the most beautiful moment

«Ну ещё один раз? Пожалуйста?» Чимин не умеет пить. Есть люди, которые знают свою меру. Есть люди, которые её не знают. Чимин из тех людей, которые знают, что их мера — это отсутствие алкоголя в принципе. И он так же из тех людей, которые кладут на это хер и каждый раз разделываются с последствиями. «Чёрт, я же не прошу много, Гукки. Я не прошу тебя снова быть со мной.» Впрочем, было бы куда проще, если бы хоть кто-то догадался забрать у него телефон. Но Хосок пользовался атмосферой и раз за разом пытался подкатить к Юнги, совершенно не обращая внимания ни на что вокруг. То обнимет его, то рассмешит, то чуть ли не всеми конечностями вцепится и делает вид, что случайно. А Юнги и рад, весь раскрасневшийся и счастливый, ведь сейчас-то не нужно притворяться, что ему это не нравится. «Ответь мне. Я же не отстану.» Чимин вздохнул и, кое-как поднявшись со стула, побрёл в сторону балкона, надеясь найти кого-то, с кем можно поговорить. С кем можно побыть рядом и не чувствовать себя так одиноко и потерянно. Хорошо, может, ему просто хотелось поплакаться. Потому что он до сих пор скучает по Чонгуку, с которым они расстались всего пару недель назад. Четырнадцать дней, каждый из которых тянулся целую вечность, Чимин никак не пытался с ним связаться. На самом деле, он старался даже не думать о Чонгуке, чтобы не застать себя за безнадёжным набиранием его номера, выученного наизусть. Но чёрт, каждый из этих четырнадцати дней был равен году. Каждый час кривым куском стекла впивался в тело и проворачивался в ране бесконечное количество раз. И до попавшей в руки бутылки пива игнорировать это было гораздо легче. Чимин подошёл к балконной двери и приоткрыл её. Тэхён и Намджун что-то оживлённо обсуждали, и Чимин уже собрался было присоединиться, но вибрация телефона в кармане брюк заставила его окаменеть на месте. Не очень-то хотелось сейчас разрыдаться от того, что его отвергли. «Ты пьян, что ли?» Чимин усмехнулся. Никто в мире не знал его лучше. «Это важно? Я совсем не для этого тебе написал.» Телефон снова завибрировал. «Во-первых, я предпочту сделать вид, что ты не выпрашивал у меня прощального траха, как последняя шалава, а во-вторых, перестань пить и иди спать.» Чимин закатил глаза и нажал на кнопку вызова. Абонент ответил тут же. Ещё бы он не ответил. — Знаешь, что? Пошёл ты, Чон Чонгук. И писать я тебе больше не буду. И заботиться тут обо мне не надо, я не маленький, сам разберусь, что мне делать и сколько пить. Извини за беспокойство, придурок. Чимин отключился и поджал губы. Хотелось и плакать, и бить посуду одновременно. И с чего он решил, что написать Чонгуку будет совсем не так болезненно и глупо, как вышло на самом деле? Когда-нибудь он научится вести себя по-взрослому. Телефон в очередной раз завибрировал, и Чимин раздражённо вытащил его из кармана. — Чего тебе? — Где ты? — Я не обязан перед тобой отчитываться. — Хватит выёбываться. Скажи, где ты. Чимин замялся и нервно сглотнул. — У Хосока. На том конце провода послышались гудки, и Чимин опустил дрожащую руку, крепко сжимая мобильный. Сердце готово было выскочить из груди, разбив клетку из ребёр, и нестись навстречу Чонгуку, лишь бы поскорее его увидеть. Чимин ненавидел это чувство. Он каждый раз боролся с ним, сминая в бумажный клочок и поджигая притворным цинизмом. Но всё тщетно, ведь стоило только почувствовать Чонгука рядом, посмотреть в его глаза, и Чимин пропадал. Таял мгновенно, как снежинка на кончике языка. Потому что даже на большом расстоянии он ощущал запах его парфюма, сводящий с ума и кружащий голову. И сколько бы Чимин ни старался убежать, сколько бы людей ни подпустил к себе, чтобы забыться, ничто из этого не имело значения, когда руки Чонгука хватали его за бёдра и яркими синяками будто выводили на теле одно-единственное имя. Имя, которое не сотрёт даже время. Чимин резко вздрогнул, услышав раздавшуюся по всей квартире трель звонка, и почувствовал, как подкашиваются ноги. Он предпочёл бы думать, что это от алкоголя. Хотелось уйти, раствориться, чтобы не попасть в этот чёртов омут снова, но дверь уже открылась, и Чимин проклинал Хосока за его расторопность. Звуки вокруг едва ли достигали его ушей, но сквозь собственное, оглушающе-громкое дыхание, Чимин услышал голос, который тонкой серебряной нитью прошивал его кожу насквозь: — Когда ты перестанешь расставаться со мной?