимые комплименты, от которых я тут же заливалась краской, присылал интересные подарки, вроде шкатулки с живыми бабочками. Я даже начала мечтать, как вырасту и рожу ему ребенка, а может двух. Мне тогда было всего восемнадцать, но с этим человеком я готова была прожить всю жизнь, пусть даже придется уехать из родной страны. До венчания оставался месяц. Мой дом уже вплотную готовился к грядущему празднику. Но все в одночасье рухнуло. Мой жених был из соседнего королевства. На троне у них сидит маленькая эгоистичная королева. Я уже давно слышала о ней, но не думала, что эта особа сможет сломать и меня, и мою жизнь. В наш дом пришло короткое письмо уведомление о казни моего любимого. Никаких объяснений к уведомлению не прилагалось. Улыбка куда-то исчезла с ее лица и вуаль грусти вернулась. Вот из-за каких воспоминаний она так переживает. Я молчал. Ждал, пока она соберется с духом и заговорит снова, иногда подрагивающим голосом. - Мне потребовался почти год, чтобы снова начать появляться на светских приемах в более-менее приличном виде. Но замыкаться в себе, это не для меня. Я хоть и стала более сдержанной и холодной, но продолжала общаться с людьми. Я стала более педантичной и скрытной. Начала хамить, если раньше этого не допускала. Вела себя очень вульгарно. Папа не говорил мне ни слова, понимая, какие времена я переживала. А кто лучше поймет несостоявшуюся вдову, чем вдовец? Спустя месяц, после моей реабилитации, я съехала от отца. Мне хотелось жить отдельно, как взрослой состоятельной девушке. У меня появились собственные постоянные клиенты, но я метила более высоко и из-за своей коммуникабельности вырвалась из обычного дворянского общества к королевскому, став личным врачом его высочества. Тогда же я и узнала из сплетен, так быстро разносящихся по дворцу, об организации повстанцев в соседнем королевстве. Как говорится, месть, это блюдо которое подают холодным. И я решила мстить. Ну как мстить? Не глобально, конечно, но испортить жизнь молодой королеве у меня возможность была. Я начала пересылку денежных средств повстанцем. А теперь всецело их финансирую… Но это тайна. Вы ведь сохраните ее? Я не хочу остаться без головы. Я удивленно кивнул. Она допила кофе и встала со стула. Сердце замерло. Мне не верилось, что она сейчас уйдет, но разум понимал, что это так. Она наклонилась ко мне, и я почувствовал на своей щеке ее горячие губы, а на шее волну ее светлых волос. - Благодарю вас господин, и прошу забыть меня навсегда. Пусть наша встреча и разговор останутся в вашей памяти как сон. И она упорхнула. Легко и непринужденно. Я долго смотрел ей в след, пока ее силуэт не исчез в утреннем тумане. Все что осталось от этого сна это нежно кремовая кружка с запахом кофе на безукоризненно белой столешнице.