Без недели тридцать

Она никогда не разговаривала со мной про своё прошлое, про своё детство. Всегда хотелось узнать Хейнос получше. Но эта невидимая стена всё разрушала. Уже много лет спустя. Я до сих пор гадаю. Да, мы не были супругами, да и зачем нам это? Я, Растикор — наёмный убийца, вечно в розыске. И Хейнос — бывший Механик Септарсиса, по легенде, нами придуманной, «Пленница». Мы спокойно жили в нашем поместье, где много столетий жил только я. Однозначно стало теплее и уютней. Девушка преобразила это мрачное поместье, как и всю мою жизнь. Вы знаете это чувство восторга, когда на вашем участке впервые за уйму времени вырастает яблоня? Наш первый урожай — одно ничтожное яблоко, скажете вы. Но для Хейнос — это самое банальное счастье. Слышали бы вы её девичий визг ранним осенним утром, когда ты ещё не до конца проснулся, но она уже бежит к тебе со слезами восторга. Взошло. Выросло. О, а что было перед Рождеством — вот это действительно было нечто. Мы несколько дней ходили по магазинам, спорили — какая ёлка лучше. В итоге сошлись на том, что украсим ёлку, растущую во дворе нашего поместья. — Не срубай! — восклицала Хейнос, вся дрожа от холода, — Мы её тут украсим. Да и стал бы я с ней спорить сейчас? Мне было приятно выполнять её просьбы. Если вкратце о том, как мы праздновали Рождество, то накануне мы сделали скамейку у этой самой ёлки и весь праздник сидели на ней. Хейнос тогда была у меня на коленях, укутанная пледом и прижавшаяся ко мне. Наше первое Рождество. Самыми мучительными моментами в нашей жизни — мои отлучки. Жить надо было, а для этого зарабатывать деньги. Я иногда месяцами не бывал в нашем поместье только из-за серьёзных заказов, требующие особого внимания. В такие моменты я по-настоящему понимал, как эта девушка с серебряными волосами была мне нужна. Нужнее кислорода. Вы представляете, как было больно каждый раз приезжать и видеть, как она увядает? Она не я, она человек. Она не будет жить вечно. Хейнс всегда смотрела на меня с улыбкой и счастьем в глазах. Такие прекрасные глаза, которые с каждым годом становились всё туманнее. Однажды, возвращаясь домой, я увидел её у ёлки, сидящей на той самой скамейке. Хейнос была в чёрном облегающем пальто и сером шарфе. Она сидела с книжкой в руках, но взгляд её был направлен вовсе не в книжку. Она смотрела куда-то вглубь леса, где не было ничего видно, кроме крон деревьев. Я сел рядом с ней, взяв её за руку. Она вяло улыбнулась мне и посмотрела в глаза. — На этот раз последний заказ? — спросила хрипло Хейнос, заглядывая мне в душу, — Последний, да? Как я мог ей сказать, что последнего не будет никогда. Она всегда летала в мечтах и надеждах. Всегда. До последнего вздоха в мечтах. Тот вечер был последним. Мы до полуночи сидели на скамейке, рассказывая друг другу всякие выдумки. Хейнос мечтала. Она хотела ребёнка. Я всегда помалкивал, когда она начинала эту тему. Вы представляете, чтобы получилось от ящера и хрупкого человека? Я нет. Но Хейнос продолжала мечтать о ребёнке. Если бы я знал, что это последний разговор в нашей жизни, то я бы согласился. Несмотря ни на что. Мне было бы всё равно, чтобы у нас получилось. Главное вновь увидеть её улыбку и блеск в тумане её глаз. Хотя бы ненадолго вернуть её. Но я потерял её. Она просто не проснулась. Она бледная, как мел лежала утром на нашей постели в моей старой рубашке. Её лицо было в слезах, будто она мучилась, сопротивляясь судьбе. Я готов был поклясться, что Хейнос не хотела оставлять меня. Она слишком сильно привязалась ко мне, слишком. Врачи сказали, что остановка сердца. Ей было без недели тридцать. На следующий год яблоня заболела и засохла. Как и моя душа.